Глава 41
В Лос-Анджелесе кожаная обувь снашивается небыстро, особенно когда сияет солнце и окружающие красоты манят туристов. Но участок Мелроуз, где расположен «Беппо Биппо» и масса других закусочных, почти без перерыва заполнен потоком бодрых пешеходов.
Часть пешего трафика сворачивала, чтобы попробовать кухню Дариуса Клеффера. Остальные продолжали путь и выбирали другие рестораны.
Проход между зданиями оставался пустым. Клеффер либо вернулся к своим ножам, либо остался в компании женщины в красной майке.
– Тебе не кажется, что она похожа на стриптизершу? Прости, на танцовщицу? – спросил Майло.
Я в деланом возмущении откинулся на спинку сиденья.
– Разве роскошная девушка не может быть нейрохирургом?
– Роскошная может, но с татуировкой?..
– В самом деле, – согласился я. – Пару месяцев назад я читал лекцию группе студентов-медиков, и с тату были немногие.
– Мир меняется, – зевнул Майло. – Но не сильно. И не там, где нужно.
* * *
Парковщик, от которого откупился Стёрджис, получил ключ от «Ауди» и уехал, потом вернулся и забрал «Мерседес». К нему присоединился коллега – грузный усатый англосакс в черной спортивной куртке, красных брюках и с галстуком бабочкой.
Старший парковщик. Этот, наверное, занимается только «Ламборгини».
Он посмотрел на нас, сказал что-то напарнику. Они коротко поговорили, и галстук-бабочка подкатился к нам, как танк на гусеницах.
– Боюсь, вам придется уехать.
Майло повторил фокус с банкнотой и значком. Галстук-бабочка ухмыльнулся.
– Спасибо, парни. – Рассмотрев бумажку, он покатился прочь.
– Что это было? – спросил я.
– Ритм жизни.
* * *
Сорока «баков» хватило, чтобы парковщики на какое-то время перестали нас замечать. Мы просидели полчаса. На двадцать пятой минуте позвонил Фрэнк Гонзалес с хорошей новостью: найден фургон Джона Дженсена Уильямса.
– Прямо здесь, в гавани; он даже не потрудился его спрятать.
– Но найти оказалось нелегко.
– Гавань большая, он бросил машину в северном конце, возле одной из верфей. Нет, не там, где Кори хранил свое корыто, оно в сухом доке. И никаких следов того, что Уильямс арендовал какое-либо судно.
– Есть что-нибудь интересное в фургоне, Фрэнк?
– На первый взгляд ничего; посмотрим, что покажут соскобы. Я попросил, чтобы его отбуксировали в нашу лабораторию, в Вентуре с этим нет проблем. А что у вас?
Майло рассказал ему про женщину, флиртующую с Клеффером.
– Похожа на ту, от которой у моего новобранца дух захватило… Значит, не Сантос.
– Нет.
– Это может означать, что дело ее плохо. Розыски продолжаются, я за этим слежу; результаты поступят прямо мне на компьютер, но ты же сам знаешь, как бывает.
– Знаю, Фрэнк.
– Ты только посмотри на нас, – сказал Гонзалес. – Человека на Луну послали, а ни черта найти не можем.
После тридцати четырех минут наблюдения старший парковщик, жадно улыбаясь, сделал попытку повторно приблизиться к нам. Однако Майло не был расположен шутить и бросил на вымогателя предупреждающий взгляд, которого хватило, чтобы тот убрался подальше.
– Жадный дурак, – сказал лейтенант.
А я ответил:
– Смотри.
* * *
Дариус Клеффер с женщиной в красном топе вышли из ресторана и повернули налево, в переулок. Клеффер уже достал сигареты.
Даже с огромными каблуками на сапогах женщина выглядела маленькой, не намного выше пяти футов. Невысокий рост, тонкая талия и первоклассная осанка делали ее грудь еще более выдающейся.
Она несла маленькую сумочку, покрытую чем-то вроде бело-черного меха. Вся ее походка дышала горделивым достоинством, тугие бедра перекатывались, как на шарикоподшипниках, каждая ягодица функционировала самостоятельно.
Замечательный мускульный контроль. Привыкла выставлять тело напоказ.
