Глава 6,

в которой Нина знакомится со следователем Клочковым

Следующим днем уроки тянулись бесконечно долго. Я рисовала прямо в тетрадках. Поначалу учителя пытались со мной бороться, вызывали в школу папу и бабушку, назначали дополнительные занятия со школьным психологом.

Школьный психолог, Екатерина Васильевна, давала мне пачку бумаги, карандаши и говорила со мной. Рассказывала о сыне моего возраста, о том, что нужно учиться, а рисунки оставить на после уроков, предлагала тесты со смешными пятнами. Я слушала и рисовала, тогда еще совсем неумело, улицу за окном и припаркованные машины, саму Екатерину Васильевну, стопку книг на столе, луч солнца на книгах. Интуиция вела меня по цветам, формам, изгибам. Переделывать реальность я начала гораздо позже, наверное, после покупки новой шапки.

Через час, когда дополнительное занятие заканчивалось, я забирала готовые рисунки и шла домой или к близнецам. У близнецов меня всегда принимали как родную, никто не заставлял делать уроки. Можно было валяться на ковре и рисовать, или читать, или болтать с Настей о всякой ерунде, пока Ваня, сверяясь с инструкцией, собирает очередной автомобиль из груды некрасивых продырявленных железок. Через какое-то время учителя оставили меня в покое, и в тетрадях по-прежнему появлялись школьные коридоры, портреты одноклассников, маскароны, фасад дома напротив. Тетради у меня заканчивались быстрее, чем у остальных.

На каждой перемене я набирала телефон следователя и каждый раз слышала длинные гудки. Но наконец перед последним уроком, геометрией, в трубке раздался шорох и усталый низкий голос сказал:

– Клочков слушает.

Я ошарашенно молчала – уже не надеялась, что до него дозвонюсь, – а он раздраженно повторил:

– Слушаю, говорите!

– Здравствуйте. Я по поводу дела, которое вы ведете. – Тут я поняла, что не знаю, что соврать, и снова замолчала.

– Говорите быстрее. – У него в кабинете хлопнула дверь.

– Нина, дай посмотреть домашку. – Настя подлетела ко мне и, не дожидаясь ответа, стала рыться в моем рюкзаке.

– По поводу дела о… пропаже моей матери. – Я назвала имя.

– От какого года, напомните?

– 2014-го.

– Да, такое дело есть. Что вы хотите узнать?

Настя наконец нашла нужную тетрадь в моем рюкзаке, шлепнула ею о свою парту, уселась и стала изучать. Я опять помолчала, но врать все-таки не стала и сказала правду:

– Я бы хотела узнать новости по этому делу. Отец мне ничего не рассказывает.

– Вы ее дочь?

– Да.

– Вообще-то новостей нет. Мы все проверили, но зацепок, сами понимаете…

– Могу я посмотреть, что вы нашли тогда?

На том конце провода почувствовалось раздумье, которое разрешилось:

– Документы показать не могу, но могу в общих чертах рассказать о ходе расследования и что удалось выяснить. Можете прийти с трех до четырех.

– Я приду! Приду! Куда идти?

– В управление на Литейном, – ответил Клочков М. П. и положил трубку.

Я нашла точный адрес в интернете. Было около двух – как раз досидеть урок и доехать до управления.

Близнецы подозрительно посмотрели на меня, когда я сказала, что сегодня у меня с группой этюды в Ботаническом саду. Настя обиженно поджала губы.

– Сходим вечером в кино? – спросила я, чтобы не казаться слишком уж занятой.

– Ага! – энергично согласился Ваня. – Посмотрю, что идет поблизости, и отпишусь! – У нас с ними был общий чат.

Я выскочила на улицу под мрачное сыреющее небо и понеслась на Литейный проспект – мимо домов со столетней историей, мимо переплетающихся змей, поддерживающих балконы драконов. Прохожие норовили попасть под колеса: целаканты, архелоны, плакодусы. Они отпрыгивали, когда я тренькала звонком самоката.

Управление находилось в нескладном здании послевоенной постройки. Оно хмуро таращилось окнами на глухую пробку на проспекте. Внутри я спросила у охранника, где найти следователя Клочкова. Он записал мою фамилию в потрепанный журнал и сказал подняться на пятый этаж.

Пятый этаж управления был похож на отделение полиции, но людей тут было меньше.

У пробегавшего мимо молодого человека я спросила о Клочкове.

– Женька, – окликнул он коллегу, шедшего нам навстречу, – девушка интересуется, где найти Клочкова.

– Клочкова? Кто такой Клочков?

– Точно не знаю. Следователь, наверное. Клочков М. П., – для верности я протянула им квадратик с именем и телефоном. Они взяли его и внимательно изучили с обеих сторон.

– Саня, тут девушка ищет Клочкова, – они подозвали другого молодого коллегу.

