Глава 11. Покой грешников

Сверху степь немного напоминала лоскутное одеяло. Кусок ткани, смятый и ветхий, расползающийся от старости, брошенный в пыль пустошей, когда-то яркий, но сейчас изрядно растерявший цвета. Огромные, небрежно скроенные пространства желтой степи, скупо присыпанные бледной зеленью редких зарослей буша, полумертвых от недостатка влаги деревьев и выгоревшей травы, соседствовали с узкими, длинными глубоко врезающимися в плоть умирающей без живительной влаги земли буро-белесыми от проступившей соли, хищными щупальцами тянущегося от занимающего большую часть горизонта пространства Мертвого языка — места падения сверхтяжелой ракеты с кобальтовой начинкой. Местами виднелись кажущиеся с высоты игрушечными коробочки сараев и амбаров, а также редкие, поблескивающие радостными солнечными зайчиками тенты теплиц. Кое-где раскинувшуюся внизу разнополосицу рассекали кривоватые линии троп и трактов, проложенных караванами тяжёлых грузовиков купцов.

Двигатель чуть слышно чихнул, принял новую порцию топлива и сменил режим. Могучая машина мелко задрожала под напором набегающего на бронированный фюзеляж воздуха. Лениво протянув руку к помигивающей разноцветными индикаторами приборной панели, Аладдин переключил несколько тумблеров. Послышалось еле слышное в гуле ветра гудение, и сотрясающая машину дрожь ослабла. Мигание сигнальных индикаторов на панели управления сменило ритм. Пилот чуть заметно дернул губой. Превышение скорости звука более, чем в два раза, требовало смены геометрии крыла, но в этом режиме и без того прожорливый двигатель самолета начинал поглощать безумно дорогое и редкое топливо с просто невероятной скоростью. Повинуясь чуть заметному движению руки Аладдина, тяжелый истребитель сопровождения начал стремительное снижение. Лоскутное одеяло качнулось, рывком приблизилось и распалось на множество фрагментов. Рощи и фермы приобрели более четкие очертания, и теперь пилот видел, что над многими из них тянутся длинные ленты и шлейфы дыма. Преодолевшая за последние шесть минут почти четыре сотни километров машина снизилась до четырех тысяч метров и, сделав широкий разворот над краем мертвых земель, рванула в обратном направлении. Аладдина интересовали дороги. А точнее то, что на них происходит. Вскоре ожидания пилота оправдались. Он увидел это. Грандиозная даже с высоты лавина машин, поднимая тучи пыли, неостановимой волной шла по оси тракта, захватывая пространство вокруг. Иногда от массы отделялись группы точек. Подобно ядовитым ручейкам, вытекающим из отравленного озера, они расходились и растекались по степи, безошибочно устремляясь к немногим оставшимся не подожженными фермам. Это напоминало огромную, мерзкую амебу, чьи жадные ложноножки просто сметали всё на своем пути.

Аладдин еле заметно кивнул. Словно почувствовав его движение, истребитель, чуть дрогнув, резко изменил курс, направляясь к центру бурлящей массы, туда, где угадывались огромные, покрытые грязью и ржавчиной туши циклопических конструкций мегатраков. Небрежным движением пальца сбросив предохранительный колпачок с расположенной на сайдстике кнопки управления огнем, Аладдин заученным в многократных упражнениях и тренировках напряжением мышц щеки вызвал на панель гермошлема прицельную сетку. Пилот не торопился. Судя по показаниям приборов, у него есть еще целых пять десятых секунды до того, как он попадет в зону действия радара гигантского грузовика. И почти семь десятых до того, как сможет открыть огонь сам. Главное, не спешить и не потратить спрятанную под тонким слоем бронепластика обтекаемого корпуса истребителя дремлющую до поры огневую мощь впустую. Конечно, жирдяй говорил о нежелательности нападения на мега-грузовики. Настаивал на оборонительном характере операции. Аладдин считал это глупостью. Вместо того, чтобы расстрелять колонну на подходе, толстяк почему-то хочет полноценной осады внешнего города. Дурак. Надеется на мощь стен. Нет, такой шанс упускать нельзя. Сейчас, сейчас! Еще чуть-чуть, и похожая на выброшенный на сушу довоенный танкер коробка, слегка отставшего от группы гигантского фургона, исчезнет в центре четырехтысячиградусного огненного цветка, и банда лишится артиллерии — минометной батареи. А еще, скорее всего, именно в необъятном брюхе гигантской машины находится большая часть боеприпасов и тяжелого вооружения, и именно там, в прочных клетках томится их главный козырь, оружие террора — одурманенные чудовищными дозами опия боевые звери.

Пилот, буквально, кожей чувствовал жадную дрожь готовых вырваться из своих вместилищ ракет, радостное ожидание автопушек, готовых отрыгнуть на ползущую далеко внизу колонну снопы смерти. Еще немного и… Неожиданно мерцание приборной панели снова сменило ритм. Чертыхнувшись, Аладдин резко дернул машину вверх и вправо. Перегруженный двигатель взвыл раненным зверем. Гравитация вдавила в бронекресло так, что у пилота на секунду потемнело в глазах. Часто и зло затрещали отстреливаемые тепловые ловушки… Истребитель содрогнулся. ПЗРК! У чертовых дикарей из Стаи, оказывается, есть не только минометы, но и чертовы ракеты. Откуда? Да какая к мутантам разница? Аладдин сжал зубы с такой силой, что услышал, как заскрипела трескающаяся эмаль. Это непростительно. Он позволил себе расслабиться, недооценить врага, и чуть не потерял свой самолет… Нет, больше такого не повторится. Переключив двигатель в режим экономии топлива, пилот развернул достигшую двадцатикилометровой высоты машину на сто восемьдесят градусов, и постепенно снижая высоту, полетел по направлению к смутно виднеющейся на горизонте точке холма, возвышающегося неопрятной складкой над степью. Второй попытки не будет. К черту геройства. Он командир отряда, а не рядовой боевик. Надо подождать остальных. И поднять цену контракта, как минимум, вдвое. Финк не в том положении, чтобы торговаться.

Несмотря на царящую за окном жару, в комнате было довольно прохладно. Прикрывающие помещение от злого осеннего солнца шторы обеспечивали приятный глазу полумрак, а чуть слышно шелестящая под потолком сплит-система, не только вполне успешно боролась с духотой, но и снижала температуру воздуха до вполне приемлемой. За стоящим посреди помещения массивным столом, когда-то, несомненно, поражающим посетителей варварской роскошью резьбы, полировкой и накладками из серебра и кости, а сейчас довольно-таки затертым и исцарапанным, сидело пятеро.

— То есть, получается, что горстка рейдеров не только спокойно смогла пронести с собой чертову уйму взрывчатки, но и, переодевшись в отдаленно напоминающие форму инженеров-механиков костюмы, смогла незаметно перестрелять охрану водозабора, заминировать самые важные узлы станции, дождаться взрыва башни, после чего убили одного из караван-баши, угнали его фургон и попытались скрыться из города? — Отвалившись на спинку кресла задохнувшийся от слишком длинной для него речи, Финк отдышливо захрипел и, потянувшись за платком, принялся вытирать со лба выступившие бисеринки пота. — Мэл, ты меня разочаровываешь.

— Никто не ожидал такой наглости, — сделав несколько жевательных движений челюстью, невысокий, но необычайно широкоплечий мужчина с грубым лицом, обильно покрытым застарелыми шрамами, продубленным солнцем, песком и ветром, пододвинул к себе пепельницу и с хлюпающим звуком сплюнул в нее комок отвратительно пахнущей прелыми листьями и гашеной известью коричневатой жижи. — Это ярмарка, Финк. Каждый день человек по триста в Бойню входят… Сам знаешь, стационарный сканер у нас гикнулся, ручные — не везде пробивают, а лично каждый рюкзак да тюк ворошить… — мужчина вздохнул. — У меня просто нет столько людей. Если бы господа Операторы…

— Так поставь на ворота тех писарей, что у тебя в околотке целый день штаны протирают. — Мрак, увлеченно что-то выцарапывающий острыми ногтями на остатках полировки стола, перебил маршала. Лицо бородача презрительно скривилось. — У тебя в твоей "администрации" тридцать шесть дармоедов. И где только такой зверинец набрал… Слышал… — Громила глумливо усмехнулся. — У тебя там даже педики есть.

— Любопытно, что тебя это так волнует. — Криво усмехнулся, прожигая здоровяка ненавидящим взглядом, командир шерифов и, вытащив из кармана кисет, кинул за щеку очередную порцию табака. — А так… — Повернувшись к Финку, мужчина виновато развел руками. — Твоя правда, босс, промашка вышла.

— Называешь это промашкой, Мэл? — Глубоко вдохнув, устроитель боев сделал длинную паузу. — Я передаю ворота, теплицы и водозабор Операторам.

— Но… — Замерший на середине движения крепыш, аккуратно сложив щепотку рубленных табачных листьев обратно в кисет, медленно затянул завязки кожаного мешочка, убрал его за пазуху и, сжав могущие поспорить размером с головами сыра кулачищи, поднял глаза на Финка. — Мои люди этого не поймут, Джебедайя, — процедил он сквозь зубы.

