ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ДЕМОКРАТИЯ В РАЮ

Жизнь маршала Семена Петренко можно было считать удачной, как и жизнь любого другого гражданина, кого всеведущая система Психооценки и Распределения направила на маршальскую службу. К тому же Семен еще с детства мечтал носить мундир слуги закона, поэтому, если не брать в расчет хронические неудачи маршала в семейной жизни, можно было утверждать, что он являлся счастливым человеком.

Удача улыбнулась Семену еще раз, когда по прошествии пяти лет Службы его кандидатуру утвердили на пост контролера правительственного терминала. Сколько еще имелось претендентов на эту должность, кроме него, и за какие заслуги ему была оказана столь высокая честь, Семен не знал. Пути системы Психооценки неисповедимы для смертных, и критерии ее отбора были известны, пожалуй, лишь ей одной.

Социальный рейтинг маршала Петренко подскочил на треть и впереди у маршала замаячили пять лет спокойной Службы и довольно солидная, по отношению к социальным гарантиям остальных коллег, пенсия. Лично я бы на месте Семена от таких перспектив впал в глухую тоску, в какую всегда впадал к середине турнирного межсезонья от скуки. Видимо, поэтому Гроулера и не взяли в маршалы — от унылой служебной рутины он бы уже на следующий день Службы бросился вниз с верхушки маршальской Пирамиды.

Как и все будущие пенсионеры, Петренко лелеял мечту, осуществлением которой и планировал заняться после ухода на пенсию. Мечта Семена выглядела посвоему оригинальной: ему хотелось соорудить у себя на приусадебном участке океанический климат-полигон, а потом построить внутри его настоящую деревянную каравеллу. Петренко страсть как тянуло пережить наяву тропические шторма, гигантские волны, а также прочие морские приключения, доступные сегодня в домашних условиях (когда Семен рассказал мне об этом, я в первую очередь подивился размеру обещанной ему пенсии — мой маленький климат-полигон, подаренный мне за спортивные заслуги, стоил баснословные деньги и без плавающих в нем моделей старинных кораблей в натуральную величину). Семен объяснял свою жажду странствий тем, что его всегда восхищали истории о мореплавателях-первооткрывателях.

Я предполагал иное: Петренко просто нуждался в хорошей нервной встряске, чтобы взбодриться, — именно то средство, от недостатка которого реал-технофайтеры отродясь не страдали. Естественно, что на пенсию контролера правительственного терминала Семен мог устроить себе любой выброс адреналина, даже такой экзотический.

Однако за экстремальные развлечения ему не пришлось платить вовсе, поскольку они нашли его сами, да к тому же прямо на Службе. Экзотика в них, понятное дело, отсутствовала, зато встряска получилась похлеще любого тропического шторма…

До встречи с Семеном я полагал, что всепланетный кризис разразился именно в то злополучное утро, с рассказа о котором я начал свое повествование. В действительности корни всех наших неприятностей следовало искать тремя годами раньше, когда в Макросовет был избран новый член по имени Клаус Штрауб. Казалось бы, ничего экстраординарного — имея высокий социаальный рейтинг, набрал необходимое количество голосов на Всемирном Форуме, получил мандат, ознакомился с правилами законотворческой деятельности и — добро пожаловать в правительство, уважаемый гражданин Великого Альянса! Процедура, повторяющаяся из десятилетия в десятилетие без каких-либо эксцессов…

Только не в последние выборы.

Такой вот казус — отставной маршал Клаус Штрауб узнал о том, что он является кандидатом в члены Макро-совета, в день выборов. Кто-то из знакомых Клауса посетил Всемирный Форум и увидел, что там, где еще вчера находились данные одного из кандидатов, сегодня красуются голограмма и досье господина Штрауба. Мало того, почтенный господин Штрауб уже уверенно вырвался в тройку лидеров по количеству набранных голосов. Поздравления горой посыпались на недоумевающего Клауса, победа коего на выборах при таком результате голосования была уже практически предопределена.

Шокированный Клаус заподозрил во всем этом розыгрыш, но, лично убедившись, что это не так, отправился уведомить своих бывших коллег-маршалов о случившемся недоразумении. Иного объяснения в данной ситуации не имелось — причина, по которой его кандидатура появилась в выборных списках, была совершенно неясна.

Прошу прощения, забыл упомянуть, что вся эта история происходила здесь, в гигаполисе Западная Сибирь. Западносибирские маршалы приняли Штрауба с распростертыми объятиями — что ни говори, а приятно, когда кто-то из собратьев удостаивается столь высокой чести. Среди поздравлявших присутствовал и Семён Петренко, только-только заступивший на должность контролера правительственного терминала.

Над историей Клауса маршалы сначала посмеялись, так же приняв ее за шутку, но потом призадумались и немедленно взялись разбираться, в чем дело. Выяснилось, что данные на кандидата в Макросовет Клауса Штрауба поступили на Всемирный Форум, как и положено, из Закрытой зоны, а следовательно, формально все было по закону. Чтобы добраться до истоков, требовалось связываться уже непосредственно с Макросоветом. Клаус как новоизбранный член правительства — хочешь не хочешь, а он имел теперь полное право так именоваться — мог беспрепятственно сделать это с правительственного терминала.

Со Штраубом разговаривал сам председатель Макросовета Паскаль Фортран, переизбранный на этот пост второй раз подряд. Разговор получился недолгим. Клаус был срочно вызван в Женеву для дальнейшего разбирательства, настолько секретного, что господин Фортран даже не рискнул проводить его в Закрытой зоне виртомира.

Любопытная получилась история. Не менее любопытной вышла и ее развязка. Клаус из Женевы не вернулся, а имя его вскоре появилось среди имен остальных членов нового Макросовета. Западносибирские маршалы недоуменно почесали головы, пожали плечами и вернулись к своим обязанностям — раз наверху разобрались с этим недоразумением, значит, и им нечего волноваться.

Обычно член Макросовета назначался курировать тот регион, от которого он был призван. Под опеку Клауса Штрауба попали северная и восточная части Азии, поэтому Семен Петренко стал часто видеться с ним в Закрытой зоне. Их общение всегда носило сугубо деловой характер, и выяснять в подробностях, каким образом утряслась проблема Штрауба в Женеве, Петренко, естественно, не посмел, хотя и сгорал от любопытства. Единственное, что маршал позволил себе, так это поздравить Клауса со вступлением в должность. О том, что дела у земляка в порядке, красноречиво свидетельствовало одно его присутствие в Закрытой зоне. Штрауб поблагодарил вежливого контролера за поздравление, однако у Семена сложилось впечатление, что кура-тор не слишком радуется по этому поводу.

Вскоре странное происшествие на выборах осталось в прошлом, и членство Клауса в Макросовете стало восприниматься как само собой разумеющееся. Однако странности на этом не прекратились.

В обязанности Петренко также входило и предоставление доступа в Закрытую зону доверенным лицам Макросовета, среди коих значился и один из «королей» спортивной индустрии Хатори Санада. Беседы Штрауба с арбитром заметно отличались от его бесед с прочими подчиненными. Хатори и Клаус общались между собой в неофициально-дружественном тоне, из чего смекалистый Семен вывел: эти двое познакомились явно не у его терминала.

Любопытство пересилило контролера, и он воспользовался служебным положением, дабы прояснить кое-какие факты из биографий Штрауба и Хатори. Действительно, будучи маршалом, Клаус несколько раз расследовал дела о несчастных случаях, возникающих порой на аренах реал-технофайтинга (кто знает, не уйди Штрауб в отставку десять лет назад, возможно, и мне довелось бы с ним познакомиться). Не слишком подходящий повод для дружбы, однако то, что по всем расследованиям были вынесены оправдательные заключения: «трагическое стечение обстоятельств», могло, конечно, в какой-то мере этому способствовать.

Клаус и Хатори встречались не только в виртомире, но и в реальном, причем делали они это очень часто. Не было ни одной беседы, где бы они не вспоминали моменты своей последней встречи. Иногда в их разговорах проскальзывали непонятные Семену выражения, а иногда, затронув какую-нибудь тему, собеседники внезапно обрывали разговор: «Не сейчас, обсудим позже». Такая таинственность казалось Петренко тем более странной, что с другими доверенными лицами Штрауб всегда изъяснялся открыто и доходчиво.

Семену не терпелось отследить место встреч арбитра и его женевского друга — по всем признакам, это происходило где-то в швейцарских Альпах — и подслушать их приватные беседы. Из чистого любопытства, разумеется, без какой-либо задней мысли. Но процедура отслеживания чьего-либо персон-маркера обязательно отражалась в отчетном реестре контролера, и потому воплотить свою идею на практике Петренко не удалось. Тогда он решил утолить любопытство по-другому и стал внимательнее прислушиваться к странным фразам, что порой срывались с уст Штрауба и Хатори. Маршал думал, что, возможно, узнав значение какой-нибудь из фраз, он начнет хотя бы приблизительно представлять, о чем ведут речь пользующиеся его терминалом высокопоставленные граждане.

