Глава 10
Майло позвонил на следующее утро, спросил, не просмотрю ли я еще разок дело об убийстве Хеннепин. Я ответил, мол, да, конечно, – и уже через шесть минут у двери стоял Шон Бинчи с синей папкой.
Просьба – всего лишь формальность. Наверное, это и есть определение дружбы.
Робин ушла к себе в студию, и я отправился в свой кабинет, размышляя о том, что и как может связывать Кэтрин Хеннепин и Урсулу Кори. На первый взгляд общим было лишь то, что за смертью каждой из них последовала жутковатая кулинарная сценка. Я прошелся по файлам еще раз.
К четвертому кругу появилось ощущение, что передо мной текст на санскрите.
Когда наталкиваешься на стену, выбери другой маршрут. Я решил взглянуть на дело с другой точки, отступив от деталей.
Первая реакция Майло на демонстрацию в кухне Урсулы сводилась к тому, что дело это личное и целью является он сам. Вполне понятный отклик на удивление и разочарование. Но что, если он отчасти прав, и убийства – игра против власти? Выставить копов дураками, обставив место преступления так, чтобы увести следствие в сторону, потому что детективы всегда играют рискованно. Как и все мы.
Замечаешь ковыляющую по темной городской улице восьмидесятилетнюю старушку, и твои жизненные показатели – кровяное давление, пульс, частота дыхания – остаются на прежнем уровне. Но замени старушку на крепкого молодого мужчину, с небрежным видом направляющегося тебе навстречу, и симпатическая нервная система переключается на повышенную передачу.
Конечно, это психологическое профилирование, разумеется, несовершенное. Подойдя поближе к старушке, ты видишь парня, переодетого в женское платье и выхватывающего «ствол». Но по большей части вещи таковы, какими кажутся, и мы все полагаемся на это.
Попробуй жить кое-как, и увидишь, куда это тебя приведет.
Что касается полицейской работы, то профессиональное суждение в отношении убийства зачастую складывается на начальном этапе, порой даже в первые секунды осмотра места преступления. Это ведет к сужению поля зрения и поспешным выводам. Но в большинстве случаев мнение опытных детективов оказывается верным, потому что шаблоны действительно существуют, и игнорировать их значит поступать глупо и опрометчиво.
Хороший детектив всегда оставляет дверь приоткрытой. Майло – один из лучших, но его предположения только что выпали в осадок. Я знал, что скоро он себя не простит, но склонялся к мысли, что попытку все же следует зачесть. Потому что убийство Кэтрин Хеннепин действительно было образцовым примером убийства с чрезмерной жестокостью, совершенного человеком, хорошо знакомым жертве. И убийство Урсулы Кори несло все признаки заказного преступления, толчком к которому послужили деньги или страсть. Или оба фактора вместе.
Пара классических, годных для учебника случаев, соскользнувших, однако, со страницы. Пара очевидных примеров того, как основные подозреваемые соскакивают с крючка с помощью алиби. Не это ли доставляло наибольшее удовольствие чудовищу, не только спланировавшему и осуществившему акты насилия, но и сыгравшему в них звездную роль?
Неужели убийства значили для него почти то же, что и сценические постановки? Обед на двоих, бутафория…
Но тогда почему именно эти две женщины? Выбор жертвы важен. Жертвы всегда важны.
Круг замкнулся…
Я сварил кофе, выпил его – слишком много, – прогулялся по дому и вышел в сад. Голова раскалывалась, и это, как ни странно, придавало уверенности.
Обед на двоих. Остался довольным первой сценой и повторил? Почему? Потому что было в этой уютной кулинарной постановке нечто, вызывавшее эрекцию и заполнявшее мелкий мозг пульсирующими воспоминаниями?
Или все сводилось к саморекламе? К очередной тщеславной попытке привлечь к себе внимание?
Убийство как похвальба?
Если так, сколько еще женщин будут принесены в жертву пораженному метастазами эго?
Имеем ли мы дело с человеком, так и не достигшим зрелости вследствие жестокого обращения или недостатка внимания? Или он – один из тех мутантов, поведение которых не поддается объяснению?
Если верно предположение относительно его желания унизить защитников правопорядка, то не логично ли допустить, что он уже сталкивался с копами и потерпел в схватке с ними поражение?
Неудачник, переоценивший свой интеллект и убедивший себя в том, что в его бедах виновны другие.
При этом достаточно умный и ловкий, чтобы проникнуть в квартиру Кэтрин Хеннепин.
Сумевший подобраться к Урсуле Кори на подземной стоянке так, что она ничего не заподозрила, пока уже не стало слишком поздно.