— Твои? — Лениво вскинув бровь, толстяк вальяжно повернул голову к сидящему по правую руку с закрытыми глазами, высокому, прямому, будто в позвоночник ему забили металлический штырь, старику. — Какова ситуация, Эвенко?

— Тридцать пять процентов… Сорок два… вектор… Поправки… — Громко щелкнув суставами, старец слегка повернул голову, сморщился, отчего его лицо стало напоминать сушеную сливу, несколько раз дернул щекой и громко откашлялся. — Центральный насос выведен из строя. Установка фильтрации не подлежит восстановлению. Если поставить пару десятков рабов на ручные помпы и сохранять прежний режим потребления, имеющихся запасов воды хватит на неделю. Если ограничить полив и пожертвовать частью урожая, а также ввести нормы потребления не только для жителей нижнего города, но и для вершины холма, то мы сможем протянуть до середины зимы. В случае, если…

— Как видишь, Мэл, из-за твоей халатности пострадал весь город. Так что, мои люди поймут, почему я отдаю Операторам объекты, от которых зависит наша жизнь. Выводи своих ухорезов на улицы, Мэл. И я очень надеюсь, — сделав очередную долгую паузу, устроитель боев, сложив руки на животе, принялся внимательно изучать потолок, — что ты, наконец-то, сможешь решить проблему с той швалью, что ползет в Бойню из-за стены. Мы друг друга поняли?

— Да, босс… — Медленно встав, коротышка одернул полы пропыленной куртки и шагнул к двери.

— Мэл, — вялым движением руки Финк остановил его. — Сходи в оружейку. Я хочу, чтобы завтра на каждом перекрестке стояло по автопушке. И еще… Боеприпасы для постов на стене… Думаю, их стоит пополнить… Как и количество патрулей. Особенно, ночных.

— Опасаешься нападения, Финк? — Нахмурился маршал и принялся задумчиво подкручивать длинный, свисающий на грудь полуседой ус. — Думаешь, эти уроды решатся…

— А ты считаешь, что они взорвали насосы только из-за того, что захотели нам нагадить? — Фыркнул Мрак.

Скрипнув зубами, коротышка скрылся за дверью.

— Теперь о серьезном, — хмыкнул, вновь поворачиваясь к столу, устроитель боев. — Сгорел бордель.

— Вы считаете это важным? — Сидящая до этого неподвижно, закутанная с ног до головы в безразмерный брезентовый плащ фигура со скрипом приподнялась над столом.

— Там был один из твоих инженеров, Зэд, — не меняя позы, проронил толстяк, устало прикрывая глаза. — Я хочу знать, может ли это быть совпадением…

— Конкуренты? — Удивленно-настороженно вскинулся Эвенко и, дернув щекой, что-то неразборчиво забормотал себе под нос. — Вероятность появления конкурирующей организации в ближайшие полгода не превышает двенадцати… вектор… перерасчет… — Голова старика дернулась, как от удара… — Двадцать три и шесть десятых процента.

— Мы этим займемся, — громила потеребил косицу в бороде. — Фактически уже занимаемся. Уже знаем, что работал одиночка-профессионал. Феромонный след смазан, и наши ищейки потеряли его, но мы знаем, что это была женщина. Это вопрос времени, Джебедайя. Ликана и ее девочки собаку на таких делах съели.

— Хорошо… — Устало кивнул устроитель боев. — Что касается дронов… Как идет перепрошивка?

— Еще сутки. — Прохрипел Эвенко, с хрустом передернув плечами, добавил. — Девяносто три процента…

— Остался последний вопрос, — подцепив ногтем повисшую на кончике носа каплю, жирдяй с усилием втянул в легкие очередную порцию воздуха и растер влагу между подушечек пальцев.

— Зеро и Эрик уже проинструктированы, — понимающе кивнул Мрак, — осталось только определиться с транспортом…

— Зэд, я передал тебе данные… Что скажешь? — Перебил здоровяка устроитель боев.

— Скажу, что, если бы не знал уровень подготовки и профессионализма Эвенко, посчитал бы это ошибкой. — Прошелестел киборг, и чуть слышно загудев манипуляторами, поправил слегка сползший с головы капюшон.

— Не томи, железяка… — Хмыкнул Мрак и ухмыльнулся. — Они к тебе приходили, а значит, ты уже давно разложил их по косточкам.

— Вообще-то, это нарушение врачебной этики, — прищелкнув жвалами, киборг, приподнявшись, на секунду навис над столом, но тут же опустился обратно. — Но учитывая обстоятельства… Картина достаточно нетипичная. Мои сканеры не показывают ничего необычного. Пара полудохлых кустарных наноколоний первого поколения, типа "Гончей" и "Совы". Остаточные, впрочем, почти уже незаметные признаки мощной и продолжительной интоксикации, скорее всего, поражения составом нервнопаралитического свойства. Признаков имплантатов нет. Генетические маркеры… — Киборг звонко клацнул клешнями. — Мутант с минимальными изменениями — практически, граница желтой и зеленой зоны…

— Почти чистая, значит… — Фыркнул Мрак. — Ни имплантатов, ни нанокультур, ни генетических изменений… А молнии из рук и огненные шары нам, значит, привиделись…

— Если позволите, я еще не закончил. — Недовольно прогудел киборг, поднявшись из-за стола, принялся мерить шагами комнату. Лежащий на полу толстый ковер, немного заглушал звуки, но при каждом соприкосновении стальных манипуляторов с полом раздавался резкий стук, будто кто-то забивал в бетон железный костыль. — Она попросила сделать татуировку. — Прикрывающие несимметричную россыпь светящихся внутренним светом, глаз-камер, диафрагмы схлопнулись, превращая их в россыпь зловеще поблескивающих на бесстрастной стальной маске точек.

— Это дало мне возможность произвести забор крови. При более детальном исследовании я обнаружил, что ее генетическая структура… — киборг сделал паузу и, откинув капюшон с головы, совершенно человеческим жестом огладил блестящий затылок клешней… — Хотя, правильней было бы назвать ее генетическую структуру месивом… — Проворчал он спустя минуту. — Я знаю, что это непрофессиональный термин, но ее ДНК — настоящий ведьмин котел, в котором попросту невозможно разобраться. Куски векторов серокожих, гибридные участки ДНК, остатки белковых цепочек доброй сотни нанокультур, но самое главное, ее генокод нестабилен, он постоянно перетасовывается. Я сам видел, как помещенная в холодильник кровь почти моментально приобрела часть свойств плазмы снежных ящеров… Это чудо, Финк. — Громко затрещав внутренними механизмами, киборг приподнялся над полом на добрые полтора метра и принялся раскачиваться из стороны в сторону. Его многочисленные манипуляторы плыли в воздухе, будто дирижируя слышимым одному ему оркестром.

— Настоящее чудо. Эвенко подтвердит. Мы вместе изучали записи. Кто бы ее не сделал, это был истинный гений, он смог придать организму свойства поглощать любые, подчеркиваю, — с громким лязгом опустившись на пол, киборг воздел вверх добрый десяток механических рук, — любые наниты на белковой основе. Это божественно, это…

— Ты сможешь это повторить? — Перебил увлекшегося робота толстяк.

— Нет… — Тут же ответил кибер-врач. — Слишком сильная защита. Любая попытка сканирования, и хромосомы распадаются, перестраиваясь в почти неотличимую от человеческой структуру. Мимикрия… Не будь я… — Киборг осекся. — Если бы я был обычным человеком, то ничего бы не заметил. И это только первый уровень. Замороженные цепочки аутосом полностью разложились через два часа. Но даже если бы этого эффекта не существовало, я просто не понимаю, как это работает. Даже если пропустить ее через мясорубку, ничего не выйдет. Она чудесна и… бесполезна. Если бы у меня было больше людей, не тех спецов, что мы наковыряли по всему Северу, а настоящих биохимиков, и нормальная лаборатория… Возможно, лет через тридцать-сорок… Но сейчас, с нашими мощностями… — стальная маска вновь качнулась в отрицательном жесте.

— Значит, бесполезна… — Губы толстяка изогнулись в улыбке. — А ее девчонка?

— Там всё просто… — Разочарованно отмахнулся стальной паук. — Гейша… Или гетера… Бракованная. Видимо, кто-то нарушил частоту линии…

— Гейша? — Заинтересованно вскинул брови Мрак.

— Проститутка, — брезгливо пояснил, задумчиво теребящий бороду Эвенко.

— Не совсем. — Поправив сбившийся воротник плаща, киборг просеменил к столу. — В Объединенном восточном каганате всегда несколько своеобразно относились к решениям ООН о генетических изменениях. Еще лет за сорок до первых глобальных столкновений там вывели особую линию геномодифицированных, способных…

— Трахаться, как никто другой… — Фыркнул Эвенко.

— Это — поверхностное суждение, — недовольно хлопнул диафрагмами глаз киборг. — Предельно незрелое и неграмотное. Хотя… Я тебя не сужу, Эвенко. Сколько тебе во время ядерной войны стукнуло — лет пятнадцать?

