Глава 33
Розовые диванчики Келли Вандер были пухлыми и податливыми. Ее квартирка имела расхристанный вид временного жилища.
Из семидесятидюймового телика лилась музыка — то ли кабельный, то ли спутниковый канал, транслирующий «классику легкой музыки». Джек Джонс сменился Эйди Горме, «винящей во всем босса-нову».
Келли потянулась к бутылке с газировкой.
— Пить хотите? У меня тут «Фреска». Если вам нужен кофеин, есть диетическая «Пепси»…
— Да нет, спасибо.
Она скурила сигарету до фильтра, затушила бычок в раковине, нашла пачку легких «Уинстон» и закурила снова.
— Некоторые считают, что диетическое вредно, а по-моему, все лучше, чем жрать столько сахару. Ларри скоро вернется.
Она сняла что-то со стены и протянула мне.
Газетное объявление, вставленное в застекленную рамочку. Цветная реклама калифорнийских универмагов «Мэй компани». Распродажа платьев и свитеров для девочек-подростков. И дата — тридцать один год тому назад.
— Вот это я.
Она указала на белокурую девчушку в клетчатом джемпере. В губах Келли Вандер даже без морщин все равно было что-то обезьянье. Я бы ее сразу узнал.
— Вы работали моделью?
Она присела на уголок розового сиденья.
— Во мне сейчас пять футов пять дюймов. До того, как у меня усох позвоночник, я была на дюйм выше. Но все равно этого слишком мало, чтобы стать настоящей моделью. Поначалу мне давали рекламировать только детские шмотки. У меня и грудь-то поздно отросла, потому что… А как только я отрастила сиськи, агентство запихало меня в подростковые, и там я и осталась. Так я и с Саймоном познакомилась. Он тряпками торговал, толкал вязаную синтетику одной крутой фирмы. Была выставка-продажа, показ проводили в «Шотландском уставе», все скрипело, как в доме с привидениями…
— Это в Хэнкок-Парке, — заметил я, проверяя, вызовет ли какую-нибудь реакцию упоминание места, где выступал Келвин Вандер. — Недалеко от Эбелла.
— Да-да, именно там, — сказала Келли Вандер. — Это карма. — Она налила себе «Фрески». — Точно не хотите?
— Нет-нет, спасибо. Почему «карма»?
— То, что мы с Саймоном встретились. Мы, девушки, все построились, и костюмы нам выдавали кому какой. И так вышло, что мне достался один из костюмов его фирмы. Синий, двубортный. С блестящими пуговками, как у моряков. У меня даже была матросская шапка!
Она коснулась головы и позволила себе улыбнуться, снова показав кариесные зубы.
— Гадкий, кусачий полиэстер, мне так не терпелось его поскорее снять! Саймон подошел ко мне после показа. Он получил большой заказ, хотел меня поблагодарить. Он был чуть постарше меня, культурный такой…
Она выдохнула дым. Никотиновые испарения заклубились над бокалом, придав газировке вид ведьминского зелья.
— А вы ж психолог, да? Я их кучу перевидала. Были хорошие, были так себе…
— Ну, я-то не из худших.
— Вы в полиции работаете?
— Подрабатываю.
— Интересная, наверно, работа.
— Да, бывает.
Женщина широко улыбнулась.
— А какой случай был самый запоминающийся?
Я только улыбнулся в ответ.
— Да я их не виню, — сказала она. — Всех этих психологов, которые пытались мне помочь. Я сопротивлялась изменениям. «Хроническое расстройство пищевого поведения, сопротивление изменениям»… Мне говорили, что, мол, если не бросишь морить себя голодом, можешь умереть на месте от сердечного приступа. Да, мне было страшно — но не настолько, понимаете? Как будто у меня в мозгу было две отдельных части: разумная — и упорствующая. Один из докторов, что лечили меня, говорил, мол, главное — обзавестись новыми привычками. Он заставлял меня выполнять упражнения — в уме, я имею в виду. Чтобы разумная часть стала доминирующей. Вам не кажется, что это ерунда какая-то?
— Не кажется.
