17

Орудие саморазрушения

Эта награда отличалась от всех тех, что Робин получал в течение всей своей карьеры. Когда ему вручили премию имени Сесила Б. ДеМилля – награду за прижизненные достижения в возрасте пятидесяти трех лет – во время вручения «Золотого глобуса» 16 января 2005 года, у него было время подготовить речь. Начал он говорить с фальшивым иностранным акцентом, выражая свою признательность Голливудской ассоциации иностранной прессы на разных языках и благодаря их «за то, что, во-первых, что у них бесплатный бар», затем определил стоимость новой статуэтки «с маленькой штучкой на голове», прижал ее к груди, указал наружу и назвал себя Джанет Джексон.

Затем, более искренне, Робин заговорил о своих детях, все трое из них присутствовали в тот вечер в зале. Он поблагодарил Коди, которому сейчас было тринадцать и которого он называл «ниндзя-поэт», Зельду, которой было пятнадцать, фотографа, актрису, фанатку «Hello Kitty», и Зака, которому был двадцать один год, «лингвиста, который собирается открыть мастерскую по ремонту синтаксиса». Каждый из них на камеру отработал эмоцию умиления над своим отцом, желая поддержать его, в то же время мечтая оказаться в любом другом месте, только не здесь. Робин продолжал: «Еще я хотел бы поделиться этой наградой с особенной женщиной, которой можно дать награду только за то, что она моя жена, с Маршей. Я хотел бы тебе вручить Военный крест за то, что ты живешь с комиком. Интересная профессия. Не так ли? Мы немного не в настроении… Мы немного грубоваты. Но спасибо, что даешь мне убежище от всех этих колкостей».

Марша поцеловала кончики пальцев и помахала Робину. Но что-то в ее взгляде показалось напряженным, в нем было много боли, и только несколько людей в этом зале знали, насколько все не просто. Семья была в кризисе, и это испытание сильно их затронуло.

Робин опять пил, вокруг все об этом знали, да он и не старался это скрывать. Даже несмотря на то, что он себя заверял, что, как только захочет, сразу же откажется от алкоголя, он осознавал, насколько все далеко зашло. «Ты думаешь: ”Я справлюсь, у меня все под контролем“, – объяснял он. – Да, одним днем. Так проходит неделя. Я не пил целую неделю и опять бац. И на следующей неделе снова. А потом опять».

Робин думал, что давным-давно развязался с зависимостью от алкоголя и наркотиков, еще во времена «Морка и Минди», когда родился Зак. Но то, что он сделал это без какой-то специальной помощи или лечения, не выяснил, какие факторы привели его к этой зависимости, возможно, вышло ему боком, когда он снова вернулся к этим привычкам. «Двадцать лет я не употреблял, – говорил он. – Но внутри всегда звучал этот голос, поэтому, когда у меня случился рецидив, то все сразу же пошло в тяжелой форме».

Робин осознавал, что его пьянство наносит реальный ущерб его взаимоотношениям внутри семьи, который он не возместит, даже если снова перестанет пить и постарается загладить свою вину. «Мне было стыдно, – говорил он. – Ты делаешь вещи, которые вызывают отвращение, от этого трудно оправиться. Ты можешь сказать: ”Я тебя прощаю“ и все такое, но это не одно и то же, что реальное восстановление отношений. Больше никогда не будет как прежде».

К этому времени его карьера в кино упала на самое дно, чего он всегда очень боялся. Ничего не получилось с фильмом «Окончательный монтаж», который в качестве эксперимента пробовали распространять через сеть и выпустили всего в 115 кинотеатрах, прежде чем он исчез с экранов. Его раскритиковали за роль в «Тайнах прошлого», пьесе 70-х годов, написанной и срежиссированной Дэвидом Духовны, где Робин сыграл умственно отсталого уборщика («Еще одного из его коллекции тошнотворно привлекательных чудаков», – написал один из рецензентов), а у Зельды была маленькая второстепенная роль. «Большая белая обуза», фильм, подтолкнувший его на то, чтобы покончить с трезвым образом жизни, исчез так же быстро, как и появился. Фирму MBST, управлявшею делами Робина почти три десятка лет, в июле 2005 года приобрела компания CKX, Inc, огромная компания, владевшая правом на использование имени и образа Элвиса Пресли, его поместья Грейсленд и сериала «Американский идол». Робин так и оставался клиентом MBST, но для CKX он был лишь одним из клиентов в их портфолио.

Тем не менее, среди его страданий черное чувство восторга от мира – способность получать сомнительное удовольствие от вещей, которые вежливые люди даже не могут рассматривать как тему для шуток – не исчезло, ему только надо было найти разные способы его выражения. После смерти Рональда Рейгана летом 2004 года Билли Кристал смотрел похоронную церемонию по телевизору. Позвонил телефон, на другом конце провода был Робин, который говорил шепотом голосом Рейгана, будто он разговаривал с небес. Кристалу это понравилось. «Мы стали записывать эти странные интервью, – вспоминал он. – Я спросил: ”А там наверху красиво?“ Он ответил: ”Да, но ужасно жарко“. Там не должно было быть жарко. ”О! Может, это из-за того, что яйца Никсона у меня на носу“. И это продолжалось и продолжалось. Было очень смешно. Мы с ним мечтали пойти в студию и показать наши темные стороны зрителям».