— Потом разберетесь, кто старше и на стенку выше писает, — поморщился Мрак. — Заканчивай, Зэд, не тяни за хвост крысу. И давай без всяких баек про то, как до Черных лет было здорово.

— Они эмпаты, Мрак. — Безжизненным голосом пошелестел механический паук. — В них на базовом уровне заложена способность перенимать часть черт характера партнера. Они его дополняют, поддерживают, вскрывают душевные гнойники, и секс, как таковой, является в этом процессе не самым первостепенным инструментом.

— Интересная игрушка… — Прищурился бородач. — Почему я о таких не слышал?

— Гейши не способны на агрессию. Любое проявление насилия травмирует их глубоко. Гейша будет защищаться, но даже мысль о силовом противостоянии — это серьезный стресс. А убить человека… В девяноста процентах случаев — серьезная депрессия. В оставшихся десяти — необратимые изменения психики. — Издав шипение, киборг опустил голову. — Потому их, почти всех, перебили. Еще при первой волне гонений на генетически измененных… То есть, лет за пять до глобального конфликта.

— Финк? — Повернулся к толстяку бородач.

— Возьмешь себе, когда всё кончится, — лениво отмахнулся толстяк… — Главное, проследи, чтобы всё прошло как надо… А насчет транспорта… Дашь им свою машину.

— Черт… — Покачал головой здоровяк.

— Дерьмо, — вздохнул Майло и, оторвав от лица здоровенный полевой бинокль, передал его Ллойс. — Мы в полном дерьме…

— Не буду спорить, сладенький. — Вооружившись предложенной телохранителем оптикой, Элеум принялась внимательно разглядывать раскинувшуюся перед ней картину. — Я бы, конечно, сказала:?задница? но твоё определение тоже прекрасно подходит к ситуации, — ухмыльнувшись, наемница задорно поболтала ногами, свешенными с края крыши эллинга, и тяжело вздохнула. — Вот скажи, на хрена я сюда приперлась?

— Хочешь сбежать? — Удивился молодой человек.

— А ты? — Вопросом на вопрос ответила наемница.

На крыше ангара воцарилась тишина, прерываемая лишь завыванием несущего запахи гари и смерти ветра.

— Нет… — после долгой паузы, выдавил из себя охранник. — К тому же… Ты ведь, всё равно, не возьмешь меня с собой, так?

— Не умеешь ты клянчить, Майло. Когда просишь, надо на коленки вставать, — проворчала, продолжая внимательно всматриваться в царящее на улицах столпотворение. — Дальше что делать, объяснять надо? Но учти, жопу я так и не отмыла…

— Злая ты… — Протянул охранник.

— Ага… — Легко согласилась наемница. — Быстро работают, черти. Завалы разобрали… А купцы уехать хотят… У ворот уже драка началась.

— Как бы до стрельбы не дошло… — Озабоченно нахмурился Майло, невольно глянув в указанную наемницей сторону.

Драка действительно была. А еще на площади возводили что-то типа шлюза. Тонкая, еле заметная, похожая с такого расстояния на муравьиную тропу людская цепочка суетилась у стен, спешно передавая друг другу строительные материалы. Вторая группа споро устанавливала перегораживающие площадь заграждения. То тут, то там мелькали крошечные, еле заметные искры сварки — стальная конструкция обретала форму и плоть. Табс невольно дернул щекой и повернулся к наемнице.

— Бунта, ведь, не будет, так? Караванщики же не совсем дураки…

— Не дураки. Но стрельба будет обязательно, — усмехнулась в ответ наемница и, опустив, наконец, бинокль, вернула его охраннику. — И большая буча обязательно будет. Половина жителей мусорного города днем в Бойне ошивается. Спорим: на них всё свалят? Так что, думаю, жди погрома…. Как всегда водится, кровавого и бессмысленного. Насколько я поняла, в городе полно чистильщиков. А они просто обожают мутить воду. Не зря же шерифы блокпосты на улицах ставят и пулеметы на вышки тащат…

Махнув рукой в сторону ближайшей видимой с крыши ангара площади, где несколько десятков человек, одетых в черную форму Операторов, споро сооружали что-то типа дота, Ллойс снова надолго замолчала.

— А ты зачем на бои ходил? — Спросила она после минутной паузы, — действительно влюбился, что-ли? Или тебя просто от вида крови прёт?

— Ага… — Телохранитель рассеянно кивнул и, неожиданно смутившись, принялся тискать в руках бинокль. — То есть, нет, конечно… Я не какой-то там урод… — Окончательно запутавшийся Майло обреченно махнул рукой.

— Ха, — довольно улыбнулась Элеум.

— Да, ну, тебя… — Беззлобно буркнул телохранитель. — Тебе лишь бы стебаться… А в городе каждая собака знает, как с Финком дела вести. Он за одно подозрение, бывало, целые семьи в биореактор отправлял.

— А что я ему сделала? — Скептически заломила бровь Элеум. — И в чем меня подозревают?

— Ну, ты даешь, — хмыкнул Майло. — У тебя на груди — алмаз!

— Так и знала, что ты вместо того, чтобы стайников отстреливать, на мои сиськи пялился. — Недовольным тоном протянула охотница. — Ну что, понравились? Потрогать хочешь?..

— Не хочу. — Майло поджал губы, слегка отодвигаясь от наемницы. — И за идиота меня не надо держать. Может, я — и лесной дикарь, но знаю, что Алмаз — знак Искателя легиона… Тех, кого они… — изобразив у виска характерный жест, Табс поправил слегка сползший с колен пулемет и исторг из груди протяжный вздох.

— Понятно… — протянула наемница. — Значит, я… — Повторив жест молодого человека, наемница выжидающе уставилась на Майло. — Вот, просто скажи: "Ты чокнутая легионерша и тебя никто не любит".

— Не похожа ты на промытую… — После долгой паузы вздохнул Табс. — Видал я их. Рожи каменные. Не разговаривают почти. А если и разговаривают, то сплошной бред несут про единение и высшее благо… А что чокнутая… Весь мир с ума сошел.

На крыше воцарилась напряженное молчание.

— А где ты легионеров видел? — Поинтересовалась Элеум, спустя минуту, и снова поболтав ногами над пропастью, плюнула вниз.

— В Рино и у Жабьей хари… — Майло задумался. — Нанимался я к ним груз проводить. Платили щедро, но предупреждали, что работа, мол, типа, опасная… Так и получилось. — Молодой человек поморщился.

— А что за груз? — Поковыряв в зубах кончиком языка, наемница, болезненно скривившись, снова плюнула. — Укроп, — пояснила она. — Вечно между зубов забивается.

— Дети… — Прикусил губу телохранитель. — Они тогда половину рынка Сити выкупили. Всех, от трех до пяти лет…

— Так уж и всех? — Скептически вскинула брови наемница.

— Всех… чистых. — Через силу выдавил из себя охранник и отвернулся.

— А рюкзак чего на крышу припер? — Резко сменила тему Элеум, кивнув подбородком в сторону лежащего поодаль массивного, литров на сто двадцать рюкзака, вытащила из кармана штанов сигарету и щелкнула пальцами. — Всё же думаешь свалить, а? Не отпирайся, сладенький, я вранье за версту чую. Трясутся поджилки? А? — Неуловимым жестом ткнув телохранителя пальцем под ребра, Элеум невесело рассмеялась. — Ты ведь, не дурак. Понимаешь, что этот бабахен неспроста тут случился. Уже и караван, наверное, подобрал…

— Не берут меня в караван. — Окончательно разобиделся охранник. — Вот скажи, неужели ты не боишься? Финк, взрывы, бой этот дурацкий. А если песчаники объединились и опять джихад объявили? Или чистильщики — свой крестовый поход? Не боишься на воротах повиснуть? Или со вспоротым животом на кресте?

— Боюсь, конечно. — Отсмеявшись, наемница пожала плечами. — Я много чего боюсь. Не будь у меня здесь друзей, давно бы свалила. Бросила бы грузовик и свалила. Обошла бы пешком засады, Песчаных крыс. Отбилась бы от зверья, сейчас ведь, как раз осенний гон начинается… Без еды, припасов и снаряжения перешла бы через Мертвый язык, выбралась на торговый тракт и, соблазнив караван-баши, прицепилась к первому же встреченному каравану… А потом бы отравила его, перебила всю охрану и взяла бы себе новый фургон. Мне это — раз плюнуть.

— Ладно-ладно, понял, что глупость сказал, — тяжело вздохнул, Майло. — Слушай, Дохлая. А у тебя семь-шестьдесят-два на тридцать-девять много?

— Ну… — Элеум надолго задумалась. — Точно не считала, но штук под триста будет… Половина, конечно, самокрут, некоторые даже под ружейные капсюли рассверлены, но всё лучше, чем ничего… А тебе зачем? Твоя машинка, вроде как, под триста восьмой заточена или я ошибаюсь?

