В особняке Браддока наряду с прочими жил его личный слуга, смешных пропорций канак: пигмей по росту, но невероятно широкий в плечах, с короткими и толстыми ногами и длинными, могучими руками. У него была большая голова и смазливое лицо с меланхоличными черными глазами и сверкающими белыми зубами. Как и у большинства жителей Полинезии, всю его кожу цвета бледной бронзы украшали татуировки. Даже щеки и подбородок канака покрывали сложные узоры. Но самой примечательной особенностью его внешности являлась огромная копна вьющихся волос, которые он красил в ярко-желтый цвет способом, известным лишь ему одному. Искрящаяся шевелюра слуги напоминала блеск перуанского солнца, и, наверное, именно поэтому полинезийца прозвали Какаду. Это колоритное создание неизменно носило белый хлопковый костюм, подчеркивавший сходство его владельца с белым австралийским попугаем.

В детстве Какаду привезли в Квинсленд с Соломоновых островов. Он счастливо избежал работы на плантациях, попавшись на глаза профессору. Браддок как раз возвращался домой, чтобы жениться на госпоже Кендал, и мальчик упросил взять его с собой, хотя для цивилизованной Англии он был сущим дикарем. Египтолог согласился и не пожалел об этом, так как Какаду стал ему не просто преданным слугой, а поклонялся, словно богу. Еще мальчишкой, попав в руки работорговцев, полинезиец сносно научился изъясняться по-английски и, усвоив нормы европейского поведения, вел себя достаточно прилично. Правда, если его начинали дразнить деревенские жители или другие слуги профессора, он взрывался в ребячьем гневе, который порой грозил вылиться в нечто опасное. Но доброе слово Браддока всегда успокаивало Какаду, и тогда, каясь, он подползал к ногам своего «божества», будто побитый пес. Жил он почти все время в «музее», заботясь о том, чтобы никто не тронул бесценную коллекцию профессора. За обедом или ужином Какаду обычно ждал, стоя возле стола, вдруг кому-то понадобится помощь. Этим вечером канак, как всегда, играл роль дворецкого, мягко скользя вдоль стола и стараясь всем угодить. Он был отличным слугой, подвижным и послушным, но его татуированное лицо, приземистая фигура и ярко-желтый ореол волос нервически действовали на госпожу Джашер. Да и Люси чувствовала себя неловко, когда этот разрисованный гном вертелся у ее локтя. Иногда ей казалось, будто один из идолов отчима, поселившихся в его «музее», ожил, поднялся на второй этаж и пришел прислуживать в столовую.

– Ну и чучело! – вздохнула Селина, когда Какаду отошел к буфету. – Мне мерещится, что он вот-вот набросится на меня.

– Воображение, моя дорогая, всего лишь нездоровое воображение, – покачал головой хозяин. – С какой стати ему на вас накидываться?

– Он гармонично смотрелся бы на банкете каннибалов, – усмехнулся Арчи.

– Ужасные фантазии, – пробормотала Люси. – Не надо так шутить, а то у меня пропадет аппетит.

– У господина Хоупа причудливый юмор, – произнес Браддок, обращаясь к миссис Джашер. – Но в чем-то он прав. Какаду жил на острове каннибалов и, несомненно, присутствовал при потреблении человеческого мяса. Нет-нет, дорогая леди, нисколько не тревожьтесь! Я не думаю, что он пробовал человечину: его привезли в Квинсленд задолго до того возраста, когда его соплеменников допускают к такого рода трапезе. Какаду у меня – воспитанная зверушка.

– По-моему, он опасен, – парировала гостья, сильно побледнев.

– Даже если он выходит из себя, я способен привести его в состояние равновесия, – заверил профессор. – Почему вы не притронулись к мясу, дорогая?

– И вы спрашиваете об этом, заведя разговор о каннибалах?

– Давайте лучше побеседуем о зерне, – предложил Хоуп, аппетит которого ничто не могло испортить. – О пшенице, например. Я заметил, что в деревне поля разделены полосой пшеницы. Это как-то неправильно. Почему ее выращивают рядом с жилым зданием?