— Ну, сейчас-то у меня всё в порядке. — Она провела руками вдоль своего костлявого тела. — Нет, я, конечно, все еще могу откинуть копыта от того, что творила с собой раньше, но пока… тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.
— Однако вы были достаточно здоровы, чтобы родить ребенка…
— Вы Симону видели? Она ведь точь-в-точь такая же, как я… Надо бы зубы вставить. В глаза бросается, да? Это они от булимии попортились, все говорят, что если б я вставила зубы, то выглядела бы на десять лет моложе. Я только не уверена, надо ли мне оно.
— Выглядеть моложе?
— Ну да, — сказала Келли. — Каждый раз, как я смотрю на себя в зеркало и меня передергивает, мне это напоминает, как я вообще дошла до жизни такой. А вот вы что скажете? С точки зрения профессионала. Нужно ли мне такое напоминание?
— Я вас недостаточно хорошо знаю, — ответил я.
— Бздынь! Правильный ответ.
Она вскинула кулак и посмотрела на часы на стене.
— Где же Ларри?.. Я наконец-то получила кое-какие инсайты. Третий раз решает все.
— Вы с Ларри на реабилитации познакомились?
Келли покачала головой.
— Я не стану говорить за Ларри. Что мое — то мое, а на его эмоциональную территорию я вторгаться не буду… Да, кстати!
И она посмотрела на дверь.
Я прислушался, ожидая услышать шаги, но ничего не услышал. Несколько секунд спустя оранжевая деревянная дверь распахнулась, и в комнату ворвался Ларри Брейкл: приземистый, ниже ее, в темных очках, аляповатой гавайке, с сальным белым пакетом. Из-под мышки у него торчал блок легкого «Уинстона».
— Радость моя, я тебе пончиков принес! Хрустящие, с кленовым сиропом, грецким орехом и кори… — Он снял очки. — Кел, у нас гости?
— Это к тебе, Ларри, — ответила Келли Вандер. — Все ради тебя, зайчик мой.
* * *
Ларри Брейкл стряхнул пепел в кофейную чашку.
— То есть вы хотите сказать, что Трэвис — маньяк, Джек Потрошитель? Сэр, вы не обижайтесь, но это бред какой-то.
— Да я уж ему говорила, мой сладкий, — сказала Келли Вандер.
Они сидели вплотную друг другу, колено к колену, курили в унисон и одновременно прихлебывали «Фреску».
Я ответил:
— Полиция рассматривает его как основного подозреваемого.
— Полиция и в прошлый раз так думала, — сказал Брейкл.
— Вам известна история Трэвиса.
Он замялся.
— Ну да. Это же было в газетах.
— В местных газетах этого не было.
Мужчина ничего не ответил.
Я сказал:
— В «Вестнике Феррис-Рэвин» ничего конкретного не говорилось, мистер Брейкл. Разве что эта история известна вам из других источников?
Брейкл обернулся к Келли Вандер. Ее лицо оставалось непроницаемым.
— Да по фиг, — сказал он. — Слышал от кого-то.
— Вам рассказал сам Трэвис?
— Да по фиг.
— Вы с ним на реабилитации познакомились?
— Слушайте, сэр, я хочу быть добропорядочным гражданином, но за Трэвиса я говорить не стану. Что его — то его, мне своего дерьма хватает. Без обид.
— Что ж, — сказал я, — давайте поговорим о вас. Когда вы с ним познакомились: до того, как он принес Брендин в больницу, или после?
Брейкл пожевал губами. Коротышка-коротышкой, но запястья и кулаки у него были мощные и жилистые.
— Ох, как жрать-то охота!
Он вскочил, убежал на кухню и вернулся с ломтем кекса на бумажной тарелочке.
— Пополам, радость моя?
— Нет, это все тебе!
Брейкл чмокнул ее в щеку.
— Я могу поделиться.
— Ты такой милый! Но у меня пузико полное, — сказала Келли Вандер. — Я уж подожду до ужина.
— Точно? Смотри, какой вкусный кекс!
— Точно, мой сладкий.
— Ну ладно. Давай тогда на ужин сделаем стейки?
— Стейки — это тебе, Лар. Для меня это тяжеловато.
— А я тебе на маленькие кусочки порежу!