— Да нет, не ошибаешься… — Еще больше покраснев, молодой человек принялся возиться с завязками клапана. — Я, как увидел, как ты по арене скачешь, сразу подумал, что тебе нужен либо автоматический дробовик, либо автомат… — Справившись, наконец-то, с застежками, охранник достал из рюкзака небольшой сверток и протянул Элеум. — Вот. Правда, там патронов только из тех, что в магазине, но всё лучше, чем ничего. Пристрелян по центру, я проверял. Возьми.

— Ах, ты ж, хитрая жопа… — восхищенно цокнула языком наемница, развернув ткань. — Это же настоящий "Дятел". И где ты его откопал?

— На рынке, — несмело улыбнулся охранник. — Земляка встретил, он и продал по дешевке… Это тебе, в общем…

— И как это понимать? — Осведомилась Ллойс, продолжая восхищенно вертеть в руках редкое оружие.

— Ну-у, — улыбка охранника поблекла, стала неуверенной. — Просто… ты… это… Ну…

— Это ты за мной так ухаживаешь?.. — С подозрением поинтересовалась наемница у смущенно теребящего клапан разгрузки Майло. — А это, типа, вместо цветов? Или, что ещё за дрянь вы, мужики, девушкам дарите, когда в койку затянуть хотите… Такая штука… — взвесив в руках автомат, Элеум покачала головой… — серебряков семьсот…

— Я… — На секунду запнувшись, Табс набрал полную грудь воздуха. — Можно, я у тебя учиться буду? — Выдохнул он зажмурившись. — Ну, чтоб так же уметь… Ты ведь, с этим слизняком на железных лапах, как кошка с мышкой играла… Я так же хочу… Драться, в смысле….

— В коромысле… — Буркнула враз посмурневшая наемница и, раздраженно засопев, громко лязгнула затвором пистолета-пулемета. — Вроде, рабочий… Умеешь ты девушку отшить, Майло… И в грязь лицом ткнуть… А я-то губу раскатала, подумала, что тебе моя тонкая и нежная душа понравилась…

— Ллойс… Извини… Ты очень красивая… наверное… просто… — охранник отвел взгляд и, тяжело вздохнув, нервно поправил чуть съехавший с колен пулемет.

— Просто мутантка. — Раздраженно закончила за охранника Элеум. — А если я скажу, что такому с детства учиться надо? Что уже слишком поздно и сейчас из тебя ничего толком не получится? Ты, ведь, деревянный весь, Майло. Ни растяжки, ни реакции. Силенки есть, не спорю, вон какую дуру на себе таскаешь, но сила — не главное.

— У меня невеста в Бъорке… — тяжело выдавил из себя молодой человек, нервно оглаживая ствольную коробку оружия, — была…

— Бросила? — Спросила Элеум, окинув неожиданно сочувственным взглядом нервно кусающего губы охранника. — Или умерла?

— Стала невестой старейшин… — Медленно покачал головой молодой человек. — Жребий… Великая честь…

— Понимаю… — Проговорила наемница после долгой паузы и, встав на ноги, принялась отряхивать от пыли штаны. — За тарахтелку, конечно, спасибо. Царский подарок. Хоть не люблю я автоматы, но эта штука действительно крутая. Мне нравится намного больше, чем цветы, если на будущее… Только я его не возьму. — Со вздохом сунув автомат в руки растерянно моргнувшему охраннику, наемница, затушив чуть тлеющую сигарету о козырек крыши эллинга, щелчком отправила окурок вниз.

— А что до учебы… — проворчала она с непонятным выражением, — попробуем… — Только два условия. Первое: не лапать. Второе: сможешь как-нибудь Магду на полчаса куда-нибудь увести? Я с Пиклсом потолковать хочу. С глазу на глаз, так сказать…

— Слушай, а почему ты его так не любишь? — Поинтересовался, с некоторым разочарованием убирая автомат обратно в рюкзак, Табс. — Он ведь, ребенок ещё, по сути…

— Знаешь, — хмыкнула Охотница. — Вы в Бъорке всё-таки везунчики. Дети, не дети… В пустошах обычно взрослеют быстро. Мой первый бой, например, состоялся, когда мне и восемь не было… И убивала я на манеже таких же детей. Просто, выжить хотела… Или ты, или тебя… А этот зассанец уже вполне способен собственных детей делать.

— Извини, — отвел глаза охранник.

— Проехали. — Пожала плечами Элеум. — Ты не первый, кто меня чудовищем считает.

— Я… — Майло затряс головой, — почему ты решила, что я…

— Потому. — Криво усмехнулась наемница. — Но это ничего, я уже привыкла. — Запустив руку за пазуху наполовину расстегнутой жилетки, Элеум, рассеяно почесав живот, двинулась к люку.

— Ллойс, погоди… — Повернулся за наемницей Майло. — Я действительно не считаю тебя чудовищем. Ты… Ты, ведь, не сожгла Магду вместе с этим… И стрелять не стала… боялась, что промахнешься…

Замершая на лестнице Элеум закусила губу, опершись подбородком на ржавую ступеньку, и склонила голову набок.

— Знаешь, сладенький, — вздохнула она спустя минуту. — Ты, всё-таки, дурак. Я ведь сто раз объяснила, что сжечь не могла — грузовик бы испортила. А не стреляла… — губы Элеум разошлись в жесткой усмешке. — Привыкай считать не только свои, но и чужие выстрелы, мальчик. Если бы был внимательней, то сообразил бы, что у меня только один патрон в магазине был. Ему в башку я бы не попала, а чтобы эту метёлку уронить, а потом — его, минимум, две пули нужны.

— Но… — Табс чуть заметно прищурился. — Нет… Ты обманываешь… Хочешь казаться хуже, чем ты есть…

— А ты проверь. — Усмехнулась наемница. — Алмаз — это просто алмаз, сладенький. А монстр — это монстр. Я — прайм. И никогда не старалась казаться кем-то другим. Постарайся этого не забывать. Надейся на лучшее, но готовься к худшему, держи ноги в тепле, а задницу в сухости, и все такое… Слыхал? А еще… не переходи мне дорогу, сладенький. Я видела, как ты смотрел на кисоньку. И знаешь… мне это не понравилось. — Задорно подмигнув телохранителю, Элеум скрылась в вентиляционном люке.

— Черт, — обхватив ладонями голову, Майло Табс принялся медленно раскачиваться взад и вперед. — Ну, во что я опять вляпался…

Грузовик Ллойс всегда казался Кити чем-то вроде сказочной пещеры Али-бабы. Огромный, словно настоящий дом, кузов был завален странными, зачастую непонятными для девушки вещами, но большую их часть составляло оружие. Сваленные в одном из углов самострелы и арбалеты соседствовали с целым ящиком разнокалиберных стрел и дротиков. Почти полностью набитый ножами и мечами всех возможных форм и размеров рундук подпирала бочка, из которой торчали грозные острия гарпунов, а неподалеку от нее, тесня добрый десяток мотков паракордовой веревки, на приваренном к мощной стойке кузова крюке висел пружинный гарпуномет таких размеров, что Кити искренне сомневалась, что им может воспользоваться человек. О предназначении содержимого остальных ящиков и мешков девушка не имела никакого представления. Какие-то разбитые микросхемы и платы, стальные и керамические пластины были свалены в общую кучу с пуками странно выглядящих пахнущих трав и деревянными колышками. Странного вида механизмы льнули к моткам проволоки и обрывкам ткани, отчего создавалось впечатление, что в грузовике царит совершенный кавардак. В принципе, так оно и было.

Натянув одеяло до самого подбородка, Кити вздохнула и до боли сжала кулачки. Ее бросили. Снова. Она слышала, как Болт гремел железными потрохами грузовика. Магда, будто ничего и не случилось, возилась на кухне, Элеум снова полезла на крышу, а Пиклс занимался тем, что, яростно качая рычаг заржавевшей колонки, набирал воду в большие пластиковые канистры, которые складировал в дальнем углу мастерской. Наверное, в этом был какой-то смысл потому, что после взрыва напор воды сильно уменьшился, и мощный бьющий из кранов бойлера гейзер превратился в тоненькую, не толще мизинца, струйку.

Всем нашлось дело, но только не ей. Кити, конечно, хотела помочь механику, а потом мальчишке, но коротышка сказал ей, что она будет только мешаться, а рычаги колонки оказались слишком тугими, чтобы она смогла качать их с нужной скоростью. А канистры оказались неподъемно тяжелыми, и после того, как она, уронив одну из них, разлила почти пятьдесят литров, Пиклс её прогнал. Вот и оставалось только скучать… И злиться. Как же это было обидно, чувствовать себя бесполезной. Даже Ллойс… Она думала, что Элеум обрадуется, но вместо этого наемница бегло осмотрела её со всех сторон, вертя при этом как куклу, после чего цокнула языком, буркнула что-то типа "больше так меня не пугай". И подвинув к ней полведра принесенной Болтом воды, велела смыть кровь с рук и лица.

