Глава 17
К половине второго ночи никаких новостей с места преступления не поступило.
– Ее родителей поставлю в известность завтра, – сказал Майло. – Дам им еще несколько часов, прежде чем их мир изменится навсегда.
– Когда? – спросил я.
– Думаю, часов в девять-десять. Ты свободен?
– Дай мне час – приготовиться.
– Надеть подобающую случаю маску? Я никогда не могу выбрать подходящую.
* * *
На связь он вышел во втором часу дня. Голос звучал хрипло и устало. Вместо того чтобы поспать, Майло вернулся к дому Гранта Феллингера. «Челленджер» и «БМВ», на котором ездила, вероятно, супруга, оставались на месте почти до восьми утра, когда адвокат вышел из дома и отправился на «Додже» в свой офис в Сенчури-Сити.
Потом смену принял Мо Рид, а Майло ненадолго заехал к себе домой, в Западный Голливуд, где принял душ, проглотил половину холодной пиццы и изрядную порцию холодной запеченной пасты. Все это он проделал, читая газету и сидя напротив доктора Рика Силвермана, который завтракал фруктами и хрустящим воздушным рисом.
– У него «Уолл-стрит джорнал», у меня – «Таймс». Мы оба по утрам не в лучшей форме, а уж сегодня раздражительны, как черти. В конце концов его вызвали, и я тоже собрался уходить, но в последний момент обнаружил, что мне надо сменить рубашку – заляпал томатным соусом, – и вот это достало меня больше всего. Думаешь, все чертово подсознание? И итальянскую еду я выбрал по велению большого и доброго сердца?
– Тебе всегда нравилась пицца.
– Ты опять за свое. Опускаешь на землю.
* * *
Уильям и Клара Ди Марджио жили в выкрашенном оливково-зеленой краской одноэтажном бунгало к югу от Пико и к востоку от Оверлэнда. Я прождал Майло минут десять. На нем был серый костюм в цвет неба, желтая рубашка, галстук цвета глины и верные велюровые ботинки, подметки которых менялись уже несколько раз. Образ довершали гладко зачесанные волосы, небрежно выбритое лицо с сеточкой порезов на подбородке и налитые кровью глаза. Голова наклонена вперед.
Три с лишним сотни убийств. И все как в первый раз.
* * *
Дверь открыла женщина. За шестьдесят, рост пять футов и три дюйма, коротко постриженные черные волосы, приятное лицо, маленькое тело, утонувшее в стеганом голубом халате.
– Да?
– Миссис Ди Марджио?
– Это я, а что?
Майло показал жетон. Не карточку, на которой написано «Отдел убийств».
– Мистер Ди Марджио дома?
– А в чем дело?
– Это касается вашей дочери Франчески. Нам можно войти, мэм?
– Будьте добры, еще раз ваш жетон. – Но она уже отступила и ухватилась за дверной косяк.
– Клара? – Голос прозвучал раньше, чем появился мужчина. Уильям Ди Марджио был ненамного выше жены, но старше – или просто постарел быстрее, – с вьющимися седыми волосами, обвисшими веками и грубоватой, обветренной кожей. Постриженные небрежно усы торчали во все стороны.
– Полиция, Билл.
– Что происходит? – требовательным тоном спросил Билл Ди Марджио и направился к нам.
* * *
Как всегда, Майло старался как мог. И, как всегда, старания были напрасны.
Клара Ди Марджио вскрикнула и задрожала. Муж протянул руку, будто хотел ее оттолкнуть. Глаза его наполнились гневом, подбородок выдвинулся вперед, в уголках раскрытого рта собралась слюна.
Я прошел на кухню, принес воды и коробку с салфетками и поставил все на кофейный столик перед супругами. Столик орехового дерева с черными крапинками имел форму лиры и стоял на золоченых лапах грифона. Корзина с восковыми фруктами, бронзовые щипцы для орехов в виде крокодила и несколько фотографий в рамках – свободного места почти не осталось.
