Генри Дэвид Торо
(1817–1862)
американский писатель, мыслитель, общественный деятель
Торо был глашатаем возврата к природе. В молодости он два года прожил в одиночестве в хижине на берегу Уолденского пруда. Результатом этого опыта стала знаменитая книга «Уолден, или Жизнь в лесу».
С 18 лет Торо был болен туберкулезом. Весной 1862 года он спокойно смотрел на приближение смерти. По воспоминаниям Эдуарда Эмерсона, тетка Торо, убежденная кальвинистка, спросила его: «Генри, ты помирился с Богом?» Торо ответил:
– Тетушка, я и не знал, что мы когда-либо ссорились.
Ранним утром 6 мая София, сестра Генри, читала ему отрывок из газетного очерка: «…Мы скользили мимо устья Нашуа, за Лососевым ручьем, безостановочно, пока был ветер». Услышав это, Торо сказал:
– Хорошо сейчас плыть под парусом…
Потом в его бормотанье удалось различить лишь два слова:
– Лось… Индеец…
Вероятно, он видел образы из своей книги «Леса Мэна», опубликованной посмертно.
В 9 утра Торо скончался в своем родном городе Конкорде, неподалеку от Бостона, на сорок пятом году жизни.
В XX веке появилась легенда, что будто бы один из посетителей Торо убеждал его на пороге смерти задуматься о мире ином. Писатель ответил: «Один мир за один раз», или, менее буквально:
– Не больше одного мира за один раз.
Однако эта сентенция появилась в печати за полвека до смерти Торо.
Анри де Тулуз-Лотрек
(1864–1901)
французский художник
После 15 лет Анри перестал расти и на всю жизнь остался коротышкой с внешностью инвалида. Он занялся живописью и добился в ней блестящих успехов, однако ожидания его аристократа-отца, графа Альфонса, были обмануты.
8 сентября 1901 года художник умер в родовом замке Мальроме на западе Франции в возрасте 36 лет. В день смерти к нему наконец приехал отец (который, как и положено аристократу, был заядлым охотником). Сын встретил его словами: «Я так и знал, папа, что вы не упустите случая крикнуть “ату!”» (согласно книге «Жизнь великих художников-импрессионистов…», 1964).
Еще один эпизод, связанный с отцом художника, известен по рассказу художественного критика Тадеуша Натансона. Присев у постели больного, граф вытянул из своего ботинка резинку (она тогда использовалась вместо шнурка) и стал старательно целить ею, как мухобойкой, в мух, которые садились на простыни умирающего. Анри перевел глаза на своего двоюродного брата Габриэля Тапье и шепнул:
– Старый пердун! (В смягченном переводе: – Старый кретин!).
Эти слова чаще всего и цитируют в качестве последних слов художника.
Однако биографы приводят еще две предсмертные фразы:
– Мама, вы, только вы…
А затем:
– Это чертовски тяжело – умирать.
Иван Сергеевич Тургенев
(1818–1883)
писатель
Летом 1883 года Тургенев долго и мучительно умирал в городке Буживаль под Парижем, в имении Полины Виардо. В конце июня он пишет карандашом прощальное письмо Льву Толстому:
«Друг мой, вернитесь к литературной деятельности! (…) Я же человек конченый… Ни ходить, ни есть, ни спать, да что! Скучно даже повторять все это! Друг мой, великий писатель русской земли – внемлите моей просьбе!»
Кончина Тургенева описана очевидцем, князем Александром Мещерским.
21 августа (2 сентября) умирающий простился со всеми, а потом впал в бессознательное состояние. Наутро, в бреду, он начал говорить с семьей Виардо по-русски, и все спрашивали Мещерского: «Что он сказал, что он сказал?».
Обращаясь к Жоржу Шамро, зятю Полины, Тургенев говорил: «Веришь ли ты мне, веришь?.. Я всегда искренне любил, всегда, всегда, всегда был правдив и честен, ты должен мне верить… Поцелуй меня в знак доверия…» Шамро поцеловал его, и Тургенев продолжал: «Я тебе верю, у тебя такое славное, русское, да, русское лицо…»
– Ближе, ближе ко мне, – говорил он, пытаясь обнять дорогих ему людей, – пусть я всех вас чувствую тут около себя… Настала минута прощаться… прощаться… как русские цари… Царь Алексей… Царь Алексей… Алексей… второй… второй.
На одну минуту он узнал Виардо и сказал: «Вот царица цариц, сколько она добра сделала!» Потом обратился к ее замужней дочери, стоявшей на коленях у изголовья кровати, и стал объяснять ей – все время по-русски, – как воспитывать сына: «Пусть он и непоседливый, непоседливый, непоседливый мальчишка, лишь бы был честным, хорошим, хорошим…».
А потом произнес нечто загадочное:
– Прощайте, мои милые, мои белесоватые.
Об этих словах Мещерский не упомянул в мемуарной заметке, но рассказал о них художнику Верещагину, добавив: «…Мне казалось, что он представляет себя в бреду русским семьянином, прощающимся с чадами и домочадцами…»
Федор Иванович Тютчев
(1803–1873)
поэт, дипломат
Утром 1 января 1873 года Тютчев читал в редакции газеты «Гражданин» стихотворение на смерть Наполеона III. Во время чтения ему стало дурно, речь нарушилась. Немного оправившись, он произнес по-французски: «Mauvais presage» («Дурное предзнаменование»). Домой его привезли полупарализованным.
По рассказу дочери Тютчева Дарьи, поэта пожелал навестить Александр II. Тютчев заметил: «Это приводит меня в большое смущение, так как будет крайне неделикатно, если я не умру на другой же день после царского посещения». Посещение не состоялось.
19 мая Тютчева перевезли из Петербурга в Царское Село, а 15 июля он скончался. О его последних словах известно из писем и воспоминаний Ивана Сергеевича Аксакова.
11 июня с Тютчевым случился новый удар. Когда оцепенение миновало, он еле слышно спросил о последних политических новостях.
Несколько дней спустя священник уже прочел отходную, домашние плакали и прощались. Из Петербурга приехал вызванный по телеграфу духовник, чтобы напутствовать больного к смерти. Поэт встретил его словами:
– Какие подробности о взятии Хивы?
9 июля он напрасно пробовал что-то высказать и промолвил с тоской: «Ах, какая мука, когда не можешь найти слова, чтобы передать мысль». Тогда же, дней за шесть или семь до смерти, он воскликнул:
– Я исчезаю, исчезаю!