Это было обидно. И нечестно. Набрав в грудь воздуха, Кити медленно сосчитала до десяти и осторожно выдохнула. Ну почему она так и не научилась понимать, когда Ллойс радуется, а когда недовольна? И сама тоже хороша. Дрожала, как напуганная волколаком под кроватью пятилетка. Хорошо хоть, как в первый раз не стошнило… А если Элеум, просто заметила ее страх и действительно решила, что… Натянув одеяло почти на глаза, Кити зябко поежилась. Девушку опять начала колотить мелкая дрожь. Конечно, она увидела. Этого бы только слепой не заметил. А Ллойс терпеть не может слабость. Кити поняла это с самой первой встречи, когда, хромая сразу на обе ноги, волоком тащила рюкзак наемницы на второй этаж трактира. Что Элеум в ней нашла? Почему решила взять с собой обычную бордельную девку? Почувствовав, как на глаза опять наворачиваются непрошеные слезы, девушка моргнула и украдкой смахнула с лица соленую влагу. Ну да, обычная безносая шлюха-рабыня, вот она кто. И почему она так часто плачет? Это ненормально. Она ведь почти не плакала. Слезы кончились в тот день, когда изнасиловавший ее отряд рейдеров обменял замкнувшуюся в себе девчонку-мутантку на бочонок самогона в таверне у Хряка. Высохли, когда ей в первый раз сломали ноги… А сейчас, стоит только подумать о прошлом… Или вообще… Нет, так не пойдет. Никто не любит чужих слез. И тем более Ллойс. На мгновение девушка замерла. Выплывшая из глубин подсознания мысль была гадкой, острой, колючей. Царапала сердце, будто ржавый арматурный прут. Ворочалась, набирая силу и обрастая подробностями. Майло. Это всё Майло. Она вместе с Элеум больше месяца. Все эти шутки, прикосновения. А она не поняла. Не ответила. И наемнице это просто надоело. Наскучило стучаться в закрытую дверь. Конечно, она давно могла бы взять ее силой, но Элеум не была похожа на остальных. Она не была похожа на тех, кто… Кити шмыгнула носом. Не зря же Ллойс уже третий день не заплетает ей косы, и не слушает её сказок. А то, что она чуть не сделала в ванной… Дура… Какая же она дура. Она просто окончательно оттолкнула от себя Ллойс. Своим страхом. Своим… Сочувствием. Непониманием. И наемница переключилась на этого… этого… пулеметчика. Действительно. Ну что безносая шлюха может дать Элеум? Слезы и сопли? Страх? Ллойс сказала, что она не боец. Даже с "Фениксом" не боец. К тому же, и нанокультуру она ей установила только, чтобы за нее "не бояться".

Девушка засопела и недовольно фыркнула. "Не бояться" — это значит, не носиться с ней, как с писаной торбой. Да… Ллойс просто устала от ее слабости. От ее бесполезности. От ее глупости и наивности. А вот Майло… Охранник — совсем другое дело. Большой, сильный, красивый. Способный не только постоять за себя, но и защитить других. Элеум с ним на крыше уже больше часа. Чем они там занимаются? До боли прикусив губу, девушка снова сжала кулачки. Ну да… А Ллойс… Уставшая быть одна наемница, в конце концов, её бросит. Выкинет, как надоевшую игрушку. Плаксивую, мерзкую, безносую, оказавшуюся лишней обузой куклу…

Неожиданно раздался странный, бьющий по нервам протяжный скрип, грузовик чуть заметно качнулся, тент отошел в сторону, и в прореху боком, как-то по паучьи отставив колени и локти, проползла Элеум.

— Уф. Скучаешь, кисонька? — Весело поинтересовалась она, отряхивая ладони от ржавчины. Сев на пол, наемница, скрестив ноги, внимательно изучила подошвы сапог, и недовольно цокнула языком. — Чертов, карлик. Хотя бы раз в год лестницу смазывал. Опять вся удряпалась. И в фуру грязищи нанесла.

— Я не скучаю, — обиженно буркнула девушка и отвернулась.

— Хм. — На лбу наемницы образовалась еле заметная морщинка. — Тебя кто-то обидел, сладенькая? Опять Пиклс труселя стащил?

— Нет, — покачала головой Кити, прикрыв глаза, до боли прикусила губу.

— А чего тогда дуешься, будто мышь на крупу? — Склонив голову набок, Элеум, встав на четвереньки подползла к краю служившего Кити кроватью покрытого тощим матрасом рундука и, сложив локти на постель, подперла щеки ладонями. — Может, прогуляемся? А то скучно здесь сидеть. А спать ложиться еще рано. Город посмотрим…

— Не хочу. — Проворчала Кити и громко засопела.

— Да? — Слегка озабоченно нахмурив брови, наемница, привстав на кровати, бесцеремонно пощупала лоб обиженно сопящей девушки. — Жара, вроде, нет… — Проворчала она себе под нос чуть слышно. — Слушай… Может, всё-таки, прогуляемся… Чего киснуть… А вечером я тебе косу заплету, если, можно…

— Правда? — Невольно шмыгнув носом, Кити, перевернувшись, подняла на Элеум немного припухшие от слез глаза.

— Обещаю, сладенькая, — во все тридцать два зуба острых улыбнулась наемница. Мне нравится тебя расчесывать. А сейчас давай прогуляемся. В бордель сходим. На танцы посмотрим. Вроде тут где-то на шесте танцуют. На шесте, представляешь? Сто лет не видела. Заодно, зайдем в какую-нибудь забегаловку, закажем фруктов…Тебе ведь понравились персики, так?

— Понравились… — Несмело кивнула Кити, и слабо улыбнувшись, осторожно коснулась ладони Элеум. — Извини, что я такая плакса…

— Это всё от жары, — с серьезным видом кивнула наемница. — Ну и от того дерьма, что вокруг творится. Это ты извини, что я тебя одну бросила. А теперь собирайся…

— Ладно. — Отбросив в сторону одеяло, девушка споро натянула сапоги, сунула свой тесак в закреплённую сшитую Элеум для нее специальную кожаную петлю, немного поколебавшись, добавила к нему давешний обрез и, повернувшись к Ллойс, улыбнулась. — Ну как?

Молча продемонстрировав девушке большой палец, Элеум сдернула с крюка, приваренного к стойке кузова, свой потрепанный денимовый шарф, обмотала его вокруг шеи, и по своему обыкновению проигнорировав лесенку, спрыгнула с борта. Подождав, пока Кити выберется из грузовика, наемница, прищурившись, повернулась к ожесточенно шинкующей какую-то зелень кухарке.

— Магда… Ты это… Передай всем, чтобы рано не ждали, хорошо?

— Ужин будет через два часа, — с недовольным видом окинув путешественниц, поджала губы, на мгновение оторвавшаяся от готовки Магда. — А вы куда?

— В бордель, — с довольным видом провозгласила Ллойс и, ущипнув покрасневшую до корней волос девушку, бодро зашагала к выходу.

— В борд… — Задохнувшаяся от удивления и возмущения кухарка, широко открыв рот, проводила удаляющуюся парочку взглядом. — Но… вы же… Это, ведь… Грех…

— Ага! — Не оборачиваясь, крикнула через плечо Элеум. — Страшный! Примерно, как мутантом родиться!

Шип чистила винтовку. Не то, чтобы оружие особо в этом нуждалось, но для Веруки чистка оружия давно стала чем-то, вроде ритуала. Сакрального таинства, совершаемого перед любым важным делом. Что-то, типа причастия Стайников или ритуала встречи Солнца у жителей Бъорка. Это было молитвой, простым воззванием, гласящим еще более простую и древнюю истину. "Я буду готов".

Сей не чистила оружия уже семь лет, но к её удивлению, руки помнили, что делать лучше её самой и, двигаясь, будто сами по себе, довольно быстро привели винтовку, если не в идеальное, то близкое к нему состояние. Верука посчитала это хорошим знаком. Собрав поблескивающее следами свежей смазки оружие, женщина расстегнула сумку и, вытащив на свет патрон, подбросила его на ладони. Снаряжение стоило ей почти шесть килограмм серебра. Всего, что она смогла унести от домовладельца, но Верука об этом не жалела. Эти пули стоили каждой потраченной монеты. В конце концов, в её руках было именно то, о чём мечтает каждый наемник. Довоенный патрон комплексного поражения. Под матово поблескивающей латунной оболочкой таилась смерть. Самая настоящая, безоговорочная, окончательная, а главное, гарантированная смерть. Неважно, куда попасть, неважно, кто будет целью: человек, серокожий или выбравшееся из пучин радиоактивного ада чудовище. Одно касание прячущегося под оболочкой содержимого означало уничтожение цели. А уж про остальные игрушки, что она сумела добыть, и говорить не стоит.

Шип улыбнулась, оттянула затвор оружия и, вложив патрон в патронник, нежно толкнула вперед рукоять. Умом женщина понимала, что по большому счету, это неправильно, что оружие стоит заряжать только перед стрельбой, но ей просто нравилось осознавать, что винтовка… готова. Возможно, это оружие ей даже не пригодится. Скорей всего, не пригодится — слишком громоздка и тяжела для задуманного, но она готова. А значит, дело теперь за Верукой. Осталось совсем немного. Покосившись на небольшой пластиковый контейнер, поставленный в угол служившего ей пристанищем в последние дни заброшенного, полузасыпанного подвала, до недавнего времени ещё пристанища мерзкого на вид мутанта-попрошайки, женщина ухмыльнулась. Да. Осталось совсем чуть-чуть. И чертова Бойня ей заплатит. Сполна.