Выстрел в лицо – показатель обезумевшего эго.
Посмотри на меня посмотри на меня посмотри на меня…
В Лос-Анджелесе продающие себя не испытывают недостатка во внимании. Без этого не смогли бы существовать ни шоу-бизнес, ни высокая мода, ни политика. Но президентам, кинозвездам и супермоделям приходится выставлять себя напоказ, а наш малыш оказался на это не способен.
Или пытался, да провалился.
А упав, уполз, как ядовитый моллюск, в раковину безымянности?
Парень, встреча с которым на улице не вызовет беспокойства.
Может быть, ты вообще его не заметишь.
Глубоко, Делавэр. Сим удостаиваетесь титула великого герцога Гадания-на-Гуще.
Я сделал увеличенные копии фотографии Кэтрин Хеннепин с водительских прав, принял душ, но бриться не стал. Надел футболку, джинсы, кеды и поехал в Сенчури-Сити.
* * *
Оставив «Севиль» на платной стоянке офисного центра через дорогу, я поднялся по широким ступенькам, ведущим к зданию, где погибла Урсула Кори. Но входить в вестибюль не стал, а остановился чуть левее центра – понаблюдать за двусторонним пешеходным потоком.
Никакого извержения человеческой массы не происходило, однако людской ручеек, не бурный и кипучий, но непрерывный и целеустремленный, бежал в обе стороны.
Я изо всех сил старался изобразить праздношатающегося, рассчитывая на помощь не вписывающейся в общий фон одежды. Но никто меня не замечал, никому не было до меня дела. Ручеек разделялся, обтекал препятствие и соединялся. С таким же успехом я мог быть дорожным сигнальным конусом.
Человек-невидимка. Не им ли он чувствовал себя все время?
А если добавить капельку чудачества?
Я опустил голову, покивал, притворился, что рассматриваю что-то на земле, – в общем, изобразил одиночку, потерявшегося в своем частном мирке.
Ничего. Ни малейшей реакции. Я посмотрел вверх и скорчил физиономию, послав ухмылку вселенной. Несколько человек удостоили меня взглядом, нахмурились и обошли по более широкой дуге. Но никто не сбавил шаг. Теперь я был дорожным сигнальным конусом, запачканным собачьим дерьмом.
И вот, наконец, пара юных брюнеток в коротких юбочках простучали каблучками, бормоча что-то неразборчиво оскорбительное.
А потом снова невидимость.
Какой-то смысл, наверное, в этом был. Детей ведь учат не таращиться на незнакомых людей, а ненормальность отвращает.
Но, возможно, дело было в чем-то еще. Потому что, несмотря на все социальные сети и создаваемые ими временные кланы (группа поклонников йоги, группа поклонников йогуртов, группа поклонников Йоги Берра), мы все в итоге играем соло. А это может привести к самопоглощению.
Тем более в Калифорнии, где прекрасная погода и раздаваемые киноиндустрией обещания хеппи-эндов размывают ощущение опасности у всех, кроме самых неукротимых или параноидальных личностей.
Я только что доказал себе самому, насколько трудно привлечь к себе внимание. Помогло ли это убийце подобраться к Урсуле Кори?
Модно одетая, в дорогих побрякушках, она направлялась к своему «Ягуару» в полной уверенности, что мир принадлежит богатым, харизматичным и сексуальным. Довольная проделанным: передачей кучки сияющего добра дочерям, то-то они обрадуются, когда узнают, и, может быть, потом они втроем сходят пообедать и отметить это событие, без всяких договоренностей, навскидку… она огорошит их, вернувшись в Калабасас.
И уж меньше всего Урсула думала о том…
Легкая добыча.
Решив, что никакие открытия меня здесь больше не ждут, я повернулся в сторону улицы, и тут чей-то палец ткнул мне в плечо с явным намерением сделать больно.
– Чем могу помочь, приятель?
Обернувшись, я оказался лицом к лицу с Альфредом Бейлессом, одетым в уже знакомый мне черный блейзер, серые брюки и белую водолазку и занявшим целую пропасть моего личного пространства. Вблизи от шефа службы безопасности пахло лосьоном «Аква Вельва» и сдерживаемой яростью. Ноздри его пылали, зрачки расширились. А потом он узнал меня.
– О! Извините, док. Заметил, что вы ошиваетесь без дела, но не разглядел как следует издалека. Что-то случилось?
– Всего лишь провожу наблюдение.
– За чем наблюдаете?
– Как люди реагируют на постороннего. Вы – первый, кто всерьез обратил на меня внимание.
Он нахмурился.