— Ну, поглядим.
— Ты же в прошлый раз такое ела.
— Ну да, было очень вкусно, но я даже не знаю. Я ужасно сыта.
Я сказал:
— По-моему, вы были знакомы с Трэвисом до того, как он нашел Брендин. Он пошел искать ее и Бренди, чтобы выручить вас.
— Знаете что, сэр, давайте не будем в угадайку играть. Трэвис — мужик порядочный.
— А я не говорю, что он плохой. Я знаю, что он не убивал Бренди.
Руки Брейкла сжались в кулаки так, что костяшки побелели.
— Разумеется! Какого черта? Все же знают, кто ее убил!.. Сэр.
— Гибсон Деполь.
— Ублюдок! Ему влепили пожизненное, так он и там сокамерника убил! Его отправили в тюрьму строгого режима, Пеликан-Бэй!.. Сэр.
— Вы что, следите за его судьбой?
— Нам присылают уведомления, как пострадавшим.
— «Вам» — это вам двоим? Или вам и вашей бывшей?
— Чего там ей присылают — понятия не имею.
— Где сейчас Анита?
— Вам лучше знать.
— Вы не поддерживаете отношений?
— Анита не меняется. Даже не пробует.
— А дети?
— Я с ними на каникулах вижусь, — сказал Брейкл. — А ваше какое дело? Откуда такой интерес к моему семейству?
— Прошу прощения. Меня интересует в основном Трэвис.
— Тогда вы работаете вхолостую, сэр. Он никого не убивал. Ни тогда, ни сейчас.
— Интересно… — сказал я.
— Что интересно?
— Полиция считает его основным подозреваемым, но при этом то и дело появляются люди, которые держат его за святого.
— Это кто, например?
— Например, Дебора Валленбург.
Брейкл и Келли Вандер переглянулись. И внезапно разразились хохотом.
— Не понял юмора… — произнес я.
— Святые! — сказал Брейкл. — Святых не бывает, мы об этом все время говорим. Все люди грешники, сэр, грешники в разной степени, и все, что надо — это научиться отпускать себе грехи, не дожидаясь, пока это сделает какой-нибудь проповедник.
Я сказал:
— То есть вы оба познакомились с Трэвисом на реабилитации.
Тишина в ответ.
— Всем известно, что реабилитация может длиться очень долго.
— Трэвис имеет право на личную тайну, сэр.
— Если человек обратился за помощью, ему нечего стыдиться, мистер Брейкл. Напротив. Он же приводит себя в порядок.
Келли Вандер сказала:
— Ну да, хорошо, мы познакомились с ним на реабилитации.
Я спросил:
— Это вы рекомендовали его Саймону за то, что он спас внучку Ларри?
— Золотая у вас голова, — сказал Брейкл. — И почему бы вам не употребить свой ум на что-нибудь толковое?
— За сколько времени до убийства Бренди вы с ним познакомились?
— Незадолго. Ну, за полгода, может. Месяцев за семь. Я уже решил бросить Аниту, потому что она не желала браться за ум, и я понимал, что если я останусь с ней, мне конец. Единственное, что меня останавливало, — это дети. Трое ее детей — в том числе Бренди, и общий наш ребенок, Рэнди. Он сейчас в армии, в Ираке служит, медаль вот получил…
— Рэнди — чудесный мальчик, — с легкой завистью заметила Келли.
Брейкл сказал:
— Ну, и мы договорились… да, тут мы и встретились с Трэвисом. Мы втроем пытались привести себя в порядок. За его терапию платила та адвокатша, Валленбург. Я думал, что это чертовски благородно с ее стороны. Я ему так и выдал. Сказал ему, что надо пользоваться этим удивительным великодушием и приводить себя в порядок. Я-то сам ходил, на собственные бабки, плюс пособие по нетрудоспособности — оно стоило как крыло от самолета.
Келли сказала:
— А мне Саймон оплачивал. Хотя мы были в разводе.
— Когда это было? — спросил я.
