ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
КЛУБ ОЗЛОБЛЕННЫХ РЕНЕГАТОВ

Апокалипсис завершился столь же неожиданно, как и начался. Мне было сложно определить точную дату и время его окончания, и тому имелся ряд веских причин. Главной из них, конечно, являлось отсутствие механического таймера, с каким не расставался мой прагматичный друг Наум Кауфман. С того дня, как мы в последний раз видели его, умирающего, возле правительственного терминала, за временем я практически не следил. Поэтому неудивительно, если я обсчитался на несколько суток. Да-да, именно су-ток, поскольку на нулевом ярусе, в мире вечного мрака, невозможно было проводить даже такие элементарные подсчёты.

Все произошло обыденно: в один прекрасный момент мрак, с которым мы до этого боролись при помощи имеющихся у нас автономных лайтеров, сменился ярким светом внезапно включившейся системы освещения, не работавшей все три месяца кризиса. Свет был с непривычки столь непереносимым, что я как будто во второй раз пережил чувство, которое наверняка уже переживал при рождении. Или прорепетировал собственную смерть — легенды гласят, что при вознесении на небеса души усопших также видят ослепительный

Свет ознаменовал конец Апокалипсиса, вот только далеко было этому свету до божественного. Жестокий Новый Мир, пришедший три месяца назад на смену Привычному Старому, опять менялся. И судя по тому, что мне было известно о причинах его метаморфозы, — отнюдь не в лучшую сторону.

Как известно, счастливые часов не наблюдают Мы с Каролиной не следили даже за календарем, однако называть нас счастливыми я бы не стал. Какое тут счастье, если мы были вынуждены прятаться по темным норам, будто крысы. Да и разве только эти неудобства усугубляли наши бедствия? Существовало множество других, с которыми также приходилось мириться.

Уйти в подполье — так называлась бы наша тактика в далекую и смутную эру Сепаратизма. Вот и капитану Гроулеру пришлось волею обстоятельств переквалифицироваться в подпольщики. Причем не одному, а в компании с очаровательной дочкой Наума Исааковича, предательски брошенного нами в штаб-квартире маршалов. Почему я так поступил, буду оправдываться чуть позже, а пока пусть все называется своими именами; предательство. Вынужденное решение — бросить одного, чтобы выжить двоим, — однако мою вину оно не умаляет.

Что там говорить, провалилась наша благая миссия с громким треском. Обстоятельства оказались сильнее нас, и помощь моя вылилась в трагедию. Да, свою мечту Наум Исаакович осуществил, только что получилось в итоге? Кризис миновал, однако какую цену пришлось ради этого заплатить? Виртомир выздоравливал, но процесс его выздоровления грозил при новом Законотворце затянуться надолго. И лишь единицы знали, что в действительности кроется за этим выздоровлением.

Мы с Каролиной как раз принадлежали к их числу.

Нелегко быть жертвой обстоятельств, а тем более тех, в какие угодил добровольно. Попасть в заложники чьих-то амбиций, бросить при смерти хорошего человека и стать носителем чужих грязных тайн — такой позорный финал был уготован мне в этом путешествии. Впрочем, финал до сих пор оставался открытым, и попытаться изменить его в лучшую сторону я пока мог. Знать бы еще только, как это сделать…

Видеть Каролину Кауфман в роли подпольщицы я желал меньше всего на свете. Но иного выхода не существовало, так как отправлять Кэрри домой, в поселок, было куда рискованнее. Да и вряд ли она позволила бы себя туда спровадить, оставив меня выяснять судьбу своего отца. А выяснить это требовалось в любом случае, поскольку ни Кэрри, ни я в смерть Наума Исааковича не верили. В конце концов никто из нас не видел его мертвым, а это вселяло надежду. Особенно в безутешную Каролину

Нет желания вспоминать, насколько трудно пришлось мне с ней в первое время после того, как мы остались без дяди Наума. Кэрри обвиняла меня во всех грехах, рвала и метала, даже пыталась сбежать и вернуться в Пирамиду, дабы в одиночку учинить вендетту. Я был вынужден заблокировать ее «форсбоди», пока она не угомонится и не придет в себя. Обездвиженная Каролина вскоре остыла, однако продолжала тихонько плакать и укорять меня в малодушии, из-за которого, вполне вероятно, её отца уже нет в живых. Я не утешал девушку и не пререкался с ней, просто молчал, отвернувшись от её презрительного взгляда. Неудивительно, что она плохо контролировала свой гнев — кто бы обучил её этой древней воинской науке? Так что, решил я, пусть уж лучше Кэрри выпустит пар: поплачет, покричит и успокоится — это пойдет ей исключительно на пользу. Говоря начистоту, так следовало поступить и мне — разгромить парочку автосэйлеров и наораться до хрипоты, после чего непременно бы полегчало и камень на душе перестал бы давить так сильно. Но Каролине Кауфман не положено было видеть отчаяние капитана Гроулера, и потому она его не увидела. Ради нашей общей пользы.

Затем Каролина уснула. Я тихонько взял ее на руки и понес, пока не обнаружил среди множества тёмных складов и ангаров тот, что был пригоден для обитания: сухой, чистый, с большим запасом консервированной пищи и воды; тот, где еще не ступала нога голодного фиаскера — на наше счастье, таковые склады до сих пор попадались. Встроенных в наши шлемы лайтеров вполне хватило, чтобы более или менее комфортно осветить обретенное жилище, в котором отсутствовали окна. Модулям снабжения, что раньше сновали здесь стаями. окна были ни к чему. Да и людям на нулевом ярусе пользы от окон было мало. Главным источником света здесь служили не окна, а мощные стационарные лайтеры, сегодня присутствующие лишь в качестве бесполезного ностальгического напоминания о Привычном Старом Мире.

Большая часть наших вещей была безвозвратно утеряна. Но чудом сохранившаяся походная торба дяди Наума содержала в себе все, что нам недоставало, — либериаловый генератор и термоэлемент. Поскрипев извилинами и вспомнив уроки, полученные от владельца торбы, я сумел-таки соединить эти две детали в работающий агрегат. Как оказалось, ничего сложного; больше времени было потрачено, чтобы отыскать для нашей микропечки пожаробезопасный уголок и посуду для разогрева пищи. Так что когда отдохнувшая и слегка успокоившаяся Каролина проснулась, я уже копошился возле очага, пытаясь из имевшихся под рукой продуктов воплотить в реальность свои кулинарные фантазии. Будучи мрачнее самой местной атмосферы, подавленная Кэрри молча отстранила меня от печки и взялась колдовать над ней самостоятельно, что у опытной кухарки, несомненно, выходило гораздо лучше. Я без пререканий уступил Каролине эти обязанности — ей, как и мне, срочно требовалось подкрепиться, а мое примитивное варево вряд ли пришлось бы девушке по вкусу.

Подполье подпольем, однако если имелась возможность привнести в него хоть капельку цивилизаций, то почему бы не сделать этого? Сразу и жизнь начинала казаться не такой мрачной, и в будущее получалось смотреть гораздо уверенней…

Нас никто не вынуждал жить на нулевом ярусе, но я предпочёл скрыться там, где сегодня ошивалось меньше всего народу. Чересчур приметная была у меня внешность, чтобы разгуливать по верхним ярусам на виду у всех. Я опасался не только нападения. Каждый встреченный нами горожанин, неважно кто, запуганный обыватель или обнаглевший фиаскер, превращался в потенциальную опасность иного рода. При случае он легко мог выдать нас нашим главным врагам, коих мы нажили пусть и немного, зато любой из них стоил как минимум двадцати фиаскеров. Хатори и его банда многое бы отдали, чтобы заполучить мою голову.

Кто бы сомневался в том, что нас будут искать! Люди, провозгласившие себя новой властью и в чей круг ещё недавно входил я, преследовали меня, словно государственного преступника. Тяжело было смириться с этой абсурдной ситуацией, однако ничего не поделаешь, поскольку происходила она не во сне, не в интерактивном шпионском виртошоу, а наяву. Случилось то, что случилось, и от этого уже никуда было не деться. Мы не могли бежать из центра, пока оставалась под вопросом судьба Наума Исааковича. Брать в каждую руку по стволу и возвращаться в Пирамиду для выяснения этого — тоже. Отрадно, что Каролина была разумной девушкой, и едва у нее улеглось нервное возбуждение, она вновь стала мыслить трезво и не по годам рассудительно. Как только Кэрри утихомирилась, успокоился и я. Теперь можно было ослабить над ней контроль и быть уверенным, что она не выкинет какую-нибудь глупость, наподобие налёта на вражескую цитадель, который собиралась устроить поначалу.

В общем, когда мы с Каролиной смирились с участью ренегатов, я без труда убедил её посидеть какое-то время в спокойной обстановке и поразмыслить.

— Сама посуди, — сказал я ей. — Твой отец для этих проклятых заговорщиков почти святой. Без него они, по сути, те же фиаскеры, разве что хорошо вооруженные. Ну какой из арбитра Законотворец? Он — эксперт по спортивным играм и полжизни провел на стадиуме. Поэтому вреда они дяде Науму не причинят, однозначно, а умереть и подавно не дадут. Наоборот, отыщут для него хилера в кратчайший срок, а после пылинки с твоего отца сдувать будут. Иначе все их грандиозные планы пойдут коту под хвост… Ну а если все-таки случилось непоправимое…

— Я отомщу! — сверкнула глазами Каролина. Когда Кэрри произносила это спокойным уверенным голосом, верилось, что она не отступит от своих слов и Санада обязательно пожалеет, что вообще родился на свет.

— Мы отомстим, — поправил я, понимая, что отговаривать дочь дяди Наума все равно бесполезно.

Каролина не возражала. Как я уже не раз говорил, она была разумной девушкой и потому осознавала — при поддержке капитана Гроулера ее месть воплотится в жизнь и быстрее, и надежнее. Но что-то подсказывало мне: рановато пока оплакивать дядю Наума…

Атмосфера полутемной каморки, в которой мы ютились до того, как на нулевом ярусе зажглись лайтеры, весьма способствовала спокойным обстоятельным размышлениям. Ничто не отвлекало меня от обдумывания как наших дальнейших планов, так и вероятных планов наших врагов. В моей логической концепции, которую я постепенно сформировал, не хватало связующих звеньев. Возможно, я упустил их из-за недостаточной гибкости собственного ума, но, вероятнее всего, мне попросту недоставало фактов. Стремление амбициозного по жизни Хатори извлечь выгоду из ситуации и дорваться до власти в принципе было понятно (хотя раньше я не подозревал, что у него в душе кроется такое — разве можно вообразить недовольным жизнью генерального директора крупного высокоприбыльного предприятия?). В этом случае дядя Наум и впрямь явился для него даром свыше.

Загадка состояла в следующем: быстрота, с какой Санада принял подобное решение. Да, у него под рукой весьма кстати отыскалось верное вооруженное подразделение, а также человек, способный добыть ключ от власти. Однако это вовсе не значило, что надо бросать всё и пускаться в поход за короной председателя Макросовета. Я знал арбитра как талантливого организатора, обладающего стратегическим мышлением. Только идиот мог признать принятое за три дня решение о захвате власти взвешенным и продуманным. Хатори был прекрасно осведомлен о последствиях такого поступка. Провести остаток жизни в заснеженной Антарктиде его не тянуло, как любого нормального человека.

Здесь крылось нечто особое, о чем капитан Гроулер мог только догадываться. Новоиспеченный диктатор и его клика — проклятье, когда-то я уважал каждого из этих людей! — явно осознавали, на что замахиваются, и верили, что их мероприятие увенчается успехом. А вот в связи с чем они были столь уверены?

Опять сплошные домыслы: мои бывшие собратья владели достоверной информацией о состоянии дел там, куда они вознамерились вероломно вторгнуться. А то, что сегодня обстановка в высших кругах власти, мягко говоря, нестабильна, за время кризиса успел понять даже самый безмозглый фиаскер.

Вопрос лишь в том, насколько она нестабильна?

Придется снова довольствоваться догадками. Недавно Кауфман упоминал о парадоксе яйца и курицы. Передо мной встала похожая проблема. Что случилось раньше: кризис в правительстве или сбой в работе «Серебряных Врат»? Любой из этих катаклизмов мог быть как причиной, так и следствием другого. Либо Макросовет оказался бессилен перед стихийным бедствием, охватившим виртомир, либо неурядицы внутри правительства как раз и породили это бедствие.

Яйцо или курица? Извечный спор о первичности, в котором все почему-то забывали про петуха, без которого из яйца все равно ничего бы не вылупилось. Возможно, что в петухе каким-то образом и кроется разгадка парадокса. Так и в моем случае: наверняка, зациклившись на фрагменте проблемы, я в упор не замечал остальные ее части, в которых, вероятно, крылся ключ к разгадке.

Столь длительная мыслительная деятельность была нехарактерна для прежнего Гроулера. Опасаясь повторить судьбу привратника Уильяма, почившего в бозе от умственного перенапряжения, я решил отложить мозговой штурм на некоторое время и поспать. «Утро вечера мудренее» — гласила древнерусская поговорка, хотя каким образом отличить на нулевом ярусе первое от второго, народная мудрость умалчивала.

Я редко вижу во сне кошмары. Очевидно, от них меня спасают хорошие нервы и плохая впечатлительность. Однако сегодня мой сон был беспокоен и прерывист — сказывалось обилие пережитых впечатлений, способных расшатать даже самые крепкие нервы.

— … Девять! — рявкнул Ахиллес, стискивая шею дяди Наума железной хваткой. Что ждет нас на счет «десять», если не подчинимся, Блондин уже говорил. Огневая мощь «Всадников Апокалипсиса», противопоставленная нашему жалкому вооружению, вынуждала меня признать поражение, что я и намеревался сделать, как любой здравомыслящий человек в безвыходной ситуации. Я не имел права рисковать жизнями Кауфманов, проверяя, блефует Ахиллес или нет. В конце концов, я сам втравил их в неприятности, когда согласился сотрудничать с Санада, чью двуличность раскусил практически сразу. Бросить оружие и сдаться на милость победителя — вполне закономерный финал после такой опрометчивости, а там уже будь что будет..

Я с большой неохотой опустил «метеор», однако пальца со спускового крючка пока не снимал. Последние мгновения, когда капитан Гроулер еще чувствует в себе силу, наводящую на врага страх. Сила эта испарится бесследно, как только баллиста упадет наземь. А дальше ничего, кроме унижений и позора. И так — до самого момента смерти, срок и характер которой будут зависеть от желания победителя.

«Десять!..»

Именно это хотел крикнуть Ахиллес и даже рот успел раскрыть. Однако не крикнул, поскольку его заложник вдруг захрипел, затрясся всем телом и закатил глаза. Язык Кауфмана вывалился, колени подогнулись, а сам он мешком повис на руке Блондина, отчего тот, пытаясь сохранить равновесие, едва не отдавил ноги прятавшемуся у него за широкой спиной Хатори.