– Что, проверяете систему?.. Ну знаете, на мониторе я заметил вас сразу; решил, что присмотрюсь, удостоверюсь, что вы действительно полоумный или бездельник, а не какой-нибудь богатенький чудак в дешевом прикиде, поджидающий крутого адвоката. Это же Лос-Анджелес, так? Насчет одежды не обижайтесь.
– С вашей системой мое наблюдение никак не связано. Хотел посмотреть…
– Не болтается ли здесь придурок, который застрелил ту дамочку? Я бы мог, доктор, сберечь вам время. Люди ни черта не видят. Они – овцы. – Бейлесс холодно улыбнулся. – Значит, ничего не появилось, а?
– Пока нет.
– Стёрджис язву заработает.
Трое упитанных мужчин в сшитых на заказ костюмах вышли из здания. Один из них, весь в черном, с серебристыми волосами, пристально посмотрел на Бейлесса. Тот тоже заметил его. Стороны обменялись жесткими взглядами и короткими кивками, и вскоре троица скрылась из вида.
– А вы, похоже, исключение, – сказал я.
– Что вы имеете в виду?
– Вас только что заметили.
– Это потому что я такой красавчик. Нет, между нами; парни – большие шишки. Тот, что в черном шелковом костюме от «Бриони», занимается крупными проектами для владельцев этого здания. Другие двое работают с ним. Все прилетели сегодня утром на совещание по вопросу безопасности.
– Большой сбор?
– О да.
– И как успехи?
– В плане обеспечения настоящей безопасности? – Бейлесс рассмеялся. – План такой: они возвращаются к главному боссу, он консультируется с богом, проводится совещание о проведении еще одного совещания, дело кладется на полку, потом снова открывается, проводится еще несколько совещаний – и кто знает, доктор, всякое возможно… Значит, по миз Кори ничего?
– Увы.
– Что ж, передайте Стёрджису, я его не забыл. Камер мне, может быть, и не дадут, но пару новых мест я из них выбил. Ребята без опыта, зарплата по минимуму, но ярусы патрулируют.
– Передам.
Бейлесс провел пальцем под горлышком водолазки.
– Я все думаю о той бедной женщине. Записи сам несколько раз просмотрел. А теперь признайтесь, док, вы ведь потому здесь, что есть высокий риск повторения?
– Нет, всего лишь пытаюсь понять, как он сумел подойти. – Я достал из кармана фотографию Кэтрин Хеннепин. – Ее здесь не видели?
Бейлесс внимательно изучил снимок.
– Кто она?
– Еще одна жертва. Ее убили в другом месте.
Глаза у Бейлесса полезли на лоб.
– Убийца тот же?
– Возможно.
– Думаете, она бывала здесь?
– Связи нет. Я хочу убедиться, что ее здесь не было.
– Никаких ниточек?
– Никаких. Ноль.
– Осторожный вы человек, док. Я и от Стёрджиса то же самое слышал.
Я улыбнулся.
Он еще раз взглянул на фотографию. Задержал взгляд.
– Нет, не видел. И это все, что от меня требуется? Маньяк скрывается в трубопроводах. Был такой случай в Нью-Йорке, лет сорок назад. В Метрополитен-опера изнасиловали и убили скрипачку. Прямо в здании, в этом лабиринте. Мой отец работал чистильщиком обуви в Линкольн-центре и постоянно рассказывал эту историю, пока злодея не поймали. Им оказался рабочий сцены, а жертву он встретил в лифте.
Бейлесс вытер пот со лба.
– Напугал меня до чертиков. Я вырос в Гарлеме. Стрельба – это одно, но вся эта жуть с маньяками в местах, где бывают богачи… Стремиться там было некуда. Вот тогда я и решил пойти в полицию. Чтобы хоть как-то контролировать ситуацию. – Он улыбнулся. – Что-то разболтался, пора возвращаться к работе.
– Мне можно заглянуть на секундочку? – спросил я.
Улыбка растворилась.
– Мы же в свободной стране. Остановить вас я не могу, но зачем?
– Почувствовать атмосферу.
– А вот у меня другое чувство, док. То вы говорите, что убийство со зданием никак не связано, то вдруг заявляете, что вам нужно почувствовать что-то…
– Такое бывает, когда ничего не получается, – сказал я.
– Что бывает?
– Приходится предпринимать дополнительный шаг.
Бейлесс качнулся, перенеся вес тела с каблуков на мыски и обратно. Руки у него были здоровенные, заскорузлые пальцы сжаты в кулаки.
– Это я понять могу, но сделайте одолжение, не поднимайте шум, ладно? Люди, может, и овцы, но рано или поздно кто-нибудь доложит о проблеме, а проблемы имеют обыкновение попадать ко мне.