— Покайтесь! Покайтесь, грешники, ибо День близок! Прозрейте, слепцы! Смотрите, смотрите, они среди нас! Без души! Без сердца! Без любви и света! Дьяволово семя! Богомерзкие мутанты!

Жара стояла несусветная. В эллинге, ведь, тоже было душно, но сейчас Кити почувствовала себя так, будто ее засунули в раскаленную печь.

— Ллойс? — Утерев постепенно высыхающие на лице слезы, Кити кивнула в сторону беснующегося на помосте в окружении жидкой толпы маленького, тщедушного человека с висящим на шее несуразно огромным, отливающим золотом восьмиконечным крестом и широко улыбнулась. К ее удивлению, получилось это довольно легко. В присутствии наемницы скопившиеся на душе обиды и горечи таяли, словно кусок льда под солнцем. — А ты в кого веришь?

— Я? — На секунду сбившись с шага, Ллойс ненадолго задумалась. — Ну, если ты про волшебного бородатого мужика на небе, то это как-то не по мне. — Рассеянно почесав щеку, наемница бросила короткий взгляд в сторону чистильщика, насмешливо фыркнула и принялась копаться за пазухой в поисках сигарет. — Во-первых, я терпеть не могу этих лицемеров. Вечно про любовь твердят и прощение, а сами костры для мутантов складывают. Вера в Распятого, вроде как поинтересней, но, всё равно, чушь.

Покрутив в руках измятую пачку, Элеум со вздохом сунула ее в боковой карман комбинезона.

— Особенно все эти бредни про раскаяние и искупление. Фигня какая-то. Убивай, значит, грабь, насилуй — всё нормально, главное, перед смертью покаяться успеть… — Раздраженно фыркнув, Элеум громко щелкнула костяшками пальцев. — У атомщиков еще круче — типа, вся Вселенная — это результат огромного ядерного взрыва, и Черные дни, на самом деле, это как-бы благодать Атома, которую он на Землю пролил, чтобы отделить угодных и неугодных. Но, если честно, — оглядевшись по сторонам и неуловимым движением нагнувшись, подобрала лежащий под ногами довольно увесистый камень и зажала его в кулаке, — они мне больше всех остальных нравятся. Во-первых, они такую ядреную траву растят — закачаешься. Во-вторых, они мутантов не жгут. Наоборот, у них жизнеспособная мутация — что-то типа благословения считается. А вообще знаешь, сколько я всякого повидала? Была даже в одном поселке, где неразорвавшейся Атомной Бомбе поклонялись. Самим жрать нечего, а половину жратвы, всё равно, под неё складывали, представляешь? Крысам. Крысам мутантам… А кочевники… они в Духов пустыни верят. Это типа, их предки, которые сдохли, но не совсем. Или, например, в Бъорке. Лесовики упырей своими богами-покровителями считают. Каждый год им по девять самых красивых девушек в клетки закидывают. — Наемница поморщилась. — Но их Боги, хотя бы, настоящие.

— Каждому надо во что-то верить, — покачала головой Кити.

— А кто сказал, что я не верю? — Элеум прищурилась, и в глубине ее глаз заплясали бешено-веселые оранжевые искорки. — Просто, я предпочитаю верить в более простые вещи. Еду, например. Или патроны. Свои руки, — хрустнув пальцами, Элеум продемонстрировала Кити кулак, не отличающийся особо крупными размерами, но всё равно, выглядящий довольно внушительно, то ли из-за опоясывающих большую часть кистей татуировок, то ли из-за на мгновение вспухших на предплечье толстых иссиня-черных жил, а может, из-за сжимаемого в кулаке камня.

Девушка невольно прыснула смехом. В любой другой ситуации жест вышел бы угрожающим, но сейчас взглянув в лучащиеся какой-то скрытой теплотой зелено-золотистые, словно радиоактивная болотная ряска, глаза Элеум, Кити разобрал весёлый смех.

— Или камни. — Неожиданно коротко размахнувшись, наемница запустила булыжник в сторону помоста, и тут же схватив Кити под локоть, потянула ее за собой. — Бежим!

Осекшийся на середине очередного призывы к изгнанию мутов из города, мини священник, прижимая ладони к разбитому рту, с воем покатился на землю. Кити побежала. В ушах засвистел ветер, раздались крики, а в спину путешественниц полетели угрозы и проклятия. Оставляя за спиной настоящую просеку из осыпающих её площадной бранью не успевших убраться с пути прохожих, Элеум все наращивала и наращивала темп, неожиданно меняла траекторию, ныряла в переулки, уворачивалась от возникающих на пути недоуменно провожающих их взглядом многочисленных лоточников и торговцев. Но девушка с удивлением поняла, что не отстает. Она бежала… Впервые за многие годы она бежала так же, как делала это в детстве, играя с родителями. Легкие горели огнем, ноги гудели, но она бежала… В груди медленно поднималась теплая, размывающая тревоги последних дней волна, и неожиданно девушка поняла, что смеется.

Они остановились через три квартала. Тяжело дыша, хохоча и кашляя, сдирая прикрывающие лица шарфы и отплевываясь набившейся в рот и нос вездесущей пылью.

— У тебя ржавчина… Вот здесь. — Отсмеявшись, девушка попыталась стереть со щеки Ллойс, упершей руки в колени, тяжело дышащей, рыжую полосу. — Наверное, ты руки не до конца отряхнула…

— Да? — Коротко глянув на ладони, Элеум выругалась и принялась ожесточенно тереть их о штаны. — Сраный Болтяра. Куда ни ткнись, то масло, то ржавчина, то еще какая-нибудь дрянь. Надо было в кабаке останавливаться или на стоянке для грузовиков. — Пробурчала она и провела по щеке предплечьем. — Так лучше?

— Давай я. — Вытащив из кармашка штанов заменяющей ей носовой платок кусок ветоши, девушка, встав на цыпочки, принялась вытирать лицо наемницы. — Вот теперь всё. — Заключила она, спустя минуту.

— Спасибо, кисонька, — с благодарностью кивнула Элеум. — Ты лучшая…

— Неправда, — плечи девушки поникли. — Я — трусиха. И то, что, когда на мастерскую напали, я не послушалась… тебя, ведь, рассердило…

— А с чего ты это взяла? — Вскинула брови Элеум.

— Ну… — Девушка замялась. — Я… чувствую…

— Чувствуешь, когда я сержусь? — Улыбка на лице Ллойс погасла, брови сошлись к переносице.

— Не совсем… — Прикусив губу, Кити поправила прикрывающий нижнюю часть лица шарф и, тяжело вздохнув, отвела взгляд. — Это… Сложно… Но я чувствую, когда людям плохо и больно… И когда я убила рейдера… тебе стало больно.

Лицо Элеум слегка расслабилось.

— Полезное умение, — проворчала она после недолгой паузы. — Только я не рассердилась, а испугалась. Когда я понеслась к грузовику, то видела следы еще двух бандитов, знала, что они идут за мной, старалась увести их подальше от тебя… А когда увидела твое лицо и сколько на тебе крови… В гроб краше, бывает, кладут… За тебя даже этот сучонок Майло испугался.

— Майло… — Мгновенно потеряв остатки хорошего настроения, девушка ссутулила плечи. — Ллойс… А этот Майло… он тебе нравится?..

— Этот ушлепок? — На лице Элеум отразилось искренне удивление. — Да я ему и стакан коровьей мочи не доверю.

— А почему… — Осекшись на полуслове, Кити недоуменно захлопала глазами.

— Да не знаю, если честно… — Ллойс тяжело вздохнула. — Просто забавно смотреть, как он от меня шарахается. И кстати. — Коротко глянув на висящий на бедре девушки обрез, Элеум слегка поморщилась. — В следующий раз, если курки взведены, то палец на спусковой крючок не клади — рано или поздно покалечишься…

— Ллойс… А ты… Я тебе не… Я ведь, вижу, что тебе со мной тяжело…

— Глупая, — протяжно вздохнула наемница и, взяв девушку за руку, крепко сжала пальцы Кити.

— Ллойс, я… — Громко шмыгнув носом, Кити обхватила Элеум за талию и уткнулась лицом ей в грудь. — Прости. Просто, я подумала…

— Ну, что такое? Опять сырость развела… — Фыркнула, отстраняясь от девушки наемница. — Хватит реветь, а то засохнешь по такой жаре — станешь морщинистой, как изюм. И некрасивой.

— Не стану. — Невольно улыбнулась Кити.

Миновав еще несколько кварталов, путешественницы окунулись в толчею прилегающих к рынку улочек. Наемница не торопилась. Подолгу останавливаясь на перекрестках, Элеум внимательно оглядывала дома, всматривалась в многочисленные вывески и брезентовые навесы магазинчиков, прищурившись, рассматривала жестяные и сложенные из кривобокой, явно обожжённой из местной глины черепицы крыши, скептически хмыкала и двигалась дальше. Несмотря на почти закатившееся за горизонт солнце, на улицах Бойни было довольно многолюдно. Спешащие по своим загадочным делам прохожие неохотно расступались перед медленно вышагивающими по тротуару девушками. Некоторые оглядывались им в след, но большинство просто не обращало на путешественниц никакого внимания.