Для меня припадок дяди Наума случился столь же неожиданно, как и для остальных. Еще пару секунд назад Кауфман смотрел на меня вполне осмысленным взглядом и даже подавал какие-то знаки и вот уже бьется в агонии, хрипя, пуская пузыри и обламывая ногти о доспехи Ахиллеса. Я решил, что ублюдок Блондин чересчур сильно нажал на шею заложника своей усиленной «форсбоди» рукой. Хотя, говоря по правде, Ахиллес был далеко не новичок в обращении с интерактивными доспехами и допустить подобную ошибку не мог в принципе.

В чём же тогда дело? Неужели сердце бедного дяди Наума не выдержало каскада потрясений, случившихся с ним за последнее время? Крепись не крепись, но если ты уже тридцать лет как пенсионер, ничего не попишешь…

Впервые в жизни я увидел, как бесстрашный капитан «Всадников» растерялся. На лице Ахиллеса появилась гримаса отвращения, и он брезгливо отпихнул от себя агонизирующего заложника так, словно боялся заразиться от него этой внезапно проявившейся болезнью.

В зале раздалось два крика, слившихся в один, душераздирающий и протяжный. Первый голос принадлежал испуганной Каролине, чей отец бился сейчас на полу в страшных конвульсиях. Кэрри вторил панический вопль арбитра. Хатори отпихнул Ахиллеса и навис над дядей Наумом, угрожая расплющить его своим безразмерным брюхом. Руки Санада ходили ходуном, а лицо стало пунцовым.

Будучи только что в центре общего внимания, мы с Каролиной вдруг переместились для этой банды на второй план. Взгляды всех без исключения врагов сошлись на бесчувственном Науме Исааковиче, продолжавшем заходиться в жутком, выворачивающем наизнанку храпе. Не придумав ничего лучше, арбитр несколько раз хлестнул Кауфмана по щекам. Не помогло, наоборот, конвульсии дяди Наума лишь усилились.

Каролина отшвырнула «самум» и кинулась было на помощь отцу, но я ухватил ее за плечо. Она попыталась вырваться, но тщетно — гиперстрайк моих доспехов был включен на максимум, поэтому освободиться из моей крепкой хватки не сумела бы даже пойманная за хвост акула Кэрри что-то прокричала и, развернувшись, хотела в ярости заехать мне по физиономии. Я без труда перехватил ее руку и вместо того, чтобы продолжать удерживать девушку, грубо швырнул ее по направлению к выходу После чего бросился туда сам, при этом ни на миг не упуская врага из вида. Я и не надеялся выскочить из комнаты незамеченным, уйти с линии огня — вот к чему я стремился.

Правильное или нет я принял решение, определить в ту минуту было нельзя. Мой поступок, вызванный крайними обстоятельствами, являлся в большей степени спонтанным, а сколько уже таких спонтанных решении я вынужден был принять в своей жизни — и не сосчитать. И пусть не всегда они оказывались верными, зачастую именно подобные стихийные меры выводили «Молот Тора» в победители.

Если у Кауфмана дела действительно плохи, мы с Кэрри все равно ему не поможем. Даже в том случае, если нам позволят беспрепятственно выйти отсюда вместе с Наумом Исааковичем: сложно искать в гигантском городе медицинскую помощь, когда и без того немногочисленные хилеры попрятались по темным углам, а то и вовсе сбежали из центра. А вот помочь себе, пока наш враг держал приоткрытой дверь, ведущую на волю, у нас вполне получилось бы. Следовало только помнить, что открытой эта дверь будет лишь считаные секунды…

Старый турнирный волк Гроулер еще не потерял нюх и не разучился чуять выгодные для себя шансы, а тем более шансы на победу. Или на спасение, что в нашем случае было равнозначным.

Я в два скачка нагнал споткнувшуюся возле двери Кapолину, рывком поставил ее на ноги, а затем, не дав ей опомниться, вышвырнул девушку на лестницу. Мне же пришлось на секунду задержаться, чтобы попросить у врага ещё чуть-чуть форы.

Наверное, мне следовало бы стрелять в ближайшего противника, но я дал выход эмоциям и разрядил баллисту в того, кого в данный момент ненавидел больше остальных. Заметив, что мы позорно сбегаем с арены, Ахиллес зарычал и вскинул к плечу ракетницу, намереваясь исполнить давно обещанную угрозу. И непременно исполнил бы, повернись я к нему в этот момент спи-ной. Но я такой оплошности не допустил.

Всё-таки зря мои собратья по арене недооценивали баллисту «метеор». В качестве второго названия ей надо было дать что-нибудь наподобие «бесшумной смерти», но, к сожалению, слабая популярность баллисты среди реалеров вряд ли обещала ей в будущем другое, неофициальное прозвище. И всё же кое-какими задатками для этого баллиста обладала «Метеор» представлял собой то оружие, потенциал которого раскрывался лишь при определённых условиях. Как когда-то раскрылась для человечества ценность долго заряжающегося, но шутя пробивающего любые рыцарские латы «дьявольского оружия» — аркебузы.

Выброшенный моей «аркебузой» стальной шар с бешеной скоростью пронесся по воздуху и по касательной угодил Ахиллесу в закрытое доспехами плечо. Попадание получилось эффектным: капитана «Всадников» отбросило назад, развернуло и впечатало в стену так, словно это им самим выстрелили из пушки. Треск полимера и звон кварца — и груда обломков декоративной облицовки обрушилась на Блондина, засыпая его с ног до головы. Было бы, конечно, куда надежнее выстрелить ублюдку в не защищенную шлемом голову, но мне катастрофически недоставало времени для хорошего прицеливания. Так что пусть пока живет и помнит милосердие своего извечного противника, отныне не только турнирного.

Мой единственный бесшумный и удачный выстрел вызвал в стане врага бурную реакцию, и задержись я в дверном проеме еще на мгновение, меня разнесло бы даже не на куски, а, наверное, на молекулы В то место, где я только что стоял, одних ракет ударило не менее четырех. Не говоря уже об остальной, вредной для здоровья пиротехнике. Ударная волна толкнула меня в спину и опять сбила с ног едва поднявшуюся с пола Каролину, Пламя вулканом вырвалось из дверного проема, превратив лестничную площадку в огненный хаос. От грохота мне заложило уши, а голову наполнил звон. Благо мы с Каролиной находились уже вне зоны поражения, иначе наш ущерб вряд ли бы ограничился лишь легкой контузией.

Как только схлынуло пламя и отгрохотали разлетевшиеся вокруг обломки, на площадку из заметно расширившегося выхода обрушился второй убийственный ракетно-свинцовый шквал. Разгневанного врага, видимо, не удовлетворили результаты первого залпа, и следующей атакой он вознамерился выскоблить из лестничной шахты не только наши останки, но и сам дух нашего пребывания в ней. Педантичность, с которой «Всадники» вели стрельбу, с одной стороны, мне очень льстила, а с другой — пугала. Льстила, поскольку я и не предполагал, что один-единственный Гроулер способен устрашить два десятка хорошо вооруженных реалеров; что ни говори, а для ветерана арены это приятно. Однако одержимость, с которой противники поливали лестницу огнём, говорила, что они вряд ли успокоятся, пока не убедятся, что от меня остался лишь закопченный клыкастый череп, вполне пригодный для опознания по зубам. И вот эта болезненная одержимость врага меня раздражала. При таком усердии мечты «Всадников» стереть нас в пудру могли воплотиться в жизнь уже в ближайшие минуты.

Дабы покинуть вражескую территорию, нам требовалось снова преодолеть полукилометровую лестницу, только теперь в обратном направлении. Не такое уж серьезное препятствие для человека в «форсбоди», только не тогда, когда его враги также облачены в доспехи реал-технофайтеров и готовы стрелять на поражение. Я помог подняться растерянной от грохота Каролине и, грубо перехватив руку девушки, открыл на ее левом наруче панель настроек, после чего снял все ограничения с её заблокированного гиперстрайка. Теперь поскачет вверх, как горная серна, если, конечно, обуздает свои возросшие многократно силы. Придется ее контролировать а то еще ненароком свернет себе шею.

— Надень шлем! — приказал я, подталкивая Кэрри вверх по лестнице. Несмотря на то, что состояние её было близко к истерике, она тем не менее подчинилась беспрекословно. Я почувствовал себя уверенней: начни она пререкаться или того хуже — кинься обратно к отцу, живыми мы бы отсюда точно не выбрались. А так появилась надежда.

Страх, гнев, отчаяние создают проблемы, но наличие самоконтроля позволяет справиться с ними, когда необходимо. Черная Гарпия обладала этим незаменимым для бойца качеством. Да, она рыдала, скрипела зубами, ругалась на чем свет стоит, однако продвигалась вперёд длинными скачками, преодолевая за раз по десять ступеней. Я догадывался, что сейчас она ненавидит меня столь же сильно, как Ахиллеса или Хатори. И все же мысли Кэрри оставались трезвыми: бежать — значит, бежать; назад дороги нет. Прекрасное качество для девушки — здравомыслие. У Каролины оно наследственное, это бесспорно…

— Не жди, я тебя догоню! — крикнул я ей вслед и услышал в ответ очередное ругательство. Но приказ Кэрри снова исполнила как положено. — И не смотри вниз! Что бы там ни случилось, ясно?

Я собирался оставить ее одну совсем ненадолго. Мне было крайне необходимо задержаться, чтобы извлечь из футляров парочку ударно-ослепляющих гранат: весьма эффективное средство для борьбы с противником в закрытых помещениях. На моем лице играла плотоядная улыбка, когда, отключив гранатам предохранители, я одну за другой отшвырнул их с лестницы вниз — аккурат к порогу раскуроченного «Всадниками» выхода из зала терминала. Пальба как раз прекратилась, и вскоре они должны были высыпать на площадку подводить результаты стрельб. Предстояло их разочаровать — в прошедших соревнованиях под девизом «Кто первый прихлопнет Гроулера» приз не достался никому.

Гранаты были брошены мной очень своевременно первые выскочившие в шахту полдюжины «Всадников» только-только осмотрелись и убедились, что боеприпасы потрачены впустую. Пережить по этому поводу разочарование «Всадники» не успели. Два подкатившихся к их ногам металлических шарика разорвались с оглушительным грохотом и яркими вспышками, награждающими свои жертвы временной слепотой. Эффективность гранат увеличивалась, если на голове угодившего в область их поражения человека отсутствовал шлем, фильтры коего спасали глаза и уши от ударно-светового шока. Отчаянные бойцы Ахиллеса не удосужились на пялить шлемы — недосуг было: слишком стремительно разразился конфликт — и потому насладились моим ответным угощением в полной мере.

Как только гранаты запрыгали по ступенькам, я сразу же нахлобучил шлем и, не дожидаясь, когда активизируются световые и звуковые фильтры, крепко зажмурил глаза и прикрыл уши. Все, что я почувствовал, — лишь безобидный сдвоенный хлопок да всполохи света сквозь закрытые веки.

Полсекунды, и все закончилось. Я бросил мимолетный взгляд вниз и немедля припустил за Каролиной, уже упрыгавшей далеко вперед. Увиденное мной на нижней площадке можно было отнести к промежуточной победе: пять или шесть ослепших и оглохших «Всадников» — кто-то в шоке ползал на коленях, кто-то держался за стену, не в силах сделать и шага. Этим нетерпеливым ребятам было уже не до погони — найти бы безопасное местечко, где отлежаться, пока вновь не вернётся способность видеть и слышать окружающий мир.

К сожалению, врагов у нас имелось куда больше, чем средств по их устранению. Знал бы, что придется бросаться гранатами, запасся бы по одной на каждого «Всадника». Теперь оставалось уповать лишь на баллисту, способную плеваться как одиночными снарядами, так и очередями. Однако я не удержался от соблазна сыграть злую шутку и швырнул вниз оторванный от перил декоративный набалдашник — судя по топоту, на дне шахты опять наметилось оживление.

Очень хотелось задержаться и понаблюдать за представлением, но я не рискнул тратить драгоценные секунды на праздные удовольствия. Безобидный набалдашник навел на вторую группу преследователей столько паники, сколько её натворила бы та же граната, имейся она у меня в запасе. Товарищи пострадавших «Всадников» увидели что-то мелкое и круглое, катившееся к ним по ступенькам с характерным металлическим позвякиванием. О том, что это всего лишь шутка, врагам было невдомек — вряд ли они ожидали шуток от разъярённого Гроулера. Предупреждая друг друга, «Всадники» наперебой заорали «граната!» и кинулись обратно, в зал терминала. А пока они дожидались в укрытии взрыва, мы отыграли у них еще какое-то время. Взрыва, естественно, не последовало, и обиженный враг ответил на мой розыгрыш беспорядочной стрельбой. Однако мы к тому времени уже были надежно защищены лестничными пролетами, разве что только случайно могли угодить под рикошет.

— Не стрелять! — рявкнул кто-то из подручных Ахиллеса через громкую связь «форсбоди». Приказ бойца, который заменил капитана «Всадников», был вполне обоснован: под шквальным огнем лестница могла обрушиться, а иного пути с нулевого яруса наверх сегодня не существовало.

Стрельба тут же стихла, и ее сменил топот множества ног — «Всадники», как и мы, врубили гиперстрайки на полную мощность и теперь рвались потягаться со мной в ближнем бою. Я, разумеется, таким желанием не пылал и припустил быстрее. Декоративные набалдашники на перилах попадались на каждом шагу, только вряд ли мне удалась бы повторная шутка с ними. Впрочем, я больше не думал о шутках, поскольку стремился во что бы то ни стало догнать Каролину до того, как она достигнет пятого яруса. В пылу бегства я совершенно забыл напомнить ей о том, что пятый ярус стережёт группа охраны, оставленная Ахиллесом для прикрытия тыла. Дабы избежать столкновения с наверняка переполошенными канонадой охранниками, нам требовалось выйти из шахты как можно дальше отсюда — на восьмом ярусе. Выше выходов наружу попросту не имелось. С восьмого яруса мы бы прорвались на свободу, минуя все посты. Правда, ради этого нам пришлось бы пробежать вверх еще немалое расстояние, но при гигантской длине наших шагов — спасибо функции «лоногджамп» — такой подъем не представлял особых трудностей. Главные и единственные трудности сквернословили и гремели ботинками у меня за спиной. Вот их-то нам и следовало сейчас бояться.