— Двенадцать лет назад. Мы с Саймоном разошлись за три года до этого, но остались друзьями. Я заставила его пережить слишком многое, и он меня разлюбил, но по-прежнему хорошо ко мне относился. Я ни при каких обстоятельствах не повышала на него голос. Никогда не пыталась выдоить из него лишних денег, даже когда он всерьез разбогател. Я считала, что не заслуживаю любви, вот и позаботилась о том, чтобы он перестал меня любить. У Симоны был переходный возраст, у меня все валилось из рук, и Саймон сказал: «Келл, попробуй начать все заново, ты просто обязана это сделать, ради себя самой, найдем хорошее место, со всеми удобствами». Принес мне буклеты. Мне понравился Пледжс — там столько зелени…
— Пледжс в Южной Пасадине?
— А вы его знаете, да?
— Хорошее место, — сказал я. — Закрылось несколько лет тому назад.
— Отличное было место! — согласился Ларри Брейкл. — Их перекупила одна из этих чертовых корпораций, и ублюдки сравняли его с землей.
Келли сказала:
— И в первый же день, как туда приехала, я встретилась с Ларри. Я ему понравилась, и он меня полюбил — но прошло много лет, прежде чем он в этом сознался, потому что тогда он был еще женат. Ну, и мне тогда было не до того — я просто не представляла себя в новых отношениях.
— И давно вы уже вместе?
Брейкл ответил:
— Официально — девять лет. Ну, а тут, — он коснулся сердца, — целую вечность!
Келли Вандер сказала:
— Мы мгновенно подружились и приняли друг друга. У меня такого с мужчиной никогда еще не бывало. Саймон хороший человек, но я все время чувствовала, что подвожу его. Невозможно ведь жить, чувствуя себя неудачницей…
Я сказал:
— Копы говорят, что Трэвис употреблял сразу несколько разных наркотиков.
Нет ответа.
— Вам двоим психотерапия пошла на пользу, а ему нет. Два года спустя он оказался на улице.
— Там я его и встретил, — подтвердил Ларри Брейкл.
— На улице?
— Я тогда в Голливуде работал, в здоровенном многоквартирном доме, приятное такое местечко к западу от Ла-Бреа, техником-смотрителем. Домой я обычно возвращался по бульвару, мимо китайского театра. И как-то раз я увидел там Трэвиса: тот клянчил деньги у туристов. Выглядел он хреново. Ну, по сравнению с тем, что было в Пледжсе. Волосы свалялись, бородой оброс, ссутулился весь… Туристы ему тоже особо не подавали, поскольку ему наглости не хватало, Трэвис — он такой, он за руки хватать не станет. Я обогнул квартал, подъехал и сунул ему двадцатку. Он увидел, что это я, расплакался, извиняться стал, что дошел до такого.
Келли сказала:
— Перед тем, как разъехаться, мы трое обещали друг другу держать связь и обращаться друг к другу, если вдруг нахлынут дурные мысли. Мы с Ларри так и поступили — вот почему у нас все хорошо. А с Трэвисом мы связь утратили.
Брейкл кивнул.
— Я ему сказал: «Мужик, никто тебя не винит. Поехали ко мне, ванну примешь, поужинаешь…» Он сбежал, и на следующий день его там не было. И потом всю неделю тоже. Но потом я увидел его снова, опять с протянутой рукой, и выглядел он еще хуже. На этот раз он согласился поехать ко мне. Анита распсиховалась — говорит, у нас что, лишних комнат много, ты, гений? Мы с ней, ребята, да еще две собаки у нас было… Я ей сказал, что могу и во дворе переночевать, если уж на то пошло. Она сказала, мол, валите во двор оба. Кончилось дело тем, что Трэвис поселился у нас в сарае. Я там прибрался, матрас положил, и он мог приходить и уходить в любое время, когда угодно. Я его подстриг. Без волос стало видно, что у него все уши в серьгах. Как у пирата. И еще с хромой ногой — ну как есть пират. Детям серьги понравились, а Аниту они прямо взбесили.
— Но Анита потом привязалась к Трэвису, — вставила Келли.
— Аниту что подкупило — он был добр к детям. Скоро она уже разрешала ему рассказывать им сказки. Потом он и малышку взялся нянчить — он хорошо управлялся с малышкой. Анита, конечно, временами бывала непредсказуемой, из-за выпивки и «травки», так что не всегда дела шли так уж гладко. Но в целом мы уживались мирно.
