Глава 17
Запарковав «мазду» на платной стоянке возле Курского вокзала, Молчанов посмотрел на Ларису:
– Приехали.
– Выходим?
– Да, выходим. Наш поезд номер шесть, Москва— Сочи. Отходит от первой платформы через двадцать минут.
Выйдя из машины, они двинулись в сторону вокзальной площади. Когда они вышли на первую платформу, поезд Москва – Сочи уже стоял там. Подойдя к девятому вагону, на котором было написано СВ, Молчанов увидел проводника. Это был худой чернявый парень в белой куртке, какие обычно носят повара и официанты, и в железнодорожной фуражке. В руке он держал черную папку с кармашками для билетов.
Увидев остановившихся рядом Молчанова и Ларису, спросил:
– В наш вагон?
– Кто-то из вас должен быть Беслан, кто-то – Алик.
– Я Алик, а что?
– Тебе должен был позвонить Тенгиз. Насчет купе до Сочи.
– А, вы от Тенгиза…. – Зайдя на площадку, крикнул: – Беслан! Беслан, выйди!
Из коридора на площадку выглянул второй проводник, поплотнее и постарше. Одет Беслан был так же, как Алик, на нем были синие брюки и белая куртка.
– Беслан, пришли люди от Тенгиза. Проводи.
– От Тенгиза? – Окинув взглядом Молчанова и Ларису, Беслан кивнул: – Идемте, покажу купе.
Войдя в вагон, они прошли вслед за Бесланом в коридор. Остановились у одного из купе, Беслан достал из кармана ключ, открыл дверь.
– Заходите. Потом заглянете ко мне, наше купе у входа. Скажете, если чего не хватает.
– Обязательно. – Войдя в купе вслед за Ларисой, Молчанов прикрыл дверь.
На столике стояли бутылка шампанского, бутылка коньяка, боржоми и тарелка с тремя яблоками и кистью винограда. В стоящую рядом с бутылками темно-синюю стеклянную вазочку с узким горлышком были вставлены три розы. Тут же стояли два бокала.
Лариса понюхала розы:
– Пахнут. Вообще, они довольно свежие.
– Сейчас я пойду расплачусь с проводниками. Когда я выйду, закройте запор на двери. Шторку на окне пока не открывайте. Дверь тоже не открывайте, кто бы это ни был и что бы он вам ни говорил. Откроете только на мой условный стук: четыре удара – пауза – один удар. Посидите, я быстро.
Пройдя к купе для проводников, увидел Беслана, расставлявшего на столике стаканы для чая. Проводник спросил:
– Все в порядке?
– Все в порядке. – Закрыл за собой дверь. – Сколько я должен?
Беслан назвал сумму. Отсчитав, Молчанов добавил пятьдесят долларов:
– Это за старание.
– Спасибо, командир. – Беслан спрятал деньги. – Если что, позовете.
– Проследи, чтобы в мое купе никто не совался. Никаких стуков, никаких перепутанных мест. Ты меня понял?
– Понял, командир, как не понять. Все будет тихо, не волнуйтесь. Я прослежу.
Молчанов вернулся к своему купе. Постучав условным стуком и услышав звук открывшегося запора, вошел. Прикрыл за собой дверь, опустил запор. Сел напротив Ларисы:
– Все было тихо?
– Да.
– Лариса, проводникам я сказал, что мы едем в Сочи, но мы сойдем в Серпухове. Оттуда на такси поедем в Тарусу, к Нине Николаевне Боровицкой. Вас я взял с собой для прикрытия, поскольку, если бы я ехал один, меня было бы легче засечь. Впрочем, нас с вами могут засечь и сейчас, когда мы вдвоем. Поэтому на все вопросы и оклики из-за двери, обращенные к вам, не важно в какой форме, по имени или просто «девушка», не отвечайте. Кто бы к купе ни подошел и какие бы вопросы этот человек ни задавал, отвечать буду я.
– Хорошо.
Поезд тронулся. Прислушавшись к стуку колес, постепенно набиравших обороты, Молчанов сказал:
– Теперь можно отдернуть шторку. Будем пить боржоми и любоваться пейзажем.
– А проводникам не покажется странным, что мы выйдем в Серпухове?
– Я объясню им, что мы вышли по вашему желанию. Сошлюсь на женский каприз.
Когда по радио было объявлено, что поезд подходит к Серпухову, Молчанов прошел в купе проводников. Сказал:
– Ребята, тут такое дело, моя телка пожелала сойти в Серпухове. Секете?
– Секем, командир, – сказал Беслан. – Что делать, телка есть телка.
– Так что мы делаем ноги. Бабки я вам отдал, все чин чином.
– Какой разговор, командир. Ты хозяин.
Вернувшись в купе, кивнул Ларисе:
– Выходим.
Поезд, звякнув буферами, встал, они сошли на перрон. Спустившись на вокзальную площадь, сели в такси. Молчанов назвал адрес, таксист, не говоря ни слова, дал газ.
В Тарусу они въехали через пятнадцать минут. Водитель остановил машину у старого деревянного дома.
Молчанов расплатился, они вышли.
– Идемте прямо к крыльцу, – сказала Лариса. – Надо подойти и постучать.
Они поднялись на крыльцо, Лариса постучала, дверь открыла незнакомая ему пожилая женщина. На женщине был поношенный темно-синий халат, черные резиновые боты и черная косынка.