Или я отвык за эти месяцы от своей «железной шкуры», или Каролина так хорошо освоилась в интерактивных доспехах, только догнать ее оказалось непросто. Мы взбирались все выше и выше, постепенно приближаясь к охраняемому ярусу. Кричать Каролине по громкой связи, чтобы девушка поумерила пыл, я не хотел — боялся привлечь внимание охраны, которая и так уже наверняка насторожилась. Однако иного выхода не было. Расстояние между нами сокращалось медленно, а быстроногую Кэрри требовалось предупредить как можно скорее.

Я активировал громкую связь, но отдать приказ не успел. Вместо меня его практически слово в слово озвучил кто-то другой, находившийся наверху.

— Стоять на месте, сучка! — загрохотал в шахте искусственно усиленный и оттого вдвойне зловещий голос. — Стоять, не двигаться! Иначе стреляю!

Обращались не ко мне, поэтому я и не счёл нужным отреагировать. Как выяснилось мгновением позже, Каролина также проигнорировала приказ чужака. Это, бесспорно, правильно — подчиняться лишь приказам непосредственного командира, однако в данный момент непослушание могло сослужить Кэрри плохую службу.

Я понадеялся на здравомыслие девушки, которое не позволит ей атаковать человека с оружием, однако понадеялся зря. Каролина и без того люто осерчала на Ахиллеса, а тут его прихвостень еще пытался ей угрожать! Плохо знали «Всадники» Каролину Наумовну, на чьей совести тоже имелся не один десяток загубленных жизней. И пусть это были лишь жизни ничтожных пернатых, инстинкт убийцы — весьма полезный инстинкт в наших обстоятельствах — у Кэрри был развит отменно. Его требовалось только разбудить получше, что и произошло сейчас…

Находись я рядом с Каролиной, она, конечно, не получила бы от меня приказа к атаке. Но я запоздал с предупреждением, и потому приходилось теперь принимать экстренные меры, дабы оградить девушку и от врагов, и от её же необдуманных поступков.

Боевой клич разгневанной Каролины пробирал до костей даже без поддержки громкой связи. Тот, кто преградил ей путь, выслушал из её уст череду грязных ругательств и что-то рявкнул в ответ, но, к моему облегчению, стрелять по безоружной девушке не стал. Зато раздавшиеся следом удары, которые сопровождались характерным лязгом меркуриевых доспехов, топотом и новой бранью, дали понять, что над моей головой разыгралась отнюдь не шуточная потасовка.

Ярости в Каролине бушевало так много, что девушка без колебаний бросилась сразу на трех противников — ровно столько охранников бежали нам навстречу, заслышав выстрелы. Я пропустил начало этого скоротечного поединка и момент, когда малышка Кэрри разбила в сплошной синяк половину лица «Всаднику» по прозвищу. Риппер, кстати, довольно известному реалеру с солидным турнирным стажем. Великолепный вышел удар для девушки, не имеющей навыка рукопашной схватки в интерактивных доспехах. Умей Каролина грамотно использовать гиперстрайк, она просто повторила бы мой мрачно известный подвиг, завершившийся летальным исходом для предыдущего капитана «Всадников Апокалипсиса». Но разбить лицо опытному бойцу — дебют, достойный будущей спортивной звезды… которой Кэрри, впрочем, уже никогда не стать, даже при моей протекции. Кто такой капитан Гроулер с этой минуты? Штрафник, лишенный права на участие в турнирах до конца жизни… Между мной и арбитром шла теперь яростная война, и была она не чета тем словесным войнам, какие мы устраивали с ним раньше по поводу того или иного несправедливого, на мой взгляд, судейского решения.

Подумать только, какая насыщенная жизнь настала у меня с исчезновением виртомира! Врагу не пожелаешь такой жизни…

Впрочем, врагам, которым мне сегодня пришлось бросить вызов, я пожелал бы и не таких прелестей. Риппер, Бешеный Слон и Хомяк-Людоед (по правде, из всей троицы это его следовало бы окрестить Слоном, ибо габаритами он превышал любого из своих напарников) угрожающе нависли над моей Черной Гарпией, сбитой с ног и придавленной к полу тяжелыми ботинками охранников. Дабы отключить у строптивицы гиперстрайк, Хомаяк-Людоед безуспешно пытался изловить руку Каролины, а девушка, в свою очередь, старалась заехать ему этой рукой по ухмыляющейся физиономии. Тоже безрезультатно, хотя не попасть кулаком по такому широченному лицу было сложно. От их возни лестница ходила ходуном и вот-вот грозила обвалиться на головы тем врагам, что бежали за нами десятком пролетов ниже.

— Стой, где стоишь, Гроулер! — протрубил по громкой связи Бешеный Слон, направляя на меня инжектор файермэйкера. — Или хочешь, чтобы я зажарил из тебя сочный бифштекс? Бросай свою трубу! Бросай, кому говорят!..

Как эффектно сказано! Ну прямо турнирная арена с ее традиционным обменом любезностями! И вроде бы серьёзные ребята, однако ведут себя так, словно не свергают государственную власть, а вышли растрясти кости на полигон стадиума!

Я и рад был бы ответить чем-либо подобающим, но, во-первых, ужасно спешил, а во-вторых, отлично усвоил, что давно играю не на арене. Вне ее царили совершенно иные правила. И одно из них гласило: меньше слов — больше дела…

Баллисту, которую бесцеремонный Слон окрестил трубой, я не бросил. Я не сделал это по приказу его капитана, так что не понимал, с какого перепуга должен бросать «метеор» сейчас. Пусть считают хоть до сотни. Если, конечно, успеют хотя бы до одного…

Стрельба на опережение, удачно опробованная мной на Ахиллесе, сработала и здесь. Следовало бы шарахнуть по этой кучке безмозглых идиотов очередью, но я вовремя спохватился: отскочившие от их «форсбоди» стальные снаряды могли рикошетом угодить в барахтающуюся на ступенях Каролину. Один прицельный выстрел тоже был опасен рикошетом, но уже не в такой степени.

В отличие от своего капитана, Бешеный Слон оказался на удивление проворным представителем реалерской фауны (впрочем, нерасторопность Ахиллеса была лишь досадной случайностью; кто-кто, а я-то знал какой он в действительности нерасторопный). Чтобы угадать мой ход, Слону потребовалась доля секунды. Столько же потребовалось и мне, дабы осознать: курок его файермэйкера спущен и в следующее мгновение вместо меня на лестнице окажется жареный бифштекс, как справедливо подметил господин Бешеный.

Не имело значения, кто из нас нажал на спусковой крючок первым. Все решилось не этим, а скоростью полета наших снарядов, в которой мой «метеор» на порядок превосходил оружие Слона. Контейнер с самовоспламеняющимся термогелем еще не вырвался из инжектора файермэйкера, а разящий шар баллисты уже подлетал к своей цели…

Бешеный Слон вышел из игры тем же неблагородным манером, что и его капитан, разве что пострадал больше — снаряд угодил ему в нагрудник и, лишив сознания, крепко припечатал к лестнице. Выскочивший из рук Слона файермэйкер улетел через перила в шахту.

Меня спасла турнирная привычка — стрелять по цели только в движении: жизненно необходимый прием, особенно на открытых аренах. Неподвижная мишень — легкая мишень. Бешеный Слон также владел техникой стрельбы в движении, однако произвести маневр уклонения ему помешали стоявшие по бокам товарищи. Я же в момент выстрела совершил резкий уход с линии огня файермэйкера, при этом едва не перевалившись через перила. Но риск был оправдан — лучше уж так, чем безуспешно тушить на себе липкий горящий термогель.

Разрывной контейнер с зажигательной смесью со зловещим шипением пролетел над моим плечом и раз-бился о стену метрах в двадцати позади. Хлопок, треск — и через миг путь к отступлению нам преградила стена ревущего пламени. Коварство термогеля заключалось в том, что он мог полыхать долго и жарко даже на несгораемой поверхности. Вырвавшаяся из контейнера липкая субстанция залила стену и лестницу, и потухнуть ей предстояло не скоро.

Крупнокалиберный пулемет в руках Риппера загрохотал и заходил ходуном, окатив меня потоком свинца. Пули ударили по меркуриевой броне, с каждым попаданием отбрасывая меня на шаг по направлению к плотной огненной завесе. Ощущение было отвратительное: словно я угодил на наковальню, а дюжина кузнецов без устали колотит молотами по моим доспехам. Попадая в броню, пули не причиняли мне вреда, однако если бы хотя бы одна из них угодила в шлем — нокаут и сотрясение мозга в лучшем случае. А Риппер явно стремился к этому, рассчитывая на то, что из сотни выпущенных им пуль какая-нибудь обязательно поцелует меня в лоб.

Скрипя зубами от боли под градом сокрушительных ударов — что ни говори, а синяки на теле наверняка выступят (и хорошо, если на живом теле!), — я изо всех сил старался взять Риппера на прицел, что мне никак не удавалось. Злило то, что, оставаясь подвижным, я был при этом абсолютно беспомощен: ни ответить ублюдку точным выстрелом, ни просто подскочить и разбить ему для симметрии вторую половину лица. А упоенный стрельбой Риппер лишь хохотал во всю глотку, что слышалось даже сквозь пулемётный гвалт.

На выручку мне пришла Черная Гарпия. Правда, помощь её вышла непреднамеренной, но подоспела весьма кстати. Продолжая борьбу с Хомяком-Людоедом, Каролина чересчур энергично брыкнула ногой, однако угодила не по нему, а по бедру упоенно расстреливающего меня Риппера. Того качнуло, и ствол его пулемета ушёл вверх, начав крошить пулями лестничный пролет над нашими головами. Выпавшая на мою долю секундная передышка была использована мной с пользой. Получив отсрочку, я наконец-то упер приклад «метеора» в ноющее от ударов плечо и, взяв на мушку заплывшее свежим синяком лицо врага, выстрелил…

Второго своего собрата по оружию, теперь уже бывшего, я прикончил хладнокровно и без зазрений совести. Между спортивной игрой и игрой на выживание пролегла огромная пропасть. В данный момент я стоял на том ее краю, где царили более жестокие порядки, далекие от законов спортивной этики. Отсюда и совершенно иная мораль… то есть полное ее отсутствие. Зверюга Гроулер, всемирно известный реалер-убийца, вернулся, и он отнюдь не собирался подставлять вторую щеку этому дерьмовому беспринципному миру.

Риппер зря не надел шлем — возможно, это все-таки спасло бы ему жизнь. Впрочем, пожалеть о собственной халатности пулеметчик все равно не успел, ибо погиб быстро и без мучений. Снаряд «метеора» начисто снес ему голову, разбросав остатки мозга и обломки черепа по лестнице и лежащему на ней без сознания Бешеному Слону. Обезглавленное тело Риппера покачнулось, после чего пластом повалилось назад, так и не выпустив из рук дымящийся пулемет…

Прижавший неукротимую Кэрри к полу, Хомяк-Людоед мигом оценил свое проигрышное положение — его кальтенвальтер находился в кобуре, а моя баллиста уже целила ему в лицо. О том, что капитан Гроулер — хороший стрелок даже из экзотического «метеора», Хомяку наглядно демонстрировал безголовый труп товарища, распластавшийся неподалеку от него. Я не собирался щадить Хомяка и не пощадил бы, только этот подонок поднял руки раньше, чем я спустил курок.

Я пока не созрел для того, чтобы стрелять в капитулирующего врага. Видимо, во мне взыграли остатки прежнего капитанского благородства, которые, впрочем, уже довольно скоро обещали бесследно выветриться.

— Прыгай в шахту! — прорычал я Хомяку. — Живо! Считаю до двух! Раз!..

Опытному реалеру было проще простого перепрыгнуть в «форсбоди» на какой-нибудь из нижних пролётов. Даже такому гиганту, как Хомяк-Людоед. Даже не думая оспаривать приказ чужого капитана, он оставил в покое Каролину и метнулся к перилам…

Однако Черная Гарпия опротестовала мое благородное решение. Хомяк-Людоед даже не успел как следует порадоваться тому, что остался жив. Судьба отсрочила смерть Хомяка ненадолго — просто у Судьбы были по отношению к нему иные планы. Подскочившая со ступеней Каролина молнией метнулась вслед Людоеду и со всей мощи своего «форсбоди» заехала тому между лопаток. Хомяк как раз сигал через перила, когда его настигла карающая рука обиженной Кэрри.

Усиленный бронированной накладкой и гиперстрайком, кулак хрупкой девушки разил ненамного слабее снаряда баллисты, к тому же Каролина вложила в удар всю накопившуюся злость. Вместо того чтобы перепрыгнуть на нижний пролет, Хомяк потерял равновесие и устремился прямиком в шахту. Доспехи ему теперь не помогали, наоборот — тянули вниз, лишь ускоряя падение с полукилометровой высоты…

Грохот удара массивного тела о бетон мы не расслышали, поскольку не успело оно достигнуть дна, а по нас уже вовсю палили преследователи, подобравшиеся к огненной преграде. Выхватив из рук мертвого Риппера пулемёт и всучив его возбужденной Каролине — непрактично было бросать трофейное оружие на поле боя, а свою винтовку Черная Гарпия потеряла у терминала, — я подтолкнул ее к ближайшему выходу, ведущему в парадный холл штаб-квартиры — туда, откуда мы и проникли в шахту несколько часов назад. Сам же, отступая, выпустил наугад, сквозь завесу пламени, несколько снарядов. Скорее всего, ни в кого не попал, чему, в общем-то, не огорчился. Наша маленькая команда, наполовину состоящая из дилетантов, и так заявила о себе весьма убедительно. Да и достаточно было уже на сегодня крови.

Пробиваться сквозь бушующее пламя «Всадники» побоялись, и всё-таки уповать на то, что огненная преграда их остановит, я не стал. Задержит, конечно, на минуту-другую, вынудив прыгать сюда с нижних пролетов, в обход опасной зоны — да, но не остановит. Поэтому нам следовало не мешкать и срочно выбираться наружу, в спасительные лабиринты улиц. Бежать на восьмой ярус пропал всякий смысл — тыловое охранение Ахиллеса было уничтожено, и путь в город оказался свободен.

Я не погнал Каролину туда напрямик, через открытую площадь, а едва мы выбежали из Пирамиды, указал девушке на ограждение зоны инскона, за которым далеко внизу — на уровне второго или третьего яруса — пролегала магистраль. Но меня интересовала не она а сама запретная зона — быстрый и беспрепятственный путь для возврата на нулевой ярус, только теперь уже вне стен Пирамиды. По ее ровным покатым бокам мы должны были достигнуть безопасного «темного царства» за пару минут.

Каролина что-то дерзко буркнула — видимо, выказала оценку моей самоубийственной авантюре, — но подчинилась: забросила пулемет в кобуру и без лишних колебаний перемахнула через ограждение следом за мной. После всего случившегося я уже не относился к Черной Гарпии снисходительно: она только что прошла испытание, куда более суровое, чем обычные тесты для неофитов арены. Кэрри приняла участие в реальном бою, познала, что такое боевая ярость и даже больше — видела смерть и сама почувствовала вкус убийства. Я догадывался, что, когда возбуждение спадет, Каролину наверняка будет мутить от этого блюда, но пока она держалась молодцом.