Но потом потери в жизни Робина становились все более личными и разрушительными, они все не заканчивались. 10 октября 2004 года умер его друг Кристофер Рив после того, как впал в кому и скончался от высокого давления, которое случается у людей в инвалидных креслах. За те девять лет, что прошли с момента несчастного случая, Кристофер никогда не терял надежду, что когда-нибудь снова начнет ходить, а так как постепенно стал чувствовать некоторые части своего тела, например указательный палец, легкие, для Робина он всегда был воплощением надежды, героизма и силы человеческого мозга.

Для Робина его смерть стала неожиданной и шокирующей. Не успел он восстановиться от потрясения, как у жены Рива Даны диагностировали рак легких, от которого она умерла в 2006 году. Но больше всего Робина ранило то, что непоколебимая решимость его друга больше не могла помочь залечить его собственные раны.

«Я никогда не знал, что он брал время взаймы, – говорил Робин после смерти Рива. – Многие мне говорили, что он прожил намного дольше, чем все предполагали, а я говорил, что никогда не знал, что его время отмерено, иначе, чем у нас всех. У него была какая-то нерушимая составляющая».

Через год после этого ушел Ричард Прайор – наставник Робина, его недостижимый ориентир в откровенности на сцене и предостерегающий от того, что произойдет, когда искренняя страсть и стремление заходят слишком далеко. Прайор так и не восстановился после операции на открытом сердце 1991 года и начавшегося рассеянного склероза. Он умер 10 декабря 2005 года после сердечного приступа. Это был еще один идол Робина, с которым он был близок в течение долгого времени.

Как вспоминал Робин: «Было тяжело видеть Ричарда ближе к концу, с рассеянным склерозом. Он вроде был здесь, но его тело медленно, но верно ему отказывало. Это был кошмар, тяжелее всего было наблюдать за ним. Но даже в тот период он над собой шутил. Прайор был из тех парней, которые рассказывают о своих пристрастиях. Ричард, но они не знают тебе так, как знаю тебя я. Он был очень мужественным человеком».

Робин мог бы с легкостью сказать, что снова стал сильно пить из-за душевной боли, но отрицал, что причина в этом. «Причина намного более эгоистична. Это был буквально страх. И ты думаешь, а так я буду меньше бояться. Но это не так». Его список страхов состоял из одного слова: «Все, – говорил он, – повсеместный страх и беспокойство».

В 2005 году во время празднования Дня благодарения с семьей Робин так напился, что его пришлось поднять наверх и уложить спать. Но этого было недостаточно, чтобы заставить его изменить свою жизнь. Весной 2006 года Робина пригласили на благотворительный ужин, посвященный борьбе со СПИДом, во время Каннского кинофестиваля. Он заявился разрумяненный и пошатывающийся, пряча глаза за солнцезащитными очками, и заплатил 80 000 долларов за выступление Вайклефа Джина и еще 40 000 долларов за бриллиантовое ожерелье Армани. «Я только что купил баночку колы за 40 000 долларов», – говорил Уильямс в то время. В тот день Робин был уверен, что его унижение скоро станет известно всему миру: «Я осознал, что я спекся, – говорил он, – выглянул и тут увидел целую стену папарацци. Я подумал: ”Ну и ладно, выхожу из игры“». Но это также не убедило его пересмотреть свою жизнь.

Когда Робин опустился на самое дно, то задумался о том, чтобы покончить жизнь самоубийством – но только на мгновение и тут же отговорил себя. Позже он рассказал об этом комику Марку Марону в мрачной комической сценке, которую изобразил как разговор между ним и его совестью: «Когда я пил, то как-то раз на мгновение подумал: ”К черту жизнь“. Тогда даже мой мозг включился: ”Ты, правда, только что сказал «к черту жизнь?“. Я ответил: ”Знаешь, у тебя неплохая жизнь, такая, как и должна быть. Ты заметил два дома? – Да – Ты заметил девушку? – Да. – Ты заметил, что все не так и плохо, даже если ты сейчас без работы? – Да. – Ладно. Давай оставим тему самоубийства здесь, в категории обсуждаемых. Давай остановимся на этом. Мы об этом поговорим. Во-первых, у тебя кишка тонка это сделать. – Я не собираюсь говорить об этом вслух. – Я имею в виду, ты думал о покупке пистолета? – Нет. – Что ты собирался сделать, порезать запястье бритвой? – Возможно. – Это провал. О чем ты думаешь? – Итак, это я могу поместить в категорию «какого хрена»? – Да, давай поместим это в категорию «какого хрена». – Можно я спрошу, чем ты сейчас занимаешься? Сидишь голый в комнате отеля с бутылкой Jack Daniel’s в руках? – Да. – Может, именно она влияет на твое решение? – Возможно. – Ладно. Поместим это сюда… Может в психотерапию, если ты захочешь поговорить об этом, а, может, и в видеоролик, когда-нибудь через пару лет“».