Вот и впрямь, знал бы, где споткнешься… До сего дня Петренко сотни раз пользовался справочной системой Закрытой зоны и считал привратника Уильяма чуть ли не своим близким другом. Чьим на самом деле другом оказался Билл, прояснил один короткий вопрос, заданный ему Семеном после очередного разговора Хатори с куратором нашего региона. После той консультации, вылившейся для Петренко в крупные неприятности, бедолага маршал и начал за глаза называть Уильяма более подходящим именем — Иуда…

«Что такое форматирование раздела „С“?» — осведомился Семен у привратника, даже не подозревая, во что выльется это невинное любопытство.

Петренко поначалу удивило, что обычно расторопный Уильям на сей раз почему-то мешкает с ответом. Однако потом Семен удивился еще больше, когда к нему на терминал из зоны Законотворца вторгся не кто иной, как председатель Макросовета Паскаль Фортран собственной персоной. Семену хватило одной секунды, чтобы уяснить: господин председатель весьма и весьма рассержен.

Фортран не стал испытывать терпение маршала.

— Отвечайте немедленно, зачем вам понадобилась эта информация?! — насупив брови, грозно потребовал председатель.

Едва не до икоты ошарашенный внезапным появлением перед ним высокого гостя, Семен принялся оправдываться, что сделал запрос по личной инициативе из простого любопытства и что запрос этот никоим образом не касается идущих в гигаполисе расследований.

— Откуда вам стала известна подобная терминология? — был задан ему второй вопрос.

У Петренко не оставалось иного выхода, как чистосердечно во всем признаться.

Паскаль Фортран так и не снизошел до того, чтобы объяснить Семену значение таинственных слов «форматирование раздела „С“. Выслушав контролера, председатель Макросовета столь же внезапно покинул западносибирский терминал, оставив напуганного Петренко теряться в догадках. Но не смысла процесса форматирования, а собственной дальнейшей судьбы, которая — маршал уже чуял — готовила ему массу неприятностей.

Семен ожидал нагоняя за самовольство, нелицеприятной беседы со Штраубом и Хатори, даже понижения социального рейтинга и позорного перевода на прежнюю должность. Но реальность превзошла все ожидания…

На тот момент Семен уже находился с женой в разводе и проживал в небольшой квартирке поблизости от Пирамиды — там, где обычно селились несемейные маршалы да контролеры, которых могли вызвать на Службу в любое время суток. В ночь после неприятного инцидента сон у Семена был отвратительным, но только ему удалось с трудом забыться, как его разбудили чьи-то грубые толчки. Петренко решил спросонок, что вернулась жена, однако, к его изумлению, вместо жены по комнате ходили совершенно посторонние люди.

Впрочем, кое-кого из них Семен, протерев глаза, вскоре признал, поскольку не признать тучного Хатори Санада было трудно даже в полумраке.

— Потрудитесь объяснить, что все это значит? — возмутился Петренко, понемногу приходя в себя и осознавая, что арбитр и явившаяся с ним компания — это не сон — Как, черт вас побери, вы сюда попали?

И по привычке потянулся к инфоресиверу. Но чья-то крепкая рука перехватила Петренко за запястье и швырнула обратно на кровать. Разозленный Семён обернулся и увидел стоящего у него за спиной еще одного незваного гостя, которого также узнал. Да и кто бы не узнал чемпиона последних турниров, популярного реалера Ахиллеса? Судя по комплекции и выправке, остальные столпившиеся у кровати недружелюбные посетители тоже принадлежали к числу реалеров. Безусловно, наведайся вся эта компания к Петренко в гости средь бела дня, маршал счел бы их визит за большую честь. Но бесцеремонное ночное вторжение даже таких известных личностей вовсе не обязывало Семена к радушию.

— Сидите смирно и не дергайтесь! — предупредил Хатори заметавшегося по кровати хозяина. — Мы пришли просто поговорить

— Да что вы вообще себе позволяете! — вскричал Семён. — Это противозаконно! А ну убирайтесь отсюда! Я — маршал и могу привлечь вас к ответственности за вторжение в частные владения! Хотите поговорить? Приходите днем, тогда и поговорим!

— Не вынуждайте нас к рукоприкладству! — повысил тон арбитр, грузно присаживаясь на край натужно заскрипевшей кровати. — Разговор состоится здесь и сейчас, желаете вы этого или нет. В ваших же интересах выслушать меня внимательно.

— А иначе что?.. Да вы никак угрожаете маршалу.

— Какой сообразительный! — рассмеялся Ахиллес, а следом за ним и его подручные. Семён покосился на них, но промолчал.

— Можете понимать и так, Петренко-сан, — кивнул Хатори. — Хотя мне, безусловно, не хотелось бы этого делать. От обычного разговора будет куда больше проку. Догадываетесь, почему мы здесь?

— Думаю, да. Только не догадываюсь, как вам удалось вскрыть мой войс-блокиратор и к чему все это представление.

— Уверяю, нам и не такое по силам. Как говорили в старину: у нас длинные руки, и мы вас везде достанем. А представление — для того, чтобы вы быстрее в это поверили.

— У кого это — «у нас»? — осведомился Петренко. Ему довелось вдоволь пообщаться с Хатори, чтобы успеть понять — знаний арбитра едва хватало на обычное пользование ключом терминала, не говоря уже о вскрытии заблокированных дверей. А от его реалеров, по мнению Петренко, и вовсе не обремененных лишними мозгами, ожидать подобного высокотехничного трюка не приходилось подавно. Поэтому «у нас» следовало понимать: не только у тех, кто присутствовал сейчас в квартире Семена.

— Ну так что, поговорим? — уклонился от ответа Санада. — Или еще попугаете меня своей маршальской неприкосновенностью?

— Ну хорошо, давайте поговорим, — стараясь сохранить остаток гордости, согласился Семен, Как будто у него имелся выбор! — Так о чем пойдет речь?

— О вас.

— Уже догадался.

— А если точнее — о вашем будущем. Сегодня вы, уважаемый Петренко-сан, совершили самую большую глупость в своей жизни. Впрочем, вряд ли вы совершили её нарочно: если бы вы знали, в какой муравейник втыкаете палку, то трижды подумали бы, прежде чем обращаться к справочной системе. Поэтому мы вас ни в чём не обвиняем. Правда, и за излишнее любопытство похвалить не можем.

— Ну спасибо, — проворчал Петренко. — А раз так, может, хоть вы объясните, что означает это проклятое форматирование раздела «С»?

— Когда-то я полагал, что в этом мире от маршалов нет секретов, — задумчиво произнес Хатори. — Однако выяснилось, что вы такие же слепцы, как и прочие… Впрочем, со слухом у вас полный порядок. Признаю, моя оплошность: надо было следить за своей речью при свидетелях. Не подумал, что вас заинтересует эта информация. Слышали легенду о Великом Потопе? Для виртомира форматирование — примерно то же самое. Разумеется, если подвергнуть форматированию все разделы без исключения.

— Никогда не слышал, что помимо зон в «Серебряных Вратах» существуют какие-то разделы, — заметил Семен, с опаской поглядывая на Ахиллеса и его головорезов. Угрюмые реалеры, казалось, только и ждали, когда им дадут команду свернуть маршалу шею.

— Я не специалист в этой области, — ответил Хатори, — но, насколько понял из того, что мне рассказывали, на разделы поделены накопители в Хранилище Всемирного Наследия. Для удобства обработки информации, по всей видимости.

— Возможно, — согласился Петренко. — Значит, исходя из ваших слов форматирование одного раздела будет уже не Великим Потопом, а лишь локальным наводнением. И что же столь существенное можно «потопить» в разделе «С», если из-за этого поднялась такая паника?

Арбитр нерешительно глянул на Семена, словно вдруг надумал прекратить едва начатый разговор и распрощаться. Семен не на шутку забеспокоился, поскольку понятия не имел, какая участь ждет его в этом случае помилование или свернутая шея. И то и другое могло произойти с одинаковой вероятностью.

— Раздел «С» — это главная жемчужина Всемирного Наследия, основа основ наших общественных устоев, — сказал Хатори. — В его накопителях заложено все, что относится к управлению Великим Альянсом. А вы наверняка знаете, как правильно называется содержимое этого раздела.

— Принятые Макросоветом законы и инсталляторы для их интеграции в Единое Информационное Пространство, — подтвердил Семен. Он немного пришел в себя, утешившись мыслью, что вряд ли потенциальному покойнику стали бы вообще о чем-то рассказывать. — Любой закон или поправка к нему проходят через соответствующий инсталлятор, иначе в виртомире они не получат юридической силы. Все виртоличности и прочие обладатели искусственного интеллекта обязаны следовать букве закона, принятого в реальном мире. Боже мой, нельзя даже думать о вмешательстве в работу этой системы, не говоря уже о ее уничтожении! Надеюсь, вы с господином Штраубом не планируете форматировать раздел «С»? Правда?

— Нет, мы всерьез намерены организовать для раздела «С» Великий Потоп, — без обиняков заявил арбитр. — И не смотрите на меня, как на чудовище! К сожалению, сегодня это сделать просто необходимо, иначе в обозримом будущем нас ожидает ужасная катастрофа…

От услышанного у Семена сдавило грудь и едва не перехватило дыхание. Заявление Санада ошарашило его куда сильнее, чем вчерашний разговор с разгневанным председателем Макросовета. Слова арбитра бросили Петренко в жар, хотя веяло от них не жаром, а скорее лютым холодом Антарктики — места, где безумец Хатори проведет остаток своей жизни. Служебный долг требовал от Семена незамедлительно предъявить Санада ордер на арест. Одна загвоздка: смешно предъявлять такие обвинения, будучи, по сути, арестованным самому.