Как только мы с ней ступили на наклонную плоскость, уходящую в мрачную бездну, так сразу же на наших доспехах заработали контроллеры вестибуляции, предохраняя меня и Кэрри от головокружения. Фиксаторы ботинок крепко впивались в бетон, а стабилизаторы суставов мешали коленям подкоситься. Двигаясь по стене семенящими шагами, мы припустили вниз — туда, где стоял мрак и куда практически не достигали солнечные лучи. Тень от трубопровода обещала спрятать нас от взоров преследователей, а сама магистраль — превратиться в надежный щит на случай, если «Всадники» начнут стрелять нам в спины. А ежели надумают кинуться в погоню, решил я, укроюсь за колонной и методично расстреляю их на голом склоне, как мишени в тире. Вот только успеть бы затеряться в темноте, иначе все выйдет с точностью до наоборот и враг с удовольствием развлечется охотой за двумя зайцами. При этом, вопреки древней примете, шутя поймает обоих, ибо ловцов здесь имелось куда больше, чем зайцев.

Уверен, мы с Каролиной были первыми, кто покидал Пирамиду столь экстравагантным манером. Может быть, поэтому погоня за нами так и не состоялась — видимо, враги поздно сообразили, каким путем ретировались от них беглецы. Отыскивать же нехоженые тропы там, где их вроде бы и быть не должно, меня научил дядя Наум, устроивший для нас с Кэрри потрясающую автомобильную прогулку по лучшему и единственному в миро автомобильному шоссе.

Бежать под гору было куда менее утомительно, чем скакать по лестничным пролетам, но удобства в таком передвижении оказалось мало. Инерция постоянно влекла нас вниз, заставив перейти с семенящего шага на размашистые скачки. Не противясь ей, мы бы достигли нулевого яруса за полторы минуты. И все-таки поддаваться этому соблазну было нельзя. Стремительный спуск с Пирамиды был подобен для нас последнему полету Икара — велико искушение близкой свободы, но достигнуть ее, не свернув себе шею, было нереально.

Едва трубопровод инскона заслонил нам небо, как чёрная пасть мрака сомкнулась за нашими спинами. Но в отличие от стаи гиен, которая гналась за нами, этого зверя мы боялись гораздо меньше.

Время, прожитое нами до того момента, как мир снова вернулся к своему привычному состоянию, мы провели с пользой. Естественно, что другого занятия, кроме разработки операции по вызволению из плена дяди Наума, у нас с Каролиной не было. А задачей номер один являлось выяснить, жив ли он вообще. И если все-таки случилось самое страшное, план наших дальнейших действий следовало переименовывать из «найти и спасти» в «пойти и уничтожить». Несмотря на кажущуюся простоту последнего варианта, вряд ли он был проще спасательной миссии. Действовать в духе камикадзе, идя в лобовую атаку, я отказывался. Мстить следовало не с отчаянием, а с умом, ибо для меня не имела смысла месть, после которой ты не плевал на могилу врага, а покоился с ним по соседству. Или того печальнее — он глумился над твоими останками.

Нет, Гроулера в полной мере устраивал только первый вариант. Каролину — тоже, и это автоматически избавляло нас от множества противоречий внутри нашей маленькой команды. Не от всех, конечно, но от главных, вроде поиска верных путей для достижения цели, точно. Я доходчиво объяснил девушке, какие преимущества дает мстителям предварительная слежка за объектом мщения, и Кэрри такая тактика устроила. Сегодня Каролина вообще редко со мной спорила. Больше молчала, а если я предлагал ей что-либо, просто кивала, соглашаясь. Иногда мне казалось, что она не слушает меня, но когда девушка начинала задавать вопросы, тут же убеждался: она не пропускает ни единого моего слова.

К процессу слежки мы подошли основательно Перво-наперво раздобыли обычную гражданскую одежду, дабы не мозолить глаза горожанам своими черными реалерскими комбинезонами. Конфронтаций с фиаскерами избегали, хотя компактные стифферы всегда таскали с собой под одеждой. Обустроили себе позицию для скрытного и комфортного наблюдения за Пирамидой — терраса с полузасохшим садом, расположенная на шестом ярусе близлежащей высотки; с неё штаб-квартира маршалов — особенно ее парадный вход — просматривалась как на ладони.

Мы не поленились разведать наиболее безопасный путь до нашего наблюдательного пункта. Маршрут получился почти в два раза длиннее оптимального, зато дорога эта принадлежала лишь нам двоим. Шла она через служебные коридоры для модулей и лестницы лифтовых шахт; кое-где приходилось вместо заблокированных дверей пользоваться выбитыми окнами, а в одном месте даже балансировать над шахтой по перекинутой через нее железной балке. Проделывать весь этот путь без «форсбоди» было тяжело, но в качестве физической подготовки — полезно. А для Каролины, твердо решившей встать на тропу войны вместе со мной, физические тренировки были и вовсе жизненно необходимы. Тяжело в мучениях, легко в раю… или что-то похожее сказал один древний полководец. Впрочем, Кэрри на трудности не жаловалась и постоянно отказывалась от помощи, когда я протягивал ей руку во время очередного трудного восхождения. Гордость и злость, помноженные на целеустремленность, в любом случае дают результат, а вот с каким знаком — плюс или минус — это уже зависит от самого бойца.

Оставшаяся у меня в отсеке «форсбоди» походная котомка Наума Исааковича, помимо либериалового генератора и термоэлемента, хранила в себе также бинокль, одна зрительная трубка которого, правда, оказалась повреждена пулей Риппера. Но линзы на второй трубке уцелели, так что смотреть в антикварный прибор одним глазом можно было не хуже, чем двумя. Ветви некогда роскошного сада, погибшего без защитного силового купола на этой высоте от холодных ветров, скрывали нас с Каролиной от глаз постоянно маячивших у Пирамиды «Всадников». Черт их знает, насколько дотошно они наблюдали за окрестностями — вероятно, вовсе не наблюдали, — однако рисоваться перед врагами, разгуливая по саду в открытую, мы не стали. Наше укрытие и так было далеко от идеального. Любой внимательный снайпер легко разглядел бы нас в прицел винтовки с верхнего яруса Пирамиды — снайперская оптика вряд ли слабее бинокля. Разве только уверенные в собственном могуществе «Всадники» сочтут выставление снайперского поста чрезмерной предосторожностью. Лишь параноик станет разглядывать в лупу каждый квадратный метр окрестностей, сидя в неприступной цитадели, имея на руках богатый арсенал и не имея в округе достойных противников.

Те, кто засел в Пирамиде, страдали не паранойей, а манией величия. Параноиком следовало считать меня. Да не простым параноиком, а законченным. Мне уже не просто мерещились повсюду глобальные заговоры — я абсолютно точно знал, что один такой произошел прямо у меня на глазах.

Тем временем заговорщики чувствовали себя с каждым днем все вольготнее и вольготнее. Пока мы с Кэрри прятались на нулевом ярусе и приходили в себя, в лагере Хатори Санада произошли существенные перемены. Я заметил это сразу же, как только впервые глянул в свой полубинокль. Банда разрослась и окрепла, что, впрочем, было вполне естественно для любой банды с далеко идущими намерениями. Вызывало любопытство и недоумение, за счет кого она расширила свой штат фиаскеры! Не поверив своим глазам, я присмотрелся получше: и верно — у Пирамиды ошивались те самые псы-падальщики, с которыми капитан «Всадников» давно вёл непримиримую войну.

Как оказалось, не такую уж и непримиримую… Фиаскеры не походили на пленных, потому что их излюбленное оружие — палки и обрезки труб — находилось при них. Хотя равноправия в этом коллективе я тоже не обнаружил. Отношения реалеров к бывшим врагам скорее напоминали покровительственные. Вероятно, членство в самой крутой западносибирской банде принималось фиаскерами за оказанную им великую честь, и удостоившиеся ее обязаны были забыть о равноправии. Вполне нормальная политика сильного по отношению к слабому: негоже вошедшим в состав Римской империи варварам претендовать на ложу в Сенате. Видимо, фиаскеры резонно посчитали, что уж лучше быть последним среди львов, чем первым среди шакалов (правда, неясно до конца, кто придумал этот девиз — лев или шакал; судя по всему, второй, поскольку настоящий лев вряд ли утешился бы таким раскладом).

Лично я бы на месте Ахиллеса трижды подумал, прежде чем заключать этот зыбкий союз. Однако вскоре причина его заключения стала очевидной: Санада требовалась рабочая сила. Много силы, так как задуманное им мероприятие являлось по-своему грандиозным. Шутка ли — переправить в Пирамиду со стадиума реалерский арсенал! Тащить по городу несколько десятков километров контейнеры, битком набитые оружием и амуницией, — занятие чрезвычайно рискованное. Этот лакомый кусок приманит к себе весь сброд и поневоле объединит фиаскерские группировки центра. Полусотне реалеров, даже вооруженных до зубов, не выстоять против такого крупного бандформирования. Как дальновидный стратег, Хатори предвосхитил события, ради чего и разработал этот пакт о перемирии и сотрудничестве, дающий арбитру не только крепкую поддержку, но и рабочую силу, а также относительно безопасный коридор от стадиума до своей новой цитадели.

Под знаменами заговорщиков маршировали примерно полторы сотни новобранцев. По моим приблизительным подсчетам, именно столько фиаскеров Ахиллес мог держать у себя в подчинении, не опасаясь с их стороны бунта. Больше — опасно, меньше — невыгодно. Караван с оружием, состоящий из вьючных фиаскеров и стерегущих их «Всадников», пришел под стены цитадели вскоре после начала нашей наблюдательной операции. Восстановив в памяти количество оружия в арсенале и мысленно разложив его по контейнерам, я сделал вывод, что вижу в бинокль если не все реалерское богатство, то по крайней мере его львиную долю. Бойцы, которых Ахиллес оставил на стадиуме перед нашим походом к терминалу, также присутствовали здесь.

Некоторые из караванщиков, коих я сначала по невнимательности принял за бывших собратьев, в действительности ими не являлись. Меня смутили «форсбоди», надетые на этих людях, которые на самом деле были похожи на реал-технофайтеров не больше, чем я — на доброго сказочного эльфа. Вычислить самозванцев удалось легко: во-первых, я помнил всех реалеров в лицо, а во-вторых, если бы и не помнил, отличил бы чужаков даже со спины. Истинный реалер чувствовал себя в «форсбоди», как рыба в воде. Прочие, далекие от реал-технофайтинга люди, кому иногда доводилось примерять нашу униформу, попросту побаивались интерактивных доспехов. Поэтому и двигались они в «форсбоди», словно виртоличности первых поколений, — крайне скованно и неестественно. Взять хотя бы, к примеру, Каролину, так до конца и не привыкшую к моему капитанскому подарку.

Можно было догадаться, за какие заслуги пять или шесть фиаскеров получили в пользование «форсбоди». Это походило на уступку арбитра союзникам, которые наверняка потребовали от него настоящее оружие. А он одаривать их оружием, разумеется, не собирался, хотя обещание такое в дипломатических целях, безусловно, дал. Сдерживать же это обещание — упаси бог, уж лучше раздать гранаты обезьянам. Я подозревал, что и гиперстрайк на пожертвованных фиаскерам доспехах был активирован от силы на четверть, а крышки на пультах ручной настройки и вовсе заблокированы намертво. По всей видимости, в меркуриевых обновках щеголяли исключительно вожаки банд, потому что к контейнерам с оружием они не прикасались, хотя в «форсбоди» могли бы таскать их и в одиночку. Щедро вознаградив лидеров союзников, Хатори покупал их лояльность, после чего Ахиллесу уже не требовалось неусыпно контролировать всех подручных фиаскеров — достаточно было держать в кулаке одних вожаков.

Я утешил Каролину тем, что ее отец наверняка жив, иначе зачем Санада потребовалась бы вся эта канитель с переездом и перемирием? Какой резон обживать Пирамиду, когда все твои планы пошли прахом? Для Хатори, лишившегося главного помощника, было бы куда разумнее отказаться от противозаконных планов, нежели рисковать, самостоятельно вмешиваясь в то, в чем он ни черта не смыслит. Связался с Антикризисным Коми-том, признал своё поражение и сдал должность, после чего снова чист перед законом как младенец.

А свидетели? Да кто им — то есть нам — в конце концов поверит? Быстрее поверят доверенному лицу Макросовета, тем паче что участие в этом спектакле Наума Кауфмана так и останется для комитетчиков тайной.

Каролину моя теория успокоила слабо; если честно, я и сам не до конца в неё верил, поскольку опровергнуть её можно было добрым десятком контраргументов. Кэрри угрюмо смотрела на копошившихся у контейнеров врагов и, наверное, сожалела, что выбрала тогда, в арсенале, «самум», а не снайперскую винтовку. Тоже был бы выход: щелкать их втихаря по дюжине в сутки; глядишь, через полмесяца можно и победу праздновать.

Но шутки шутками, а проблема освобождения из плена моего соседа и доброго друга превращалась из трудной в невыполнимую. Эх, собрать бы свою команду да в красках обрисовать им ситуацию… Конечно, кое-кто из членов «Молота Тора» наверняка отказался бы от участия в таком сомнительном приключении, но большинство — я верил — непременно бы согласилось. Только где теперь искать это согласное большинство?.. Гроулер да Черная Гарпия — вот и весь «Молот Тора» на сегодня… Тоже мне — молот! Так, безобидный молоточек из тех, что хранил Кауфман в инструментальном отсеке «Неуловимого». Куда этому молоточку против разросшейся адской кавалерии «Всадников Апокалипсиса»!

— Ну что, есть какие-нибудь мысли? — вернув мне бинокль, с надеждой осведомилась Кэрри.

— Пока нет, — честно признался я. — Но не будем торопить события. Главное — следить в оба, и тогда рано или поздно мы нащупаем брешь в их защите. А таковая непременно отыщется, можешь быть уверена. К тому же нам известен план нижнего яруса Пирамиды, а это уже кое-что.

— Все ясно, — вздохнула девушка. — Короче говоря, шансов нет.

— Шанс есть всегда, — возразил я. — Только сам он к нам в руки не придет. Придется его выманивать.

— А если отбить у них парочку контейнеров, а потом обменять папу на оружие? — предложила Каролина, видимо, первое, что пришло ей на ум. Необдуманная мысль. Я на ней даже не заострялся. При иных обстоятельствах идея звучала бы здраво, но только не в случае с дядей Наумом. Впрочем, Кэрри сама это быстро поняла.