— Ллойс, — с удивлением оглядываясь на влекомый десятком рабов паланкин, Кити совершенно по-детски подергала руку наемницы, с рассеянным видом разглядывающей очередной лоток. — А это что, крысы?

— Ага. — Поглядев в указанную девушкой сторону, Ллойс вздохнула. — Еда для бедняков. Не все могут позволить себе гуся, как Болт. А крыс везде полно. Знавала я одного чувака, который из крысятины целую философию делал. Мол, самое здоровое мясо на пустошах. Их, типа, даже потрошить не надо, чтоб дух не выходил.

— Гадость, какая… — Брезгливо передернула плечами девушка.

— Гадость, — легко согласилась остановившаяся у очередного лотка Элеум. — Потрошеные мне больше нравятся. — Протянув руку, Ллойс осторожно коснулась пальцем, покрытым узором замысловатых татуировок, лежащую на стойке плюшевую игрушку. — Это урсус? Или собака?

Стоящая за прилавком невысокая, бедно одетая женщина подняла на наемницу усталые, лишенные какого-либо выражения глаза и чуть заметно покачала головой. — Это медведь, — прошептала она еле слышно. — Плюшевый медведь. До войны таких часто дарили детям.

— Довоенный? — Неподдельно удивилась Элеум. — Так хорошо сохранился? Его, что, из складов Сити привезли?

На лице торговки проступила слабая улыбка.

— Нет, что вы. Я их сама шью, — нежно погладив игрушку, прошептала она. — У вас есть ребенок? Купите. Ему понравится.

— У меня нет детей. — Медленно проронила Элеум, провожая взглядом спешащую куда-то вниз по улице весело галдящую стайку малышни. — А тут их много…

— Детей? Да… — Устало вздохнула торговка. — Господин Джебедайя дает всем, у кого есть дети, бесплатную воду. Два литра в день.

— Кисонька, а тебе он нравится? — Вновь неловко, даже с какой-то опаской, ткнув кончиком пальца в мягкий живот игрушки, Элеум повернулась к девушке, так заворожено разглядывающей ассортимент прилавка.

Кити моргнула. Лежащая среди разноцветных платков и ярких бус, отлитых из весело блестящего на солнце пластика, игрушка беспомощно и испуганно смотрела на нее пришитыми грубой нитью глазами-пуговками. Покрытый налетевшей за день дорожной пылью короткий ворс слегка потускнел. Игрушечный медведь выглядел таким же усталым и беззащитным, как и его создательница.

— Ну… да… — несмело выдохнула девушка. — Он… красивый. У меня был почти такой же… Давно… Мама шила…

— Сколько? — Повернув голову к продавщице, Элеум запустила руку в поясную сумку.

— Три монеты серебром. — Прикусив губу, отвела взгляд торговка. — Всего три монеты. Знаю, что это дорого, но мне нужно купить воды. Для сына…

— А где твой сын? Получается, он уже взрослый, так? — Вытащив из подсумка увесистый полотняный мешочек, Ллойс задумчиво взвесила его в руке и принялась неторопливо распутывать завязки.

— Взрослый… — женщина на секунду запнулась. — Он дома… Мы тут недалеко живем, у рынка. Вы не подумайте, он хороший мальчик, очень хороший. Просто… он слепой. Несколько лет назад господин Финк нанял людей. Большой караван в степь. Они что-то искали. Копали ямы… Платили много, и Лаем поехал. И ослеп. Слишком много радиации… Чертово серебро. Будь оно проклято… Всё из-за пригоршни серебра… — Громко сглотнув слюну, торговка горестно прикусила губу. — Но вы не подумайте, он мне помогает…

— Красивый? — Склонила голову набок наемница.

— Что? — Женщина удивленно моргнула.

— Твой сын. Он красивый? Кожа от радиации не облезла? Зубы не выпали?

— Нет, нет, — затрясла головой женщина. — Он просто слепой. И слабый. Ему даже ходить тяжело… — Глаза лоточницы покраснели. — Извините. Не хотела вас огорчать.

— А почему я должна огорчаться? — Справившись, наконец, с завязками кошеля, Ллойс положила на прилавок несколько увесистых, криво обрезанных слитков. — Купи себе и ему нормальной еды. И советую запастись водой. Думаю, в скором времени она подорожает.

— Но, здесь… Здесь слишком много… Вы, ведь не… — потянувшаяся было к серебру торговка испуганно отдернула руку и со страхом посмотрела на наемницу. — В смысле, мой сын… Не обижайтесь, но он ничем таким не занимается…

— Ну, вот, скажи Кити, — устало закатила глаза Ллойс, — неужели я такая страшная?

— Бери, — раздраженно буркнула Элеум, добавляя к кучке серебра еще пару слитков. — И мне не нужен твой слепой спиногрыз, если я захочу с кем-то перепихнуться, то пойду в бордель.

— Но… я… — Громко сглотнув слюну, торговка покачала головой. — Я…

— Держи, кисонька. — Подхватив с прилавка медвежонка, Элеум протянула его Кити. — Думаю, у тебя появился новый друг.

— Спасибо, Ллойс… — Смущенно приняв подарок, девушка заворожено провела ладонью по оказавшемуся удивительно мягким меху. — Но… Я слишком взрослая.

На лице Элеум мелькнула слабая тень улыбки.

— Нельзя быть слишком взрослым. — Произнесла она, наставительно воздев палец. — Тебе ведь, нравится?

— Да… — Неуверенно кивнула Кити и, прижав подарок к груди, благодарно посмотрела на наемницу. — Очень. Он… хороший.

— Я так не могу… — Снова потянувшаяся было к серебру продавщица, покачала головой и спрятала руки за спину. — Я не могу… это… слишком много… извините…

— Бери… — Отмахнулась от торговки Элеум, с улыбкой наблюдающая за тискающей медведя девушкой. — А если ты боишься, что серебро отнимет кто-нибудь из этих, — подбородок наемницы чуть заметно качнулся в сторону расположившейся неподалеку группы сидящих прямо на камнях, по очереди лениво бросающих кости на расстеленный на земле коврик подростков, — то я с ними прямо сейчас поговорю. Объясню, так сказать, правду жизни.

— Не, что вы, нет, — не на шутку испугалась женщина, — Ламберт — друг моего сына, он за мной просто присматривает. И я ему за сегодняшний день уже заплатила…

— Тогда бери, — повторила наемница, и снова взяв за руку Кити, повернулась к торговке спиной.

— Подождите. — Споро убрав серебро в нагрудный карман старого, потертого платья, торговка подхватила с прилавка нитку разноцветных бус и протянула её Ллойс. — Возьмите хотя бы это. Пусть будет. На память. Они заговоренные. На удачу. — Посмотрев прямо в глаза Элеум, женщина неожиданно широко улыбнулась. — И, спасибо, вам.

— Ну, если только на удачу, — тяжело вздохнула наемница и, подхватив бусы, несколько раз обмотала их вокруг мускулистого предплечья. — А ничего, — пробормотала она себе под нос. — Мне даже нравится…

— Тебе идет, — похвалила обновку Кити, нежно стиснув прижатую к груди мягкую игрушку, и слегка смущенно улыбнулась. — Спасибо.

— Пользуйся, кисонька… — Хмыкнула Ллойс и зашагала вниз по улице.

Останавливались они еще дважды. Первый раз у торговца фруктами, где Элеум купила себе и Кити по большому краснобокому, показавшемуся девушке удивительно вкусным яблоку. Второй — на перекрестке, где наемница, неожиданно остановившись, привалилась спиной к нагретой солнцем стене дома, откинув с головы запыленный шарф и зажмурившись, прижалась затылком к пышущим жаром кирпичам.

— Ллойс? Что-то случилось? Тебе плохо? — Испуганно взглянув на наемницу, Кити, прижав медвежонка к груди, попыталась приложить ладонь ко лбу Ллойс. — Ребра болят, да?

— Нет, сладенькая. Просто немного устала, да и посмотреть хочу… — Покопавшись в кармане комбинезона, Ллойс, выщелкнув из пачки сигарету, прилепила фильтр к нижней губе и щелкнула пальцами. — Люблю смотреть, как другие пашут. Хлебом не корми, только дай поглядеть, как кто-то пуп рвет.

Выпустив изо рта огромный клуб дыма, Элеум кивнула в сторону возводящих бруствер из мешков с песком крепких мужчин в одинаковой серой форме. На руке каждого из работников красовалась широкая красная повязка с грубо вышитой на ней яркими золотистыми нитями восьмиконечной звездой. Видимо, заметив внимание, от группы отделился невысокий, но необычайно широкоплечий мужик. Сплюнув себе под ноги огромный комок черно-зеленой массы жевательного табака, мужчина молодцевато подкрутил длинные, свисающие с подбородка, будто два крысиных хвоста, совершенно неуместно смотрящиеся на его широком, грубо скроенном, покрытом многочисленными шрамами лице усы, залихватски заломил на затылок невероятно нелепую широкополую шляпу и, положив руку на рукоять висящего на животе, рядом с широкой серебряной бляхой ремня, револьвера двинулся к путешественницам.