Он глубоко затянулся сигаретой.
— Малышку Трэвис действительно очень любил… господи, как же давно это было! А теперь вы мне тут рассказываете, будто Трэвис — чудовище-убийца? Нетушки. Я, конечно, не психолог, но в людях худо-бедно разбираюсь. Трэвис человек хороший.
Я сказал:
— Расскажите про тот вечер, когда исчезла Бренди.
— Бренди не исчезла, сэр. Она ушла с этим. С этим подонком, которого мы по имени не называем. Вот уж кто был злодей до мозга костей! Его собственная родня боялась. Когда Бренди не вернулась домой, мы пошли прямо к ним — Трэвис и я. Они перепугались, сказали, мол, этот засранец собирался привести в гости Бренди с малышкой, и больше они ничего не знают. И мы с Трэвисом пошли искать по району. Трэвис взял часть улиц на себя, часть улиц взял на себя я. Он нашел малышку. Увидел кровь и отнес ее в больницу.
— То есть он знал, что с Бренди что-то случилось.
— Бренди была спрятана — так потом сказали копы, спрятана где-то в кустах. А малышка лежала на виду. Он думал о малышке.
— Почему же он пошел в больницу вместо того, чтобы связаться с вами?
— Перепугался. А вы бы не перепугались на его месте? — сказал Брейкл. — Его уже раз посадили за то, чего он не делал, а тут ребенок, и весь в крови! Не то, чтобы он сам это сказал, — это как я себе представляю. Парень жил в страхе — я проходил мимо сарая и слышал, как он стонет, сны ему снились дурные. А наяву у него глаза были такие… как это называется… затравленные. Он чувствовал себя затравленным, понимаете? Любой бы так чувствовал себя на его месте, после всего, что с ним сделали. Он, небось, забоялся, что копы все свалят на него. Но, несмотря на страх, все равно позаботился о том, чтобы с малышкой все было в порядке.
Я сказал:
— То есть с ним вы это никогда не обсуждали.
— Не-а. Трэвис принес Брендин в больницу и исчез.
— А откуда вы знаете, что это был он?
— Копы его описали. Спросили, знаем ли мы, что это за человек был, но мы его не выдали. Мы все и так с ума сходили из-за того, что произошло с Бренди, нам не хотелось еще сильнее усложнять ситуацию. Главное было найти, кто с ней это сделал, мы им так и сказали.
Я напомнил:
— Трэвис прошел пешком две мили в холодную погоду.
— А Трэвис вообще много ходил, сэр. Он бо́льшую часть времени только и делал, что ходил.
— Где?
— Да везде, — ответил Брейкл. — Только не поймите меня неправильно: это не потому, что Трэвис псих какой-то. Он просто любил ходить пешком.
— Ходьба — лучший вид физических упражнений, — сказала Келли. — Я раньше миль по десять в день проходила. Сейчас прохожу миль по пять.
Вокруг глаз Ларри четко обрисовались морщины. Он натянуто улыбнулся.
— Ну да, вот именно — спорт, свежий воздух, парень хотел свежего воздуха… Нет, сэр, он просто любил гулять!
Я спросил:
— А как Трэвис сошелся с Саймоном?
Келли сказала:
— Это было много лет спустя. Мы о нем довольно долго ничего не слышали, а потом он вдруг взял и позвонил Ларри, чтобы сказать, что его дела пошли лучше.
— Наконец-то получил помощь, которая пошла ему на пользу, — сказал Брейкл.
— Откуда?
— Он не говорил, а я не спрашивал. Судя по голосу, с ним все было в порядке. Слышно было, что он изменился. Я его пригласил зайти выпить кофейку у нас с Келли. Он выглядел неплохо.
— Глаза ясные, — сказала Келли. — Умные. Раньше этого было не заметно, потому что Трэвис все время находился в депрессии. Он сказал, что ищет постоянное место работы и готов на все, лишь бы честно зарабатывать. А я знала, что Саймону как раз нужен человек, следить за домом. Он уже накололся пару раз, ему нужен был кто-нибудь надежный. Ну, Саймон и сказал — да, конечно, он попробует взять Трэвиса. И все вышло как нельзя лучше.