— Сомневаюсь, что они пойдут на такую сделку, — сказал я. — Что для них два ящика железа по сравнению с тем оружием, что хранится в голове у твоего отца?

— Да, ты, разумеется, прав…

Контейнеры с оружием пролежали на площади перед Пирамидой недолго. Едва к каравану подтянулся арьергард, как фиаскеры оперативно затащили все контейнеры внутрь здания. А нам только и оставалось, что лежать в кустах да беспомощно наблюдать за тем, как враг наращивает мускулы. Ввязываться с ним в драку становилось все опаснее и опаснее.

Через несколько дней наблюдение превратилось для нас в рутину. Заметную пользу пока что приносило лишь каждодневное преодоление «полосы препятствий», и то исключительно для тела. Морального удовлетворения эта выматывающая гимнастика не давала. Мы тренировались для борьбы с врагом, в то время как он нарастил свою мощь до размеров маленькой и хорошо вооруженной армии. По большому счету, нам требовалась более углубленная подготовка, чем обычные физические нагрузки и слежка. Капитану Гроулеру ещё не доводилось выходить на арену при таком численном перевесе противника. Но попробовать стоило, с условием, что я сделаю ставку не на мускулы, а на то, что мне пытался привить дядя Наум. Имеется в виду, конечно же, нетривиальное мышление, а не любовь к техническому творчеству.

Пока что нетривиальные мысли спали во мне креп-кис сном, и чем их пробудить, я понятия не имел.

Дабы ускорить сей процесс, я потратил день на обход Пирамиды по периметру, переходя с яруса на ярус и стараясь держаться от нее на безопасном расстоянии. Белокаменная островерхая цитадель смахивала на коренной зуб, причем идеально здоровый, без малейшего намёка на кариес в виде каких-нибудь поврежденных и пригодных для проникновения внутрь участков стен. Пирамида маршалов определенно собиралась посоревноваться в долголетии со своими египетскими прототипами. Правда, с теми «разорителями гробниц», каких дал себе на службу Хатори, долгие лета этого здания ставились под большой вопрос. В поисках глюкомази фиаскеры без зазрений совести раскатали бы по камешку и пирамиду Хеопса. Штаб-квартиру маршалов спасали от разорения то, что в ее стены не были вмонтированы автораздатчики с глюкомазью.

Помимо главного входа в Пирамиде имелось еще несколько. Выбор был невелик, а если рассуждать о преимуществах какого-либо из вероятных путей проникновения, и вовсе получалось, что преимуществ таковых попросту нет. Все входы надежно охранялись, подступы к ним простреливались, а окна, в которые мы с Кэрри наловчились запрыгивать на «полосе препятствий», в Пирамиде отсутствовали напрочь. Натуральная гробница, разве что наполненная не иссохшими мумиями, а людьми. Но сегодня эти люди вызывали у меня куда меньше симпатий, чем давно умершие фараоны, коих я видел в одном историческом виртошоу.

Обуреваемый насущными проблемами, я возвращался из разведрейда обратно на наблюдательный пост, к Каролине. Спустившись на шестой ярус и подойдя ко входу на террасу, я споткнулся о стоявшую там коробку, наполненную продуктами и кое-какими бытовыми мелочами. Собрать весь этот скарб можно было тут же, неподалеку — на четвертом ярусе, в маленьком, практически не разграбленном ресторанчике. Когда четыре часа назад я покидал террасу, ничего похожего здесь в помине не было. Конечно, в мое отсутствие провизию могла насобирать и Каролина, только мне хотелось верить, что проинструктированная насчет осторожности девушка не ослушалась моего распоряжения и не покинула пост. Дочь Наума Исааковича давно показала себя как ответственный боец, поэтому в вопросах служебной дисциплины я доверял ей безоговорочно, Да и у нас в убежище на нулевом ярусе, было и без того полно припасов, чтобы носить их издалека.

На террасу явно забрел посторонний. И он должен был до сих пор ошиваться там, если, конечно, Черная Гарпия не напугала его до полусмерти и он не задал стрекача, забыв о своей коробке. Хотя я с трудом представлял, чтобы очаровательная Каролина Наумовна вогнала кого-то в столь панический ужас. Любопытно, какого черта незваного гостя вообще потянуло на террасу? Что он хотел на ней обнаружить, кроме засохших деревьев и кустов? Двинул в лес по дрова? Очень даже вероятно, правда, до сего дня каких-либо порубок в нашем парке не замечалось.

Я осторожно сунул голову в проход и осмотрелся. Вроде бы никого. Памятуя, что при моих габаритах толкового разведчика из меня не выйдет, я насколько мог тихо прошмыгнул на террасу, после чего притаился за ближайшим деревом и снова изучил обстановку. Парк был обширным, и охватить его взглядом не удавалось. Каролину я отсюда тоже не разглядел — наблюдательный пост располагался у самого края террасы, — поэтому, совершив еще несколько перебежек от дерева к дереву и не выявив ничего подозрительного, я решил первым делом предупредить соратницу, а уже затем обшарить оставшиеся закоулки парка.

И именно в этот момент я засек того, кого искал. Незнакомец — мужчина среднего роста и сухощавого телосложения — стоял ко мне спиной примерно в сотне метрах левее от того места, где, по моим расчетам, притаилась Кэрри. В отличие от нее, этот тип даже не думал спрятаться. Так и торчал в полный рост, прислонившись к дереву и неторопливо жуя какое-то лакомство, очевидно, прихваченное из брошенных у порога запасов. На фиаскера незнакомец не походил: одежда пусть и поношенная, но опрятная, не те кичливые лохмотья, в какие обожают рядиться потребители глюкомази. Ни дать ни взять — обычный горожанин вышел прогуляться перед сном, подышать свежим воздухом, съесть на природе бутерброд и послушать пение птичек. Ярусом ниже чёрт-те что творится — мировая революция, иного сравнения не подберешь! — а незнакомцу на нее плевать: знай себе пялится вниз с террасы и лениво жует свой бутерброд. Его просто интересовало зрелище: одетые в доспехи люди с оружием, понукающие кротких, как овечки, фиаскеров, — и впрямь любопытная картина. Знай незнакомец причины происходящего, он явно не маячил бы у всех на виду, а бежал бы отсюда подальше, пока какой-нибудь снайпер не вычислил в нем шпиона и не принес его голову на алтарь мировой революции… Незнакомец был лишь зрителем на трибуне, только вот за кого болел, пока неясно.

Сейчас узнаем…

Глянув по сторонам и лишний раз убедившись, что незванный гость наведался в наш парк без товарищей, я вышел из-за дерева и, стараясь ступать по мягкому грунту как можно тише, подкрался к незнакомцу со спины. Одним глазом я успевал поглядывать, что происходит возле Пирамиды и не наблюдает ли кто-нибудь за нами в этот момент. Заметь «Всадники» опального капитана, ошивающегося возле площади, и нашей, до сего дня относительно спокойной жизни мгновенно пришел бы конец.

Человек так увлеченно следил за суетой у Пирамиды, что заговорить с ним и при этом не испугать было просто невозможно. Я подобрался к незнакомцу почти вплотную, а он даже ухом не повел; однако странно, что жизнь в кишевшем опасностями городе не привила ему осторожности.

Ладно, плюнул я, пугать так пугать. Главное, чтобы не запаниковал и не бросился с террасы вниз. Или в драку не полез. Этому беспечному придурку повезло, что он не заинтересовал «Всадников», так как с площади его фигура наверняка была хорошо заметна. А вот если напугается и начнет суетиться, тогда непременно обратит на себя внимание. Уверен, знакомство с «революционерами» подарит ему массу впечатлений, только вряд ли эти впечатления будут позитивными.

Кажется, все прошло великолепно. Даже если «Всадники» на площади и видели маячившего на террасе человека, для них он просто пропал. Высунув руку из-за дерева, я ухватил незнакомца за шиворот, зажал ему рот, подножкой швырнул на землю и утащил от края террасы. После чего бросил мимолетный взгляд через перила, дабы убедиться, что враги не начали беспокоиться и показывать на нас пальцами.

Что ж, мой дебют в качестве разведчика прошел «на ура», но незнакомец не стал мне аплодировать. Вместо этого он начал дергаться, вращать глазами и мычать что-то испуганное. Бороться со мной он и не пытался: так, брыкался от страха, и только. Было с чего бедолаге испугаться: стоял, никого не трогал и вдруг на тебе! — набрасывается какой-то амбал и тащит неизвестно куда Со страху все, что угодно, можно вообразить, вплоть до…

Впрочем, надеюсь, за маньяка-насильника он меня все-таки не принял.

— Успокойтесь! — приказал я ему. — Я не собираюсь вас убивать. Прошу прощения, но вы ведете себя чертовски неосторожно, поэтому я так поступил. Нечего мелькать на виду у тех ублюдков — пристрелят и не задумаются. Сейчас я вас отпущу, только умоляю: не надо кричать! Повторяю: я вам не враг!

Следовало сначала проверить, возымели мои слова действие или нет. Я осторожно освободил захваченному рот, но держал ладонь наготове — кто его знает, а вдруг не поверил и сейчас как заголосит благим матом на всю округу.

Поверить не поверил, однако голосить не стал.

— Вы тоже оттуда! — задыхаясь от ужаса, произнес незнакомец дрожащим голосом. — Я вас узнал — вы один из них! Дьявол, мне конец!..

— Верно, — согласился я, — когда-то я был одним из них. Но я не оттуда. С недавних пор я не имею отношения к тем людям. Ещё раз извините за вынужденное насилие, но своим легкомысленным поведением вы могли навлечь на всех нас беду.

— Тогда будьте добры, уберите руки, пожалуйста, — вопросил он, поскольку, занятый беседой, я как-то упустил из виду, что все еще удерживаю его за шиворот. Само собой, это шло вразрез с моими мирными заверениями и вызывало у собеседника недоверие. — Согласен: я был не прав. Клянусь больше так не делать.

— Верю. — Я немедленно освободил его и даже из вежливости разгладил ему смятый на горбушке пиджак. — Не смею вас задерживать, можете идти. Только две просьбы: никому не рассказывайте, что видели меня здесь, и никогда больше не гуляйте на шестом ярусе этого здания.

— Огромное спасибо, обязательно учту, — нервно кивнул человек, постепенно приходя в себя. — Так это… я пойду?

— Да, конечно, — подтвердил я. — Удачи вам. В следующий раз будьте осторожнее. А лучше вообще убирайтесь из центра.

Незнакомец еще раз кивнул, попятился было к двери, однако потом остановился и замялся в нерешительности. Он явно собирался задать какой-то вопрос, но, видимо, опасался, что я вдруг поменяю милость на гнев. Я вопросительно посмотрел на него, но он так и не осмелился открыть рот.

— Что-нибудь еще, уважаемый? — Мне пришлось нарушить эту грозившую затянуться молчанку.

— Капитан Гроулер, ведь верно? — Он вымученно улыбнулся и потрогал свою верхнюю губу, намекая на мой второй «персон-маркер», который незнакомец уже успел заметить. — Не отпирайтесь, это точно вы! Я видел несколько ваших игр. И ту игру, где вы… на которой вам очень не повезло. Но я рад, что вас в итоге оправдали.

Нашел место и время для ностальгических воспоминаний! Хотя, сказать по правде, всегда приятно, когда тебя узнают. Даже в такие минуты.

— И не боитесь? Ведь за то, что вы меня опознали, я могу вас убить, — мрачно пошутил я, думая при этом, что пора бы, наверное, расстаться со своими клыками. Особые приметы мне сейчас ни к чему. Кого только заставить выдрать мне клыки? У самого рука точно не поднимется.

— Не боюсь, — ответил незнакомец, однако на пару шагов все же отступил. — Вы же дали слово, что не убьете.

— Могу и нарушить, — буркнул я вполголоса и уже громче добавил: — Напоминаю: вы тоже дали слово, что не видели меня.

— Нем как могила! — стукнул себя в грудь незнакомец. — Будьте уверены… А можно еще вопрос?

Я заметил у него за спиной шевеление кустов, пригляделся и обнаружил, что притаившаяся в зарослях Каролина с любопытством подсматривает за нами. Правильно ведет себя девочка: без приказа на глаза не показывается. Вон и стиффер в руку взяла — а вдруг понадобится? Похвальная предусмотрительность. Надо только будет рассказать ей поподробнее о правилах маскировки, большинство из которых Черная Гарпия не соблюдала, поскольку элементарно о них не знала.

— Спрашивайте, — разрешил я. — Только после этого ответите на мои вопросы, договорились? Кстати, кем имею честь разговаривать?

— Ах да, забыл представиться: меня зовут Семён. Семен Петренко.

— Очень приятно, Семён. Можете называть меня Гроулер… Или лучше «капитан» — мне так привычней. Постойте-ка!.. — Я встрепенулся. — Ваше имя кажется мне знакомым! Да, точно!..

— Вы заблуждаетесь, капитан, — возразил Семён, однако взгляд его обеспокоенно забегал. — Тот Петренко, которого вы знаете, наверняка просто мой однофамилец.

— Не исключено, не исключено… — Я напряг память. И впрямь, можете выдрать мне клыки, только я всё равно буду упорствовать, что определенно где-то слышал о Семёне Петренко. И, что самое любопытное, слышал не так давно. — Это не вы выиграли в последнем докризисном тираже Реал-Лото?

— Э-э-эх, ваши бы слова да богу в уши! — мечтательно протянул Семен, ткнув пальцем в небо. — Сорви я банк в Реал-Лото, сразу бросил бы Службу, купил замок в Швейцарии и сидел в нем безвылазно, лишь бы быть подальше от всего этого бардака.

— Ну хорошо, видимо, и впрямь вас с кем-то перепутал, — отстал я, прекратив дознание в надежде, что память моя все-таки прояснится и избавит меня от этого стойкого дежа вю. — И что вы хотели спросить?

Семён воровато обернулся — удивляюсь, как он при этом не разглядел прячущуюся в кустах Каролину, чью кудрявую макушку не заметил бы разве что слепой, — после чего проговорил:

— Ваши друзья, капитан… Те, что на площади… Почему вы не с ими?

И указал на Пирамиду.

— Хороший вопрос, — усмехнулся я. — Любознатетельность, Семен, редко кого доводит до добра, но я вам отвечу. Скажем так: у меня с… друзьями возникли серьёзные разногласия и потому пришлось разорвать контракт с их организацией. Вынужденная отставка, в общем.

— Однако, судя по всему, они остались вам кое-что должны, раз вы до сих пор еще тут?

А. этот тип не такой уж недотепа, каким показался вначале. Кто же ты, Семен Петренко, человек, информация о котором уже заложена мне в память? Вспомнить бы только, на какую полку я забросил твое досье. Но не на самую дальнюю — это точно.

