19

Ушел. Почему?

В эти дни этот вопрос все чаще задавал сам себе Робин, проживший примерно тридцать пять лет в качестве профессионального артиста и больше шестидесяти лет в качестве живого человека. Что он получает от того, что делает, и почему испытывает такое желание это делать? Он уже получил все возможное, что только можно было получить в этой области, был на вершине славы, завоевал самые главные награды. «Прямо сейчас Робин может выходить на заслуженный отдых – говорил о нем его друг Дэвид Леттерман в своем «Вечернем шоу с Дэвидом Леттерманом». – Он уже в Зале славы».

Но Робин никак не мог поверить в то, с какой скоростью пронеслось время, за которое он преодолел путь от зеленого новичка до признанного чемпиона, которым был сейчас. «Мы только что были детьми, – говорил Робин, – и вот мы уже старые…»

«Бесполезные», – поддержал Леттерман.

«Страдающие недержанием, – дополнил Робин. – Ненужные и с недержанием. Звучит как название команды. Пожалуйста, поприветствуйте – “Ненужные и с недержанием”».

Каждый этап его карьеры был путешествием в неизвестность, импровизацией по сути своей, но сейчас не существовало никакой дорожной карты, чтобы показать, куда он движется. В какой-то степени все подходило к концу, это та реальность, с которой Робин часто сталкивался в своей работе, даже когда пытался обогнать время. Его мучал вопрос: как это все будет для него выглядеть, но пока он видел только разрушение. Робин знал очень мало сверстников, которые дошли до этого этапа с незапятнанным телом и репутацией, и это редко хорошо заканчивалось.

Работы было очень мало, она была не столь прибыльная, как раньше, да и та, что была, в основном концентрировалась на теме бесповоротности, преимущественно в форме смерти. В августе 201 2 года Робин появился в эпизоде телевизионной комедии «Луи», написанной комиком Луи Си Кеем, сыгравшим и главную роль. Эпизод начинается с того, что мужчины встречаются у могилы менеджера камеди-клуба, которого оба тайно презирали. «Когда он умер, я ничего не почувствовал, – говорил Луи Робину. – Мне было все равно. Но когда я представлял его в могиле, совершенно одного, мне начали сниться кошмары». Робин отвечает: «И мне тоже».

Потехи ради они отправляются в стрип-клуб, куда частенько захаживал их умерший общий знакомый, где обнаруживают, что здесь все – стриптизерши, диджеи – оплакивают потерю щедрого человека, которого комики и не знали. По дороге из бара они с пониманием говорят:

«Сделай мне одолжение», – просит Робин.

«Я приду к тебе», – отвечает ему Луи.

«Кто бы первый не умер?» – спрашивает Робин.

Больше им ничего не надо было друг другу говорить.

Позже той же осенью Робин отправился в Нью-Йорке на съемки в фильме «Этим утром в Нью-Йорке», еще одной отвратительной комедии, где он играет главного героя – угрюмого адвоката, у которого диагностирована аневризма и которому осталось жить девяносто минут. В одной из сцен главный герой прыгает с Бруклинского моста в Ист-Ривер и выживает, из воды его достает доктор, который признается, что ошибся в диагнозе. Когда об этом сюжете Робин рассказал Леттерману, тот спросил, не нужна ли ему небольшая доза гамма-глобулина. Робин же ответил: «Мне не нужна доза, надеюсь, это лет двадцать не закончится, я же не Кэтрин Хепберн. И закончил дрожащим голосом: “В-се в по-ряд-ке”».

Так зачем же Робин соглашался сниматься в этих фильмах, которые были далеки от тех хитов, в которых он снимался раньше в Голливуде и которые даже вряд ли выйдут в прокат? Зачем он старался каждую свободную минутку в своем графике заполнить работой? Да, ему нужны были деньги, особенно теперь, когда у него было две бывших жены и одна новая, которой он тоже хотел обеспечить комфортное существование. «Нужно было оплачивать счета, – говорил Робин. – Моя жизнь стала урезанной, в хорошем сысле этого слова. Я продавал ранчо в Напе, потому что больше не мог себе его позволить». Он потерял не все деньги, но потерял достаточно. «Развод – недешевая процедура».

Но все же только финансовыми проблемами нельзя объяснить неугомонность Робина, он работал, потому что ему это нравилось, потому что он много от этого получал, он этого хотел. Весной 201 2 года на Comedy Awards в Нью-Йорке ему была вручена награда «Икона стендапа» – внеконкурсная премия, придуманная Comedy Central, за церемонию, которую кабельный канал провел только один раз и больше никогда не будет снова ее показывать. Робин неохотно ее принял, хотя и понимал, что сама идея наград для комиков – это все равно, что «конкурс на лучший пирог для билимиков».

Тем не менее, когда он 28 апреля получил этот приз во время церемонии в Hammerstein Ballroom, то был искренне тронут тем, что находился в одном помещении с такими сильными и молодыми комиками, как Луи Си Кей, Пэттон Освальт, Крис Рок, Тина Фей и Эми Полер, более старшими, вроде Дона Риклза, и своими приятелями, в том числе с Робертом Де Ниро. После вступительной речи Освальта, Робин взял в руки свой новый трофей и сказал: «Спасибо за этот прекрасный платиновый амбиен (название снотворного), за этого незаконнорожденного ребенка R2D2. Спасибо». Он взглянул на Сьюзан и добавил: «Сегодня, дорогая, ты будешь спать с иконой».