Большинство снимков представляли ничем не примечательных мужчин и женщин лет тридцати с лишним, две супружеские пары, каждая с двумя детьми. На одной из фотографий присутствовали Клара и Билл. Ни татуировок, ни пирсинга я не увидел.
Симпатичная девушка-подросток на еще одном снимке, чуть в сторонке, напоминала Франческу Линн Ди Марджио с мутной фотографии на водительских правах, но только без голубого с алым «ежика», змеящихся черных татуировок на шее, гвоздиков, колец и штанг в бровях, носу, губах и между нижней губой и подбородком. Пирсинг был повсюду, кроме ушей. Скромная, застенчивая девушка, всем своим видом бросающая вызов миру?
Я внимательно изучил выражение на ее еще не подвергшемся модификациям лице. Напряженное, озабоченное. Вымученная улыбка. Приготовилась позировать, но фотограф все равно застал ее врасплох.
Клара Ди Марджио стихла. Муж убрал руку с ее плеча и отодвинулся на несколько дюймов.
– Мы сочувствуем вашей потере, но не могли бы вы поговорить с нами? Это поможет понять, что произошло.
– То произошло, что она жила как фрик. Вот и…
– Ох, – застонала миссис Ди Марджио и сжала ладонями щеки.
– Какая теперь разница? Она что, расстроится?
Клара снова заголосила. Уильям стиснул зубы, и его усы ощетинились.
– Мы будем благодарны за любую информацию, которой вы пожелаете поделиться, – сказал Майло.
– У нее была своя жизнь, и нас она из нее исключила.
– О боже, – пролепетала Клара.
Уильям отодвинулся еще дальше.
– Взять хотя бы то место, где она якобы работала. Делала вид, что это настоящая работа и мы должны быть в восторге.
– «Чет-нечет», – сказал Майло. – Вы там бывали?
– С какой стати? Сидеть по ночам в книжном магазине в нехорошем районе – разве это работа? Кто покупает книги ночью?
Клара вытерла слезы.
– Фрэнки говорила, что люди туда приходили.
– Говорила тебе?
– Да.
– Хм. Ну а мне ничего не сообщала. – Уильям повернулся к нам. – Они что там, в трущобах, все вдруг страстными читателями заделались?
– Силверлейк – не трущобы.
– Верно, это Беверли-Хиллз… Послушай, парни пришли за информацией, и я дам им информацию. Она болталась с лузерами, а ты хочешь сказать, что это к делу не относится? Хватит, Клара.
Уильям сорвался с места и, потрясая кулаком, вышел в кухню.
– Он расстроен, – сказала Клара.
Мы с Майло сели. Уильям Ди Марджио вернулся через несколько секунд и, словно лишь теперь заметив воду, налил стакан и, шумно прихлебывая, выпил.
– У Фрэнки были проблемы с ночными покупателями?
– Нет, – сказала Клара. – Она ни о чем таком не говорила.
– Если она ничего не говорила, это еще не значит, что проблем не было.
– Ох, Билл, пожалуйста…
– Давай начистоту. Будь у нее проблемы, разве она рассказала бы нам?
Молчание.
– Фрэнки – хорошая девушка, – вздохнула Клара. – Просто ей нужна была свобода, вот и всё.
– Мы и дали ей свободу. Мы всем троим детям дали свободу, но другие отнеслись к этому с уважением. – Лицо Уильяма Ди Марджио сморщилось, он повернулся к нам, и его взгляд переместился с Майло на меня. По обветренной коже поползли слезы. – Господи, что же сталось с моей девочкой?
– Кто-то убил вашу дочь в ее доме, – сказал Майло.
– Как? Что с ней сделали?
– Деталей мы пока не знаем.
– Вы же были там – и не знаете?
– Ясно будет после вскрытия.
– Не понимаю, – сказал Ди Марджио. – Вы же не просто смотрели на… Разве нельзя понять? Ее отравили? Какой-то дрянью?