— О чем вы?.. — От осознания собственного бессилия голос Петренко звучал подавленно. Семену раньше и в голову не приходило, что кто-либо в этом мире способен выставить служителя закона беспомощным.

— Раздел «С» заражен, — пояснил арбитр. — Так, по крайней мере, утверждает Клаус, а у меня нет оснований ему не доверять.

— Ерунда какая-то! — вырвалось у Семена. — Что значит — заражен? Мы с вами живем не во времена формирования виртомира, когда его чуть ли не ежемесячно будоражили всевозможные вирусные эпидемии. Мы давно искоренили эти пережитки эры Сепаратизма подобно раку или насморку.

— Не знаю, о чем вы толкуете, — пожал плечами Хатори. — Мне абсолютно ничего не известно о вирусах эры Сепаратизма. Наша болезнь к ним не относится. Я, конечно, не Клаус, но попробую популярно объяснить вам ее характер. Надеюсь, нет смысла напоминать, почему в свое время было запрещено виртуальное клонирование человека?..

Закон о запрете вышеупомянутой процедуры маршал Петренко знал столь же хорошо, как и данные своего персон-маркера. Изначально весьма перспективное изобретение мнемосканирования на деле получилось палкой о двух концах, один из которых был усеян острыми занозами, не замеченными поначалу. Детальное исследование коры головного мозга и психики отдельно взятого человека, анализ его поведения чуть ли не с момента рождения и снятие всех физиологических параметров организма формулировались в программный код. После чего при помощи генератора виртоличностей можно было создать виртуальную копию подопытного образца и отправить ее жить на безграничные просторы «Серебряных Врат».

На первый взгляд складывалась любопытная картина: Единое Информационное Пространство могло за довольно короткий срок оказаться наводненным не шаблонно сгенерированными виртуальными обитателями, а копиями реально существующих граждан. Однако Макросовет решил тогда не торопить события и дать полутора тысячам экспериментальных образцов прожить пару лет там, где их менее развитые в плане искусственного интеллекта предшественники существовали уже достаточно давно.

Весьма благоразумный поступок совершило правительство. Акклиматизация виртоличностей-клонов с треском провалилась. Их поведение изо дня в день становилось все более непредсказуемым и опасным, поэтому ни один из них так и не сумел получить «путевку в жизнь». Всех виртоклонов пришлось поначалу изолировать в карантин, а потом, когда стало окончательно понятно, что изменить их поведение уже невозможно, и ликвидировать…

Нельзя доподлинно утверждать, почему виртоклоны не прижились в Едином Информационном Пространстве. Семен и многие из его знакомых предполагали, что в этом было виновато само общество, категорически отказавшееся позволить виртоклонам стать его равноправными членами. А клоны, как раз наоборот, всячески старались доказать, что отличаются от прочих виртоличностей тем, что представляют собой именно личность: выказывают эмоции, спорят, настаивают на своем, дают советы, самостоятельно принимают решения… В общем, пользуются полной свободой выбора — одним из главных принципов обоих миров Великого Альянса.

Человечество не смирилось с таким положением вещей. Виртоличности-клоны обосновались в виртомире будто хозяева, отчего пользователи «Серебряных Врат» — те, которым доводилось тесно общаться с клонами, — стали считать себя в Едином Информационном Пространстве лишь гостями. А кому бы понравилось, когда в его доме неожиданно появляется новый жилец, претендующий на равноправие с владельцем? Отсюда и получалось, что пользователи охотнее шли на контакт со старыми обитателями «Серебряных Врат» — обычными шаблонными виртоличностями, чья простая психология была абсолютно предсказуема. Эти безыскусные ребята являлись только исполнительными служаками и сроду не претендовали ни на какое равноправие.

Эйфория от первого общения с виртоклонами постепенно схлынула. Уже не звучали во всеуслышание высокопарные эпитеты наподобие «новый вид человечества», «братья по разуму» или «параллельное поколение». Что же осталось? А остались не в меру своенравные виртоличности. Мало того, что они взялись требовать от создателей дать им право на воспроизводство, так еще и саботировали работу виртоличностей предыдущих поколений. Виртоклоны явно почуяли в них преграду на пути эволюции своего вида.

К счастью, самым сильным видом на просторах виртомира были и оставались маршалы, поэтому они быстро пресекли поползновения зарвавшихся выскочек.

Угодив в изоляцию, кое-кто из виртоклонов даже пытался организовывать в карантинной зоне акции протеста, доказывал, что он и его собратья — полноправные граждане Великого Альянса, и требовал для себя и прочих арестантов гражданских свобод. Виртоклоны отказывались считать себя копиями реально существующих людей, они уже в открытую называли себя людьми.

Естественно, записывать клонов в граждан Великого Альянса никто и не подумал, а их претензии не стали даже слушать. Карантинная зона была полностью очищена от «параллельного поколения» за считаные часы, а закон о запрете виртуального клонирования личности Макросовет принял еще быстрее.

Человечество оказалось не готово сосуществовать с виртоличностями, наделенными столь продвинутым искусственным интеллектом. Нельзя говорить, что интеллект сей опередил время и потому был отвергнут, — похоже, его время не настало бы никогда. Мыслимое ли дело — допустить равноправие с виртоклонами! Столь же безумная идея, что и присвоение Калигулой своему коню звания сенатора. Потомки определенно не простили бы нам такой ошибки…

— …Вы, маршалы, думали, что, отформатировав карантинную зону и убив виртоклонов, раз и навсегда покончили с проблемой, — продолжал Хатори. — Глубокое заблуждение. Кое-кто из виртоклонов все же выжил.

— Невозможно, — помотал головой Семен, изучавший материалы по данной теме во время учебы. — Все полторы тысячи экспериментальных образцов были уничтожены. Это неоспоримый факт.

— Уничтожили только те образцы, которые изловили в Открытой зоне, — возразил арбитр. — Однако вы не знали, что существуют еще двенадцать виртоклонов, обитающих вне ее. Эта новомодная в те годы забава — мнемосканирование — не обошла стороной даже Макросовет. Члены его поддались искушению и вырастили себе виртуальных двойников, которые, понятное дело, не отправились вместе с остальными образцами разгуливать по виртомиру, а были оставлены в Закрытой зоне в качестве помощников, с помощью которых Макросовет собирался упростить себе наблюдение за регионами. Короче говоря, двадцать четыре глаза — хорошо, а сорок восемь — лучше.

— Что за… абсурд! — недоверчиво фыркнул Петренко. — Виртоклоны в Закрытой зоне! Да вы рехнулись!

— Не перебивайте, дальше будет еще интереснее, — не обиделся на грубость Хатори. — Скопированные с членов Макросовета виртоклоны вели себя на удивление покладисто и проблем не создавали. Оно и понятно — ведь их прототипами послужили лучшие граждане планеты. Яблоко от яблони, как говорится, но в хорошем смысле этого слова. Порой их даже допускали к участию в совещаниях, но без права голоса, разумеется. Искусственный интеллект, бывало, генерировал весьма конструктивные идеи. Готов спорить на что угодно: вы не догадывались о том, что автором восьмой поправки к закону о маршалах является виртоклон.

— Вы издеваетесь надо мной, так ведь? — насупился Петренко.

— Даже не думал издеваться! Мне рассказал об этом Клаус Штрауб, а он — напомню, если вы вдруг забыли, — все же член Макросовета и отдает себе отчет в том, что говорит. К тому же мне как будто больше делать нечего, как врываться посреди ночи к маршалу и пудрить ему мозги небылицами… Лучше слушайте дальше. Все продолжалось прекрасно вплоть до той знаменательной «карательной операции» карантинной зоны. Совещание, на котором был принят закон о запрете виртуального клонирования, Макросовет предусмотрительно провел втайне от своих внештатных помощников. Однако впоследствии те все равно узнали о зачистке. Клаус полагает, что «заговор клонов» созрел именно тогда. Чертовски смышленые существа, умеющие чувствовать и делать прогнозы, члены этого проклятого «виртосовета» либо последовали инстинкту самосохранения, либо — что тоже не исключено — решили отомстить за… хм… павших сородичей. Так или иначе, виртоклоны Закрытой зоны подозревали, что, когда закончится срок правления этого Макросовета, все они также будут уничтожены.

— Бред… Ну и бред… Такого бреда я еще не слышал, — качая головой, шепотом бубнил себе под нос Петренко, но, вопреки голосу разума, советующему плюнуть на всю эту ересь, продолжал внимать рассказу Хатори.

— Заговорщики вынашивали свой план до ближайших выборов. У них было примерно полгода на подготовку. Все это время тот из них, которого мы сегодня знаем под именем Паскаль Фортран, выискивал слабые места в системах управления «Серебряными Вратами» и при помощи этих лазеек проникал все глубже в запретные для него территории виртомира. Как ему это удалось, вам грамотнее расскажет Клаус, но для виртоклона, чей прототип являлся председателем Макросовета, это было, видимо, несложно. В общем, чтобы выжить, виртоклоны решили пойти на превентивные меры и нанести удар первыми.