Робин поблагодарил стоявших у истоков комиков, в частности Джонатана Уинтерза, бывшего его личным вдохновителем, и тех, кто совсем недавно стал его другом, например Морта Сталя. Учитывая обстановку и обстоятельства, он не смог устоять перед тем, чтобы не заняться самоуничижением. «Ты начинаешь заниматься комедией, – рассказывал он. – Проводится ночь с открытым микрофоном. Ты записываешься. Твоя очередь поздно ночью. У тебя есть три минуты. Тридцать семь лет назад так все и было, а теперь у меня есть это (награда) и три минуты. Спасибо. Идите к черту».

Робин нашел что-то символичное в том, что свой профессиональный рост начинал именно на этой сцене. «Все как в реальной жизни, – говорил Робин. – Все начинается с подгузников и ими же заканчивается. Дело в том, что я один из самых везучих чуваков в шоу-бизнесе. Мне чертовски повезло. Единственная разница между мной и лепреконом в том, что я понюхал горшочек с золотом».

Уинтерс, настоящий мастодонт комедии и вдохновитель Робина, умер от старости в апреле следующего года в возрасте восьмидесяти семи лет. Уинтерс всегда был благодарен Робину за его дружбу и ту ситуацию, когда ученик опережает своего учителя, а также за тех солдатиков, которые дарил ему Робин. Уинтерс тоже был нуждающимся и очень стеснялся своей нужды. В одном из тех многих писем, что он писал Робину за все эти годы, Уинтерс умолял своего приятеля встретиться с ним как можно скорее, пока «я не отчалил в мир иной». После смерти Уинтерса Робин написал в «The New York Times» благодарственное эссе, в котором размышлял о том, что его друг шутил на все темы, даже о депрессии, которая сделала его лицо таким суровым. Робин писал:

У него на машине был номер для инвалидов. Как-то, когда он припарковался на инвалидном месте, к нему подошла женщина и сказала: «Вы не похожи на инвалида».

А он ей ответил: «Мадам, а вы мозги мои видели?»

Робин продолжал перебиваться малобюджетными фильмами, редким исключением стала его небольшая роль президента Дуайта Эйзенхауэра в биографическом фильме Ли Дэниелса «Дворецкий», но даже эту короткую роль критики не одобрили. «Невероятно грубо», – написал кто-то о его игре. Но в итоге Робин смог профессионально возродиться в фильме «Сумасшедшие» – новой комедии CBS, которая вышла на экраны в сентябре 201 3 года. Эта роль стала первой ролью Робина в сериале после «Морка и Минди», который был популярен тридцать лет назад, здесь он сыграл роль Саймона Робертса, неугомонного, еще не состарившегося соучредителя быстро развивающегося чикагского рекламного агентства, которое он основал вместе со своей высокоморальной дочерью (Сара Мишель Геллар). После первой своей встречи с режиссером фильма Дэвидом Эдвардом Келли Робин вспоминал: «Он меня усадил и сказал, что это моя идея сериала. Рекламная фирма отца и дочери, папа – творческая личность, у которого была интересная жизнь. Несколько браков, реабилитация, и тут я влез: “Я уже все изучил. Дочь здесь для того, чтобы помочь отцу, а тот хочет, чтобы она стала более творческой”».

«Сумасшедшие» были идеальным сериалом для аудитории постарше, которые выросли на формате CBS, эта компания имела целый послужной список звезд, которым она дала вторую жизнь, а сам сериал предоставил Робину уникальную возможность импровизировать в каждой серии. Его окружили молодые актеры, которые компенсировали тот факт, что Робин со временем осунулся, поседел и выглядел совсем не так, каким его привыкли видеть зрители. Робину платили гонорар в размере 165 000 долларов за серию – за неделю получалось больше, чем за месяц работы над полнометражным фильмом.

От работы на «Сумасшедшими» Робин получал еще одно простое удовольствие. Он говорил: «Это была регулярная работа. Изо дня в день идешь в студию, вставляешь учетную карточку, потом уходишь. Отличная работа».

Появившись осенью в шоу Леттермана еще раз, Робин проводил параллели между взаимоотношениями отца и дочери в сериале и своими собственными отношениями с Заком, который к этому времени, получив степень бакалавра в Колумбийском университете только ради того, чтобы услышать похвалу от отца, только набирал обороты, в то время как Робин стал почти бесполезен. Потом, переключившись на образ старого плохо соображающего старика, Робин посмотрел прямо в камеру и сказал: «Куда сегодня пойдем?» «Переведем папочку через дорогу».

Когда 26 сентября в эфир вышла первая серия «Сумасшедших», сериал приняли тепло. В отличие от «Морка и Минди», снимавшегося перед живой аудиторией, которая закатывалась смехом после каждой его шутки, «Сумасшедшие» снимали в формате «на одну камеру», что не давало в полной мере продемонстрировать таланты Робина. Все выглядело, как будто фильм снимали в пустом театре, где каждая шутка повисала в воздухе. Некоторые критики, тем не менее, в мягкой форме отметили, что Робин в сериале уже не был несокрушимым вечным двигателем, чем все восхищались в прошлом. «Наблюдать за импровизациями Робина, которыми он прославился в 70-е годы, было горько. Это все равно, если бы Джимми Коннорс снова бы вышел играть на корт, – писала в «The New York Times» Алессандра Стенли. – Они, конечно, впечатляют, но зрители уже не помнят, какими эти импровизации были подвижными и могущественными, когда были на вершине славы». Другие не были такими дипломатами, кто-то написал: «Уильямс выглядит измотанным. Как и сам сериал».

