4. «Привет от Алины»
Сторожевой эсминец «Стрелок» подошёл борт к борту. Двое серьезно настроенных стюардов с извлеченными из опечатанного сейфа пистолетами впихнули меня в шлюз.
Десять шагов вперёд – навстречу приветственному комитету. А кажется, вечность.
Я знал, что акция по дополнительному легендированию – и не только – планируется. Знал, что нужно быть готовым ко всему к определенному часу.
Не знал лишь, как именно это проделают.
Случившееся было действительно чересчур.
Так что задумчиво-покаянное и слегка шокированное выражение на лице попавшегося в руки правосудия злодея было, к моему величайшему сожалению, не слишком-то и наигранным.
Плевать. Сначала надо выбраться из гостеприимных объятий Родины, а то операция кончится, не начавшись.
…В конце шлюзового коридора меня встретила четверка ребят в полных бронескафах. Взяли в круг, подхватили под сцепленные за спиной руки и молча потащили по коридорам.
Отчего-то от вида корабельной обшивки на сердце полегчало. Всегда любил находиться на наших военных кораблях. Дома стены помогают, так?
По пути то и дело встречались офицеры. Всем, курва-мать, интересно полюбоваться на государственного преступника.
Вспомнив наводящего порядок в рядах журналистов Старика, сделал зверскую физиономию – чистый каторжанин – и принялся наслаждаться жизнью.
Наслаждение продлилось недолго – после поездки на лифте втащили в полутёмный кабинет, бросили на кресло и удалились.
Странно, думал, сначала на губу бросят. Помогайте, стены!
…Стены не спешили. Почти темно. Освещение – от гигантского аквариума во всю стену. То ли голографического, то ли настоящего – Бог знает. Настоящий на боевом корабле вряд ли бы разрешили, но всяко бывает.
Перед аквариумом, через стол от меня – кресло. В кресле – кап-два. Седой, полный, лысоватый. Вертит в руках тяжелое пресс-папье из бордовой яшмы. Богато, однако. Любит кап-два диковинки.
И сам оригинал – не старый еще, явно младше шестидесяти, а морщины, лысина, лишний вес… Многие, конечно, предпочитают сохранить некоторые приметы жизненного опыта – но обычно не такие.
Кап-два привстает, опираясь широко расставленными руками о стол. Скалится сквозь щеточку усов. Тихонько постукивает пресс-папье о железную поверхность. Бум, бум…
– Вы ничтожество, Ерёмин, слышите? – рычит тихо, но грозно; не отнять. – Будь моя воля, я бы не стал сюсюкаться с вами и отправил бы обратно на «Миротворца» пешком, без шлюзового коридора и скафандра!
– Правда? – откидываюсь, насколько это возможно с руками за спиной, назад, закидываю ногу на ногу. – Не рекомендую. Мы в международном Пространстве. Не так поймут.
– Так, так, – ворчит он горлом.
«Тук, тук», – отвечает пресс-папье.
– Все меня правильно поймут! Вы – позор армии и флота. Вполне возможно, подельник убийц.
– За это они меня и продырявили, так? – отвечаю.
– Следствие покажет! А для меня вы – вот! – дальше нецензурно. – Век бы вас не видел. Благодарите своего ангела, если у иуд есть ангелы. У вас хорошие покровители в Столице, иначе и не объяснишь.
– Правда?
– Молчите, а то убью! – понимаю: не врет. Из сторонников покойного светлейшего, что ли? – Катитесь на свою Галицию к чертовой бабушке. Сунете нос оттуда, даже в Пояс – найдем и прищемим, не сомневайтесь.
Выдохнул, утёр пот со лба.
– Детектив, тоже мне! Мне известно, какой вы «детектив»! Благодарите Бога, что вы еще и дипломат, а командование узнало о сути вашего поручения.
– Меня назначили послом? – и ухмылочку померзее.
Танцую на лезвии. Но иначе не получится. Я уже понял, в чем игра, и знаю, как придать ей красок. Главное, не переборщить.
На столе загорается голоэкран. Неужто мне решили провести именно такой инструктаж? По всему выходит – да.
Не знаю, какой извращенец придумывал операцию, но его чувство юмора мне начинало почти что нравиться.
Настоящих буйных – мало.
– Ознакомьтесь, – выдавливает кап-два, обильно потея. – Это расчеты продолжительности функционирования Новой Галиции на самообеспечении при сохранении нынешней ситуации по данным дальнего сканирования.
Я прищурился. Вяло выходило. Год-полтора – и на станцию можно присылать большую труповозку.
– Занимайтесь чем хотите для своих американцев, но добейтесь, чтобы местные прислушались к голосу разума и приняли гуманитарную помощь, – прорычал кап-два. – Мы ничего не просим взамен. Русские же люди погибнут. Может, хоть слова цареубийцы эти ненормальные выслушают, – ядовито заключил он. – Не вглядывайтесь так. Все документы вам передадут, как и программно подтвержденную запись этой беседы, перед возвращением на «Миротворца». Нет нужды напоминать, что теперь продолжительное функционирование колонии – в ваших личных интересах.