— Речь шла об одном вопросе, господин Петренко, — напомнил я. — Хотите получить ответ на второй, вам придется рассказать кое-что о себе. И учтите: у меня отличный нюх на ложь!

Преувеличивал, конечно. И Гроулера можно было при желании водить за нос сколько угодно, Чаще всего это удавалось моим бывшим подругам, к которым я почему-то всегда относился крайне доверчиво, Впрочем, с годами той доверчивости изрядно поубавилось. Но дабы на корню пресечь в Семене желание обманывать, для профилактики его следовало слегка припугнуть. А запугивание у меня всегда получалось гораздо лучше, нежели словесные увещевания.

— Хорошо, — кивнул Семен, — Если не захочу отвечать, то просто уйду. Лгать вам я не собираюсь, да и лжец из меня, признаться, никудышный. А сегодня без этого умения в городе тяжко.

Вспугнуть Семена неприятным для него вопросом я не имел права. Что-то подсказывало мне — видимо, интуиция: нельзя прогонять этого человека. В конце концов, к лагерю врага он не принадлежал, а следовательно, мог сослужить нашему подполью какую-нибудь службу. Хотя бы в качестве внештатного информатора, Взамен я готов был предложить Семену защиту, от которои ему, при его-то осторожности, было бы глупо отказываться.

— Вы так пристально следили за теми серьезными ребятами, — придав голосу дружелюбный тон, сказал я, — что мне это тоже слабо напоминает обычное любопытство. Похоже, они успели задолжать не только мне, но и вам. Я прав?

Проклятье! Получилось, что поневоле я ответил на его второй вопрос. Ну да ладно, пусть считает это ещё одним знаком моих добрых намерений.

Семен потупился, размышляя, Я ждал, что он вот-вот развернется и зашагает прочь, но, вопреки моим ожиданиям, Петренко продолжал оставаться на месте. В принципе он тоже дал мне ответ, сам того не желая. И ответ утвердительный. Отговорка вроде «Нет, просто было любопытно, что там за столпотворение» в долгом обдумывании не нуждалась.

— Раньше мне доводилось бывать в Пирамиде, капитан, — наконец вымолвил Семен. — Я отлично помню, кто её настоящие хозяева. Ваши бывшие друзья к ним и близко не относятся.

Он не сказал прямо «раньше я служил маршалом» — видно, Жестокий Новый Мир все-таки кое-чему его научил, — однако, чтобы прояснить мне память, хватило и этих слов. Короткая обтекаемая фраза послужила ключом для моих забытых воспоминаний. Действительно, я уже слышал имя Семёна Петренко, причем оно имело прямое отношение ко всем пережитым нами невзгодам.

«Семен Петренко… Я с ним знаком и случайно встретил его, когда он бежал из центра, — сказал Хатори Санада дяде Науму во время нашего первого разговора на стадиуме. — Теперь это совершенно другой человек. Семья Петренко погибла в аварии на инстант-коннекторе, и Семен сошел с ума…»

Речь тогда шла о контролере правительственного терминала.

Посетившее меня озарение взбудоражило нервы так же сильно, как и недавний побег из вражеских лап. Вида я, конечно, не подал, но надумай Семен завершить разговор, ему уже не удалось бы просто взять и уйти. Чтобы остановить Петренко, я был готов с легкостью нарушить данное ему обещание и удержать его силой. К счастью, Семен уходить пока не собирался, что и спасло его от грубости с моей стороны, а меня — от нарушения клятвы.

— Позвольте-ка, я угадаю, почему вы топчетесь здесь, Семён. Думаю, вы собирались выяснить судьбу своих коллег, уважаемый маршал Петренко, контролер правительственного терминала… — Настала моя очередь повергать собеседника в смятение. Я уже не боялся испугать его. Настало время нам поговорить начистоту, независимо от того, хотел он продолжать разговор или нет. — Должен вас огорчить: все ваши друзья, останки которых мне довелось недавно видеть, теперь для вас тоже бывшие. Внутри Пирамиды не осталось живых маршалов. Сочувствую.

Притворяться Семен действительно не умел: вздрогнул, будто наступил на колючку, понурил плечи и, пригорюнившись, уселся на ближайшую лавочку.

— Раньше мы с друзьями частенько захаживали в этот парк после Службы, — с тоской признался он. — Отсюда открывается такой потрясающий вид на город… Я все надеялся, а вдруг случайно встречу здесь кого-нибудь из них, чем черт не шутит?.. Значит, вам известно, кто я такой, капитан? Догадываюсь, от кого вы получили эти сведения.

— Мне известно еще кое-что, — добавил я. — Если верить человеку, который рассказывал мне о вас, сейчас я должен разговаривать с умалишенным…

— Даже так?

— Ваша семья якобы погибла на инсконе в первый день кризиса, от чего вы безнадежно сошли с ума.

— Нет, что вы, вас обманули! — замотал головой Семен. — Моя семья в полном порядке, я навещал их на днях. Видите ли, мы с Такирой давно в разводе, поэтому сегодня о жене и дочери заботятся родственники Такиры. Я постоянно проверяю, как у них дела, помогаю, чем могу… Недавно они присоединились к местной общине, так что теперь Такира и малышка Кристи в полной безопасности. Но кое-что в ваших словах — правда. Я, наверное, и впрямь сошел с ума. Знаете, иногда даже говорю сам с собой. Но рехнулся я не в первый день кризиса, а гораздо раньше…

— Ну, на самом деле в таких разговорах нет ничего страшного, — попытался я утешить совсем раскисшего Семена. — Лично мне вы не кажетесь сумасшедшим. Можете верить моим словам — за прошедшие пару месяцев я вдоволь насмотрелся на безумцев.

Я говорил именно то, что думал. Семен Петренко показался мне усталым, запуганным, издерганным человеком. Но не сумасшедшим. Я внимательно смотрел ему в глаза: безумие в них отсутствовало. Оптимизм, правда, тоже, но в Жестоком Новом Мире это давно уже вошло в норму.

Я поманил Каролину, которая изнывала от нетерпения, пытаясь расслышать мой разговор со странным человеком. Пока девушка продиралась сквозь кусты, я подал ей знак, чтобы она спрятала оружие. Семен не представлял для нас угрозы, а если у меня и оставались какие-то подозрения, угрожать оружием маршалу я не собирался.

Появление перед ним очаровательной брюнетки со стиффером за поясом Семен воспринял равнодушно. Когда же я представил их друг другу, он ответил на скупое приветствие Кэрри вялым кивком. Однако, всмотревшись в лицо девушки, вдруг приободрился и заявил:

— А я ведь вас уже встречал! Могу, конечно, и ошибаться — вы были тогда совсем юной… Хотя вряд ли — у меня с рождения прекрасная память на лица.

— В таком случае вынуждена вас огорчить: я нашу встречу совершенно не помню, — с прищуром поглядев на Семена, ответила Каролина. — Сроду не водила дружбы с маршалами. Единственный случай, когда мне пришлось тесно общаться с вашим братом, действительно произошел со мной в юности. Если бы не отец и его проклятая колесница…

— Да-да, именно в тот день я вас и видел, — подтвердил Петренко. — Конечно же, вы меня не запомнили — я был один из многих, кого в спешном порядке бросили блокировать побережье. Веселый выдался денек, я вам скажу.

— Кому веселый, а кому и нет, — огрызнулась Каролина, явно не желая развивать больную для нее тему.

— Представляете, — Семен повернулся ко мне, — не поддающийся контролю большой самодельный модуль! Для нас это было настоящее чудо. Кто бы тогда предположил, что в мире порой случаются чудеса и похлеще…

Полностью был с ним солидарен. Однако при всем недружелюбии мира, в котором нам приходилось жить стоило отметить, что изредка он преподносил и приятные сюрпризы. И хоть после краха Транс-сети реальный мир поневоле вернулся к своим истинным — необъятным — масштабам, иногда он казался по-прежнему тесным.

Произошедшая сегодня неподалеку от Пирамиды встреча лишний раз это доказывала.

Подпольщики отреагировали на внезапное возрождение «Серебряных Врат» каждый по-своему. Изрядно отвыкший от света, я выругался, когда мне в глаза ударили яркие лучи вспыхнувших на нулевом ярусе лайтеров. Каролина и Семен — добровольно примкнувший к нам третий и весьма ценный член подполья, — как люди более воспитанные, ругаться не стали. Кэрри лишь печально вздохнула, наверное, подумала об отце, чья мечта наконец-то осуществилась. Маршал Петренко вздрогнул, зажмурился, воскликнул: «Глазам не верю!» — и принялся судорожно шарить по карманам в поисках инфоресивера, который всегда носил при себе, как и мы.

Я последовал его примеру: достал свой ключ и с замиранием сердца поднес его к виску…

Синий Экран Смерти — зловещий символ Жестокого Нового Мира — исчез бесследно. Вместо него перед глазами возникла знакомая, как собственное лицо в зеркале, эмблема-заставка «Серебряных Врат», готовых распахнуться в бескрайний и заманчивый виртомир…

Конечно, это были далеко не те «Серебряные Врата», какие я привык видеть с младенчества. Отсутствовало буйство рекламных красок, как, впрочем, и сама реклама, от которой в прежние времена просто не было отбоя. Парадоксально: стоило исчезнуть тому, что раньше ничего, кроме раздражения, не вызывало, и виртомир тут же утратил колорит и привлекательность. Вот уж не думал, что в один прекрасный день затоскую по этой никчемной рекламной мишуре!

Отсутствие виртоличностей, что всегда встречали посетителя при входе в виртомир, ощущалось уже не так остро. Консультанты и проводники, без которых большинство пользователей боялись и шагу ступить в глубь виртуального пространства, словно вымерли. Вместо них имелось большое окно суфлера со множеством коротких тематических ссылок. Произнеся название первой попавшейся на глаза ссылки — «новости», — я убедился, что суфлер войс-командера как раз и призван заменять привычных проводников, отсутствующих в возрожденном виртомире по неизвестной причине.

В разделе новостей хранился один-единственный короткий текстовый комментарий, но его по праву можно было считать самой долгожданной новостью последнего времени: «Просьба сохранять спокойствие. Идет восстановление систем и параметров „Серебряных Врат“. Заранее приносим извинения за возможные сбои».

Как выяснилось, аналогичные комментарии скрывались за всеми без исключения ссылками. Передо мной распахивали двери пустые комнаты и раскидывались огромные безжизненные пространства, ранее служившие декорациями для идущей на их фоне виртуальной жизни. Я узнавал и одновременно не узнавал вроде бы знакомые уголки мира, в котором провел изрядную часть своей жизни. Следовало обязательно запомнить его таким: виртомир в первый день возрождения, бедный на краски, но по-своему привлекательный.

Земля в момент сотворения, не иначе…

Ради интереса я направил сенсор ключа на сидящего напротив Семена. Тут же поверх окна суфлера появилась подноготная господина Петренко, считанная с его персон-маркера и перепроверенная через базу «Серебряных Врат». Кое-что здесь все же работало. Хотя для нас было бы лучше, чтобы персон-база осталась неактивной по возможности дольше. Некогда главный козырь маршалов — система всемирного поиска преступников по персон-маркеру — работал против нас, поскольку сегодня он угодил в страшные руки.

Пикр инфоресивера маршала был направлен на меня — Петренко проводил ответное опознание моей, вроде бы и так хорошо известной личности. Не знаю, как Семена, а меня результаты исследования удовлетворили: все, что рассказывал нам о себе контролер правительственного терминала, оказалось правдой.

«Жаль только, что обычай, которому научил меня дядя Наум, снова стал неактуален, — с грустью подумал я. — Надо ли теперь при встрече интересоваться здоровьем собеседника, если шкала его физического и эмоционального состояния вот она — прямо перед глазами?»

— Значит, у них все-таки это получилось, — удрученно заметил Семен. — Что ж, теперь любопытно, как новые повелители мира объяснят своим подданным, что произошло и куда подевался Макросовет.

— А зачем им вообще распространяться об исчезновении Макросовета? — спросил я. — Ты его прикончил, а Кауфман воскресит.

— Он не сможет! — воскликнул Петренко.

— Ты сам видишь, на что способен Наум Исаакович, — возразил я. — Он реанимировал виртомир, неужели не справится с таким пустяковым для него вопросом?..

Дядя Наум был скорее жив, чем мертв, и воскрешение из небытия «Серебряных Врат» являлось тому косвенным доказательством. Ценность Кауфмана для нового Законотворца стала еще более очевидна после того, что поведал нам Семен. Пища для ума, подброшенная им, оказалась весьма калорийной. Волею судеб Петренко стал носителем такой взрывоопасной информации, что для новых повелителей мира он представлял, пожалуй, еще большую угрозу, чем мы. У нас с Каролиной была на руках лишь часть бомбы; появление Семена сделало наше подполье обладателем не только оставшихся частей, но и детонатора.

В моей игре с арбитром маршал Петренко, как и дядя Наум, являлся стратегической фигурой, умелое использование которой могло перевесить чашу весов в нашу пользу. Самый простой сценарий игры был одно-временно и самым трудновыполнимым. Не с практической стороны, а с моральной. Каюсь, у меня не раз возникали грешные мысли скрутить Семена по рукам и ногам и организовать с Хатори взаимовыгодную сделку, обменяв на дядю Наума настоящего контролера правительственного терминала. Равноценный обмен, на который я, утихомирив совесть, возможно, и рискнул бы. Однако, даже не спрашивая мнения Каролины, было ясно — при всей ее любви к отцу она будет против. Как не согласился бы со мной и сам Наум Исаакович, если бы такой обмен вдруг случился, — все же, в отличие от меня. Кауфманы имели более высокие понятия о благородстве.

Втайне от Кэрри уговорить Семена пойти на этот шаг добровольно? А стоит ли обрекать на рабство одного хорошего человека вместо другого?

Недостойная идея, и я поклялся себе больше не возвращаться к ней.

С момента воскрешения «Серебряных Врат» Каролина заметно приободрилась. Она тоже явно чувствовала во всем этом золотые руки и светлый ум своего отца. В остальном же возвращение атрибутов Привычного Старого Мира радовало нас не больше, чем дневной свет — ночных хищников: приятно, конечно, погреться в лучах солнца, однако об эффективной охоте при этом обладателям ночного зрения можно благополучно забыть. Хозяевам мрака в таком случае приходится ждать наступления ночи.

Нашему подполью ждать милостей от природы не приходилось. Шанс на победу таял с каждым днём. Я уповал лишь на неорганизованность врага, получившего в виде «Серебряных Врат» солидное преимущество, но пока не научившегося использовать его с полной отдачей. Я поинтересовался у Семена, какова вероятность того, что Хатори вычислит наше месторасположение при помощи маршальских технологий.