Я спросил:
— Трэвис не говорил, чем он занимался с тех пор, как вы его видели в последний раз?
— Нет, сэр, — сказал Брейкл.
— А где он жил?
— У меня сложилось впечатление, что он путешествовал.
— Вы, случайно, не знаете где?
— Мы не лезли его расспрашивать, — сказала Келли. — Мы были так рады, что с ним все хорошо… Все вышло как нельзя лучше для всех. Саймон мне потом спасибо говорил, что я нашла ему Трэвиса. Очень мягкий человек, никогда никого не обижает… Знаете, а вот теперь я, пожалуй, проголодалась!
Брейкл сказал:
— Ага, обеденный перерыв! Мы бы пригласили вас к столу, сэр, но мы всегда готовим ровно на двоих.
* * *
Я приехал обратно в город. У моего дома был припаркован желтый «Фольксваген». Машина пуста, мотор остыл, Альмы Рейнольдс нигде не видно.
Мое упоминание о жемчугах ее матери напугало ее.
Может быть, Робин впустила ее в дом?
Когда я начал подниматься на крыльцо, чей-то голос у меня за спиной сказал:
— Ну вот, теперь я вас преследую!
Она вышла из-за угла моего дома и направилась ко мне. В руках у нее был зеленый виниловый «дипломат». Новенький, только из магазина, с ярлычком, болтающимся на ручке — примерно такой же, как тот, с которым ходит Майло, когда дело об убийстве становится слишком толстым для папки. На ней была клетчатая рубашка, джинсы, тяжелые башмаки. Седые волосы развевались во все стороны. Глаза горели.
— Вот, нате! — сказала она и сунула «дипломат» мне. — Дело окончено!
Я не протянул руки.
Женщина ткнула меня «дипломатом» в грудь.
— Не бойтесь, он не взрывается! Берите, берите.
— Давайте поговорим.
Альма отдернула «дипломат» и расстегнула замки. Внутри были пачки двадцатидолларовых купюр, перетянутые резинками. Поверх денег лежал черный бархатный футляр.
— Плюс эти чертовы жемчуга, — сказала она. — Хватит с вас?
Я спросил:
— Решили облегчить себе жизнь?
— Не вредничайте! Вы этого хотели? Вот, держите!
— Мне были нужны сведения.
— А что, разве вот это не говорит само за себя?
— Оно подразумевает. Давайте вы зайдете ко мне, и мы потолкуем.
— Психотерапия, да? У вас и кушетка есть? На сайте коллегии психотерапевтов этот дом значится как ваш кабинет. Могли бы быть и поосторожнее, раз вы тут живете. А вдруг я социопатка какая-нибудь?
— А что, мне есть чего бояться?
— А то как же! Я вооружена и очень опасна!
Она расхохоталась, вывернула карманы, поставила «дипломат» на землю, подошла к «Фольксвагену», повернулась ко мне спиной и положила руки на капот.
— Так правильно?
— Идемте, — сказал я. — Уделите мне всего несколько минут вашего времени.
Альма выпрямилась и обернулась ко мне. Глаза у нее были на мокром месте.
— Это Сил меня научил. Он привык автоматически занимать такое положение во время митингов. Иногда копы все равно его били. Он был человек принципиальный. И вот к чему это привело. Так что… черт, да с чего мне рассчитывать на что-то хорошее?
— Я уверен, что он был человек твердых принципов. Тем более шокирующе выглядит эта его заначка.
— Послушайте, — сказала она, — вот, я принесла ее вам, все до цента. Руки у меня чисты. Прощайте!
— Давайте уточним несколько моментов, это действительно позволит со всем покончить.
— Это вы так говорите!
— Насколько я вижу, вы и сами человек твердых принципов, — сказал я. — А я вам не враг.
Альма скрестила руки на груди, вытерла глаза и ткнула чемоданчик массивным носком ботинка.
— А, какого черта! Я ж раньше была католичкой. Исповедью больше, исповедью меньше…