Я пожал плечами.
– Благодарю за брифинг. Я могу идти? Кстати, наручники жмут
– Я еще не закончил, – проговорил он как-то задумчиво. Обошел стол, оперся о него. – Я не могу сунуть вас в мешок и отвезти на Землю. Не могу выкинуть в открытый космос. Но никто не говорил, что вы должны уйти от меня непременно в добром здравии.
Коричневато-багровая яшма. Синие блики от аквариума. Летит прямо в лицо. Вселенная состоит из боли. Звезды – вспышки терзаемых нервов.
Падаю на пол.
…Вас когда-нибудь били яшмовым пресс-папье? Это больно. Это очень больно.
Еще это очень сложно.
Очень сложно, когда движения мучителя медленны, словно под водой, а вбитая тебе годами наука велит поднырнуть под атакующую руку – и отделать мучителя: ногами, головой, плечами…
Удержаться от сдачи – самое сложное.
Меня били, а я держался. Держаться – значит «держать себя». Чтобы не ответить.
Потом необходимость в этом пропала.
– …Прекратите избиение!
– …Извините, господин капитан, не могли не пропустить!
На два голоса, стереофонией.
Звенит в ушах. Сплевываю зубы на ковролин. Новые вставлю. В два ряда, из яшмы. Вот как отстреляюсь, так отыщу кап-два, пристрелю как собаку, а пресс-папье заберу на память.
Зубы – пять. Ребра – три перелома и трещина. Легкие вроде не задеты. Отбита селезенка. Нога – трещина.
Садюга чертов.
…Ладно, не пристрелю, нехай живет. Но неполное служебное точно обеспечу, пусть даже это будет последним в моей жизни.
Такой не заслуживает звания офицера.
…Да, я специально нарывался на побои. Иначе мне просто не поверили бы. Да и второй цели постановка бы не достигла. Но на такое я не рассчитывал.
Ладно, кто там меня спасать припёрся?
Двое. Хрен разглядишь, темно, да еще и глаза заплыли, превратившись в щелки. Еле-еле приоткрываю правый.
Один – в форме особиста. Единственный с нефлотским званием здесь. Ротмистр, ровня, значит. Второй – в гражданском.
Ба! Да это же лимонный пиджак из салона.
Лимонный был хорош. Залюбоваться можно. Он полыхал, буйствовал – и все ледяным тоном, без малейшего движения.
– Являясь консулом и представителем Новой Галиции при ООН с правом совещательного голоса, – вещал он с отменным занудством на хорошем русском, – смею сообщить, что в соответствии с договором триста-нуль-два дробь пятнадцать, особое приложение три, о гарантиях и правах народов, находящийся в международном пространстве и следующий на Новую Галицию корабль является субъектом международного права. Следовательно, арест не имеет законной силы.
– Выведите этого клоуна, Ефим Григорьевич! – приказал кап-два.
– Не могу, Потап Арсеньевич… Дипломат…
– Верно! И обладаю дипломатической неприкосновенностью. Я официально беру под защиту этого человека, – цивил шагнул вперед без страха. – Вставайте, коллега, Новая Галиция всегда готова предоставить убежище пострадавшим от «правосудия» москалей.
Последнее слово больно резануло слух.
– Мы можем что-то с этим поделать? – кап-два звучал почти обреченно.
Он знал ответ.
…Кажется, меня вели под руки консул и ротмистр. Ротмистр предлагал заглянуть в медблок, дипломат отказывался, торопясь вернуться на «Миротворца».
Потом я ненадолго отключился, секунд на двадцать, не больше, а пришел в себя от того, что в руки мне пихают карту памяти.
Одновременно ротмистр объяснял консулу суть сделки, приведшей к моему «освобождению».
Снова отключился.
…Лифт.
– Ну же, не унывайте! – заклинал ротмистр. – Скоро все образуется, я верю. И все наши за вас. И бесы, и дырки, все…
– Особенно Флот… – шепчу еле-еле.
– Не обижайтесь на Потапыча, – просит ротмистр. – Родная тетка покойного светлейшего – его давняя amante. Близок к семье. Старый медведь будто сына потерял.
Вдруг начинаю понимать кап-два.
– Не обижаюсь, – говорю твердо, а выходит снова шепот. – Но ур-рою подлеца. Закопаю, надпись напишу…
– Да что вы ему голову морочите? – не выдерживает дипломат. – За него, значит? Что же никто не остановил вашего мясника?
– Вот что, отвлекитесь. Оба. Гляньте, что мне дочка с моря прислала.
Ротмистр роется в комме. Открывает голофото. Лиловое небо – такое бывает только на Марсе.
Озеро – а кажется, море, другого берега не разглядеть. На прозрачном кристаллическом песке выстроен замок. Летучим почерком ниже выведено: «Привет от Алины!».
