В молодости Фонвизин принадлежал к числу вольнодумцев, увлеченных идеями французского Просвещения. В записке, предназначенной для будущего Павла I, он выступал за введение в России «фундаментальных законов». Тогда же, в 1782 году, Фонвизин позволил себе печатно полемизировать с Екатериной II (и он, и она, разумеется, скрывали свои имена).
Потом драматурга разбил односторонний паралич, отразившийся и на его речи, а в 1791 году он перенес четыре апоплексических удара.
Болезнь и крушение идеала просвещенной монархии чем дальше, тем больше настраивали его на покаянный лад. В «Рассуждении о суетной жизни человеческой», написанном за год до смерти, он говорит о «бесконечном милосердии Господа», покаравшем его, когда он «упоен был мечтою своих знаний и безумно надеялся на свой разум».
30 ноября 1792 года Фонвизин был на вечере в доме Державина. По воспоминаниям И. И. Дмитриева, «параличом разбитый язык его произносил слова с усилием, но речь его была жива и увлекательна». В конце беседы он рассказал, как в Москве к нему явился молодой стихотворец и попросил выслушать его трагедию. Гость предупредил, что развязка будет необыкновенная – героиня трагедии умрет естественной смертью!
– И в самом деле, – заключил Фонвизин, – героиня его от акта до акта чахла, чахла и наконец издохла!
Наутро, 31 ноября, комедиограф скончался.
По преданию, сообщенному биографом XIX века А. П. Пятковским, незадолго до смерти Фонвизин, сидя в университетской церкви, говорил студентам:
– Дети, возьмите меня в пример: я наказан за вольнодумство; не оскорбляйте Бога ни словами, ни мыслью!
Это предание по-своему преломилось в сознании другого сатирика, Михаила Зощенко: полупарализованный Фонвизин катается в тележке перед университетом и кричит:
– Вот до чего доводит литература! Никогда не будьте писателями! Никогда не занимайтесь литературой!
(Так рассказано в воспоминаниях филолога Ю. В. Томашевского, относящимся к 1920-м годам.)
Фонтенель, скептик в философии и религии, писал во множестве жанров, стихом и прозой. Но самой читаемой его книгой стало «Рассуждение о множественности миров», написанное в форме бесед с некой дамой. Фонтенель и в самом деле был мастером салонных бесед, а его остроты запоминались надолго.
Он дожил до глубокой старости. Как пишет Шамфор в своих «Характерах и анекдотах», некая 90-летняя старуха сказала Фонтенелю, которому тогда было 95:
– Смерть забыла о нас.
– Тс-с! – ответил Фонтенель, приложив палец к губам.
Тот же Шамфор рассказывает: в 97 лет Фонтенель наговорил кучу любезностей юной г-же Гельвеций. Чуть погодя она пожаловалась ему:
– Вот видите, как мало можно верить вашим комплиментам. Вы идете мимо и даже не смотрите в мою сторону.
– Сударыня, – галантно возразил Фонтенель, – глянув в вашу сторону, я уже не прошел бы мимо.
Незадолго до смерти на вопрос: «Как поживаете?» Фонтенель (опять-таки по рассказу Шамфора) отвечал:
– Не поживаю, а становлюсь нежитью.
Он умер в Париже 9 января 1757 года, не дожив 33 дней до своего 100-летия.
Фонтенель был уроженцем Руана. 3 августа 1757 года секретарь Руанской академии Клод Никола Ле Кат прочитал «Похвальное слово» Фонтенелю. Согласно Ле Кату, на вопрос врача о своем самочувствии умирающий философ ответил:
– Я чувствую лишь, что мне трудно существовать.
(Буквально: – Я чувствую лишь трудность существования.)
А за минуту до кончины он произнес: «Вот первая смерть, которую я вижу».
В начале XIX века в печати появилась еще одна фраза, будто бы сказанная Фонтенелем:
– Мне пора на тот свет – я начинаю видеть вещи такими, каковы они есть.
28 марта 1949 года глава Пентагона был снят с должности, а пять дней спустя помещен в вашингтонский военно-морской госпиталь с официальным диагнозом: «нервное и психическое истощение», и неофициальным: «депрессия».
Форрестол уже заводил речь о самоубийстве, однако поместили его почему-то на шестнадцатом этаже. 22 мая его тело нашли на крыше третьего этажа. Покойный оставил листок с оборванным на полуслове стихотворным отрывком из 17 строк, в котором речь шла о смерти героя:
…Нет, лучше умереть – и спать
Без пробуждения, чем оставаться здесь
И жить, когда вся жизнь ушла.
Американские авторы именуют эти строки отрывком из трагедии Софокла «Аякс». Они ошибаются. На листке Форрестола был помещен фрагмент стихотворения «Песнь матросов Саламина», написанного английским поэтом Уинтропом Прэдом в 1821 году по мотивам Софокла.
Однако в нашем отечестве господствует мнение, что Форрестол выбросился не из больничного окна, а из окна служебного кабинета, причем выбросился с громким воплем:
– РУССКИЕ ИДУТ!
Это, конечно, легенда.
Фраза о русских впервые прозвучала за полтора месяца до смерти Форрестола, в радиопередаче вашингтонского журналиста Дрю Пирсона. Пирсон рассказывал, что незадолго до госпитализации военный министр, разбуженный воем сирены, выскочил среди ночи на улицу с криком «Русские атакуют!» Случилось это во Флориде, и откуда узнал об этом Пирсон – загадка. Пирсон был ярым противником Форрестола и, несомненно, сам вложил эту фразу в его уста.
Гораздо позже появилась более полная версия:
– Русские идут! Русские идут! Они повсюду. Я видел русских солдат!
Те, кто это придумал, успели посмотреть знаменитую комедию 1966 года «Русские идут! Русские идут!», снятую по роману Натаньела Бенчли «Пришельцы». Сюжетом фильма была вынужденная высадка советских подводников в глухом американском городишке.
Как раз в конце 1940-х годов в Америке расцвела литература об НЛО и «зеленых человечках». Здесь появилась еще одна версия: Форрестол увидел не мнимых русских, а настоящих инопланетян, и выпрыгнул из окна с криком:
– Они уже здесь!