Позже, как заметили члены семьи, Робин опустился еще ниже. «Он дошел до такого уровня, где практически не мог нормально жить, – рассказывал Зак. – Честно говоря, много времени, чтобы все испортить не требовалось, все происходило очень быстро». Семья предъявила Робину требование, даже ультиматум, чтобы он признал, что ему нужна помощь в лечении от алкогольной зависимости, и это максимум, который они могли ему дать. Робин должен был зарегистрироваться в лечебном заведении и пройти там курс лечения.

Позже Уильямс взял ответственность за это решение на себя, сказав: «Я сам, да и все в семье говорили: ”Ты должен пойти лечиться. Вы правы. Я не могу тебе навредить. Я знаю, что мне нужна помощь“. И все благодаря семье и друзьям».

Летом 2006 года в центре Hazelden Foundation в Ньюберге, штате Орегон, в тихом кампусе, Робин начал лечение под наблюдением врача и где он посещал психологические встречи взаимной поддержки совместно с другими зависимыми. «Вы должны просто сидеть вместе с другими и общаться, – рассказывал Робин. – И ты начинаешь: ”Черт. Я облажался. Полное дерьмо“. Потом ты слышишь все эти истории в реабилитационном центре и не можешь больше этого выносить».

Но он все еще везде пытался найти комедию. Робин вспоминал, как один из пациентов ему рассказывал: «Хотел покончить жизнь самоубийством, поэтому поместил трубу в машину, чтобы накачать ее газами. Но накачал только четверть бака. После чего у него начались галлюцинации».

На этих курсах реабилитации Робина научили следовать принципам двенадцатиступенчатой программы, которая учит их последователей принять, что их зависимость полностью взяла контроль над их жизнями, обратиться к высшим силам, признать, что они причиняют страдания окружающим и наконец изменить свое поведение. Для Робина это оказалось мощной философией, которая сподвигла его переоценить всю свою жизнь. Зак, у которого уже несколько друзей проходили подобный курс реабилитации, говорил: «Если не посвятить себя этому полностью, то ничего не получится, людей всегда интересовало, как это опуститься на самое дно. Для разных людей это несло разный смысл».

Подробности лечения Робина безжалостно опубликовали в National Enquirer еще до того, как он закончил курс восстановления. Это нарушение анонимности заставило его публично объявить, что он проходит курс реабилитации. Но Робин достаточно спокойно на это отреагировал. «Когда я был в реабилитационном центре, – объяснял он, – кто-то оттуда вышел и рассказал все, чем я делился во время курса, желтой прессе. Это, конечно, хреново, все в центре очень взбесились. И я сказал: ”Вот дерьмо, кто-то из всего этого еще и деньги пытается заработать“. Это было странно».

После того, как осенью он покинул Хейзелден, Робин провел несколько недель в пансионате, что стало переходным периодом между его реабилитацией и возвращением к повседневной жизни с Маршей и детьми. Ему предстоял долгий путь, состоящий из встреч анонимных алкоголиков и постоянного самоанализа своего поведения, но, как заметил Зак, Робина ждали его товарищи-комики, готовые оказать ему всяческую поддержку. «Мне кажется, что окружающие люди очень важны для процесса восстановления, а комики – по крайней мере, я из своего опыта могу так сказать – больше всех склонны к разного рода зависимостям и, следовательно, к восстановлению после этого, – рассказывал Зак. – У него есть огромная группа поддержки из трезвых и активных комиков, которые готовы были подставить ему плечо».

Создав себе базу из новых принципов, Робин стал другим человеком, но, к сожалению, изменился далеко не в лучшую сторону. Его отношения с Маршей больше никогда не стали прежними: он ее обманул, когда стал втихаря выпивать, – предал ту веру в него, которую она к нему испытывала. Теперь Марша больше не могла доверять человеку, у которого от нее были секреты. Его возвращение к выпивке сильно пошатнуло их брак и заставило усомниться во всем том, что до этого она о нем знала и принимала как должное. Раз он ей соврал на эту тему, где еще он ее обманывал? После того, как о проблемах Робина стало известно, Марша почувствовала, что теперь между ними осталась лишь хрупкая связь, которую в любой момент он снова может разрушить.

«У меня было много друзей, которые слетали с катушек, и он был одним из них, – рассказывал Питер Эшер. – По какой-то причине Робин был одним из тех, кто сделал это особенно драматично. И, конечно, существовала еще одна проблема – все личные проблемы публичных людей рано или поздно становятся общеизвестными. Вы не можете прийти с ночной вечеринки так, чтобы об этом никто не узнал. Это очень сильно раздражает. У нас у всех были промахи, но не обо всех становится общеизвестно».

Со своей стороны и Робин не очень хотел, чтобы все было так, как раньше. Марша была вовлечена в каждый аспект его жизни: она вела хозяйство, заботилась о Зельде и Коди, вела календарь их встреч, выбирала фильмы и людей, с которыми он работал, решала, с кем они будут общаться, а от кого держаться подальше – но он же мог хотеть другого и видел себя иначе.