Рейтинги предсказывали мрачный прогноз: первую серию «Сумасшедших» посмотрело 15,5 миллионов людей, значительный результат, после которого можно было предположить, что сериал заинтересовал зрителей. Но за месяц отпала почти половина людей, и с каждой неделей их количество становилось все меньше. Это был не «Морк и Минди», волшебство пропало.

Во время съемок Робин жил в Лос-Анджелесе, один, в скромно обставленной съемной квартире. Это было далеко от того, что было, когда он последний раз снимался в голливудском ситкоме и даже от его скромной жизни в Тибуроне. Он мало общался вне съемочной площадки, а посетителями, которых он развлекал на работе, были его приятели из театра Трокмортон. Когда его друг Стивен Перл случайно оказался в Лос-Анджелесе, то просто позвонил помощнице Робина Ребекке Эрвин Спенсер и спросил, может ли он со своим товарищем приехать на съемку.

«Мы тусовались, смотрели фильм, – рассказывал Перл. – Я видел, как Робину бреют руки для некоторых рекламных фото. Я никогда больше никого не видел, кто бы брил руки, но этот парень был такой волосатый. Он был как Кузен Итт из “Семейки Адамс”».

Робин не скрывал от Перла, зачем он согласился сниматься в «Сумасшедших», как и Перл, который высказался о посредственности сериала. «Он признавался, что делал это только ради денег. “Я это делаю потому, что мне нужны деньги, – рассказывал Перл. – Не так уж это ужасно. По телику показывают много мусора”. Но я был рад, что он работает. Как его друг, я, конечно, надеялся, что сериал растянется на десять лет. Но этого не случилось. Они никому не дают шанс исправиться, вот в чем беда».

Семейная жизнь Робина со Сьюзан тоже была иной. В отличие от Марши, которая считала своей обязанностью создавать уют и содержать их дом в порядке, организовывать обеды и окружать его друзьями-интеллигентами, которые его поддерживали, Сьюзан привыкла жить самостоятельной жизнью. Она много путешествовала одна и с сыновьями, не вникала в ежедневные дела Робина и далеко не всегда сопровождала его, когда он работал не в своем городе.

«Раньше, когда Робин путешествовал, Марша организовывала ему встречи с Оливером Саксом, Салманом Рушди или Бобом Де Ниро, чтобы ему было куда стремиться, – рассказывала их подруга Синди Макхейл. – Это было особенно важно, когда он был вдалеке от семьи, его надо было развлекать и подбадривать. Робину надо было не просто поужинать в компании помощницы или гримера, они, конечно, милые люди, но их надо было чередовать, чтобы мозг не засыхал».

Многие друзья считают, что Сьюзан играла решающую роль в судьбе Робина, даже когда они были на расстоянии сотен миль друг от друга. «Она делала его счастливым, – говорил Оверстон. – Это было видно по его лицу. Не думаю, что он жил полноценной жизнью, но я рад, что его многое устраивало».

За год до этого Зак со своей женой Алекс снова переехали в Сан-Франциско, где Зак устроился на работу в технологический стартап в Маунтин-Вью и мог быть ближе к Робину. Зак с Алекс приезжали к Робину в гости, тусовались с его друзьями, смотрели его любимые фильмы, начиная с классического японского аниме и заканчивая комедией о ядерном противостоянии «Доктор Стрейнджлав» Стэнли Кубрика.

Алекс замечала, что Робин не просто получал удовольствие от общения с сыном, он зависел от Зака как никогда раньше. Во время взросления Зака был упущен ценный момент – Робин в это время был занят своей карьерой, разводом, зависимостями и реабилитацией. Теперь же их связь была полноценной, но и всепоглощающей. «Именно сейчас он больше всего был нужен Робину, он сам обратился к Заку, – рассказывала Алекс. – Отец к нему обращался: “Ты мне нужен, я хочу, чтобы ты был рядом, я хочу с тобой проводить время”. Зак тоже этого все время хотел, но не в тех объемах».

На протяжении всего этого времени Зак часто общался с Ребеккой Эрвин Спенсер и ее мужем Дэном, которые жили в Корте-Мадера, недалеко от Тибурона, и которые были очень внимательны к Робину. «Они были очень открытыми и очень его любили, они всегда держали меня в курсе, – говорил он. – Мы были все за одно, пока не стали происходить странные вещи».

Это случилось тогда, когда Робин уехал в Лос-Анджелес на съемки в «Сумасшедших». «Я себя ненавижу, что не ездил к нему в то время, – рассказывал Зак. – Я думаю, ему было тогда очень одиноко. Оглядываясь назад, я чувствую, что должен был быть там, с ним. Потому что тот, кто нуждался в поддержке, не получал ее».