— Виртоличности, выступившие против человека? Ну это уж слишком! Процесс формирования виртоличностей невозможен без строгого соблюдения правил, регулирующих степень свободы любого искусственного интеллекта. Все эти правила были неукоснительно соблюдены и при создании виртоклонов. Да, их своенравие вошло в историю, однако они ни разу не опустились до причинения вреда человеку и командам подчинялись.

— Нет, наши парни тоже не пошли наперекор правилам. Наоборот, виртоклоны Закрытой зоны заботились о своей безопасности так, чтобы никто из их создателей при этом не пострадал. Теневой «виртосовет» добился своего бескровными методами и почти демократическим путем.

— Ну вы и сказали! — не удержался от смеха Семен. Весь этот театр абсурда начинал ему понемногу надоедать.

— Без шуток: именно так все и вышло, — усмехнулся в ответ Хатори. — О, вы удивитесь тому, что проделали виртоклоны в Закрытой зоне. Это их собратья из Открытой зоны были стеснены в возможностях, а наша привилегированная дюжина, прикинувшись паинька-ми, продемонстрировала завидную изворотливость. Вы только что упоминали о вирусах. Вероятно, вы в чем-то правы. Говорят, только вирусы обладают столь феноменальной живучестью…

Эту часть истории арбитр рассказывал так, как усвоил ее со слов Штрауба. Семену пришлось подключить воображение, чтобы догадаться, как происходило развитие событий на самом деле, потому что Санада плохо ориентировался в малознакомых ему вещах.

Виртоклонам удалось открыть доступ практически во все запретные для них уголки Закрытой зоны. Из-за идентичности членов Макросовета и их двойников в защитных фильтрах обнаружилась масса прорех, которыми ушлые виртоклоны и пользовались. Петренко нехотя согласился, что тактика «виртосовета» и впрямь напоминала тактику вирусов, давным-давно будораживших прообраз Информационного Пространства. Поэтому определение «зараза» подходило им очень точно.

Проторив тайные тропы, вскоре виртоклоны сумели добраться до своей «колыбели» — генератора виртоличностей. После этого каждый из них вырастил себе по двойнику, которые и были принесены на заклание Макросовету в урочный час — накануне очередных выборов.

Уверенный, что подчистил за собой весь «мусор», Макросовет согласовал с маршалами дату очередных выборов. Маршалы, обязанные контролировать это мероприятие, обратились к разделу «С» Всемирного Наследия, чтобы запустить на Форуме избирательную процедуру. Они и не подозревали, что на той территории уже безраздельно властвуют двенадцать оккупантов, уничтоживших свои голографические оболочки.

Демократией в тот год на Всемирном Форуме и не пахло, только об этом, разумеется, не узнала ни одна живая душа на планете. Кое-кто из членов сдавшего дела Макросовета сильно удивился, почему его не переизбрали на второй срок, хотя для этого вроде бы имелись все предпосылки. Двенадцать незнакомых лиц вошли в новое правительство. Двенадцать человек с отличным социальным рейтингом, выдвинутых на выборы со всех концов планеты, проверенных и благословленных строгой системой Психооценки. Придраться было не к чему — все прошло строго по закону, как и десятки раз до этого. Маршалы зафиксировали результаты всемирного голосования и выдали новому Макросовету санкцию на доступ в Закрытую зону…

Откуда маршалам было знать, что на самом деле члены Макросовета уже давно находились внутри этой зоны, подчинив ее целиком, и при этом не обладали человеческими телами в реальном мире. Впрочем, разве кого-либо из граждан Великого Альянса — мира, где виртуальные контакты давно сделали ненужными обычные встречи, — волновало то, что Макросовет не появляется на людях? Для его общения с гражданами существовал Всемирный Форум, на котором прежде всего ценилось умение быстро и толково отвечать на вопросы, а с этим у нового правительства проблем не было…

— Меняя личину, эти мерзавцы саботировали уже третьи по счету выборы, — подытожил Хатори. — Виртоклоны настолько прочно осели в Закрытой зоне, что уже, по сути, стали ее неотъемлемой частью. Я вас отлично понимаю, маршал: в такие вещи верится с трудом, однако вам придется в это поверить. Положение в мире — куда хуже, чем безвластие. Больше двадцати лет нам пускает пыль в глаза жалкая кучка виртоличностей. Они диктуют человечеству свою волю, а мы подчиняемся их приказам. Просто чудо, что до сих пор не разрушен прежний порядок вещей. Однако кто даст гарантию, что уже завтра не случится катастрофа? Вы только представьте, что будет, когда эта банда отменит запрет на виртуальное клонирование! С такой поддержкой виртоклоны мгновенно отвоюют у нас виртомир, утратив который мы будем мгновенно отброшены на несколько веков назад! Проклятые виртоклоны заполонят Единое Информационное Пространство, и вы ошибаетесь, если считаете, будто они простят нам ту зачистку карантинной зоны. А отобрав у нас «Серебряные Врата», они фактически отберут у нас и остальной мир. Я имею в виду такой мир, каким мы привыкли его видеть. И нам ничего не останется, как браться за дубины и рушить Хранилище Всемирного Наследия до основания, потому что это будет уже не наше наследие. Сами того не желая, мы породили новый вид человечества, и сегодня на планете разворачивается настоящая межвидовая борьба. К счастью, нам еще вполне по силам ее выиграть.

— Отформатировав раздел «С»?

— Именно так! И вы поможете нам это сделать.

— Господин Хатори! — Терпение Семена наконец лопнуло. — Вам никто не говорил, что вы — безумец?..

До сих пор маршала Петренко еще не били по лицу. Даже жена ни разу не залепила ему пощечину, хотя скандалы у них в семье случались частенько. Поэтому можно сказать, что в эту ночь Семену довелось познать неизведанные доселе ощущения. Правда, будь на то его воля, он бы предпочел и дальше оставаться в неведении, но здесь от его воли уже ничего не зависело.

Хатори Санада смотрел на избиваемого маршала и молчал. Его никогда в жизни не называли безумцем, и ему это тоже не понравилось.

Ахиллесу пока не доводилось избивать маршалов, так что для него это также являлось свежим ощущением. Впрочем, вряд ли он испытывал по этому поводу угрызения совести. Наверняка капитану «Всадников» было интересно, кто бил бы его, откажи он арбитру и Клаусу Штраубу в поддержке…

— Что с вами случилось? — участливо поинтересовался Клаус Штрауб у Семена, когда тот отыскал его на одном из пустынных полигонов стадиума «Сибирь». Бывший маршал, а ныне член Макросовета стоял посреди полуразрушенной улицы возле настоящего древнего танка и снисходительно посматривал на ковыляющего к нему Петренко. Семен слегка припадал на правую ногу и морщился, когда порой запинался за разбросанные тут и там булыжники.

— Будто не догадываетесь! — проворчал Семен. — Ваши чертовы реалеры не знают иного способа заставить человека сотрудничать, как только лупить его почем зря! Полночи синяки с лица сводил, благо в «Панацее» отыскались нужные инжекторы. Да и тех, как видите, не хватило…

И Семен красноречиво потер больную ногу.

— Кто это сделал? — нахмурился Клаус, но гнев его не выглядел искренним. — Ладно, разберусь, накажу. Не сердитесь на парней Хатори, они — люди боя, резкие, прямолинейные. У таких с упрямцами разговор короткий. А вы, я слышал, проявили изрядную твердолобость.

— Еще бы я не упрямился! — возмутился Семен. — Врываются среди ночи, стращают совершенно безумными историями, да еще и к государственной измене склоняют!

— Это моя вина, — покаялся Штрауб. — Надо было сразу поговорить с вами лично, тогда у вас возникло бы меньше сомнений. Давайте-ка пройдемся. Или желаете где-нибудь присесть?

Семен окинул взглядом полигон: руины, окопы, покорёженное железо, разбитая древняя боевая техника… Странное место для беседы выбрал Клаус Штрауб, хотя в турнирное межсезонье безлюдные полигоны стадиума были, пожалуй, самым подходящим местом для тайных встреч. Инфоресивер на виске у Штрауба отсутствовал. По настоятельной просьбе арбитра Семен тоже снял свой ключ, когда покидал квартиру. Хатори дал гарантию, что ни одно слово, сказанное Штраубом и Петренко, не вылетит за пределы стен «Сибири», и отключил на полигоне «1942» даже служебные модули. Без них окружающая обстановка стала еще больше соответствовать двадцатому столетию, закату эры Сепаратизма… Не хотелось бы Семену жить в те времена, однако после того, во что его вынудили ввязаться вчера, Петренко уже не хотелось жить и сегодня. Но с судьбой потенциального преступника приходилось смириться. Маршалу четко разъяснили, что будет, если он вдруг решит наложить на себя руки. Или сознается во всем коллегам по Службе.

— Лучше прогуляемся, — ответил Семен. Отбитая нога болезненно ныла, но протирать штаны на грязных камнях Петренко не хотел.