Рядом с ней, сутулясь, шел Дариус Клеффер.
Он остановился на том самом месте, где мы с ним разговаривали, оперся спиной о кирпичную стену и посмотрел в лицо женщине. Та придвинулась ближе.
Клеффер предложил ей сигарету – она не отказалась, – дал ей прикурить, потом закурил сам.
Они курили и продолжали флирт; пару раз женщина принималась заразительно смеяться, широко раскрывая рот и запрокидывая голову назад, отчего ее волосы падали настоящим черным цунами, причем завершала она эту сценку прикосновением к руке Клеффера.
Наблюдать за их шутливой болтовней нам мешали только прохожие, то и дело проскакивающие мимо переулка.
– Ах, настоящая любовь, – прокомментировал Майло.
Мы ждали еще несколько минут, прохожих стало немного больше. Стёрджис принялся отбивать пальцами ритм на приборной панели.
– Что за песня? – спросил я.
– «Марш полковника Боуги». – Он прикрыл глаза.
Я продолжал наблюдать. Пешеходов стало еще больше. Один из них остановился в паре футов от поворота в переулок.
Высокий мужчина в черной бейсболке и длинном черном плаще.
Нелогичный выбор для теплого солнечного дня.
Как раз в тот момент, когда я толкнул Майло, мужчина свернул в переулок, на ходу засовывая руку под плащ.
Я толчком распахнул водительскую дверцу. Лейтенант был уже на улице и пересекал Мелроуз, виляя между авто, двигающимися в двух направлениях, и не обращая внимания на какофонию гудков и проклятий. Я поспешил за ним вдогонку и получил свою долю возмущенных ругательств.
Может, из-за шума или чего-то другого, но человек в бейсболке оглянулся.
Длинное костлявое лицо.
Широкие солнцезащитные очки с черными стеклами.
Прямо под тонкой нижней губой – идеальный квадрат волос. Начисто выбритая голова под бейсболкой. Ногти на пальцах покрыты черным лаком.
Но, без всякого сомнения, перед нами стоял Джон Дженсен Уильямс. С ножом в руке.
Внезапно он прыгнул в переулок.
Майло достиг тротуара и выхватил пистолет. Прохожие завизжали и бросились врассыпную.
– Звоните «девять-один-один»! – крикнул кто-то.
Уильямс взмахнул ножом. Длинное изогнутое лезвие – таким мы с Робин потрошим рыбу и удаляем из нее кости.
Несколько дюймов клинка окрасились в алый цвет.
Дариус Клеффер свалился на землю, зажимая руками живот.
Женщина в красной майке стояла между ним и Уильямсом с ничего не выражающим лицом. Она ничему не удивлялась.
Потом, заметив Майло с пистолетом, картинно расплакалась.
Джон Дженсен Уильямс посмотрел на свой нож. Снова повернулся к Клефферу, стонущему от мучительной боли.
– Брось его! Сейчас же! Брось! – скомандовал Стёрджис.
– Спорим, это была самооборона? – сказал Уильямс мягким голосом. Он опустил руку и расслабил пальцы. Острие ножа смотрело вниз.
Потом пальцы сжались. Клинок нацелился вперед.
И он ринулся на Майло.
Тот выстрелил ему в центр туловища, как учили в академии.
Уильямс остался на ногах; дырка на плаще казалась почти незаметной.
– Ай, – прошептал он, но держался при этом спокойно.
Бронежилет?
Майло, должно быть, подумал то же самое. Он выстрелил снова, проделав в гладком белом лбу Джона Дженсена Уильямса приличное отверстие.
– Ой, – произнес Уильямс и тяжело упал. Рухнул он почти на Клеффера, который продолжал хныкать и становился все бледней.
Женщина в красном топе поправила волосы.
– О, благодарю вас, сэр! Вы спасли мне жизнь.
Она даже не взглянула на Дариуса Клеффера, визжавшего от боли; из-под пальцев, которыми он зажимал рану, бежала кровь.
Я подошел к нему, чтобы оказать помощь.
Майло надел на женщину наручники.
– Сэр, я жертва, – сказала она.
– Собственной глупости.
– Это ты глупец. К тому же жирный и уродливый.
– Пой, птичка, – ответил Майло, набирая 911.