Начиная с октября 201 3 года, у Робина стали появляться физические недуги, различающиеся по тяжести и, казалось бы, не связанные друг с другом. У него были спазмы желудка, несварение и запор. У него были проблемы со зрением, проблемы с мочеиспусканием, проблемы со сном. Тремор в левой руке вернулся, теперь он сопровождался симптомами ригидности по типу зубчатого колеса, когда конечность во время движения застревала в определенных фиксированных точках. Его голос ослаб, он ссутулился, а временами просто застывал на месте.

Сьюзан привыкла видеть Робина в нервном состоянии, но теперь уровень его тревоги зашкаливал. «Все было похоже на бесконечный парад симптомов, они не сразу все себя проявляли, – говорила она. – Это было похоже на игру «whack-a-mole» (ударь по кроту)». Какой из симптомов проявится в этом месяце? Я уже думала, что мой муж ипохондрик. Мы ищем ответы, но не находим их, к этому времени мы уже все перепробовали».

Той зимой Робин вместе с Риком Овертоном выступал в камеди-клубе на Голливудской «Аллее славы» в шоу-импровизации под названием «Set List». Овертон описывал это как «горячий, профессиональный, первоклассный стендап», а еще «как возможность вернуться в детство – на его лице снова была улыбка». Изначально Робин не собирался выступать, но Овер-тон его уговорил. «Я ему сказал: “Ты еще скажешь, что я был прав, и не узнаешь, пока не согласишься”. Робин вернулся и сказал: “Ты был чертовски прав”. Он почувствовал себя моложе. Я с этой целью и закрутил все. Мне нравилось это чувство, когда стоишь, держишь микрофон и гадаешь, что же будет дальше».

В ту ночь около клуба дежурил папарацци с видеокамерой. Общение составило не больше минуты, Робин ответил на несколько каверзных вопросов о том, какой бы он дал совет начинающим комикам. «Найдите себе помещение типа этого, и вперед, – сказал он. – Эта сцена великолепна». Но даже из этого короткого репортажа видно, каким изможденным и измученным был Робин.

Овертон решил, что с его другом что-то не так, хотя не совсем понимал, что именно. «Я видел, что у него в глазах у него больше не было блеска, – рассказывал он. – А глаза – зеркало души. Я видел, как он светился, когда работал над «Set List» и импровизировал на сцене. Мы играли как дети, а затем снова превращались в стариков. И когда все закончилось, свет стал тускнеть. Я не мог себе представить всех последствий. Я даже представить не мог. Я не виню его».

Прежде чем свернуть производство сериала «Сумасшедшие», в феврале 2014 года его создатели предприняли попытку все же привлечь зрителей, пригласив сниматься в сериал некоторых звездных актеров. «Вспоминив об их с Робином совместной работе над “Морком и Минди”, в одну из серий пригласили Пэм Доубер на роль одного из объектов обожания Саймона Робертса. Это была первая роль Доубер в сериале за четырнадцать прошедших лет, в течение которых она растила детей со своим мужем-актером Марком Хэрмоном.

Доубер знала, что ее позвали, потому что сериал был под угрозой закрытия, но все равно приняла предложение сняться. «Я согласилась только потому, что хотела увидеться с Робином, – говорила она. – Не из-за того, что считала этот сериал великим. Наоборот, я считала, что он был не для Робина, но он очень старался. После того, как я посмотрела несколько серий, мне стало его так жалко, потому что все было впустую. Он был милым, замечательным, любящим, чувственным. Но я пришла домой и сказала мужу: “Что-то не так. Робин выдохшийся. Он потерял свою искру. Не могу понять, что это”».

Доубер поняла, что у Робина большие проблемы со здоровьем, но ей было неудобно разговаривать с ним на эту тему. «Он вообще был не тем, кого я знала раньше, – говорила она. – Я не могла проявлять любопытство, ведь прошло много лет. Поэтому я делала только то, что могла. “Слышала, ты снова женился”. “Да, она замечательная, такая милая”. Зная о том, что Робин перенес пересадку клапана, Доубер спросила, принимает ли он какие-нибудь лекарства, но он ответил, что пьет только успокаивающие средства. Я еще подумала, может, поэтому он такой спокойный. Потом он мне рассказал, что очень переживает, поскольку теряет вес, хотя все анализы в норме. Я спросила: “А щитовидку ты проверял?” Мы стали это обсуждать. И он ответил: “Не знаю”».

Робин много раз за время съемок подходил к Доубер и благодарил ее за то, что она согласилась принять участие в сериале. «Он был таким милым, – говорила он. – Я чувствовала, что он хочет возобновить отношения, но не понимал, как. Да и я не знала, потому что мы так долго не общались».

Несмотря на воссоединения старых звезд и промо-мероприятия, появление в сериале Доубер не спасло его от падения в рейтингах. Его смотрели меньше семи миллионов человек – одна из самых маленьких аудиторий – а уже на следующей неделе финальный сезон смотрело всего пять миллионов. В следующем месяце CDS приняло решение прекратить показ. Тем, кто общался с Робином в то время, например Марку Питта показалось, что Робин спокойно принял решение канала. «Я спросил: “Как дела?” – вспоминал Питта. – А он тветил: “Мой сериал только что отменили”. Я сказал: “А в целом как дела?” Он пробурчал: “Финансово плохо, в творческом плане хорошо”. Я сериал не смотрел, он мне не нравился».