Зак предполагал, что отец просто хотел чего-то нового: «Большую часть своей взрослой жизни он был женат, ему просто было интересно узнать, а как это по-другому». Возможно, этот застой в его карьере были не так уж и плох, Робин мог использовать это время, чтобы подвести промежуточные итоги, чего он не мог сделать очень долгое время. «Когда накрывает слава, становится непросто, – говорил Зак. – Так без остановки продолжалось двадцать семь лет. Похоже на забег. И только когда процессы затормозились, он смог оценить ситуацию».

Постепенно, в течение нескольких месяцев и с великой неохотой Робин и Марша приняли решение разойтись. Они расстались в конце 2007 года.

Именно так Робина учили жить с самого его детства: нет ничего постоянного, постоянны только перемены. Дом может быть везде, семьей может стать любой, и каждый раз можно начать заново в новом месте с новыми людьми. Хотя для многих это может показаться странным и неразумным, именно итак Робин видел этот мир. Реальность – та среда, которой он может придать форму и манипулировать, а не ограниченная жесткая конструкция; тот темперамент, который делал его спонтанным и способным удивлять, в то же время делал его равнодушным к традиционным границам и принятым нормам. По словам журналиста Лилиан Росс, которая много писала о Робине Уильямсе в «The New Yorker» и которая сдружилась с ним и его семьей: «Робин был гением, а гении не могут быть обычными мужчинами по соседству, которые являются хорошими семьянинами и заботятся о своих женах и детях. У гениев свой собственный взгляд на мир и его понимание, его нельзя сравнивать с традиционным мировоззрением».

Выводы Робина имели очень глубокие последствия для самых близких ему людей, его расставание с Маршей стало еще одной раной для семьи, которая и так уже очень сильно страдала из-за его поведения, а расставание стало кульминацией происходящего. Алекс Маллик-Уильямс, в то время подруга Зака, ставшая его женой в 2008 году, говорила, что в предыдущие годы «мы все находились в атмосфере, созданной Маршей. Она все делала идеально и красиво. А когда ему снесло голову, то как будто выключили свет».

Фильмы Робина в тот период были ничем не примечательными, что лишний раз подчеркнуло, как бессвязной и бессмысленной стала его карьера. Некоторые из них были большими проектами, за которые он получал миллионные гонорары, как например «Дурдом на колесах», комедия, где Робин сыграл роль главы семьи в путешествии по стране, другие были низкобюджетными драмами, вроде «Ночного слушателя», экранизации романа Амистеда Мопина о радиоведущем, отправившемся на поиски писателя мемуаров, который вполне возможно и не существовал. Ни один из этих фильмов не стал успешным ни по отзывам критиков, ни коммерчески. Даже «Человек года», где Робин сыграл комика, баллотировавшегося на пост президента, и ставший третьим сотрудничеством Робина и Барри Левинсона, провалился.

Единственным исключением стал фильм, в котором он снялся еще до лечения, семейный приключенческий фильм «Ночь в музее», в котором снимался Бен Стиллер в роли сторожа Американского музея естественной истории и где экспонаты волшебным образом оживают после закрытия. Робин сыграл ожившую статую Теодора Рузвельта, который перемещается по коридорам верхом на лошади и прерывает свои высказывания криками «Хулиган!». Релиз фильма состоялся под Рождество 2006 года, заработав только в Соединенных Штатах 250 миллионов долларов, обогнав даже «Миссис Даутфайер» – самый прибыльный фильм, в котором снимался Робин. Но вряд ли успех этого фильма можно списать на участие в нем Робина, это была его обычная роль. Он был лишь одним из игроков в команде.

Перед началом реабилитации Робин пообещал, что присоединится к Билли Кристалу и Вупи Голдберг в выпуске Comic Relief 2006 года, ведь в первый раз с 1998 года мероприятие организуют с благотворительной целью собрать деньги жертвам урагана Катрина, который разрушил год назад Новый Орлеан. Мероприятие было запланировано на 1 8 ноября, и многие сомневались, сможет ли в нем принять участие Робин, который только что в сентябре закончил лечение. Но, конечно же, он пришел, чтобы помочь шоу, проходившему в Caesars Palace в Лас-Вегасе, хотя и выглядел немного похудевшим в своем костюме Арлекина, когда исполнял песню «When the Saints Go Marching In» и танцевал вместе с шествием Марди Гра. После того, как все трое обменялись своими стандартными колкостями в адрес друг друга, Кристал представил первого выступающего – Рэя Романо: «Он высокий, белый, он итальянец, его все любят».

«Это пино-гри?», – спросил Робин. «Ты близок», – сказал Кристал себе под нос. «Знаешь, круто выйти после лечения и сразу же приехать в Лас-Вегас, – продолжал Робин. – Виски, шлюхи и стриптизерши, о мой бог!»

«Но, должно быть, приятно знать, что Эйфелева башня действительно существует», – сказал ему Кристал.

«Действительно здорово, у меня нет галлюцинаций», – сказал Робин дрожащим голосом.