– Это старый фермер Дженкинс, – живо отозвалась Люси. – У него три-четыре акра возле трактира, и он не отдает их на застройку ни за какие деньги. Я тоже заметила, как странно выглядит поле, окруженное коттеджами. Напоминает «Алису в Стране чудес».

– Кто же захочет купить землю здесь? – заметил Хоуп, выпив бокал кларета, который внимательный Какаду тотчас вновь наполнил. – Прямо Зазеркалье какое-то. Я бы не согласился жить в такой глуши.

– Однако вы живете здесь! – энергично и ловко вставила госпожа Джашер и бросила на мисс Кендал плутоватый взгляд.

Арчибальд покосился на невесту и увидел, что она покраснела.

– Вы сами ответили на свой вопрос, мэм, – с улыбкой сказал он. – У меня есть причина, на которую вы намекаете. Я живописец, меня привлекают местные болота, рассветы и закаты, кроме того, я помолвлен. В противном случае я не задержался бы здесь ни на час. Но вот почему изысканная леди вроде вас предпочитает такое захолустье…

– У меня тоже есть определенные причины оставаться в этих краях, – объявила вдова, хитро посмотрев на рассеянного профессора, который чертил вилкой на скатерти воображаемые иероглифы. – Во-первых, мой дом сравнительно дешевый и комфортный. Во-вторых, господин Джашер не оставил мне достаточно денег для того, чтобы я жила в Лондоне. Он был консулом в Китае. А консулам, знаете ли, никогда хорошо не платили. Тем не менее мне хватает дохода. Впрочем, вскоре я надеюсь поправить свое состояние.

– В самом деле? – удивилась Люси и мысленно задалась вопросом, что же имела в виду Селина. – И как же скоро?

– Вероятно, в ближайшем будущем. Мой брат торговал в Пекине и сейчас сильно болен. Почувствовав приближение смерти, он вернулся на родину. Он холост, других наследников у него нет. Когда он умрет, я переберусь в Лондон. Но… – вздохнула вдова, томно глядя на Браддока, – мне будет жаль оставить милый Гартли. Я всегда буду помнить о тех счастливых часах, которые мы провели в этом доме. Ах! Ах! – приложила она платочек к уголку сначала правого, а потом левого глаза.

Мисс Кендал подмигнула жениху, намекая на то, что вдова несет вздор, и Арчи подмигнул ей в ответ, давая понять, что согласен. Однако возникшая пауза отвлекла ученого от еды. Он вопросительно взглянул на падчерицу, словно ожидая, что та объявит об окончании ужина.

– Мне еще нужно этим вечером закончить одну работу, – произнес он извиняющимся тоном.

– Отец… Вы говорили, что хотите устроить себе небольшой отпуск, – укоризненно заметила Люси.

– Непременно, но только когда завершу текущие исследования, – ответил профессор. – Я с ужасом думаю о тех минутах, которые потратил напрасно, просиживая за обеденным столом. Жизнь коротка, а ведь столько загадок древних цивилизаций так и остаются неразгаданными! Вот, к примеру, легенда об усыпальнице царицы Хатшепсут. Если бы я только смог в нее заглянуть! – Тут египтолог тяжело вздохнул и зачерпнул ложечку сливок.

– А что вам мешает? – поинтересовалась госпожа Джашер, судя по всему, опять не поняв, о чем идет речь, но желая любым способом добиться внимания мистера Браддока, все мысли которого были о Египте, точнее, о захоронениях древних египтян.

– Для этого усыпальницу нужно вначале отыскать, – объяснил профессор, с огромным удовольствием возвращаясь к любимой теме. – Хатшепсут была женой фараона Тутмоса – библейского фараона Исхода.

– Того самого, что был утоплен в Красном море? – небрежно спросил Арчи.