К этому моменту Робин уже снимался в фильме «Ночь в музее: Секрет гробницы» – третьем в этой серии фильмов. Прошлой зимой он снимался для этого фильма в Лондоне, а теперь доснимался в остальных сценах в Ванкувере. Хотя этот проект был высокобюджетным по сравнению с теми, над которыми Робин работал последнее время, многие из его окружения надеялись, что он не будет в нем сниматься – всем было ясно, что его беспокойство о здоровье только росло, поэтому надо было взять паузу, пока болезнь не будет взята под контроль.

«Мне казалось, он знал, что этого не стоит делать, – говорила его гример Шери Миннс. – Я надеялась, что Робин возьмет отпуск хотя бы на год, чтобы выяснить, что с ним происходит, ведь он был сам не свой».

Но его собственное желание работать через боль было единственным лекарством от всего, оно было мощнее, чем просьбы его коллег и членов семьи, например, Зака и Алекс, сбавить темпы.

«Робин и подумать не мог, что все это может когда-то исчезнуть, – говорила Миннс. – Его ничего не волновало, когда он работал. Он жил работой. Это была любовь всей его жизни. Больше любви к детям. Ко всему остальному. Если он не работал, то становился собственной тенью. А как только приступал к работе, то тут же будто лампочка загоралась».

Что касается сиквела «Ночи в музее», то Миннс говорила: «Это был кошмар. Не надо было сниматься». Когда Робин приехал в Ванкувер, он очень сильно потерял в весе и его проблемы с двигательным аппаратом стало все сложнее скрывать. Даже некогда его потрясающая память стала подводить, ему стало сложно запоминать свои слова.

«Он был плох, – говорила Миннс. – Каждый вечер после съемок он рыдал у меня на руках. Это было ужасно. Страшно. Я ничего не знала».

В итоге Миннс позвонила менеджерам Робина, чтобы сказать, что приближается какой-то решающий момент. «Я сказала его менеджерам, что я всего лишь гример, я не могу справиться с тем, что с ним творится, – вспоминала она. – Он ко мне подошел и доверился, поэтому я боялась сказать что-то не то. Ночью я в интернете искала информацию, как разговаривать с параноиком, чтобы не сказать ничего лишнего. Я хотела ему помочь».

Со съемок он звонил и Доубер. «Робин, ты болен. Ты болеешь, – говорила она. – А он все мчался, но так было нельзя».

Робин больше не выходил по вечерам из номера, а в апреле у него случилась паническая атака. Миннс подумала, что если бы ему удалось попасть в местный камеди-клуб в Ванкувере, это могло бы его немного взбодрить и напомнить, что зрители его любят. Но эффект от моего предложения был обратный. «Я ему сказала: “Робин, а может, тебе выступить на сцене со стендапом?” – вспоминала она. А он расплакался. Робин плакал и говорил: “Я не могу, Шери”. Я спросила: “Что значит, не можешь?”, а он ответил: “Я не знаю, как это делать. Я не знаю, как смешить людей”. Было мучительно слышать, как он признается в этом, а не врет и не выдумает ничего. Я уверена, это его доводило его до безумия».

Пока Робин работал над фильмом, Сьюзан оставалась в Калифорнии, но они постоянно созванивались и обсуждали его растущие тревоги. Под наблюдением своего врача Робин стал принимать различные психотропные препараты, но каждый из них, казалось, облегчал лишь некоторые симптомы, в то же время ухудшая остальные. Когда Робин закончил работу над «Ночью в музее» и вернулся в Тибурон в начале мая, Сьзан признала, что ее муж был как «совершающий посадку без шасси Боинг 47».

«Робин терял рассудок и понимал это», – говорила она.

Сьюзан рассказывала, что Робин поделился с ней, что хочет «перезагрузить мозг», но он погряз в паранойе, которая не отпускал его. Каждый раз, когда казалось, что его отговорили от последней навязчивой идеи, он возвращался к ней снова, по-новому, как будто в первый раз.

Через несколько дней после того, как он вернулся из Ванкувера, Робин очнулся от вечернего сна в полной уверенности, что будет причинен серьезный вред Морту Салю. Он хотел поехать к Салю в Милл-Валли, чтобы проверить, что у него все в порядке, а Сьюзан старалась убедить его, что с его другом все хорошо. Так повторялось и повторялось всю ночь, пока они оба не уснули в 3:30 утра.

28 мая 2014 года Робин наконец получил единственное и всеобъемлющее объяснение того состояния, которое тревожило его так долго. Ему поставили диагноз болезнь Паркинсона, дегенеративное расстройство, которое поражает центральную нервную систему, ухудшает двигательные функции и сознание, а в конечном итоге приводит к смерти. Для Робина это было реализацией его одного из самых глубоких страхов, у него диагностировали болезнь, лишающую его контроля над собой, болезнь, которая маленькими незаметными шажками приближает смерть, истощает его и оставляет от него только оболочку. Сьюзан пыталась найти хоть какой-то положительный момент в этом испытании, по крайней мере, раз диагноз известен, можно приступить к лечению. «У нас появился ответ, – говорила она. – У меня в сердце зародилась надежда. Но почему-то я догадывалась, что Робина это не успокоило».