Даже через месяцы бездействия взаимопонимание между Робином и Кристалом не потеряло своей динамичности, артист не стеснялся рассказывать о своих личных трудностях во время своих выступлений. Но основная часть шоу задействовала преимущественно молодые поколения комиков – Джона Стюарта, Стивена Кольбера, Луи Си Кея которые не черпали свое вдохновение у Робина, Кристала и Голдберг, и чьи выступления были циничными, что больше всего отвечало требованиям времени. Это был последний Comic Relief, в котором принял участие Робин.

Чтобы восстановиться, Робин поставил карьеру на паузу, после чего брался за все фильмы, что ему предлагали, чтобы снова приступить к работе. В том числе это были легкие комедии вроде «Лицензии на брак», где он сыграл сверхусердного священника, помогающего молодой паре, которая собралась вступить в брак, и «Август Раш» – драма, где он снимался в роли похожего на Фейгина персонажа, который обучал молодых бездомных музыкантов в Вашингтон-Сквер. Это стало показателем того, насколько низко пал Робин в профессиональном плане, и насколько нежелательным стало его имя, что даже критики не стеснялись в открытую негативно высказываться об этих картинах. Один из критиков писал о «Лицензии на брак»: «Есть несколько вещей, которые могут заставить зрителей сбежать от комедии, одна из них – это переигрывание Робина Уильямса», а другой вообще написал, что Робин «в этом фильме просто раздражает».

Релиз фильма «Лицензия на брак» летом 2007 года совпал с тем, что Робин уже год как не пил (на сей счет он пошутил: «По этому поводу можно пропустить стаканчик»), он с радостью отвечал на вопросы о фильме и о своей реабилитации. Уильямс не отрицал, что его зависимость останется с ним до конца его жизни, и он никогда не сможет ее полностью преодолеть: «Это всегда где-то здесь, – объяснял Робин. – Ты всегда немного боишься. Но сдаваться нельзя».

По понятным причинам он не распространялся о том, что происходило между ним и Маршей, пока они еще пытались разобраться, смогут ли сохранить свои отношения. Когда один из телеведущих неосторожно спросил его, в чем секрет, что они с Маршей в браке уже восемнадцать лет, Робин ответил: «Замечательная жена. Комику всегда трудно признать – это жена, которая не боится, что я обрету свободу в плане свободы выступления. Жена, которая просто необычайная. Без нее я был бы обречен. Я думаю, она для меня подарок». Когда в том же интервью его попросили сказать, кто не считает его смешным, он рефлексивно ответил: «Жена».

То лето, которое должно было стать этапом обновления и возрождения, было наполнено грустью, когда 14 августа сводный брат Робина Тодд умер от сердечного приступа. Ему было шестьдесят девять лет, и в памяти Робина он так навсегда и остался авантюрным, сказочным и бессмертным. Как сказал один из его коллег по виноделию: «Человек гнал по жизни со скоростью девяносто миль в час, пока не упал с обрыва. Он наслаждался каждой минутой своей жизни, вероятно, он теперь на небесах и прямо сейчас ест свой бутерброд с дополнительным беконом и смеется над нами». Робин согласился с ним, сказав, что Тодд, очевидно злоупотреблявший в свое время алкоголем, был человеком, «который оставил после себя большой след, или, как сказал его друг, оставил после себя целую дорогу». В течение следующих дней и месяцев Робин получал большое количество писем с соболезнованиями от друзей Тодда, посещавших те же бары, что и он, и даже от Валери, которая написала, что Тодда «высасывал из жизни все соки»: «Я надеюсь, ты сейчас наслаждаешься жизнью больше, а свою зависимость загнал в угол».

В конце года Робин переехал из их дома в Сан-Франциско, который Марша создавала для них двоих. Зельда, которой прошлым летом исполнилось восемнадцать лет, уже к этому времени жила в Лос-Анджелесе и занималась актерской карьерой, шестнадцатилетний Коди жил с Маршей. 21 марта 2008 года после возвращения из семейной поездки в Париж Марша подала на развод с Робином, ссылаясь на неразрешимые разногласия.

«Они ликвидировали свою производственную компанию Blue Wolf, которая к этому моменту существовала исключительно на бумаге и в ней не велась никакая деятельность, – рассказывала Синди МакХейл, управлявшая этой фирмой. – Мы уже закрыли офис в Лос-Анджелесе, потом закрыли офис и в Сан-Франциско. У них осталось пятьдесят контейнеров с общими вещами, поэтому я просто-напросто пробралась через них». Несмотря на то, что и эта связь между ними была разорвана, МакХейл говорила: «Они все еще были в хороших отношениях, вместе обедали. Мне кажется, они оба скучали по прошлым временам. Они очень заботились друг о друге, у них до сих пор была друг к другу большая привязанность».

В какой-то части сознания Робина их брак еще не был безнадежно утерян. Летом, когда он отправился в Нью-Йорке на съемки в фильме «Так себе каникулы», где они с Джоном Траволтой играли двух бизнес-партнеров, пытающихся воспитывать двух близнецов, которые, как только что узнал персонаж Робина, являются его детьми, он так и продолжал звонить Марше в Сан-Франциско в надежде на примирение. «Он хотел вернуться домой, – рассказывала Алекс Маллик-Уильямс. – Хотел вернуться к Марше. Очевидно, и мы хотели, чтобы они помирились. Но слишком всего было много».