И они с Клаусом не спеша зашагали вдоль улицы, обходя завалы и бронированные машины, чем-то похожие на уродливые гибриды гигантских черепах и носорогов.

— Как ваша семья? — участливо поинтересовался Клаус. Казалось бы, вполне обычный вопрос при встрече двух знакомых.

— Оставьте в покое мою семью! — взвился Петренко. — Я дал слово, что сделаю все, как вы прикажете! Только не трогайте Такиру и дочь!

— Успокойтесь, маршал! — тоже повысил голос Штрауб. — Я всего лишь поинтересовался. Но вы правильно заметили: безопасность вашей семьи сегодня целиком и полностью зависит от вас. Мы, конечно, не звери, но если вы нас вынудите, придется прибегнуть к насилию. Хатори уже доказал вам, что мы не шутим. Потребуется — докажет более убедительным способом.

— Ненавижу… — прошептал Семен. — Вы не люди.

— Ошибаетесь, — не согласился Клаус. — Мы-то как раз стопроцентные люди, а вот те, с кем мы ведем войну, — нет. Они также не звери и не сказочные чудовища. Они… как вы там говорили: вирусы? Весьма точное определение, надо заметить.

Петренко не ответил. Он пришел сюда не по своей воле и не собирался разводить пустопорожние разговоры. Ему уже вкратце растолковали, что от него потребуется, однако в звенящей от ударов голове все это отложилось плохо. Семен запомнил: Штраубу и Хатори до зарезу требовался его терминал. Только вот зачем — припоминалось смутно. Вроде бы как раз для того самого зловещего форматирования. Безграмотная методика: закладывать в чью-то голову знания и одновременно бить по ней кулаками. Бить требовалось либо до, либо после — так сказать, для лучшего усвоения. Похоже, Санада понятия не имел об этом воспитательном принципе, хотя и был уже зрелым человеком.

— Я хочу, чтобы вы до конца осознали главное, — продолжал Клаус. — Мы не враги и не изменники. Но нас непременно заклеймят как предателей, если мы проиграем. Вот поэтому нам и нельзя проигрывать.

— Вам нельзя, — поправил его Семен. — Меня ждет трибунал в любом случае.

— Да не будьте вы таким пессимистом, — похлопал его по плечу Штрауб. — Обещаю, что, когда мы вернем в мир порядок, вы станете героем! Вас ожидают слава и почести.

— Нужны они мне в Антарктиде, — обреченно вздохнул будущий герой войны с виртоклонами.

— Ладно, хватит паниковать, перейдем к делу, — сменил тему член Макросовета. — Отправив свой запрос привратнику, вы, конечно же, не знали, что этот двуличный мерзавец сортирует всю идущую через него информацию по категориям секретности и докладывает Паскалю Фортрану о любом сомнительном запросе. Если бы запрос отправил я, все было бы в порядке, но когда рядовой маршал вдруг начинает пользоваться терминологией Законотворца, это вызывает подозрения. Макросовет насторожился, и у меня возникли крупные неприятности. Сегодня мне закрыт доступ ко многим важным участкам Закрытой зоны. К счастью, не ко всем, поскольку иначе я бы не нашел образец вашего голоса и не открыл войс-блокиратор у вас в квартире. Ваша самодеятельность разрушила мои планы, поэтому нам приходится торопиться, пока меня и вовсе не лишили всех прав.

— Простите за нескромность, но как вы вообще их получили? — не удержался Семен от давно терзающего его вопроса. — Я еще не забыл тот случай, когда вы пришли к нам и жаловались на ошибку, якобы допущенную при последних выборах. Следуя логике вашей истории, ошибка и впрямь была, иначе каким образом живой человек умудрился затесаться в компанию виртоклонов?

— Все очень просто, — объяснил Штрауб. — Эти твари так же смертны, как и мы. С одним отличием — для них не существует естественной смерти. Лишь от несчастного случая — системного сбоя, например, или того же форматирования. Что стряслось с одним из них аккурат во время выборов, я не знаю, только Макросовету срочно потребовался новый виртоклон. Элементарно клонировать кого-то из своих они не стали — любопытная «наследственность», заметьте: как и мы, виртоклоны также не доверяют собственным копиям! — поэтому им ничего не оставалось, как поступиться законом и взять для клонирования человека. А почему меня, спросите вы? Никакой загадки: в свое время я уже служил прототипом для одного из виртоклонов, которого потом уничтожили в карантинном секторе…

Спешка, с какой лже-Макросовет устремился заделывать брешь в своих рядах, была такова, что еще не «рожденного» виртоклона Клауса Штрауба пришлось объявить членом правительства. Паскаль Фортран и прочие захватчики Закрытой зоны очутились перед серьезной проблемой. Впервые в их планы оказывался втянутым человек, а это грозило крахом столь тщательно соблюдаемой конспирации, Проще всего было бы уничтожить Клауса после процедуры клонирования, однако этот выход являлся для виртоклонов неприемлемым. Всему виной были проклятые правила создания искусственного интеллекта, идти наперекор которым обладатели оного не могли, как не может сам человек, к примеру, усилием воли отключить работу своих легких.

Виртоклоны и не пытались нарушить законы собственной природы. Не стали они и угрожать Клаусу. Зачем? Тот, кому доверена тайна богов, уже не нуждается в запугивании, поскольку отлично знает цену своего вероятного предательства. К тому же добрым богам куда проще завоевать к себе расположение, чем злым. За процедуру мнемосканирования, последующее создание его виртоклона и сохранение всего этого в строгой секретности Штраубу пообещали такую награду, о которой отставной член Макросовета вряд ли когда-либо мечтал. Согласись Клаус на нее, он мог бы устроить безбедную жизнь не только себе, но и нескольким поколениям своих потомков.

Всей правды ему, конечно, тогда не раскрыли, поэтому Клаус думал, что общается в Хранилище Всемирного Наследия со вполне реальным Паскалем Фортраном, не пожелавшим поговорить лицом к лицу и избравшим для этого внутренний служебный канал. Клауса заверили, что нарушение закона о виртуальном клонировании — государственная необходимость, после чего порекомендовали не задавать лишних вопросов и принять вещи такими, какие они есть. Тем более что за это Штраубу полагалось огромное вознаграждение, из-за которого даже самый упрямый ортодокс публично отрекся бы от своих убеждений.

Клаус был шокирован не столько предложенным ему откупным, сколько тем, от кого поступило предложение нарушить закон. Разум подсказывал Штраубу во избежание проблем согласиться на все условия, породить на свет еще одного виртоклона и, прикусив язык, проваливать восвояси куда-нибудь на край земли. В конце концов, не Клауса это было дело, почему вдруг Законодателям снова понадобился виртоклон маршала как они хотят его использовать.

Однако попытка Макросовета выбрать для клонирования наилучший образец привела к неожиданным результатам. В прошлом Клаус Штрауб действительно был хорошим маршалом и чтил закон превыше всего на свете. Уход в отставку ни на йоту не изменил его принципы. Клаус был полностью доволен своей жизнью и подкупить его золотыми горами оказалось сложно. Зато убедить в противозаконности всех этих сомнительных уговоров — проще простого. Само возрождение виртуального клонирования уже давало все основания обвинить Макросовет в нарушении закона. Только вот загвоздка: каким образом отставному маршалу, уже фактически считающемуся членом Макросовета, выдвинуть обвинение против своих новых коллег.

Случай беспрецедентный. Дабы исполнить маршальский долг, Штраубу пришлось бы многое объяснить своим бывшим сослуживцам, а те в первую очередь потребуют убедительных доказательств, которые у Клауса отсутствовали. Беседа с председателем Макросовета явно не протоколировалась, поэтому как улика отпадала начисто.

Терзания заложника престранных обстоятельств Штрауба были куда мучительнее, чем у его будущего заложника Петренко. Хотя бы потому, что Семену никто золотых гор не сулил. Паскаль Фортран пристально глядел на Клауса и ждал ответа. И Клаус принял решение. Правильное или нет, он тогда еще не ведал, но только это был не тот ответ, на который надеялся председатель.

— Я дам согласие на мое виртуальное клонирование, — заявил Клаус. — Но не сейчас. Прежде чем это случится, я хотел бы послужить какое-то время членом Макросовета. Хотя бы половину положенного срока.

— Зачем? Разве вам мало нелимитированного пожизненного гособеспечения и максимального социального рейтинга? — не изменившись в лице, поинтересовался Паскаль. Однако голос его заметно похолодел.

— Это очень щедрый подарок, господин Фортран, — сказал Клаус. — И я непременно воспользуюсь вашим предложением. Но только после того, как честно отслужу Великому Альянсу на этом посту пять лет. Иначе я сочту положенную мне награду незаслуженной. Это мое встречное требование. Я человек принципов и не привык получать незаслуженные награды.

Штраубу было чертовски любопытно, что ответит на его неожиданный выпад председатель, однако поведение Фортрана он предугадал верно: деваться тому было некуда.