Во время встречи с неврологом Робин задал ему ряд вопросов о своем диагнозе. Была ли у него болезнь Альцгеймера? Он хотел знать. Было ли у него слабоумие? Была ли у него шизофрения? Каждый раз ему отвечали нет. Несмотря на то, что врачи его заверили, что болезнь Паркинсона можно держать под контролем, если подобрать правильное лечение, Сьюзан показалось, что его это не убедило. «Робин не понимал, почему его мозг его не слушался, раз ему говорили: “Мы умеем управлять Паркинсоном, у вас впереди не меньше десяти лет”», – рассказывала она.

Робин рассказал о своем диагнозе своим самым близким людям: детям, менеджерам и старым друзьям, но не всем товарищам и коллегам. Диагноз вызвал беспокойство: конечно, все переживали о здоровье Робина, волнуясь, чтобы он мог получить всю необходимую помощь.

«Не думаю, что окружавшие его люди, знали, как с этим быть и как ему помочь, – говорила Синди МакХейл. – Ситуация была катастрофическая. У Робина были проблемы с физическим состоянием. Он знал, что что-то происходит с его мозгом. А два его лучших друга – мой покойный муж и Кристофер Рив – последние свои дни провели в инвалидных креслах. Итак, он подумал: “Все, я теряю контроль над собственным телом. С мозгами тоже все не так, как надо. Думаю, он просто попал в ловушку”».

Детям Робина как никогда стало важно как можно больше времени проводить со своим отцом. Но это означало, что он меньше времени сможет проводить с другими близкими ему людьми – Сьюзан, его помощницей Ребеккой, его менеджерами, и если не давать им это делать, то это могло его расстроить.

«Я всегда старалась, чтобы Зак проводил время с отцом, – говорила его жена Алекс. – Зак никогда не спрашивал о времени, Зак никогда не настаивал, а я не боялась выглядеть настойчивой. Если он хотел увидеться с отцом и провести с ним время, он это делал».

Как и отец, Зак не любил конфликты и никогда не просил о помощи, даже если очень сильно в ней нуждался. «В этом Зак и Робин очень похожи, они могли разговаривать о чем-нибудь ужасном, не романтизируя это. Ты им говоришь: “Звучит просто отвратительно”. “Нет, это превосходно!” “Ты как?” “Я супер, у меня все хорошо”. Так всегда говорил Робин. И Зак так же отвечал. Чувствовалась грусть. Печаль поколений».

У мужчин из семьи Уильямс было такое качество, которое Алекс никак не могла понять. «Это их закрытая частная жизнь, – говорила она. – Я до сих пор этого не понимаю. Это похоже на самые глубины океана, это большая загадка».

Когда у Робина появлялось время для встреч с Заком, тот мог точно сказать, что Робин страдал не только от своего физического состояния. «Было сложно наблюдать за тем, как он тихо страдает, – говорил Зак. – Я думаю, было несколько вещей, которые накопились, создали определенную обстановку, которые вылились для него в боль, внутренние муки, из которых отец не мог выбраться. С ним было трудно общаться, когда он был в таком состоянии, что не мог успокоиться. Очень тяжело возвращаться в изоляцию. Изоляция только вредила отцу и подобным ему людям. Это реально ужасно».

Робин долгое время был в депрессии, у Зака тоже были проблемы с тревожным состоянием. «Но взаимодействие с людьми помогало нам с этим справляться, – объяснил Зак. – Хотя с этим тоже были сложности, потому что все может вылиться в тревожное состояние, если общение не пойдет так, как вы хотели».

Дети Робина всегда были для него источником самой чистой, самой искренней радости. Но теперь, когда он их видел, то обязательно вспоминал, что расстался с Маршей и уехал из дома, ему становилось стыдно думать, что разводом он причинил им боль. И стыд только углублялся, когда Робин думал о том, что он взял нечто совершенное и испортил его.

«Он миллион раз говорил нам, что принял неправильное решение, – говорил Зак. – Это не имело отношения к браку или чему-то подобному, он говорил о том, что отдалился в повседневной жизни от своей семьи. Мы ему говорили: “Мы здесь, с тобой. Мы всегда с тобой и всегда тебя поддерживаем. Для нас это очень важно. В конце концов, нас волнует только твое счастье”. Ему было тяжело. Ему казалось, что он подводил людей. Тяжело было быть свидетелем происходящего».

Даже когда дети говорили, что на нем никакой вины и не за что извиняться, Робин продолжал переживать. Зак говорил: «Отец не мог это даже слышать. Он не мог это принять. Он твердо верил, что предал нас. От этого было очень грустно, потому что мы все его любили и хотели, чтобы он был счастлив».

Дома Сьюзан видела, что состояние Робина ухудшается. Когда ночью они пытались поспать, Робин метался по кровати, часто просыпался и хотел поговорить о том, какое новое видение выдал его мозг. Он перепробовал множество методов лечения, чтобы одержать верх над болезнью: продолжал посещать психотерапевта, заниматься с тренером и кататься на велосипеде; он даже нашел специалиста в Стэнфордском университете, который научил его самовнушению. Сами по себе это были действенные методы. Но тем не менее Робин переехал от Сьюзан в другую спальню.