– Отстаньте от девчонки. – Тот отобрал у них и вернул мне записку.

Он указал на дверь, напротив которой мы стояли. На ней была табличка: «Кабинет № 53. Клочков Михаил Петрович. Старший оперуполномоченный уголовного розыска по Центральному району Санкт-Петербурга».

Под громкий хохот я постучала в дверь. Ответа не последовало. Постучала еще раз погромче.

– Кто там такой вежливый? Входите, – раздался голос, с которым я говорила два часа назад.

Кабинет Михаила Петровича был почти копией кабинета участкового: тот же тусклый свет из зарешеченного пыльного окна, такие же пухлые папки дел, занимающие все подоконники, столы и стулья. Разве что пол был свободен, на нем даже была потертая ковровая дорожка, не доходившая до стола.

Клочков оказался точно таким, каким я себе его представляла: невысокий, худощавый, с зачесанными назад седоватыми волосами, на лбу – залысины, морщины у глаз. Осталось узнать, на самом ли деле он одинок.

Он встал и протянул руку. Я с опозданием протянула свою в ответ – никто раньше не пожимал мне руку при знакомстве.

– Вообще-то я не имею права разговаривать о делах с несовершеннолетними, – он смотрел мне прямо в глаза. – Сколько тебе лет?

– Одиннадцать… то есть четырнадцать, – запнувшись, ответила я, невольно касаясь того кармана в рюкзаке, где лежал недавно полученный паспорт.

Он улыбнулся, давая понять, что это не одно и то же.

– Коли пришла, спрашивай. Ты, кстати, очень похожа на потерпевшую. То есть, извини, на мать, – поправился он.

– Откуда вы… – начала я и осеклась, поняв, что в деле наверняка множество фотографий мамы. Вспомнила, как мы с папой сидели у компьютера и выбирали те, где ее лицо было хорошо видно, с разными прическами, с шапкой и без.

– Не знаю, – сказала я. – Расскажите, пожалуйста, всё, что удалось узнать.

И он стал рассказывать:

– Дело попало ко мне два года спустя, когда его перевели в уголовные. Это значит, что потерпевший с большой долей вероятности считается погибшим. – Он посмотрел на меня, как я отреагирую, но я сидела спокойно: я знала, что она жива. – Мы проверили все с самого начала: опросили свидетелей, отработали основные версии.

– Но меня вы не опрашивали?

– Да. Муж потерпевшей… гхм… то есть твой отец попросил тебя не трогать. Мы воспользовались уже имеющимися показаниями.

– Какие были версии, почему она ушла?

– Причина была не в асоциальном поведении, очевидно. Поэтому первым подозреваемым был муж. – Я отрицательно покачала головой. – Но у него было алиби. Второй причиной обычно бывает работа. Мы опросили всех ее коллег в НИИ, начальство. Ее работой, как ты, наверное, знаешь, было изучение старых штаммов. Готовилась защищать кандидатскую, писала статьи для зарубежных журналов. Хорошая карьера, но не настолько, чтобы стать объектом зависти или убийства.

На столе требовательно затренькал сотовый, он посмотрел на экран и сбросил звонок.

– Дополнительный опрос друзей, соседей, проверка камер наблюдения ничего не дали. Она просто исчезла. Знай мы причину, было бы легче найти тело или ее саму. – Он перебирал листки с записями, приклеенные к монитору. – В общем-то, это все, что я вкратце могу сообщить. Вероятно, отец расскажет немного больше, он вел свое расследование.

– Свое расследование? – изумилась я. – Ничего об этом не знаю.

– Ты была совсем ребенком, отец, наверное, не хотел тебя лишний раз тревожить.

Я вспомнила прогулки по пустым улицам, ветер и кофе навынос, пустоту и слезы по ночам – и не стала осуждать папу. Михаил Петрович начал складывать документы на столе, давая понять, что разговор окончен. Я встала, повесила рюкзак на плечо, не удержалась и спросила:

– Как думаете, она еще жива?

Он шумно вздохнул. Успокоение детей не входило в его обязанности.

– Возможно, но по статистике, понимаешь…

– Спасибо, – я боролась с подступающими слезами. – До свидания.

– Всего доброго, – виновато ответил он, заметив мои слезы.

Я подошла к двери, взялась за ручку.

– Знаешь что, – раздался голос за спиной.

– Что?

– Я никогда раньше не видел, чтобы муж так… – Он подбирал слова. – Через меня проходит много подобных дел, вы понимаете, но никогда раньше я не видел человека, который любил бы потер… жену так сильно. Он вел самое настоящее расследование.

– Я думала, он давно перестал ее искать.

– Думаю, тебе следует поговорить с папой.

Выйдя из кабинета, я поняла, что Михаил Петрович – первый за долгое время незнакомец, который не показался мне морским чудовищем.