— Высока, если он отыщет и заставит служить себе хотя бы одного маршала, — ответил Петренко. — Или второго уникума наподобие господина Кауфмана, чтобы тот параллельно занимался вопросами вашего поиска. У арбитра проблема: он испытывает катастрофическую нехватку высококлассных контролеров. А тот специалист, который у него под рукой, по горло загружен решением более неотложных вопросов. Будьте уверены: их предостаточно. Санада сейчас просто не до того, чтобы отвлекаться на поиск двух беглецов, не представляющих угрозы до тех пор, пока не заработает инстант-коннектор.

— Ребята, а если выложить всю известную нам информацию на Всемирном Форуме, когда он снова откроется? — с блеском в глазах предложила Каролина. — Ведь тогда правду узнают миллиарды людей!

— Пока положение нового Законотворца довольно зыбкое, он не допустит такую глупость, как открытие Всемирного Форума, — возразил я. — Даже если с Форумом все в порядке, он останется закрытым под предлогом технических неполадок. Как наверняка и прочие каналы связи.

— Капитан прав, — подтвердил Семен. — Общая неопределенность и разобщенность играют сейчас заговорщикам на руку. Беспорядки в виртомире будут продолжаться до тех пор, пока Хатори не укрепится во власти. Захват правительственного терминала и коронование себя Законотворцем — это еще не тоталитарная власть. Мировое господство получит тот, кто возьмет под контроль бесценные базы данных и мультиканальный пере-датчик в Хранилище Всемирного Наследия. Дистанционный контроль — это лишь половина дела. Систему удаленного доступа легко вывести из строя, и Хатори осознаёт это. Законотворец обязан присутствовать на ключевом посту. Только в этом случае он полностью обезопасит от посягательств главный атрибут своей власти — Хранилище Всемирного Наследия.

— В которое арбитр попадет лишь тогда, когда восстановит Транс-сеть, — закончил я. — Пусть даже не всю — только нужный ему участок. Вот чем он сейчас занят — активирует ремонтные модули на отрезке инскона Западная Сибирь — Женева. Оставшуюся тысячу с лишним проблем он намеревается устранить уже из столицы.

— Не буду спорить, — поддержал меня наш многострадальный друг. — Однако если мы планируем расстроить их планы, придётся поторопиться, поскольку до Женевы нам никогда не добраться. И вообще придется забыть об инстант-коннекторе. Достаточно внести наши данные в специальный реестр инскона, и его боты превратятся для нас в ловушку. Для этой процедуры даже не надо особых знаний — достаточно от лица маршала отдать распоряжение любому контролеру-транспортнику. А этих парней уже наверняка вызвали на свои посты в официальном порядке.

— Где находится ближайшая к Пирамиде стоп-зона межконтинентального хайвэя? — спросил я.

— Могу ошибаться, но, по-моему, ближайшая разгрузочная станция расположена на четвертом ярусе, неподалеку от азиатского филиала Гранд Опера.

— Ни разу не был в театре, — смутился я. Еще недавно Каролина вдоволь бы посмеялась над таким признанием, но не сегодня. — Далеко отсюда?

— Не слишком. Часа три пешком, если напрямик. Это где-то возле реки.

— Завтра разведаем там обстановку, проследим, не видно ли какой подозрительной активности. А тебе, Семён, как специалисту поручается приглядывать за «Серебряными Вратами». Авось раскопаешь для нас в виртомире что-нибудь интересное или полезное…

Загоревшиеся лайтеры послужили первой ласточкой наступившей весны. Когда на следующий день мы с Каролиной выбрались в город, жизнь там бурлила ключом, выйдя из анабиоза буквально за ночь.

Изменения были заметны уже на нулевом ярусе. Команды модулей оживленно сновали по улицам — механическим трудягам явно не терпелось поскорее разделаться с накопившейся за время их бездействия работой. Еще вчера мы считали себя едва ли не хозяевами этих мест, а сегодня приходилось жаться к стенам, дабы случайно не нарушить порядок движения модулей и не создать затор. Сложная конструкция половины из них была мне незнакома — вероятно, эти модули представляли собой ремонтников и строителей, услуги которых в спокойные времена были востребованы редко.

На верхних ярусах от общего оживления пестрило в глазах, изрядно отвыкших от уличного многолюдья. Помимо занятых восстановительными работами модулей улицы заполняли радостные горожане, которые своей толчеей мешали маленьким ремонтникам делать их благородное дело. Людской поток был, конечно, не столь полноводным, каким я привык его видеть раньше, — самые осторожные горожане пока не высовывались из своих убежищ, — но количество ликующего народу уже позволяло затеряться в толпе даже такой приметной личности, как я.

На месте возбужденных сограждан я все же не стал вести бы себя так опрометчиво — фиаскерские банды тоже присутствовали здесь и вряд ли готовились к расформированию. Однако любопытно: оказавшись среди такого количества утративших страх горожан, фиаскеры уже не выглядели королями улиц. Будто окруженные взбесившимся овечьим стадом волки, которые робко жались друг к другу из-за боязни быть попросту затоптанными. Естественно, что хватать овец за загривки они в эту минуту и не помышляли. И вообще, как было заметно, фиаскеров больше интересовали не воспрянувшие духом горожане, а автораздатчики глюкомази, исправно восстанавливаемые модулями наряду с прочей разбитой техникой. Подвоз содержимого тоже обещал не заставить себя долго ждать. Грамотный ход нового Законотворца, надо отдать ему должное — для успокоения самой мятежной категории населения большего на первых порах и не требовалось.

Следовало догадываться, что аналогичная картина наблюдается сейчас повсеместно, Политическая уловка: прежде чем выносить на суд общественности причины отгремевшего кризиса, общественность было необходимо сначала накормить, напоить и ублажить по полной программе. Сытый судья — милосердный судья. Древнеримский принцип «хлеба и зрелищ» являлся актуальным и поныне. Иначе как объяснить, что еще вчера вечером в «Серебряных Вратах» заново открылся развлекательный сектор, предоставив пользователям с полсотни виртошоу, сделанных еще до кризиса и — самое главное! — как на подбор лишенных даже намека на насилие. Несомненно, огромное количество граждан Великого Альянса, в том числе и фиаскеров, тут же с головой ушли в виртомир: хватит, отмучились в чистилище, райский отдых справедливо заслужен.

Отлично, господин Санада, просто отлично! Верните Привычный Старый Мир, и вам все сойдет с рук. Конечно, если мир узнает о вашей грандиозной авантюре. В противном случае и сходить с рук будет нечему. Жителям Рая плевать на то, кто следит за райскими порядка-ми, лишь бы только эти порядки оставались неизменными и удовлетворяли всех поголовно. Можно, разумеется, со мной не соглашаться, вот только разве последнее столетие не служило убедительным доказательством справедливости моих слов?

Чертовски интересное явление — демократия в раю. Древняя, пришедшая в наш век из далекой эры Сепаратизма, демократия, она же «власть народа». Выборный орган всемирной власти — Макросовет — олицетворял в Привычном Старом Мире эту самую власть. Раз в десятилетие мы голосовали на Всемирном Форуме за двенадцать достойнейших землян, обладателей самого высокого социального рейтинга. После чего снова благополучно забывали о Макросовете на целых десять лет, аккурат до новых выборов. Так поступала примерно половина граждан Великого Альянса и я в том числе. А остальное апатичное к политике население — преимущественно фиаскеры, — по-моему, и вовсе не имело представления о системе государственной власти, не говоря уже о таком понятии, как демократия.

Зато все они мгновенно вспомнили о правительстве три месяца назад. Как в старой притче о немом мальчике, внезапно заговорившем во время обеда. «Суп недосолен», — изрек мальчик и при этом едва не заставил онеметь родителей. «Сынок, почему же ты раньше молчал?» — оправившись от шока, спросил отец. «А раньше всегда нормально солили», — как ни в чем не бывало ответил сын.

Что-то похожее происходило и у нас. Нам не было нужды вспоминать о демократии и ее блюстителях, пока все в мире было «досолено» как следует. Есть ли нужда в раю лишний раз задумываться о боге, сполна рассчитавшимся с тобой за праведную жизнь? Мы вкушали божественную благодать, которая являлась прямым доказательством того, что всемогущий покровитель в лице Макросовета заботится о нас. Мы выбирали новых членов правительства практически наугад, всего лишь по уровню социального рейтинга, подсчитанного соответствующими службами «Серебряных Врат». Выбирали без единой мысли о том, какую политику поведут новые правители. Нас устраивала любая, лишь бы она не противоречила существующей…

Рай вечен, думали мы, и только полный безумец посмеет нарушить его совершенную гармонию. Поиски лучшей доли закончились для человечества с последней войной эры Сепаратизма. Уму непостижимо: оружия в те века на планете было столько, что, пустив его на переплавку, древние земляне еще тогда могли бы получить достаточно материала для создания какого-нибудь примитивного инстант-коннектора. Но древние предпочитали совершенствовать своё оружие и испытывать его друг на друге, находя это цивилизованным занятием. Мы думали, что, вкусив прелести рая, человечество уже никогда не опустится до подобной дикости. Поэтому безоговорочно доверяли Макросовету, даже не требуя от него отчета о проделанной работе. Зачем? Ее результат и так был налицо.

Такова была демократия в нашем безоблачном раю… Наверное, вовсе не та, какой представляли ее в будущем демократы ушедших эпох, но тоже в принципе работоспособная схема. Наша демократия устраивала девяносто девять процентов населения планеты — разве не на это всегда ориентировались любые демократические реформы?

И вот во что все это вылилось… Знал бы землянин, что за люди в действительности пребывали у власти несколько последних десятилетий, он бы несказанно удивился, под чьими знаменами маршировало сегодня человечество.

Неужели я назвал их людьми?

Виноват, оговорился…

День прошел весьма продуктивно. Важный для заговорщиков стратегический объект — ближайший к Пирамиде стартовый пункт инскона — был обнаружен и выучен нами со всех сторон. Ремонтные работы на нем велись усиленными темпами, модули облепили разрушенную стоп-зону, будто пчелы — соты, копошились, сновали вверх-вниз, подвозили стройматериалы и монтировали каркас. Неизвестно, как на других участках хайвэя, но на этом долгостроя явно не предвиделось.

Иногда в толпе мелькала красная униформа контролеров — еще одна обнадеживающая примета, обязанная внушать согражданам оптимизм: мол, всё в порядке, всё возвращается на круги своя… Хотя для полного спокойствия этого было маловато. Форма маршалов была бы сейчас более кстати. Напрасно отчаивался Семен: в городе наверняка пряталось еще много маршалов, но, к сожалению, форму они не носили, а по другим признакам выделять их из толпы я не умел.

Тем было хуже для маршалов, поскольку капитан Гроулер оказался бы им сегодня очень полезен. Во-первых, он отговорил бы выживших служителей закона возвращаться в Пирамиду, где их не ожидало ничего хорошего. Во-вторых, объяснил бы, почему в возрожденном виртомире им недоступна Закрытая зона. Для уцелевших маршалов это, несомненно, являлось главной загадкой прошедшего дня. Для всех, кроме, естественно, маршала Петренко — он знал причину.

А если бы для убеждения скептиков мне не хватило аргументов, я открыл бы маршалам и вовсе ужасающую правду: рассказал о человеке, который фактически сидит сегодня за пультом правительственного терминала. Убежден, это произвело бы на коллег Семена впечатление: с его слов, местные маршалы превосходно помнили Наума Исааковича. Имя Кауфмана обещало остаться в истории мирового правосудия подобно имени древнего хулигана Герострата, память о коем, вопреки исторической справедливости, сохранилась куда лучше, чем память о сгоревшем объекте его вандализма — храме Артемиды Эфесской.

В общем, встретить собратьев Семена не удалось, о чем я очень сожалел. Я не уповал на боевое мастерство маршалов — жизнь показала, какие из них вояки. Однако, собрав пару-тройку светлых умов во главе с Петренко, можно было попробовать нанести удар по заговорщикам со стороны виртомира. Например, саботировать работу модулей на строительстве инскона: дырка от бублика арбитру, а не Женева! Вреда простым гражданам это все равно не причинит, а лишнее время на подготовку нам добавит. Или пустить дезинформацию, которая выманила бы Ахиллеса и костяк его армии из Пирамиды, а самому в это время внезапно напасть на остаток вражеских сил и попытаться вернуть горемыку-отца безутешной дочери. Тем более вторгаться в штаб-квартиру придется по знакомому маршруту, а это значит, что спланировать операцию можно будет предельно рационально.

Впрочем, если не появится в ближайшее время других задумок, придется остановиться именно на этой, использовав Семена в качестве приманки для Ахиллеса и его баиды. Освобождение Кауфмана из плена автоматически положит конец заговору, оставив Хатори ни с чем. А отыскать другой правительственный терминал, выйти через него на Антикризисный Комитет маршалов и вернуть им власть — это уже задача номер два. Но уж лучше отправиться в путешествие к соседнему гигаполису и начать все заново там, чем оставаться в нашем городе рядом с озлобленной стаей бывших товарищей.

Стараясь не выделяться из толпы, мы с Каролиной возвращались обратно, размышляя на ходу каждый о своем. И хоть раздумья наши так или иначе сводились к одному, разговор почему-то не клеился. Словно в первые дни нашего знакомства, когда дядя Наум, желая растопить лед между мной и Кэрри, бывало, оставлял нас наедине. Я постоянно поглядывал на выступающую над зданиями рубиновую верхушку Пирамиды — созерцание вражеской цитадели помогало мне сосредоточится на нужных мыслях.

Каролина плелась на полшага позади, и ее угрюмое личико сильно контрастировало с улыбающимися лицами встречных прохожих. Я уже думал, что сегодня Черная Гарпия не проронит больше ни слова, однако, когда мы пересекали очередную оживленную эстакаду, девушка вдруг застыла как вкопанная и изумленно воскликнула:

— Папа!

— Где?! — вздрогнул я, озираясь и хватая ее за плечо. Ничего себе заявление — как топором по голове! Ладно если обозналась, а не приведи господь и впрямь заметила в толпе отца, да как кинется сейчас к нему, забыв обо всем. Встретить дядю Наума в окрестностях Пирамиды было вполне реально — надо же иногда затворнику дышать свежим воздухом? Вот только вряд ли Кауфмана отпустили бы на прогулку без сопровождающих. Их-то я и боялся, поскольку блокировать нас на узкой эстакаде было проще простого.

— Там папа! — повторила ошарашенная Каролина. Вопреки опасениям, она не стала вырываться и бежать к отцу. Побоявшись, что причиняю ей боль, я отпустил её, но девушка была шокирована настолько, что, по-моему, не отреагировала бы, даже если бы я ее ударил.