Но даже надежда, что их бракоразводный процесс завершится быстро и с наименьшими потерями, разбилась, когда в сентябре от осложнений от воспаления легких умер Джеральд Марголис – семейный адвокат Уильямса, работавший на Робина с самого начала его карьеры; несколько лет назад ему был поставлен диагноз дегенеративное неврологическое заболевание – прогрессирующая мышечная атрофия. «Он хотел помочь в этом процессе, потому что они оба ему доверяли, – говорила МакХейл, вдова Марголиса. – Но он умер, и все затянулось на год».

Итак, Робин вернулся в Тибурон, где все начиналось примерно сорок лет назад. Здесь его все знали и понимали, что ему нужно собственное пространство, чтобы он мог отправиться на пробежку или покататься на велосипеде, где бы к нему относились как к обычному человеку, даже если их первым импульсом было реагировать на него как-то иначе. Он купил дом в Paradise Cay – небольшом прибрежном районе, где у многих домов были собственные яхты и доки, его резиденция на тихом участке дороги, не отмеченном на картах Google, была сравнительно простым одноуровневым жильем, огороженным исключительно черным забором, за которым сидела пара комичных обезьяньих горгулий, одна из которых играла на свирели, а другая – на флейте.

Как и в прошлых домах Робина, его отличительной чертой было то, что они были скрыты из виду. Его подруга Лиза Бернбах так описывала это: «У него была огромная комната, похожая на бункер, без окон, где аккуратно хранились коллекции солдатиков, представителей разных войн. Это были исторические солдатики. Стеклянные. Металлические. Золотые. Свинцовые. Из Японии, из Германии. С Англо-бурской войны, с Испано-американской войны. Много всякой фигни из ”Звездных войн“. Не думаю, что он часто пускает сюда людей. Комната была безупречно чистой. Думаю, что если слегка сдвинуть солдатика, то он это обязательно заметит. Народ удивлялся, зачем он их собирает? Мне кажется, они были его друзьями».

В обстановке безмятежного спокойствия Робин посещал свои регулярные встречи и выступал в театре Трокмортон – очаровательном помещении на триста мест в близлежащей долине Милл. «Когда он приходил и хотел пообщаться, то просто выходил на сцену, мы никогда не просили его выступать», – рассказывал Марк Питта, комик, работавший с Робином в Сан-Франциско в 1970-х годах, и который теперь вел стендап-шоу по вторникам в этом театре. «Иногда Робин задерживался в гримерке, а мы бы хотели, чтобы он все-таки выступил. Люси Мерсер, управлявшая театром, всегда говорила: ”Хочешь колы?“ Ему просто был нужен кофеин. За десять минут до окончания мероприятия я у него спрашивал: ”Ты сегодня хочешь выйти на сцену?“ Вот как это обычно происходило».

Потребовалось немного времени, чтобы народ узнал, что Робин частенько выступает в Трокмортоне и у театралов появился шанс увидеть его выступление. Питта вспоминал: «Как-то вечером после окончания еженедельного шоу, я сказал: ”Спасибо, спокойной ночи“. Зрители стали расходиться, я пошел за кулисы, а там стоял Робин. Он спросил: ”Могу я выступить?“ А я ответил: ”Конечно“. Я не представлял его. Робин вышел на сцену, и зрители стали возвращаться. После этого он сказал: ”Знаешь, мне это было нужно“. Иногда он подзаряжался, просто посидев в гримерке. Но иногда ему нужно было выйти на сцену. Как и всем нам».

В Трокмортоне и оперном театре Напы около его ранчо Робин начал выступать со своим новым шоу, объединившим все его страдание и горе, свалившееся на него в последнее время, вылившимся в единый, очищающий монолог. Складывалось впечатление, что Робин сомневается, не он ли несет ответственность за всю эту череду неприятностей, потому что свое шоу он назвал «Орудие саморазрушения». Артист не скрывал, что средства от его гастролей пойдут на погашение налоговых задолженностей и на выплату алиментов двум его бывшим супругам. «Сначала я хотел назвать свою программу ”Посвящение алиментам“. Но они сказали: ”Может, не стоит“».

«Вопрос был исключительно в деньгах, на горизонте не было ни одного фильма, поэтому я вернулся, чтобы заработать деньги по-старому, – объяснял он. – Как у комика у меня был всего один инструмент. И я ничем не связан. Столько всего произошло, что приходится теперь разгребать все это дерьмо. Когда наступают страшные или странные времена, иди и смейся».

О гастрольном туре объявили летом 2008 года, стартовал он осенью, но продолжался недолго. В начале 2009 года, когда Робин добрался до Флориды, его стал душить мучительный кашель, становилось все хуже, и что еще больше напрягало, у него появились приступы головокружения. Гастролирующий вместе с ним Дэвид Штейнберг показал его нескольким докторам, которые выявили у него нерегулярное сердцебиение в результате поврежденного митрального клапана, который можно было подлечить, и проблемы с аортальным клапаном, который надлежало заменить.