Зак иначе относился к угасанию Робина. Если они не были вместе, отец частенько ему звонил, чтобы сказать, что его заставляют общаться с друзьями Сьюзан и он к ним относится с подозрением. «Папа мне звонил и говорил: “Я тусуюсь с этими людьми, я даже не знаю, кто они такие, а они чувствуют себя прекрасно”, – вспоминал Зак. – Меня это сильно расстраивало. Мы думали, ему было хорошо в Марин с его новой женой. Но порой казалось, что он находится в состоянии постоянной тоски, а это не предвещало ничего хорошего».

Дэна Карви, периодически выступавший в театре Трокмортона, однажды вечером неожиданно встретился с Робином на улице Милл-Вали. «Я шел по тротуару, – рассказывал Карви. – Было темно и туманно». Он услышал, что его кто-то зовет: «Привет? Привет!» Это был Робин, он подошел к нему и был очень расстроенный. «Робин хотел передо мной извиниться за то, что забрал у меня материал», – рассказывал Карви, который никак не мог припомнить, что Робин у него что-то забирал, о чем я ему и сказал. «Он был в шоке, – говорил Карви. – На протяжении многих лет ему говорили, что идея называть член мистером Ликом была моя. Но я так не считал и сказал ему: “Робин, это не моя фраза”. Но не думаю, что он мне поверил. У нас состоялся неловкий диалог. Я сказал ему: “Частично принимаю это, но я четыре года пытался быть тобой”. Только потом я понял, что не так все должно было быть. Надо было сказать спасибо».

Эрик Айдл, готовившийся тем летом к шоу, ознаменовавшем воссоединение группы «Монти Пайтон», тщетно пытался убедить Робина прилететь и принять участие в выступлении. «Каждый раз, когда я получал от него письма, он все падал и падал духом, – вспоминал Айдл. – Потом он сказал, что может прилететь, но не выйдет на сцену. Я ответил: “Я тебя понимаю”. Робин страдал от сильной депрессии». Через своего общего друга Бобкэта Голдтуэйта Айдл сказал: «Мы связывались не один раз, но в итоге он сказал: “Я не смогу приехать. Простите, но я вас очень люблю”. Только потом мы поняли, что он с нами прощался.

В июне Робин зарегистрировался в Центре реабилитации Дэна Андерсона в Центр-Сити, штат Миннесота – не в том центре лечения от зависимости, где он лечился в 2006 году. Его представители заявили прессе, что он «просто воспользовался возможностью подлечиться и сосредоточиться на своей приверженности принципам центра, чем он очень гордится». На самом деле переезд в центр реабилитации был способом Робина и Сьюзан решить проблему, которая не имела решения. По крайней мере, Робин оставался здесь в закрытом кампусе, где он мог сосредоточиться на двенадцатиступенчатой программе, в надежде справиться с болезнью.

Но многие друзья понимали, что ему нет смысла оставаться в клинике по лечению алко- и наркозависимости, в то время как у него была болезнь, не связанная с физическими нарушениями. «Это было неправильно, – говорила Венди Эшер. – Когда Робин был помещен в ту клинику, он пил. У него была медицинская проблема. Сьюзан надеялась все решить с помощью встреч анонимных алкоголиков, но это было не так».

«Тем, кто так сильно подавлен и принимает столько лекарств, которые тоже могут вызвать депрессию, не нужно что-либо говорить о двенадцатиступенчатой программе, – говорила Синди МакХейл. – Им нужно намного больше».

Стивен Перл был одним из первых, кто встретился с Робином, когда тот вернулся из Миннесоты. Перл 1 2 июля был со своей подругой Ниной на барбекю, там он и встретил Робина с Майклом Притчардом, комиком и оратором-вдохновителем. Перл был в шоке от того, как сильно похудел Робин, и тем, что он, казалось, никак не мог вспомнить, кто такая Нина. «Он все время обнимал и целовал ее, – говорил Перл. – Он ее не узнал. Прошло прилично времени, прежде чем Робин понял, кто она. Но не сказал ни слова. Я знал, что дела плохи и спросил Майкла: “Он в порядке?” А тот ответил: “Нет”. Больше он ничего не сказал, а я думал, что это простая депрессия и он с ней справится».

21 июля Робину исполнилось шестьдесят три года, но мало кто из его друзей смогли до него добраться и высказать свои теплые пожелания. Синди МакХейл, у которой день рождения в тот же день, что и у Робина, и которая по традиции общалась с ним в этот день, не смогла его найти: «Я говорила по телефону с помощницей его менеджеров, – рассказала она. – А мне ответили: “Он плохо себя чувствует”. Обычна отговорка. Ребекка вспоминает: “Нет, он не просто плохо себя чувствует”. Я очень волновалась за его состояние». МакХейл не встретилась с Робином и на вечеринке, посвященной дню рождения Джорджа Лукаса, куда он безоговорочно приходил каждый раз. «Когда он не пришел, – рассказывала она, – я еще подумала, что дела-то намного хуже, чем кто-либо мог себе представить».

Утром 24 июля Сьюзан принимала душ, когда увидела Робина у раковины, он пристально смотрел на свое отражение в зеркале. Присмотревшись, она увидела у Робина на голове глубокий порез, который он промокал полотенцем для рук, которое уже пропиталось кровью. Она поняла, что Робин долбился головой в деревянную дверь ванной комнаты и начала на него кричать: «Робин, что ты сделал? Что случилось?» Он ответил: «Я просчитался». «Он злился на себя за то, что с ним делает его тело, его мозг, – объясняла позже Сьюзан. – Иногда он застывал будто в трансе. Только что он поступил поступил именно так и был очень расстроен».