– Здравствуйте, Римма Валентиновна, – сказала Лариса. – Нина Николаевна дома?
– Нет… – Закинув голову, женщина прислонилась затылком к стене. Закрыла глаза, из них медленно потекли слезы. – Нет, она не дома… Она никогда уже не будет дома… Никогда…
– А что случилось? – спросил Молчанов.
Не открывая глаз, прошептала:
– Ее… сшибло… машиной… Вчера…
– Сшибло машиной? А как это случилось?
– Она шла… к своей любимой скамейке… на берегу Оки… – Открыла глаза, всхлипнула. Попытавшись подавить слезы, как-то жалко скривилась. Покачала головой: – Простите… Но это… была моя лучшая подруга… Самый близкий мне человек… Что мы здесь стоим… Проходите в дом.
Они прошли в дом. В одной из комнат хозяйка остановилась:
– Хотите чаю? Может быть, что-то поесть?
– Спасибо, Римма Валентиновна, нет. – Молчанов сел. – Но как же все произошло?
– Сейчас… – Достав платок, вытерла слезы. – Сейчас… Простите. Сейчас я все вам расскажу. Только подождите, вытру слезы. Ради бога, простите… Вы, случайно, не Павел Александрович Молчанов?
– Нет, я его помощник. Приехал по его поручению. Меня зовут Петр.
– А по отчеству?
– Петр Александрович.
– Очень приятно. Меня зовут Римма Валентиновна Муравьева. Нина Николаевна мне много рассказывала о Павле Александровиче. Вы с ним расследуете обстоятельства смерти Юлечки и Вити, да?
– Да, расследуем.
– Нина мне говорила. – Посидела молча. – Нина говорила, Юлечка и Витя не сами умерли, их убили. Это так?
– В общем, так.
– Вот видите… – Муравьева закусила губу. – А теперь мы и ее не уберегли.
– Римма Валентиновна, успокойтесь. Расскажите, как это случилось? Какая машина сбила Нину Николаевну?
– Если бы я знала… Я ведь прибежала туда, когда все кончилось… Нина лежала на земле мертвая, вся в крови… Кругом стоял народ… Разве мне было до машины?
– Но ведь кто-то должен был видеть эту машину?
– Сам момент, когда Нину сшибло, никто не видел. Это случилось на проезде, который ведет к Оке, по этому проезду машины почти не ездят. Две женщины, они живут там, слышали удар и вскрик. Потом увидели машину, она уже уезжала. Это была легковая машина, темного цвета, остального они не запомнили. Ни номера, ничего. Подбежали к Нине, а она уже была мертва…
– Вы пробовали спросить, как все произошло, в милиции?
– Конечно. Когда я пришла в милицию узнать, проводили ли они расследование, мне сказали, что проводили и что это было дорожно-транспортное происшествие. Со мной разговаривал дежурный, такой молоденький милиционер. Когда я попыталась объяснить ему, что Нину Николаевну сбили нарочно, он только усмехнулся. «Мамаша, – говорит, – мы разберемся, вы не волнуйтесь. Вы, мамаша, лучше идите домой». С ними бесполезно разговаривать.
Муравьева нагнула голову, разглаживая скатерть на столе.
– Когда похороны? – спросил Молчанов.
– Завтра. Сейчас она в церкви, на отпевании. Я похороню ее по-христиански, на местном кладбище. Она была верующая, как и я. И… знаете… вот что… – Встав, подошла к секретеру. Открыла ящик, достала нечто, завернутое в белую тряпицу. Повернулась, протянула ему: – Вот. Передайте, пожалуйста, это Павлу Александровичу Молчанову. Нина Николаевна просила меня, если с ней что-то случится, передать это ему. Обязательно.
– А что это?
– Деньги. Простите, но здесь только шестнадцать тысяч долларов. Две тысячи мне придется истратить на ее похороны. Но остальное возьмите.
– Римма Валентиновна, я не возьму эти деньги. Я просто не могу их взять.
– Нет, вы их возьмете. Обязательно возьмете. Иначе грех. Это была ее последняя воля. Она так и сказала: «Если со мной что-то случится, передай эти деньги Павлу Александровичу Молчанову, чтобы он мог продолжить расследование». Возьмите их. Помните, она сейчас видит нас с вами.
– Римма Валентиновна, оставьте лучше эти деньги себе. Вам они пригодятся.
– Петр Александрович, вы что? Как я могу оставить эти деньги себе? Я верующий человек, если я не передам их вам, я никогда себе этого не прощу. Нет уж, возьмите эти деньги – если вы хоть чуть-чуть дорожите памятью Нины Николаевны. Возьмите, возьмите. – Взяв его ладонь, сунула туда сверток. Зажав его пальцы вокруг тряпицы, резко отняла свои руки. – Эти деньги пойдут на дело, о котором Нина Николаевна все время думала. Все, Петр Александрович, я больше не могу. У меня сердце просто разрывается, я не могу больше. Извините, ради бога.
Переглянувшись с Ларисой, он встал:
– Хорошо, Римма Валентиновна. Если что, я могу вам позвонить, написать?
– Да, конечно. Знаете, идите, сейчас как раз отойдет автобус на станцию.
Доехав на автобусе до Серпухова, они сели в первый же идущий в Москву пассажирский поезд. Когда поезд тронулся, Лариса, закрыв лицо руками, заплакала.