«Я думал, что болезнь связана с легкими, – вспоминал Робин. – Один из врачей решил, что это респираторная история. Я сдавал дыхательные тесты, но результат отрицательный. И уже когда врачи сделали ангиограмму, то увидели, что этот клапан, пфффф, – сказал он, сделав нос малинового цвета. – Он просто исчез. Жесть какая-то. И что нам делать?»

«Врачи сказали: ”Огого, вам нельзя уходить из больницы. Оставайтесь здесь, мы завтра вас прооперируем“, – вспоминал Штейнберг. – Я говорил: ”Спокойнее, нужно все переварить, это сложное решение, нельзя просто взять и остаться“».

Робин также хотел взять паузу, чтобы рассмотреть все варианты, прежде чем согласиться на опасную, но необходимую процедуру. «Это было не как в случае с Леттерманом, когда у него артерия забилась в пяти местах, и ему сказали, что оперироваться необходимо на следующий день, – объяснил он. – Но мне говорили: ”Скорее, у вас есть время, но лучше с этим не затягивать, если не хотите проиграть в этой схватке“».

Друзья рассказывали, что, пока Робин оценивал все возможности, он также стал осознавать, насколько близко подошел к смерти. За несколько дней до приезда во Флориду он был в Остине, где катался на велосипеде с Лэнсом Армстронгом, чемпионом по велогонке: «Мы поехали по короткой прямой трассе, – рассказывал Армстронг, – Робин мне сказал, что давно не катался и был не в лучшей форме. Но на велике ему реально было тяжело. Я списал это на то, что Робин долго не занимался. А потом через несколько дней к этому добавились еще и другие симптомы, после чего он обратился к доктору, который нашел более глобальные проблемы».

«Страшно даже подумать, – говорил Армстронг, – что у тебя что-то не так с клапаном, а ты в поездке, и все может произойти в любой момент. Ты ждешь пару-тройку дней, сталкиваешься с физически и эмоционально напряженным моментом, или же со всем этим вместе взятым, и конец. Ты буквально падаешь, и вокруг никого, кто бы мог помочь, тебе просто конец. Это очень глубокая мысль, она вас меняет. И ты без понятия, что делать дальше…» – он не закончил свою мысль.

Дэна Карви, переживший несколько ангиопластику и двойное шунтирование в конце 90-х, рассказывал, что Робин обратился к нему за советом. «В тот вечер он был очень раним, – рассказывал Карви, – что можно понять, потому что он не был на своей территории. Робин был в поездке, а тут ему все это вываливают. Я был рад с ним пообщаться. Для меня это было своего рода исповедью. Эмоции его в тот вечер я понимал от и до. Я был рад, что так много обо всем этом знаю, и у меня есть, что рассказать». После общения с Карви и его кардиохирургом П. К. Шахом Робин отправился в Огайо в клинику Кливленда, где должен был принять окончательное решение об операции.

«Они сказали: ”Хорошо, вот варианты, – вспоминал Робин. – Можно заменить на бычий клапан, который лет так через двадцать снова придется менять. Или же можно установить механический клапан, его менять не надо будет, но нужно будет разжижать кровь, чтобы она не была густой, и если употребить неправильную дозу, то кровь свернется“. Я остановился на бычьем клапане. Выбрал дверь под номером один, Бобби, говядина».

На вопрос, не боится ли он, что не переживет операцию, Робин ответил: «Не думаю, что стоит опасаться. Это где-то там, очень глубоко. И пока меня не догнало». А потом богоподобным голосом с эхом добавил: «Эй, все может не хорошо закончиться. Как только примешь решение, все помчится с бешеной скоростью».

Со всей страны вся семья Робина собралась в больницу перед операцией, назначенной на 11 марта 2009 года. Марша в разгар бракоразводного процесса прилетела из Сан-Франциско, приехали Зельда и Коди, Зак со своей женой Алекс, даже несмотря на то, что менеджеры Робина отговаривали их. «Его люди говорили: ”Не надо приезжать“, – вспоминала Алекс. – Но все ответили: ”Мы обязательно поедем. Мы не можем быть не с ним в такой сложный момент“». Никто, конечно, не пытался запретить ей и Заку увидеться с Робином, но опять началось это перетягивание канатов, чтобы помериться силами, как это частенько происходило, а особенно в этот момент, когда под угрозой было его здоровье. «Все всегда хотели быть для Робина номером один, – говорила Алекс. – Я, конечно, понимаю. Он притягательный человек. Тебе хочется быть для него на первом месте. Но у него же есть семья».