– Не хочу это слушать, – сказала Клара и, повернувшись, прошла через комнату в коридор и повернула направо.
Мы услышали, как ее вырвало. В туалете зашумела вода.
– Так что случилось? – спросил Билл Ди Марджио. – Ее чем-то отравили?
Майло потер ладонью лицо.
– Боюсь, сэр, тело пролежало какое-то время, что затрудняет…
– Ох! – Ди Марджио закрыл лицо руками.
Клара вернулась бледная, вытирая рот.
– Не спрашивай их ни о чем, – предупредил муж. – Ответы тебе не понравятся.
Они допили воду. Я снова отправился на кухню, задержавшись, чтобы посмотреть фотографии на дверце холодильника.
И опять-таки все, кроме Фрэнки.
Вернувшись, я услышал, как Майло говорит:
– …Пройти через такое ужасно. Но мы не знаем, что поможет раскрыть преступление, поэтому расскажите все, что знаете, например, с кем она дружила…
– У нее не было друзей, – сказал Билл.
– Мы этого не знаем, – возразила Клара.
– Не знаем? Назови хотя бы одного.
Молчание.
Клара снова расплакалась, и Билл ушел во второй раз, а вернувшись, принес и сунул нам фото, которое было больше, чем другие.
Это был портрет Фрэнки Ди Марджио, сделанный лет, наверное, в четырнадцать. Белое платье, длинные роскошные каштановые волосы. Чистая кожа, ясные глаза. Никакого металла на лице, кроме брекетов.
И уже знакомая настороженная улыбка.
– Красивая была девушка, – сказал Билл. – Пока не начала дурить. В пятнадцать – первая татуировка. Но мы и не знали. Потом – на спине, в самом низу. Прятала от нас целый год. Узнал бы я, кто это сделал, он бы у меня слезами умылся. Но Фрэнки не сказала, даже когда я запретил ей выходить из дому и забрал все компакт-диски. С ней всегда было трудно. Все поперек делала. Не ходила на вечеринки, куда ее приглашали. Не отвечала, когда о чем-то спрашивали. Даже не смотрела, будто тебя и нет вовсе.
– Билл, – умоляюще произнесла Клара.
– Я пытаюсь помочь. – Ди Марджио стиснул зубы. – Чтобы они раскрыли это треклятое дело.
Жена посмотрела на него молча, поднялась и вышла в третий раз, но теперь добралась до самого конца коридора. Хлопнула дверь.
– Проспит целый день. У нее всегда так. И, как обычно, во всем виноват я. Так вы хотите услышать о Фрэнки? Я вам расскажу. Знаю, знаю, это нормально, у каждого свой путь. К тому же она застенчивая, боится людей, и ей надо как-то выразиться. Но вот что я вам скажу. Застенчивость – не проблема, многие застенчивы, ведь так? И в неприятности они не влезают.
Послышались шаги. Билл Ди Марджио сложил руки на груди. Вернулась Клара – в черной блузке, черных брюках и черных туфлях. Подойдя бочком к мужу, она взяла его за руку.
– Ты как, милая?
Клара вздохнула и посмотрела на нас.
– Можно я расскажу вам о нашей малышке? Она была такая… Такая застенчивая. С самого рождения.
– Наконец что-то, с чем мы оба согласны.
* * *
Эта история ничем не отличалась от других, которые я слышал сотни раз. Тихий, замкнутый ребенок с хорошим поведением находит социальную нишу среди шайки изгоев в младшей средней школе, и все меняется: одежда, музыкальные вкусы, оценки, отношение к наркотикам.
– Но ничего опасного, такого, что вызывает привыкание, – сказала Клара.
Ее муж фыркнул. Она убрала руку.
– Я не хочу сказать, что она ни в чем не виновата. Выпивала, покуривала «травку». Но ничего серьезного. И до какого-то времени ничего плохого она не делала. Наоборот, была паинькой, даже на Рождество отказывалась от глинтвейна.