— Хорошо, — согласился Паскаль. Клаус отметил про себя, что у Фортрана завидная выдержка. Не торгуясь, отсрочить задуманные планы на пятилетку — не каждый бы пошел на такой шаг. Отсюда также следовал вывод, что планы эти не являлись срочными. — Вы отслужите в Макросовете столько, сколько сочтете нужным. Можете начинать осваиваться в должности прямо сейчас. Однако довожу до вас правило, которое я установил еще во время своего первого срока председательства. В целях безопасности я запрещаю членам Макросовета собираться вместе. Все совещания проходят только в Закрытой зоне «Серебряных Врат»…

«Странный порядок, — подумал Клаус, радуясь и одновременно настораживаясь скорой победе. — Да и все здесь странно. Не верю я вам, джентльмены. Хоть на куски режьте, но не верю. Ну да ничего, обещаю, что непременно докопаюсь до истины — времени у меня достаточно…»

— Это было нелегко, маршал, но за три года я докопался-таки до нее, — признался Клаус. — Все мои доказательства, все выкладки — здесь… — Он постучал пальцем себе по лбу. — Я скрупулезно анализировал даже мельчайшие детали. Кое-где, правда, пришлось делать догадки, но поверьте — эти догадки верны на сто процентов. К несчастью, построить на них законное обвинение мы не сумеем — вам ли это объяснять? Других доказательств у нас, к сожалению, нет.

— Вы можете выйти на Всемирный Форум с официальным заявлением, — предложил Семен. — Люди обязательно прислушаются к словам члена Макросовета. Разразится грандиозный скандал, от которого…

— Еще быстрее, чем это случится, меня таким же официальным путем объявят сумасшедшим, — перебил его Штрауб. — Законотворец — царь и бог виртомира. Паскаль Фортран предвидит наперед большинство моих вероятных ходов, а после того, как вы переполошили привратника, я и вовсе утратил доверие. Но это не беда — я не настолько самоуверен, чтобы не иметь в запасе альтернативный сценарий, как раз на случай непредвиденных обстоятельств. Мой первоначальный план был таков: примерно через полгода я намеревался разрушить защитную систему Закрытой зоны, что автоматически объединило бы ее с Открытой. Ненадолго — полдня, день, в общем, пока Законотворец опять не восстановил бы барьер. Однако за это время миллионы пользователей не устояли бы перед искушением прогуляться по засекреченным секторам «Серебряных Врат». Клянусь, наши экскурсанты обнаружили бы там такое, что вряд ли оставило бы их равнодушными. Виртоклоны успели порядком «наследить» в Закрытой зоне, переделав все на свой лад. Согласитесь: миллион свидетелей уже трудно обвинить в безумии, и маршалам хочешь не хочешь, а пришлось бы вмешиваться. На этом моя миссия была бы выполненной. Но… — Штрауб развел рука-ми. — Сегодня мне к защитной системе путь закрыт. Поэтому работаем по запасному варианту. Теперь придётся действовать быстро, агрессивно и точно. Второй попытки у нас не будет…

Никто из маршалов не удивился ночному появлению Семена Петренко на служебном посту. Рабочий день контролера правительственного терминала проходил по особому расписанию — сеансы связи с Женевой и терминалами других гигаполисов случались не только днем, но зачастую и по ночам. Так что это была не первая ночь, проведенная Петренко на нулевом ярусе Пирамиды в ожидании высоких гостей, но первая, когда ожидание это заставляло сердце маршала буквально разрываться от страха.

Семен все время думал о своей семье. Клаус и Хатори поклялись ему, что, если Петренко выполнит все требования, с его женой и дочерью ничего не случится Обещаниям арбитра Семен не верил, но слово бывшего маршала Штрауба подарило ему тот минимум спокойствия, без которого осуществление грядущей диверсии было попросту невозможно. Руки Семена заметно подрагивали, и хоть в зале правительственной связи было тепло, контролер чувствовал сильный озноб, словно за истекшие сутки зал был переделан в гигантский фростер. Петренко с горькой усмешкой подумал, что ему следует привыкать к подобным ощущениям, поскольку в Антарктиде его ожидали и не такие морозы.

Хатори появился в Пирамиде ближе к утру. Арбитр прибыл без сопровождающих, в компании которых он наведывался на квартиру маршала, — реалерам вход на правительственный терминал был запрещен. По легенде, Хатори намеревался обсудить кое-какие неотложные дела с Женевой. В действительности же он присутствовал здесь для того, чтобы контролировать контролера Петренко, знакомить его по ходу дела с деталями операции, а также символизировать для него нечто вроде дамоклова меча. Последнее было, в общем-то, излишним — Семен не нуждался больше в угрозах. Наоборот, зная, что здесь его никто по шее бить не будет, Петренко был нарочито дерзок со своим ночным посетителем, чего раньше не допускал по отношению ни к Хатори, ни другим пользователям терминала. Впрочем, раньше те не требовали от Семена столь крамольных услуг.

— А, явились, не запылились, — поприветствовал маршал ввалившегося в зал визитера. — Отвратительно выглядите — не иначе плохо спали. Если хотите кофе, заказывайте сами — я вам не дворецкий.

— Прекратите паясничать! — прошипел Хатори, с сопением усаживаясь в кресло. — Делайте, что приказано, и помалкивайте! Иначе…

— Еще одна угроза, и будете сами разгребать ваше дерьмо. А я посижу в сторонке и погляжу, как это у вас получится, — резко оборвал его Семен. Он мог позволить себе немного поизгаляться над Санада — здесь цена могуществу Хатори равнялась нулю. Арбитр являлся богом реал-технофайтинга, но в работе с правительственным терминалом соображал туго.

— Клянусь, как только мы выйдем отсюда, вы на коленях будете умолять меня простить вашу дерзость! — процедил сквозь зубы Хатори.

— Это вряд ли, — с издевкой улыбнулся ему Семён. — Отсюда мы с вами на пару отправимся покорять Южный полюс. Кстати, почему вы не захватили с собой снегоступы и теплые вещи?

Хатори не ответил, насупился и скрестил руки на груди, давая понять, что не намерен вступать в перебранку. Петренко еще долго смотрел на него с нескрываемым превосходством, после чего отвернулся к терминалу и еще раз прокрутил в голове порядок диверсионной акции. Несмотря на поведанную ему подробную и отчасти правдивую легенду, он все равно отказывался называть предстоящую операцию спасением человечества. Если честно, Семена больше волновала не судьба человечества, а то, удастся ли ему убедить коллег в том, что его насильно принудили к соучастию в диверсии. На успех этого противозаконного мероприятия Петренко рассчитывал слабо, а в герои не стремился и подавно.

Атаковать командный центр Законотворца требовалось одновременно с двух терминалов: Западносибирского и Женевского. Запевалой в дуэте был, разумеется, Штрауб. Семену оставалось лишь следовать инструкциям, доводимым до него арбитром Хатори. Хитрый Клаус не рискнул загодя инструктировать Петренко, решив сделать это в самый последний момент из-за боязни сорвать конспирацию. Пока же Семен знал только главный принцип их совместной работы со Штраубом: форматирование раздела «С», краеугольного камня Закрытой зоны, невозможно было произвести непосредственно из этой зоны. Проще говоря, нельзя было заставить зверя пожрать самого себя.

То, что собирались учинить с разделом «С» злоумышленники-клоноубийцы, по смыслу больше всего напоминало артналет — эффективную военную тактику последних войн в истории человечества. Хатори командовал батареей, Семен стрелял, а находившийся в непосредственной близости от цели Клаус координировал огонь, практически вызывая его на себя. Разве что, в отличие от артиллеристов прошлого, эти «артналетчики» все рисковали примерно в равной степени…

— Эй, уснул, что ли? — вывел Семена из размышлений взволнованный голос арбитра. — Нас вызывают!

Служебные ключи, вовсе не похожие на те, которыми пользовались посетители Открытой зоны, были громоздкими и больше напоминали не паучков, а, скорее, паукообразных монстров, коих так любят сажать на головы несчастных жертв создатели виртошоу ужасов. Заметив, что пикры на инфоресиверах призывно пульсируют, Семен мрачно вздохнул, протянул Хатори ключ пользователя, дождался, пока арбитр закрепит его на голове, после чего привел в рабочее состояние свой — контрольный. Все по инструкции, как и раньше. Только что в последний раз…

— Приготовьтесь, — предупредил Хатори. — С минуты на минуту начнем творить историю.

Появившийся в Закрытой зоне Штрауб был сосредоточен и даже не удостоил соратников приветствием.

— Примите передачу, маршал, — распорядился Клаус, после чего перед взором Семена нарисовался суфлер незнакомого ему войс-командера. — Это точная копия инсталлятора «Рубикон» — одного из главных инструментов Законотворца. Не спрашивайте, как она мне досталась, скажу лишь, что одно обладание ею — уже преступление, а вынос за пределы Закрытой зоны равносилен государственной измене. Все операции с разделом «С», производимые через «Рубикон», отмене не подлежат. Чтобы их отменить, необходимо много времени и волокиты. Учтите, у вас будет шанс только на один «выстрел». Когда — вам подскажет Хатори. Что бы ни произошло, подчиняйтесь только его приказам. А пока наблюдайте и не вмешивайтесь. И помните о своей семье!