– Ну да. Только случилось это много позднее. До того как начать преследовать евреев – если, конечно, верить Ветхому Завету, – этот фараон шагнул в глубину Африки и завоевал Эфиопию. Влюбленный в свою царицу, он взял ее в поход, и она умерла у него на руках задолго до того, как они вернулись в Мемфис. Согласно папирусам, которые я обнаружил в каирском музее, ее похоронили очень пышно где-то в Эфиопии, и я уверен, что в ее могиле полно драгоценностей. Так как этот фараон одержал много побед, он, несомненно, был богат. – И тут Браддок, словно для подкрепления своих слов, изо всей силы ударил ладонью по столу. – Когда обнаружат это захоронение, в нем наверняка окажутся бесчисленные сокровища и бесценные папирусы.

– Вы, конечно, хотите получить эти деньги? – лениво осведомилась гостья, которой все эти разговоры изрядно надоели.

Профессор подскочил от возмущения.

– Деньги?! Деньги меня нисколько не заботят! Я желал бы получить драгоценности и золотые маски, изображения богов и фараонов, чтобы разместить их в Британском музее. Свитки папируса, захороненные вместе с мумией Хатшепсут, очевидно, содержат тайны эфиопской цивилизации, о которой мы и не подозреваем. О, это было бы великое открытие! – Вскочив с места, ученый начал расхаживать по столовой, забыв о том, что не доел ужин. – Я знаю несколько подходящих холмов, которые египтяне могли использовать для могилы Хатасу. Если бы я отправился в Африку, то отыскал бы ее могилу. И тогда это захоронение назвали бы моим именем! Это была бы настоящая удача!

– Так почему бы вам и в самом деле не поехать в Африку и не испытать судьбу? – ехидно спросил Хоуп.

– Глупец! – вспылил профессор. – Такая экспедиция стоит пять тысяч фунтов, если не больше! Мне пришлось бы проникнуть во враждебную страну, чтобы достичь цепи холмов, в одном из которых должна находиться эта драгоценная могила. Мне понадобились бы запасы пищи, эскорт, оружие, верблюды, потребовался бы проводник, способный руководить людьми. Не такая уж легкая задача. И все же, если бы только мне удалось найти деньги, если бы я их достал… – Он снова принялся метаться по столовой, опустив голову так низко, что почти прижимал подбородок к груди.

Госпожа Джашер давно привыкла к капризам этого человека, поэтому в ответ продолжила спокойно обмахиваться веером.

– Жаль, что я не могу помочь вам с этой экспедицией, – спокойно произнесла она. – Я бы тоже не отказалась от доли египетских сокровищ. Увы, я пока нищая и останусь таковой, пока мой брат не умрет. Но тогда… – Она замолчала, словно обдумывая, что сказать дальше.

– Что тогда? – выпрямившись, спросил Браддок.

– Я бы с удовольствием пришла вам на помощь.

– Договорились! – радостно воскликнул профессор, протягивая женщине руку.

– Хорошо, – согласилась вдова, немного нервно пожимая ему руку, ибо не ожидала, что ее слова будут приняты с такой поспешностью и горячностью, и бросая косой взгляд на Люси.

– Садитесь и закончите ужин, – велела девушка своему отчиму. – Рискну предположить, что ваши планы изменятся, когда вам доставят зеленую мумию.

– Какую мумию? – пробормотал профессор, однако подчинился падчерице: сел за стол и продолжил есть.

– Мумию инков, – напомнила ему Люси.

– Ах эту. Мумия инков, которую Сидней привезет с Мальты. Когда я сниму с этой мумии зеленые пелены, я найду…

– Что вы надеетесь там найти? – оживился Арчи.

Браддок бросил на потенциального зятя недобрый взгляд.

– Я разгадаю специфический способ бальзамирования перуанцев, – резко заявил он, и тон, которым он произнес эти слова, вызвал у Хоупа странное ощущение, будто профессор чего-то недоговаривает.

Тем временем миссис Джашер продолжала фривольно болтать.

– Надеюсь, зеленая мумия тоже украшена драгоценностями? – хитро прищурилась она.

– Нет, – отрезал Браддок. – Насколько мне известно, инки никогда не хоронили своих мертвых с драгоценностями.