– Вот бы и дальше так, – проворчал Билл Ди Марджио.
– У нее не было проблем с наркотиками, – упрямо повторила Клара.
– Как скажешь.
– Так и скажу. И ты знаешь, что я права.
– Может быть, – уступил муж. – Хотя временами вид у нее был такой, словно вином и «косячком» дело не ограничивалось.
– Говори, что хочешь, – процедила сквозь зубы супруга. – Наркоманкой она не была. Это нам все говорили.
– Все – это кто? – спросил я.
– Школьные консультанты. Фрэнки сдавала тесты, и ни разу, никогда не возникло и малейшего подозрения на наркотическую зависимость. – Клара сердито взглянула на мужа.
– Должно быть, так, – пробормотал он, – они же эксперты.
– Я не говорю, что она все правильно делала, – продолжала Клара. – У нее ухудшилась успеваемость. Отличницей Фрэнки никогда не была, но до восьмого класса училась сносно. А как поведение изменилось, так и проблемы начались.
– Как начались, так и банзай, – добавил Билл и, изобразив ладонью крыло, резко спикировал.
– Она несколько раз проходила тесты и показывала средний уровень, а кое в чем даже выше среднего. Например, в творческом мышлении. С креативностью у нее определенно все было в порядке. В школе ей еще и потому было трудно, что сестре и брату учеба давалась легко. И учеба, и общественная работа.
– Это уж точно, – согласился Билл. – Трейси могла во сне мероприятие спланировать.
– Трейси – наша старшая дочь, – пояснила Клара. – Очень активная. Работает организатором вечеринок.
– Билл-младший у нас бухгалтер, – добавил муж. – Котелок у него варит.
– Они в Лос-Анджелесе живут? – спросил я.
– Трейси возле Чикаго, – ответила Клара. – А фирма Билла-младшего в Финиксе.
– Хорошие деньги зашибает, – сказал Билл. – С ним нам было легче всего.
– Слава богу, у всех все в порядке, – вздохнула Клара. – Включая Фрэнки. Она и в самом деле взяла себя в руки. Слово наконец-то так и не прозвучало.
– Когда вы в последний раз ее видели? – спросил я.
Долгая пауза.
– Вообще-то давненько, – сказал Билл. – С того… Месяца, может быть, четыре. Она приходила за деньгами.
– За деньгами на…
– На жизнь. Это кроме того, что мы оплачивали ее аренду.
– Не всю, – уточнила Клара.
– Бо́льшую часть. Мы ее квартиру даже не видели. Она не хотела.
– Я видела, – поправила Клара.
– Один раз. До того, как она въехала. Если мы оплачиваем аренду, это не значит, что нас надо развлекать, как развлекают Трейси и Билл, когда мы к ним приезжаем.
– У каждого свое. Фрэнки нужно было жить своей жизнью.
Билл фыркнул.
– Она была такой застенчивой, – стояла на своем Клара. – Ей так трудно давалось общение…
– У нее были друзья после средней школы? – спросил я.
– Уверена, что были.
– А кто они?
– Коллеги на работе, наверное.
– Неудачники, – сказал Билл. – Психи чокнутые. Хотите найти того, кто это сделал, – ищите там. Какой-нибудь больной на голову придурок или подонок из гетто.
– Она упоминала о проблемах на работе? Или вообще с кем-то?
– Никогда, – покачала головой Клара.
– Как будто б она нам сказала… – буркнул Билл.
Клара стремительно вскочила и выбежала из гостиной. Больше она не вернулась.
Мы остались с Биллом, но атмосфера изменилась, и в ответ на каждый последующий вопрос он только медленно и устало качал головой. Когда мы поднялись и собрались уходить, Ди Марджио даже не встал.
– Спасибо, сэр, – сказал Майло.
– За что? Я только и делал, что кричал. А теперь и она еще рассердилась.