Петренко помнил…

По милости Штрауба, Семен и Хатори стали свидетелями грандиозного переполоха, взорвавшего Закрытую зону буквально за полминуты. Маршал и арбитр словно наблюдали с улицы в окно трактира, где в это время разгоралась нешуточная драка. Жуткое и одно-временно притягательное зрелище; к тому же свидетели ни на миг не забывали, что им тоже вот-вот придется вмешаться в потасовку…

Закрытая зона, сколько Семен ее знал, всегда отличалась исключительным порядком, чего сроду не наблюдалось в Открытой. Но такого бардака, как сегодня, Семену не доводилось видеть даже в секторах фиаскеров. Сначала отовсюду поверх строгих деловых антуражей принялись каскадами вспыхивать грозные предупреждения о попытках незаконного вторжения в зону Законотворца. Чуть погодя в пестром калейдоскопе стало все чаще появляться имя Клауса Штрауба, которому предписывалось немедленно прекратить все операции в Закрытой зоне.

Предупреждения ужесточились, из чего следовало, что Клаус на них не реагирует. Чем он занимается на своем терминале, Петренко затруднялся даже предположить. Маршал с содроганием наблюдал, как ворвавшаяся в святая святых «Серебряных Врат» буря набирает силу. Буря напомнила Семену виденную им однажды осенью картину: порыв ветра врывается в осиновую рощу, срывает с деревьев засохшие багряные листья и гонит их прочь огненным облаком. Красные листья-предупреждения летели прямо в лицо Петренко, заслоняя собой практически все и мешая сосредоточиться.

За этой пеленой Семен едва сумел прочесть информацию, что доступ в Закрытую зону блокирован. Петренко решил было, что операция провалилась, однако тут же с удивлением обнаружил: на них с Хатори запрет не распространяется. Они оказались как бы вне этого багрового хаоса, не имея возможности убежать от него, вернувшись на исходные позиции — к главному командеру западносибирского терминала. Причины этой странности наверняка крылись в выданном Семену инсталляторе, чья принадлежность к Закрытой зоне и не давала маршалу разорвать с ней связь.

Клаус продолжал атаковать зону Законотворца, а Паскаль — осыпать его предупреждениями. Настырность Штрауба показалась Семену чрезмерной, как и терпение Фортрана. Петренко бы на месте председателя Макросовета урезонил наглеца гораздо раньше, попросту вытолкав его из Запретной зоны в три шеи. Это прежде всего, а разбирательство по факту злостного хулиганства проводил бы уже после.

Фортран пришел к подобному выводу пару минут спустя — очевидно, терпение у виртоклонов было покрепче, чем у людей, Выбросив свое грозное десятитысячное предупреждение, председатель наконец-то нашел довод, каким, по его мнению, можно было образумить хулигана.

— Господин Штрауб! — был оглашен приговор бунтовщику. — Ваше некорректное поведение создает угрозу работе Макросовета. Я намерен лишить вас права нахождения в Закрытой зоне до завершения внутреннего служебного расследования.

— Внимание, маршал! — оживился Хатори. — У тебя будет примерно две-три секунды, чтобы сделать свое дело. Активируй «Рубикон»!

Семен беспрекословно повиновался. Заслоненный до этого сотнями предупреждений, инсталлятор снова очутился у него перед глазами.

— Чтобы лишить Клауса полномочий, Фортран обязан внести поправку в реестр, — торопливо пояснил арбитр. — Сделает он это при помощи своего «Рубикона». Статус Штрауба будет исправлен на накопителе раздела «С». Ты должен опередить Фортрана. Когда он откроет для себя доступ к накопителю, ты запустишь нашу копию «Рубикона», но с совершенно другой командой. Если она опередит команду председателя, тот уже не сможет нам помешать,

— Какая именно команда? — попросил уточнения Петренко.

— Ты ее уже знаешь, — ответил Хатори. — «Форматировать раздел „С“. Сейчас мы вне Закрытой зоны, поэтому теоретически даже можем уничтожить ее всю. Но Клаус приказал бить врага только в мозговой центр, поскольку у нас очень мало времени.

Семен загодя оформил нужный приказ в войс-коминдере инсталлятора. Для того чтобы команда отправилась по назначению, требовалось лишь озвучить её. Петренко «зарядил орудие» хладнокровно и без колебаний, будто выполнял свою обычную работу контролера. Ничего в этом мире его больше не волновало. Он не чувствовал ни страха, ни отчаяния. Вместо них Семена наполнили другие переживания.

Теперь в кресле контролера сидел не запуганный человек, а готовящийся к прыжку тигр. Ранее охотничьи инстинкты маршала проявлялись лишь при отлове правонарушителей через поисковые системы. Безусловно, в той охоте тоже присутствовал азарт, но Семен всегда знал, чем она закончится. Что ждет его в финале сегодняшней игры, Петренко не ведал, и от этого азарт в нем бил через край. Самое интересное, что такое щекотание нервов маршалу даже понравилось — полностью реальное экстрим-шоу, не идущее ни в какое сравнение с виртуальными. Острые ощущения — вот чего не хватало Семену все эти годы! Что ж, наверняка в Антарктиде — среди сосланных туда со всего света отщепенцев из Красного Списка — у Петренко не будет недостатка в острых ощущениях. Только понравятся ли они там ему, еще неизвестно…

Несвоевременные мысли Семена о грядущей ссылке на край земли едва не нарушили ход всей операции. Маршал расслышал команду арбитра, когда тот озвучил ее уже во второй раз, прокричав с такой силой, что контролер едва не вывалился из кресла:

— Действуй, кому говорят!

Видимо, Хатори не на шутку перетрусил, решив, что Семен вознамерился предать их в самый ответственный момент. Зря беспокоился: услыхав приказ, Петренко исполнил его с привычной маршальской расторопностью. Команда на форматирование «выстрелила» по цели, после чего тут же появилось требование ее подтвердить, что Семен и сделал, отправив подтверждение вслед за командой.

Проще простого. Вопрос двух секунд. Короткий миг, а сколько ему предшествовало таинственности, угроз, убеждений, риска разоблачения… Даже немного обидно, что все случилось столь обыденно. Хотя ведь именно так и творится львиная доля мировой истории: отдал команду, нажал сенсор, завизировал документ… И отправил цивилизацию по новому пути развития.

Семен не стал любопытствовать, что за особый знак получил Хатори и как рассмотрел его на пикре среди мешанины из угроз и предупреждений. Семена это уже не волновало, поскольку он выполнил свою часть работы, Петренко также не волновало, войдет ли он в историю, как пообещал арбитр. Смертельная усталость навалилась на контролера неподъемным грузом, вдавила в кресло и опутала сетью глухой апатии ко всему на свете. Семену было даже безразлично, удалась задумка Штрауба или нет. Все равно маршал ощущал себя не героем, а лишь жалким винтиком в механизме глобального заговора, мелкой деталью, которой главный конструктор в любой момент легко пожертвует ради достижения своих целей.

Семен закрыл глаза, стараясь отрешиться не только от виртомира, но и от реальности. Теперь оставалось лишь ждать, когда за ним придут, Что скоро — это несомненно. Пособничество изменнику, обладание незаконной копией «Рубикона»… Грехов предостаточно. Непривычно осознавать, что ты уже не хозяин собственной жизни…

Давно Семен не слышал в стенах штаб-квартиры сигнала общей тревоги. На его памяти это происходило всего два раза; последний — при поимке того безумца, что навел панику, разъезжая по пригороду на самодельном автомобиле. Инфоресивер, который Петренко еще не отключил, сводил с ума воем сирены, разрывающей не только барабанные перепонки, но и мозг. Из допотопных настенных динамиков ей вторила дублирующая сирена, которая будоражила нервы и поднимала волосы дыбом. Семен инстинктивно подскочил из кресла, но тут же плюхнулся обратно. Можно было не суетиться. Поздно бежать к коллегам и строить из себя святую невинность — все проводимые на терминале операции строги протоколировались.

Между тем в Закрытой зоне начали происходить странные и одновременно любопытные вещи. Обилие предупреждений сгинуло, словно все тот же ураган выдул-таки стаю багряных листьев подчистую. Вместо красного единообразия виртомир запестрил цветами всевозможных оттенков. Закрытая зона играла красками, сверкала и переливалась не хуже масштабной рекламной голопанели, какие обычно устанавливались в центрах площадей. Правда, происходило все это в полнейшем беспорядке. Виртуальные декорации меняли цвета как им заблагорассудится, поверх них проступали какие-то незнакомые команды, а однажды Семену почудилось, что в буйстве красок он различил лицо самого Паскаля Фортрана, перекошенное в разъяренной гримасе. Или агонией умирающего в жутких муках. Петренко почему-то решил, что председатель Макросовета тоже заметил его — соучастника грандиозного преступления — и, прежде чем исчезнуть бесследно, проклял бедного Семена на веки вечные.

Безумие напоминало кошмарный сон фиаскера, страдающего от передозировки глюкомази. Глядя на этот хаос, можно было самому бесповоротно рехнуться. Впрочем, Семен не боялся сойти с ума, наоборот, всячески желал этого. Забыться в безумии до конца своих дней — неплохой выход из положения. Тогда и Антарктида покажется не такой мрачной, и обитатели ее — вполне приятными людьми. Однако, как назло, Петренко глядел на сотворенное им беззаконие и при этом оставался невозмутимым, как скала. Он уже и не знал, какое умопомрачительное событие должно было случиться в подлунном мире, которое лишило бы его рассудка, Уничтожение Макросовета являлось уже недостаточным поводом для сумасшествия.