Теряю сознание.
…Лежу. Койка в медблоке? Восстановительная капсула? Нет, гостиничная кровать, сексодром три на два с половиной. Не пошевелиться.
Рядом стоит на коленях женщина. У неё два лица, и я не могу понять, какое я вообразил, а какое настоящее.
– Тебе будет трудно. Очень трудно, любимый. Но без этого нельзя. Пожалуйста, не сломайся. У тебя будет два задания. Надеюсь, все прошло гладко, и первое ты только что выслушал. Второе я изложу тебе сейчас.
Щурюсь. На подоконнике темная фигура. Мужская. А этот паршивец здесь что забыл? Хочется встать и выставить взашей или хотя бы поднять голову, чтобы разглядеть, кто это. Не могу.
– Я доверяю тебе самую охраняемую тайну Империи. Ну, или одну из. Гордись.
Что-то не тянет. Да и не помню никаких тайн. Бред ты мой, бред. Наполучал по морде, вот и мерещится невесть что.
– В дни Федерации люди очень любили говорить, что верят. Но понимали это очень по-своему, – она грустно улыбается. – Ты уже знаешь о соборе. О Спасе-в-Пустоте. Не знаешь лишь главного. Наши предки разместили в нем боевой модуль. Достаточно ракет с термоядерными боеголовками, чтобы выжечь малую планету дотла. Космическое ПВО, так это понимали в те годы.
И все же сон очень реален. Чувствую, как затекло тело. Легкую боль в затылке. Грусть.
– Храмы – это не пусковые площадки. Они для Того, у Кого нет мертвых, а не для Безносой. Увы, они этого не понимали. Модуль автономен и отслеживает окружающее пространство. Единственный коридор, которым можно подойти к храму, чтобы система деактивировала большинство ловушек на входе в модуль, начинается у северного порта Новой Галиции. Понимаешь, почему мы не могли ничего поделать? К тому же автоматика знает сигнатуры транспондеров земных кораблей и не получала сигнала о начале войны, так что можно было не беспокоиться. Но чужой корабль летит без транспондера. И он пройдёт в красной зоне безопасности. Даже если обойдется без ответного удара – представь себе скандал. Удар по Церкви, по Империи, по всей державе. Да, учти. Большинство ловушек – это еще не все. С тобой будет специалист… Попытаешься?
Хочу ответить. Не могу. Вместо меня реагирует фигура на подоконнике. Шутливо отдаёт честь – к пустой голове руку не прикладывают, балда! – спрыгивает наземь.
У незнакомца – моё лицо.
В себя пришел в медблоке «Миротворца». Отлеживаться пришлось неделю. У постели поочередно дежурил кто-то из пассажиров – Савелиев с Ивановым, консул, который, как оказалось, носил вполне русскую фамилию Бондаренко, Гнайде, остальные, чьих имен не упомню.
Да и потом – поминутно находились рядом, пробовали пищу… Русской команде «Миротворца» не доверяли.
Впрочем, первым среди живых меня приветствовал отнюдь не кто-то из добровольных сиделок.
И не сказать, чтоб встреча была приятной.
– Приветик. Нефиг делать морду, будто тра-ля-ля, крындец всему, и жизни, и любви, – бодро заявил я, стоявший у спинки кровати.
Я-лежавший только застонал.
– Тсс! – он (я?) приложил палец к губам и растворился в воздухе.
Вместо него в воздухе остался ряд горящих букв и цифр. Список команд для комма.
Откуда-то издалека донеслось тихое, женским голосом произнесенное:
– «В письмах из этих мест не сообщай о том, с чем столкнулся в пути. Но, шелестя листом, повествуй о себе, о чувствах и проч. – письмо могут перехватить…».
Могут перехватить. Ясно. Более чем.
Даже если строчки «в струю» нашло в памяти моё подсознание, и не более того.
…Той же ночью я врубил приват-режим в комме и отбил запечатлевшиеся в памяти команды на виртуальной клавиатуре.
Открылась ранее запароленная папка, содержимое которой можно было истолковать, только зная то, что я услышал во сне. Или в воспоминании – я так и не смог понять.
Впрочем, информация была по большей части пустышкой.
По-настоящему интересных деталей – ровно одна. Информацию о смертоносной начинке «храма», оказавшуюся утерянной во времена смены строя с демократического на монархический, удалось вновь отыскать в архивах два месяца назад, и то совершенно случайно. Поэтому и не почесались раньше. Просто не знали. А тут еще и железные гости с дальних рубежей подвалили…
…Сквернословящий глюк больше не появлялся – так что я перекрестился с облегчением. Нехорошие, знаете ли, ассоциации вылезли. Совсем нехорошие.
…А вообще-то то, что мы проделали, называется вербовкой втемную. Вот консул и на крючке. Как собирались. Не зря на орбите болтались – и ребята, похоже, вовремя клиента подтолкнули.
Как надо.