– А вот Прескотт в своей «Истории» утверждает, что именно так они и делали, – язвительно возразил Арчибальд.

– Прескотт! Тоже мне! – высокомерно огрызнулся Браддок. – Да кто он вообще такой?! Однако обещаю вам, господин Хоуп, что, если на мумии окажутся сокровища, вы получите часть из них.

– Тогда и со мной поделитесь, мистер Арчибальд! – засмеялась вдова.

– Не получится, – развел руками Хоуп. – Зеленая мумия принадлежит профессору.

– Я не собираюсь принимать от вас такой подарок, – запротестовал ученый. – Да, я позаимствовал у вас некоторую сумму, чтобы выкупить мумию, иначе меня опередил бы кто-то другой. Но как только я отыщу могилу царицы Хатшепсут, я сразу возмещу эту ссуду.

– Считайте, что вы ее уже возместили, – улыбнулся молодой человек, посмотрев на свою возлюбленную.

Браддок недовольно проследил за его взглядом.

– Хмм… – пробурчал он. – Не знаю, вправе ли я разрешить Люси выйти замуж за человека без всякого состояния…

– Отец, как вы можете! – воскликнула девушка. – Арчи вовсе не нищий!

– У меня остается достаточно денег, чтобы мы с Люси жили безбедно, – объявил Хоуп, заливаясь краской гнева. – А если бы я не имел ни гроша, то как смог бы дать вам тысячу фунтов?

– Деньги верну. Какие тут еще сомнения? – отмахнулся Браддок так, словно не желал больше обсуждать эту тему. – Хватит… – Он с зевком поднялся из-за стола. – Если это утомительное застолье и в самом деле закончилось, мне пора вернуться к работе. – И, даже не извинившись перед гостями, профессор пулей полетел к дверям, но в последний миг чуть задержался, бросив через плечо: – Между прочим, Люси, сегодня я получил письмо от сэра Рендома. Он возвращается и будет здесь через два-три дня. Фактически его яхта прибудет одновременно с «Ныряльщиком».

– Какое отношение это имеет ко мне? – вскинула брови мисс Кендал.

– Никакого, собственно, – пробормотал Браддок себе под нос. – Я просто так сказал. Не бери в голову. Какаду, пойдем со мной. Спокойной ночи всем! – добавил Браддок, закрывая за собой двери.

– Ладно, – с трудом перевела дух Селина, словно все время, пока говорил профессор, она ни разу не вздохнула. – Все ученые – эгоисты и думают только о себе. Такое ощущение, словно он вылил на нас ушат грязи!

– Не принимайте близко к сердцу, – успокоила ее девушка. – Пойдемте в гостиную, послушаем музыку. Арчи, ты с нами?

– Конечно. Не сидеть же мне в одиночестве? – ответил молодой человек, поднимаясь из-за стола. – Кстати, Люси… – Тут Хоуп немного замешкался: – Что имел в виду твой отчим, когда упомянул мистера Рендома?

– По-моему, профессор уже сожалеет о том, что дал согласие на наш брак, – прошептала девушка. – Ты слышал, с каким энтузиазмом он разглагольствовал о могиле той царицы? Ему нужны деньги для экспедиции.

– И он возьмет их у Рендома? Какая низость! Выходит, этот брак превращается в аукцион? В распродажу?

– Мы не допустим ничего подобного! – властно объявила Люси. – Мы созданы друг для друга и поженимся. Ты вполне достаточно заплатил моему отцу.

– А если Рендом и в самом деле даст ему денег для этой чертовой экспедиции?

– Он сделает это на свой страх и риск. Я не собираюсь выходить замуж за сэра Фрэнка, пусть даже этого потребует отчим. Он не имеет на меня никакого права; хочет он того или нет, я выйду только за тебя.

– Моя любимая! – воскликнул Арчи и поцеловал невесту, после чего они последовали в гостиную за госпожой Джашер. Однако, говоря по совести, на душе у Арчибальда Хоупа скребли кошки.