Декорации Запретной зоны продолжали переливаться красками, теперь сменяющими друг друга гораздо чаще. Кое-где из антуража бесследно пропадали целые куски. На месте их тут же появлялась пустота, которая резко контрастировала с многоцветием остального виртомира. Пустота уже ничем не заполнялась, и эти дыры, коих зияло все больше и больше, невольно притягивали взор наблюдателя. Этакие темные пятна на солнце, точнее, черные кляксы на радуге — уродливая дисгармония, не походившая на творение рук человеческих Скорее, в ней присутствовало нечто космическое — последствия какого-нибудь Большого Взрыва или искривления пространства.

Видоизменился даже инсталлятор «Рубикон» Из ультрасовременного войс-командера суфлер превратился во что-то отдаленно напоминающее замшелый камень, какие ставились в старину на распутьях, дабы создавать странствующим витязям лишние проблемы. Перечень оставшихся невостребованными дежурных команд «Рубикона» кривыми буквами усеивал этот валун, только увеличивая его сходство с древним придорожным указателем. С большим трудом Семену удалось прочесть нижнюю надпись: «Форматирование раздела „С“ осуществлено на десять процентов…» При этом число процентов медленно, но неуклонно росло. Вместе с их ростом разрасталась и пустота, пожиравшая Запретную зону словно ржавчина.

— Вы справились, маршал! — довольно произнес арбитр, морщась от воя сирены и поднимаясь из кресла. — Прекрасная работа! Так и быть, я прощаю вам все ваши дерзости. Боюсь, теперь у вас возникнет масса проблем, но уверяю — это ненадолго, Мы не забудем вашей помощи, обещаем. Как только окончательно восстановим раздел «С» и наведем порядок в Запретной зоне, вы будете реабилитированы, а возможно, даже станете членом нового Макросовета. Для героя это будет несложно. Счастливо оставаться!

И, вернув инфоресивер Семену, он заспешил к лифту, намереваясь покинуть растревоженную штаб-квартиру.

Петренко не ответил. Он продолжал тупо пялиться в пикр, где перед глазами маршала «творилась история». Закрытая зона была уже практически неузнаваема и представляла собой сплошной хаос из остатков прежних декораций и черных провалов. Запертым в ней мнимым членам Макросовета некуда было деваться из этого хаоса — спасительное бегство в Открытую зону гарантировало им быструю отправку в карантин, где их неминуемо ожидала ликвидация. Даривший виртоклонам надежную защиту и убежище, бастион выгорал изнутри, а снаружи погорельцев подстерегали палачи-маршалы. Время виртоклонов, затянувшееся на гораздо больший срок, чем думали их создатели, подходило к концу. Болезнь виртомира, проникшая ему в мозговой центр, уничтожалась хирургическим путем вместе с частью здоровых тканей, но, по мнению Клауса Штрауба, это была необходимая жертва.

Семен не стал дожидаться, пока счетчик форматирования покажет заветные сто процентов или когда к нему на терминал ворвутся обеспокоенные коллеги, Сняв ключ, контролер покинул рушившийся виртомир и вернулся в реальность. Семену почему-то вдруг остро захотелось взглянуть на город, в котором он прожил всю свою жизнь. Взглянуть в последний раз перед тем, как его отправят в страну холода и вечных льдов. Обещанная Хатори были лишь обещаниями; кто знает, увидит ли еще на самом деле Петренко родные места.

С трудом передвигая ватные ноги, маршал доплелся до лифта, но распорядился доставить себя не к выходу, а на верхушку Пирамиды — в церемониальный зал Закона, где хранился экземпляр конституции, выполненный на настоящей бумаге в форме древней книги, Именно там Семен присягал когда-то на верность Великому Альянсу, начиная свою маршальскую Службу. Там он эту Службу и завершит…

Где-то внизу завывала сирена и суетившиеся маршалы пытались выяснить причину тревоги, а в зале Закона было пустынно и тихо. Петренко вышел из лифта и, стараясь не глядеть на постамент с конституцией, проследовал к прозрачной стене зала. Сквозь красный кварц город предстал перед Семеном в тревожно-багровых тонах, но эта неестественность не испортила маршалу впечатления. Он осуществил свое последнее желание, и в душе его воцарилось спокойствие, разбавленное… нет, не тоской, а всего лишь легкой ностальгией по ушедшему, Погруженный в светлую грусть, Семен взирал на занимающееся над городом утро, стараясь на всю оставшуюся жизнь запечатлеть в памяти эту картину, Она, а также мысли о семье обязаны были согревать его в далекой Антарктиде…

Лайтеры, освещавшие постамент с конституцией и стенды с другими реликвиями, вдруг аритмично замерцали и вскоре погасли окончательно. Отзвук сирены, который долетал на десятый ярус Пирамиды, тоже звучал все тише и тише, пока наконец полностью не растворился в наступившей тишине. Семен обеспокоенно оглянулся, однако тут же снова вернулся к созерцанию города — то, что творилось внизу, взволновало его гораздо сильнее.

Рекламные панно, в огромном количестве установленные на большинстве городских зданий, проделали то же, что и лайтеры зала Закона, — погасли на всем видимом с верхушки Пирамиды пространстве. Тысячи транспортных экспресс-модулей, что сновали по городским магистралям и добавляли в панораму города динамизм, резко остановились, словно за стенами штаб-квартиры протекала не жизнь, а масштабное виртошоу и кто-то поставил его в режим паузы. Семен глядел во все глаза на мгновенно преобразившуюся картину и не мог поверить, что наблюдает ее в реальности.

Впрочем, он видел пока лишь самое безобидное из того, что ему предстояло увидеть.

Кварцевые стены зала Закона едва не раскололись от раздавшегося со всех сторон оглушительного грохота. Еще не до конца поверивший в происходящее, Семён вздрогнул и испуганно вжал голову в плечи, однако остался стоять на месте, не в силах даже пошевелиться. Колоссальный, похожий на торнадо, столб из тонн пыли и обломков взмыл в небо из того района, где располагалась стоп-зона ближайшей магистрали инскона. Угодившие в смерч здания накренились и стали медленно оседать, разваливаясь на части и вздымая вверх новые тучи пыли и дыма.

Еще три чудовищных торнадо взвились в воздух с интервалом в несколько секунд, мгновенно изменив привычный городской пейзаж до неузнаваемости. Грохот снова сотряс Пирамиду до основания.

Минута, и небо над городом заволокли черные тучи. Всполохи огня, которые то и дело сверкали в непроглядной мгле, сопровождались все новыми и новыми разрывами. Семену доводилось участвовать в интерактивных виртошоу, посвященных войнам прошлых эпох, однако разыгравшееся снаружи действо давало понять, что настоящего ада маршал Петренко пока не видел.

Ноги Семена подкосились, а к горлу подкатила предательская тошнота. Обессилев от ужаса, он уселся прямо на пол, будучи не в силах отвести взгляд от творившегося в городе кошмара. Петренко удивляло, почему он не сошел с ума сразу после диверсии в Запретной зоне. Теперь же он чувствовал, что наконец-то все встаёт на свои места — безумие накатывает на него сметающей волной животной паники. Панику усугубляло и осознание того, что Семен был напрямую причастен к этой трагедии.

Ад ступил на землю при его посредничестве. Вину маршала нисколько не умаляло то, что ему пришлось действовать по принуждению. Подчиняясь заговорщикам, Семен беспокоился о семье… И вот во что вылилось его беспокойство: Такира и малышка Сандра были сейчас где-то там, в этом ревущем урагане. Как и семьи других, ни в чем не повинных людей.

Дрожащими пальцами Семен извлек из кармана инфоресивер — обычный, для выхода в Открытую зону, — но тот наотрез отказался связывать его с семьей, поскольку вообще не подавал признаков жизни. Похоже, Клаус непростительно ошибся в расчетах: последствия форматирования оказались куда более катастрофическими, нежели прогнозировалось.

Бежать… Срочно бежать отсюда. Лучше уж сгинуть в аду, чем наблюдать, как он безжалостно уничтожает то, что тебе дорого…

Дверь в шахту аварийного выхода не поддавалась, и Семен успел в кровь разодрать о полимер кулаки и отбить ноги, прежде чем догадался, как открывается выход. Неудивительно: шахтой не пользовались со дня основания Пирамиды — не было необходимости. И вот спустя столетия такая необходимость все-таки возникла.

Семен бежал прочь из Пирамиды. Он бежал в охваченный хаосом город, дабы быть вместе со своей семьей, Петренко истово надеялся, что с ней все в порядке, а иначе и пожизненное заключение на ледяном материке явилось бы для маршала-предателя чрезмерно мягким наказанием. Судьба канувшего в небытие виртомира Семена в данный момент не волновала. Хватило бы сил уцелеть в реальном.

В первое утро Жестокого Нового Мира маршал Петренко и не предполагал, что такая задача окажется ему по плечу…