Сводный брат Робина МакЛорин Смит-Уильямс тоже приехал в Кливленд из Мемфиса. За день до операции они вместе ходили в гриль-бар под названием «Hot Sauce Williams» (ужасное название), где неожиданное появление Робина вызвало ажиотаж. «Мне кажется, посетители звонили всем своим родственникам и знакомым, потому что очень скоро яблоку негде было упасть, – рассказывал МакЛорин. – Одна из женщин подошла к нему и сказала: ”Я буду с вами в операционной, я хирургическая сестра. Я буду с вами, когда вас вскроют!“»

Хотя бракоразводный процесс Робина и Марши еще не завершился, в семье знали, что он уже начал встречаться с другими женщинами. Они были знакомы и уже встречались с его подругой Шарлот Филберт, двадцатисемилетней художницей из Нью-Йорка, чьи картины он скупал, а в клинике в Кливленде семья познакомилась с сорокачетырехлетней Сьюзан Шнайдер, художницей и графическим дизайнером, которая вмесет с ним ездила по гастролям. Сьюзан встретилась с Робином в октябре 2007 года в Apple Store в Марине, где она узнала его даже в маскировке. «И как вам камуфляж?» – поддразнила она его.

– Да не очень, – ответил Робин.

– Да вообще-то неплохо, – сказала она.

– Неа, вы же меня нашли.

Когда они разговорились, Робин узнал, что Сьюзан всю жизнь прожила в Марине, получила образование графического дизайнера в Калифорнийском колледже искусств в Окленде, у нее было два сына – Питер и Кейси – от прошлого брака, закончившегося в 2001 году. Она также проходила реабилитацию от алкогольной зависимости и не пьет уже двадцать три года. Над этим Робин пошутил своим детским голоском из номера, что она была «алкомалышом», потому что, вероятно, в то время еще ходила в детский сад. После этого они стали вместе ходить на собрания «двенадцатиступенчатой программы».

Другие члены семьи думали, что они со Сьюзан еще до встречи в магазине познакомились во время собраний анонимных алкоголиков. «Я знаю, что они познакомились на собрании, – говорил Зак. – Мне так рассказывал отец. Может, они и не общались, но однозначно посещали одни и те же встречи. И я знаю, что отношения у них развивались очень быстрыми темпами».

На фоне беспокойства по поводу того, переживет ли Робин операцию и каким будет восстановительный период, дети также были обеспокоены тем, что Сьюзан буквально монополизировала их отца. Особенно неловкий момент получился, когда хирурги предложили семье Робина пейджер, чтобы с его помощью дать им знать, если что-то пойдет не так. Пока Зак и Коди колебались, кто из них возьмет пейджер, Сьюзан забрала его себе, чем поразила окружающих.

«Нам было больно, что мы не могли проводить время вместе с папой, – позже рассказывал Зак. – Насколько нам было известно, он не собирался воспользоваться для этого операцией на сердце. Для нее это тоже могла быть последняя с ним встреча. Но мы все нервничали, ее мы видели первый раз, и она открыто демонстрировала, что не хочет познакомиться с нами поближе. А это действительно не просто, потому что мы поддерживаем свою семью».

Все это происходило без ведома Робина. Когда он очнулся после операции, то был в реанимации, на аппарате. Посмотрев на свою побритую грудь, он увидел кучу электрических проводов, отходящих от нее так же обильно, как раньше оттуда росли волосы. Следующие десять дней он был подключен к разным аппаратам, в том числе к капельнице с морфием, которую он, бывший алкоголик и наркозависимый, мог активировать, когда ему было больно, но только с определенного момента. «У них есть выключатель, поэтому нельзя просто лечь, расслабиться и балдеть. Нельзя просто начать на себя мастурбировать». Прием обезболивающих, которые он принимал, тоже тщательно контролировался. «Многие из лекарств, которые они дают, это опиаты, – говорил он. – И твое тело говорит: ”О, да мне знакомо это дерьмо. Давай к этому вернемся“. А ты должен сказать нет».

Среди приятных сюрпризов, ожидавших Робина после того, как он пришел в себя, были послания на автоответчике от Билл Кристала, который притворился доставщиком клапанов, который только что понял, что передал Робину не тот клапан и сейчас вернется, чтобы забрать его обратно.

Кристал несколько раз разговаривал с Робином в начале гастролей, когда у него стали проявляться проблемы с сердцем. «Я у него спрашивал, что происходит, – вспоминал Кристал, – он думал, что это астма или что-то вроде этого. Я ему сказал: ”Это не астма“. Кристал уже чувствовал, что его друг из всех этих испытаний вышел новым человеком. «Когда вы пройдете через смертельный страх, – говорил Кристал, – то поймете, что он осознал, насколько все молниеносно. Это не клише, так происходит на самом деле. Если такое происходит, то полностью меняется представление о жизни». Что касается Робина, то Кристал говорил, что «он стал более внимательным к друзьям и детям, он в этом нуждался. Он этого хотел».

После того, как Робина выписали из больницы и он вернулся домой для дальнейшего выздоровления, он понял, что чувствует себя по-иному. Ему больше всего нужно было общение с людьми в любом его проявлении. «После операции на сердце странно то, что тебе безумно ценен каждый контакт с людьми, – говорил он. – Это так удивительно. Контакт с людьми после операции на сердце чертовски важен. Ты начинаешь ценить даже маленькие вещи, как например прогулки по пляжу с дефибриллятором».