Последний раз Марк Питта видел Робина в театре Трокмортон в конце июля, их встреча оставила неприятный след. «Я испугался, – говорил Питта, – потому что это был не мой друг. И это не из-за того, что отменили сериал. У него был отрешенный взгляд. Я ему сказал: “Чувак, представляешь, кто-то переехал мою кошку в двадцати футах от моего дома”. А Робин никак не отреагировала. Я подумал, что дело плохо».

Позже Робин и Питта общались в гримерке с другим комиком, который привел с собой служебную собаку. Питта вспоминал: «Я неосторожно сказал: “Еще у одного моего знакомого комика есть служебный пес. Собака ее будит, когда она задыхается во сне”. А Робин выпалил: “Ретривер Геймлиха”. Это вызвало смех. А он просто сел и улыбнулся». Когда вечером они с Робином уходили из театра, Питта его обнял и попрощался. «Он за вечер три раза прощался со мной. И каждый раз одними и теми же словами. Он говорил: “Береги себя, Марки”. И так три раза. Он был единственным, кто звал меня Марки. Больше так не делал никто».

31 июля Зельде исполнилось двадцать пять лет, в тот вечер она отмечала свой день рождния в ресторане Лос-Анджелеса с Маршей и Венди Эшер. Робина с ними не было, но он прислал ей ожерелье и открытку, в которой говорилось: «Ты навсегда для меня останешься звездой». За ужином все были очень сильно обеспокоены состоянием Робина. «Помню, я говорила, что сильно за него переживаю, – вспоминала Эшер. – Потом мы с Маршей сели на автобусной остановке и тоже обсуждали это, она сильно волновалась за Робина. Его менеджеры велели мне никому не говорить, что он в депрессии. А лучше бы я пошла к его друзьям и все им рассказала. Может, все бы сплотились и… Всегда начинаешь размышлять поздно, верно?»

Однажды вечером в начале августа Робин совершил один из своих периодических визитов к Заку и Алекс в Сан-Франциско – он так делал, когда Сьюзан не было в городе. На этот раз она была на озере Тахо, а Робин отправился к сыну и невестке, как подросток, улизнувший во время комендантского часа. Его там всегда ждали, но ему всегда было неловко, словно он ждал еще чьего-то разрешения, чтобы к ним поехать. Вечером Робин засобирался в Тибурон, Зак и Алекс спросили его, что им сделать, чтобы он остался на ночь у них – связать и одеть на него мешок?

«Это была просто шутка, – горько рассмеялся Зак. – Было понятно, что это шутка. Мы не хотели, чтобы он от нас уходил в таком состоянии. Мы хотели, чтобы он остался с нами. Мы хотели о нем позаботиться».

Робин стеснялся принимать помощь от сына, как говорил Зак. «Он хотел быть самостоятельным, быть самим собой, сам о себе заботиться. Он просто не хотел причинять нам неудобства».

Вечером 10 августа в воскресенье Робин и Сьюзан были дома в Тибуроне, когда Робин вспомнил о дизайнерских часах и стал переживать, что их украдут. Он взял несколько часов, засунул их в носок и часов в семь вечера уехал к Ребекке и Дэну Спенсер в Крте-Мадера в двух с половиной милях от Тибурона, чтобы передать им часы на хранение. Когда Робин вернулся домой, Сьюзан собиралась ложиться спать, он предложил сделать ей массаж ног, но она ему отказала, хотя поблагодарила за предложение. «Как всегда мы пожелали друг другу спокойной ночи», – вспоминала Сьюзан.

Робин несколько раз ходил и выходил из спальни, рылся в шкафу, и наконец, взяв планшет, пошел читать, что Сьюзан приняла за хороший знак: он уже несколько месяцев не читал и не смотрел телевизор. «Казалось, что ему стало лучше и он что-то задумал, – вспоминала она позже. – Я еще подумала: “Отлично, ситуация меняется. Лекарства работают”. Затем Сьюзан увидела, как в 10.30 Робин вышел из комнаты и отправился в свою отдельную спальню, которая была вниз по коридору на противоположном конце дома.

Когда на следующее утро 11 августа Сьюзан проснулась, она заметила, что дверь в спальню Робина все еще была закрыта, и обрадовалась, что наконец он хорошо отдохнет. Приехали Ребекка и Дэн. Ребекка спросила, как прошли у Робина выходные, а Сьюзан с оптимизмом ответила: «Мне кажется, ему лучше». Она ждала, пока проснется Робин, чтобы вместе с ним помедитировать, но когда он не встал в 10.30, отправилась по своим делам.

В 11 часов Ребекка и Дэн стали переживать, что Робин так и не вышел из комнаты. Ребекка подсунула под дверь записку и поинтересовалась, все ли в порядке, но так и не получила ответ. В 11.42 Ребекка написала Сьюзан, что собирается будить Робина, а Дэн отправился за табуреткой, чтобы в окно посмотреть, что происходит в комнате. Тем временем Ребекка с помощью скрепки открыла дверь. Она вошла в комнату и обнаружила ужасную находку: Робин повесился на ремне.