— Да где же он, черт побери?! — Последний раз я повышал на Кэрри голос во время нашего бегства из Пирамиды. Снова приходилось так поступать, потому что в любую секунду ситуация могла перерасти в критическую.

Я пристально вглядывался в том направлении, куда смотрела девушка, но видел лишь незнакомые лица. Похоже, у бедняжки случился нервный срыв, который в принципе прогнозировался уже давно. Удивительно, почему этого не произошло раньше.

— Он — там, — пояснила Каролина, дотронувшись до прикрепленного к виску ключа. — Это… Это правда он!

У меня отлегло от сердца: пусть уж лучше там, чем здесь.

— Спокойно, не волнуйся, — попросил я и, взяв ее под локоть, усадил на ближайшую скамью. — Попробуй-ка дать мне разрешение на право пользования твоим каналом доступа в Открытую зону.

Мой инфоресивер был также подключен к «Серебряным Вратам», поэтому, с позволения Каролины, я мог изучать поступающую к ней на пикр информацию. При наличии связи, разумеется.

Кэрри не возражала, только это все равно ничего не дало — связь отсутствовала.

— Хорошо, верю на слово, — сказал я. — Тогда просто опиши, что ты видишь. Голограмму? Видеоизображение? Ну же, не молчи!

И энергично встряхнул ее за плечо. Хуже всего, если Кэрри наблюдала лишь призрак своего воображения — сошедшая с ума Черная Гарпия здорово бы осложнила нам жизнь. От моего прикосновения Каролина вздрогнула, сосредоточенно потерла виски, после чего я с удовлетворением отметил, что ее взгляд вновь стал осмысленным.. Она совладала с потрясением и пришла-таки в себя.

— Не голограмму, — помотала она головой. — Это виртоличность. Знаешь, там, где раньше всегда находились проводники. Только теперь вместо них — папа.

— Ты уверена?

— Да, черт побери! Не выжила еще из ума! — вспыхнула Каролина. — Я вижу папу так же хорошо, как тебя.

— Он хочет поговорить с тобой?

— Наверное… Но молчит. Просто стоит и смотрит. Сейчас я позову его…

— Не смей! — предостерег я ее. — Возможно, это провокация. Вернёмся в убежище и посоветуемся с Семёном. А пока выйди из Открытой зоны. Неизвестно, кто скрывается за обликом дяди Наума. Возможно, его насильно заставили сообщить координаты твоего персон-маркера и теперь нас загоняют в ловушку.

— Я так не думаю…

— Вот и не думай! Отдай мне ключ от греха подальше… Быстрее! Кто бы ни навязывал нам игру, глупо начинать её, хорошенько не обдумав условия.

Каролина недовольно посопела, но отцепила от виска ключ и бережно, словно драгоценную семейную реликвию, протянула его мне.

— Будь с ним поаккуратней! — наказала она при этом. — Мне его папа подарил…

Обученный в кои-то веки правилам слежки, Семен нёс вахту на нашем секретном посту, успевая одним глазом следить за площадью, а другим — через пикр ключа — за положением дел в виртомире. Служба не требовала от Семена запредельных усилий, поскольку на обоих фронтах ничего интересного не происходило. Разве что на площадь периодически высыпали возбужденные горожане, видимо, желавшие лично удостовериться, что возврат к прежней жизни происходит не только в виртомире, но и в действительности. Их ожидало разочарование, которое затем переходило в недоумение, когда среди подозрительно дисциплинированных фиаскеров граждане вдруг обнаруживали знакомых персонажей популярного спортивного шоу. Восторги сразу утихали, а озадаченные горожане убирались с площади подобру-поздорову. Им оставалось лишь лелеять надежду, что кто-нибудь в городе объяснит им смысл происходящего в маршальской штаб-квартире.

Заговорить с самими хозяевами Пирамиды горожане не решались, и, на мой взгляд, совершенно напрасно. Никто бы их здесь сегодня не обидел. В худшем случае попросили бы отойти на безопасное расстояние, кратко проинформировав, что штаб-квартиру стерегут не бандиты, а группа добровольцев, взявших под охрану объект государственного значения.

Наиболее прозорливые из горожан вполне логично предположили бы — и оказались бы правы, — что эта компания и есть будущие маршалы возрожденного мира, новые слуги закона, чьи понятия о гуманизме претерпели существенные изменения.

Бедолаги-фиаскеры, опоздавшие переметнуться на сторону победителей! Они и не ведали, что, творя беззаконие, лишь укрепляют общественное мнение в необходимости грядущих репрессий. Такого беспредела не простил бы и прежний, сверхгуманный институт маршалов, а новый не простит и подавно. Фиаскеры могли быть уверены, что возмездие за все их злодеяния уже не за горами…

— Виртоличность Наума Исааковича? — не поверил своим ушам Семен, когда мы рассказали ему об удиви-тельном случае, произошедшем с нами пару часов назад. — Уму непостижимо! А вам не почудилось?

Каролина, повторно уязвленная недоверием, опять была готова взорваться, но я положил ей руку на плечо, и взрыва не последовало.

— Что ж, если это правда, значит, ваш отец, Кэрри, неплохо освоился на посту Законотворца, — уважительно кивнул Петренко. — Теперь вы можете быть полностью уверены, что он жив и на его месте не работает какой-нибудь другой контролер. Вы наверняка видите не виртоличность, а самого настоящего виртоклона, создать которого намного проще и быстрее, работал бы мнемосканер. Сотворить же его без участия… хм… извините, оригинала невозможно. Только вот с какой целью это было предпринято? И все же я считаю, стоит попробовать установить контакт. Сами посудите: была бы это западня, стоило ли тратить время на процесс виртуального клонирования? Если уж Хатори стали известны координаты персон-маркера Каролины, он бы мог просто использовать персон-маркер ее отца и связаться с ней от его имени по обычному каналу.

Не сказать, что такое объяснение меня убедило, но оно притупило мой скептицизм, и я вернул девушке ее ключ.

— Пока ты не активировала войс-командер, позволь дать тебе один совет, — сказал я Каролине, прикрепляющей к виску инфоресивер. — Если что-то в поведении отца покажется тебе подозрительным или он вдруг поинтересуется о нашем местонахождении, немедленно разрывай связь — тут явно нечисто. Уяснила?.. Тогда вперёд, милая…

— Папа еще здесь! — обрадованно сообщила девушка после того, как снова очутилась в виртомире. — Стоит на прежнем месте.

Чтобы составить хотя бы приблизительную картину происходящего, я постарался вообразить, где именно Кэрри наблюдает отца и как он выглядит. С фантазией у меня всегда было туго, поэтому воображаемый дядя Наум виделся мне в облике обычного виртуального проводника — неброского человечка, на внешность которого сроду не обратишь внимание. Впрочем, помнится, в действительности Кауфман как раз и являлся таким человеком, так что, вероятно, мои фантазии были недалеки от истины.

— Выходи в командный режим, тогда он тоже тебя заметит. — От волнения Семен взялся руководить Каролиной, будто она и без него не знала, что делать. — Как только это произойдет, можешь начинать общаться…

Не стану описывать момент трогательной встречи отца и дочери. Скажу лишь, что моя подозрительность сразу сошла на нет, как только я увидел в глазах Каролины слезы. Не существует на свете таких искусных лицемеров, которые способны обмануть любящую дочь, выдав себя за ее отца. Даже при помощи столь изощренной маскировки, как виртуальная оболочка. И уж тем более нет на свете любящих отцов, которые станут обманывать собственных дочерей в угоду каким-то проходимцам. Нельзя, конечно, отвечать за весь мир, но Наум Исаакович до такого бы не опустился, это точно.

Я поманил Семена, и мы отошли в сторонку, чтобы не мешать. Пусть Кауфманы пообщаются наедине. Дела подождут, несколько минут ничего не изменят. Что сказать, весьма оригинальный способ общения избрал дядя Наум, но, видимо, были на то свои причины, которые мы непременно вскоре выясним.

— Эй, ребята! — наконец обратилась к нам Каролина. Глаза ее светились счастьем, щеки со следами от слез порозовели. — Папа хочет вас видеть. Дайте ему свои персон-маркеры, и он подключится к вашим каналам.

Мы с Семеном по очереди позволили Кэрри считать через ключ наши личные данные, после чего оставалось только сидеть и ждать явления виртуального Наума Кауфмана пред наши очи. Сгорая от нетерпения, я, однако, не забывал поглядывать вниз, на площадь, опасаясь другого явления — уже не виртуальных «Всадников Апокалипсиса». Но возле главных ворот вражеской цитадели продолжало царить относительное спокойствие.

Что же за игру затеял дядя Наум? Не верю, что все это было организовано им только ради того, чтобы увидеться с дочерью…

Наум Исаакович (для удобства я решил присвоить виртоличности имя ее создателя) возник передо мной не таким, каким я представлял его в виртомире. И хоть черты лица Кауфмана остались прежними, его облик и одежда претерпели кое-какие изменения. Ну, с обликом простительно — утративший сутулость и животик, дядя Наум помолодел лет на десять, — но вот одежда. Нет, не шел ему строгий правительственный костюм; определённо не кауфмановский стиль…

— Здравствуйте, капитан. Здравствуйте, маршал. Как я счастлив всех вас видеть, — учтиво поприветствовал нас виртуальный Кауфман, демонстрируя, что создатель, помимо всего, привил ему также древние традиции вежливости. Виртоклон, соблюдающий традиции, — выглядело весьма необычно и в то же время очень естественно. Перед нами словно находился настоящий живой человек, а не его искусный двойник. Воистину великая сила сокрыта во всех этих старинных правилах хорошего тона. Виртоклон дяди Наума смотрелся куда живее некоторых обитателей реального мира, давно забывших не только исторические традиции, но и элементарные правила вежливости.

— И вам… того же самого, Наум Исаакович, — кивнул Семён, который пока не успел приобщиться к манерам, принятым в нашем добрососедском кругу.

— Здравствуйте, дядя Наум, — ответил я. — Как вы себя чувствуете? Надо сказать, здорово напугали вы нас тогда, в Пирамиде. Я уж, грешным делом, подумал, что мы вас больше не увидим.

— Со мной все в порядке. Моим предкам в их тяжелые времена приходилось гораздо хуже, — отмахнулся он. — На здоровье не жалуюсь, кормят вволю, а приступ — это так, для отвода глаз. Я лишь помог вам выпутаться из сложного положения, любезный капитан. И вы меня не разочаровали: все правильно поняли и верно сориентировались в ситуации. Признайтесь, ловко же я провел этих двуличных мерзавцев! Вы бы таки видели их лица после того, как они догадались, что дядя Наум — всего лишь бессовестный симулянт.

— Дай только добраться до тебя, симулянта! — проворчала Каролина, но в голосе ее отсутствовала злоба. — Я тебе потом такую симуляцию покажу!..

— Благодарю, что избавили мою дочь от этой дрянной компании, молодой человек, — кивнул Кауфман. — Дядя Наум вам теперь по гроб жизни обязан. Как представлю, что ожидало бы малышку Кэрри, останься она здесь, среди этих невоспитанных грубиянов, аж дурно становится. Берегите ее и дальше, капитан, прошу вас. Вы у нее теперь один близкий человек.

— Я же пообещал, дядя Наум! — с укором посмотрел я на него.

— Да-да, не забыл… — подтвердил он.

Я вдруг понял, чего так не хватало виртуальному Науму Исааковичу: его неподражаемой мимики. Виртоклону было очень сложно воспроизвести всю ту гамму чувств, что порой за считаные мгновения проносилась по лицу настоящего Кауфмана. От печали до радости, от злости до полного спокойствия, от хитрости до откровенной наивности, от рассеянности до сосредоточенности — попробуйте-ка изобразить такое, да чтобы вдобавок все это выглядело естественно… Бесполезно. Лишь недавно я догадался, что мимика дяди Наума в какой-то мере отражала ход мышления гения и словно индикатор наглядно демонстрировала скорость его мысли.

Трудно было в данный момент судить об умственны способностях стоящей перед нами виртоличности, но вряд ли они были гениальными. История человечества не единожды доказывала, что гениальность не передается при клонировании. Ни при обычном, ни при виртуальном.

Словно отвечая на пока не заданный мной вопрос, виртуальный Кауфман счел должным сразу же объяснить, в насколько тесном «родстве» он находится со своим создателем:

— Говорите со мной так, молодые люди, как говорили бы, будь я сейчас с вами. Не обращайте внимания на кое-какие мои странности. Процесс мнемосканирования, которому я однажды подверг себя во время сна, прошёл не совсем корректно. У меня просто не было времени разобраться в нем как положено. Слава богу, что я вообще наткнулся в зоне Законотворца на этот секретный генератор виртоличностей — вот уж не думал, что после той шумихи с виртоклонами он до сих пор сохранился! Говорите мне все, что думаете, но знайте, что я прослушаю нашу беседу позже. Так надо для конспирации, иначе у нас с вами ничего не выйдет — за мной следят почти круглосуточно. Мой двойник, которого вы видите перед собой, лишь посредник. Он поведает мне о нашей беседе тогда, когда я сам его вызову. Зато в отличие от меня он может находиться с вами постоянно. Буду признателен, если вы не станете отвлекать его на посторонние беседы — это значительно упростит мне потом обработку информации… Итак, жутко рад, что все вы живы-здоровы, молодые люди! Однако прости меня, дочка, но я хотел бы в первую очередь побеседовать с нашим новым другом.

— Взаимно, господин Кауфман, — отозвался Семён. — Ни за что бы не подумал, что снова встречусь с вами, да еще при таких обстоятельствах!

— Да, Кэрри уже рассказала мне, где мы с вами виделись в последний раз. Я вас тоже не помню, поэтому и не держу обид. — Дядя Наум улыбнулся и нетерпеливо потёр ладони. — Так и хочется завалить вас тонной вопросов, однако постараюсь выбирать только самые наболевшие. Каролина обмолвилась, что вы храните при себе страшные тайны. И раз уж вы раскрыли их ей и капитану Гроулеру, буду очень признателен, если вы сделаете это и для меня.

— А разве вы еще не докопались до всех ответов самостоятельно? — удивился Петренко. — Неужели в этом мире от Законотворца существуют какие-то тайны?

— Существует, и немало, — признался Кауфман. — Вы таки будете смеяться: ваш дядя Наум вхож нынче в Хранилище Всемирного Наследия, но он до сих пор так и не разобрался, что стряслось с «Серебряными Вратами». Странно — будто бы та часть виртомира, где хранились ответы на эту загадку, взяла и сгинула бесследно. И безвозвратно, кажется… Закрытая зона похожа сегодня на швейцарский сыр — в ней понаделано столько дыр, что и не сосчитать!.. Итак, любезный маршал, куда же запропастился наш Макросовет?..