— Добрый вечер, уважаемая, — ухмыльнулся он, продемонстрировав девушкам изрядно прореженный набор коричневых от табака зубов. — Любопытствуете? Или просто передохнуть остановились?

— Скорее, второе. — Вернула улыбку усачу Ллойс. — Жарко сегодня, шериф. Вроде бы, осень, а всё равно, жарко.

— Ну-ну. — Ещё шире ухмыльнулся мужик. — А я тебя сегодня видел. Классный бой, кстати. Давно таких не видел. Прайм из Сити, верно? Я сразу понял, что это подстава, когда тебя самозванкой на арене объявили. Меня не проведешь — бойца сразу вижу.

— Хорошее умение. — Одобрительно кивнула наемница. — Я действительно, прайм. Бывший. Сейчас я редко участвую в боях.

— Но нам честь оказала, — хмыкнул крепыш. — А я думал, ты в Верхнем городе живешь. У Болта…

— Наверху еще жарче, чем здесь. — Плечи Элеум чуть заметно напряглись. К тому же, коротко глянув в сторону остальных бросивших работу и теперь медленно обступающих путешественниц угрюмых мужиков, наемница, сложив губы трубочкой, выпустила в сторону усача целую вереницу, тут же подхваченных еле заметным ветерком дымных колечек. — Обычно, я люблю прогуляться после боя.

— Ловко, — восхитился мужчина. — А я больше жевать люблю. — Словно подтверждая свои слова, крепыш достал из кармана кисет и, вытащив из него щепоть сушеных листьев, ловко затолкал их пальцем за щеку. — Ты проездом у нас? Или тебя Финк пригласил?

— Проездом. — Прикрыв глаза, наемница, стряхнув пепел, прокатила сигарету по костяшкам пальцев и, прилепив ее к нижней губе, вздохнула. — Но думаю, ты об этом и так знаешь.

— Жаль, — искренне расстроился мужик. — А это кто? Твоя подружка?

— Можно сказать и так. — Глубоко затянувшись, Ллойс, выпустив дым через нос, втянула его ртом и, положив руку на плечо Кити, нервно поглядывающей на окруживших путешественниц людей, подтянула её к себе. — Не нравится?

— Ну, почему, — слегка озадаченно почесав переносицу, протянул мужчина. — Очень даже нравится. Я, ведь, не чистильщик. К тому же, в наших краях такую красотку не часто встретишь…

— Да что ты с ними рассусоливаешь, Мэл? Она, ведь, из Стаи! Ласты крутим, и в кутузку! — Неожиданно подал голос один из стоявших поодаль мужиков и потянулся к висящему на груди автомату.

— Не советую, — хмыкнула Элеум, даже не удостоив крикуна взгляда.

— Заткнись, Саймон, когда взрослые говорят, и грабки от пукалки своей убери, пока я их тебе не пооткручивал и сожрать не заставил. — Неожиданно рявкнул усач, зло сплюнув под ноги табачную жижу, обезоруживающе развел руками. — Извини. — Проворчал он примирительным тоном. — Здесь слухи расходятся быстро. Половина города уже судачит, что Стайники водозабор взорвали. Вот парень и ярится.

— Не в обиде, — криво усмехнулась наемница, продолжая внимательно изучать лицо собеседника.

— А крутая у тебя пушка, — кивнул в сторону висящего на бедре Элеум пистолета, — крепыш Глок? А я больше по револьверам. Скорострельность не та, зато, если попадешь, только брызги летят.

— Понятно. — Кивнула Элеум. — Хочешь посмотреть на мою пушку?

— Возможно, и посмотрел бы. — Подкрутил ус крепыш. — И пушку твою и тебя, и твою подружку. Внимательно бы посмотрел…

— Смотрелка отвалится, — лениво процедила Ллойс и щелкнула пальцами. — А, если нет, я помогу.

— Ох, ты… — Немного нервно оттянув покрытым въевшейся грязью пальцем край воротника тяжелой кожаной безрукавки, крепыш заворожено уставился на пляшущий в ладони Элеум крупный, с большое яблоко, нестерпимо яркий огненный шар. — Ты же, вроде, сказала, что не в обиде?

— Пока не в претензии, — лениво пожав плечами, Элеум выпустила в воздух очередную струйку дыма и, сплюнув под ноги окурок, раздавила его каблуком.

— Да, уж… — Хмыкнул мужчина и потянулся за очередной порцией табачной жвачки. — Не хотел бы я тебя злить…

— Это радует. — Сжав кулак, наемница погасила танцующее на кончиках пальцев пламя и скрестила руки на груди. — Последнему, кто меня разозлил, я запихала голову в задницу. Самое смешное, что этот урод выжил. Правда, его парализовало, и гадит, рассказывают, под себя каждые две минуты, но это уже мелочи.

— Не надо горячиться… — Оскалился усач. — Понимаешь ведь, в свете последних событий все сейчас немного на нервах.

— Проехали, — слегка прищурилась Элеум. Рука наемницы как бы невзначай опустилась на кобуру пистолета.

— Те бродяги, что водокачку подорвали… — сдвинув шляпу на затылок, шериф, склонил голову набок и неожиданно заговорщически подмигнул Кити, — почему они к Болту поперлись, не знаешь? Ворота-то в другую сторону…

— А я-то тут причем? — Хмыкнула, бросив быстрый взгляд на окруживших ее служителей порядка Ллойс. — Я же сказала, мы тут проездом.

— Из разных прайдов, значит… — Задумчиво протянул усач. — Или ты из изгоев?

— Как скажешь, сладенький. — Приторно улыбнулась Элеум.

— Скажу, что тебе повезло. — Буркнул, неожиданно перестав улыбаться крепыш, на скулах мужчины заиграли желваки. — За тебя поручились Мрак, Финк и Зэд. Ты быстро заводишь друзей, девка. Мне это не нравится. Вы, стайники, одним миром мазаны. Всё вам мало. Финк отдает вашим целую фуру героина в год. А вы, всё равно, гадите… Ты ведь, за хмурым приехала?

— С чего ты взял? — Вскинула бровь наемница.

— Значит, усложняешь. — Зло сплюнул под ноги усач.

— Значит, так, — охотно кивнула Элеум.

— Что за дерьмо… — Устало возвел очи горе усач. — Ну, неужели нельзя просто сказать мне правду?..

— Ты, что, сейчас меня лгуньей назвал, сладенький? — Глаза наемницы опасно прищурились, превратившись в две поблескивающие яростной зеленью щелочки.

Неожиданно улыбнувшись во всю двадцатку сохранившихся зубов, мужчина протянул Элеум руку.

— Мэл Кайло. — Прогудел он. — Иногда меня еще Костылем кличут. Я старший над местным ополчением. Ну, и глава службы шерифов. Или попросту, маршал. Будут проблемы или вопросы, всегда сможешь найти меня в околотке. Двухэтажный дом с красной крышей. Рядом с ареной, на холме.

— Ллойс. — Немного поколебавшись, пожала протянутую руку наемница. — Можешь Дохлой звать, если удобнее. Кстати, я думала, тут Операторы больше командуют.

— Мрак может вертеть своей кодлой, как хочет. — Мужчина сморщился и плюнул под ноги. Но мы, шерифы, работаем на Совет. Или, если угодно, на Финка. Ты не серчай. Я просто решил проверить, из какого ты теста. Уж больно интересно стало, кто ты на самом деле…

— Я так и поняла, сладенький, — наемница вернула улыбку шерифу. — И, если мы друг друга поняли, окажешь мне небольшую услугу, а, Мэл?

— Какую? — Насторожился крепыш.

— Не подскажешь, где здесь можно перекусить? Недорого, но, чтобы вкусно и не опасаться потом изойти кровавым поносом…

— Ха… — Плечи мужчины расслабились. — Да тут мест полно… "Малина", правда, со вчерашнего дня закрыта — хозяин пропал, но ты ведь сказала, где не дорого… — обманчиво неуклюже развернувшись к наемнице боком, шериф махнул рукой в сторону отходящего от основной улицы переулка. — Свернешь здесь, дойдешь до конца квартала и повернешь налево. Там через пару домов небольшая площадь и четыре заведения. "Проказница", туда, в основном, мужики ходят, если ты понимаешь, о чем я. Но девочек там, вроде, тоже обслуживают… — Задумчиво почесав шею, шериф продолжил. — В "Злом индюке" кормят вкусно, но там всякая шваль с пустыни сидит, да и вообще, хозяин только чистых обслуживает, потому туда тоже не советую, если вы с подружкой, конечно, драки не ищете. В "Усталом грузовике", в основном, купцы обедают — там обычно тихо и по ценам приемлемо, а готовят там, пальчики оближешь. Ну и последний… "Маринера" — черт знает, откуда такое название — там, говорят, тоже неплохо. Хозяин хоть и со странностями, но толк в своем деле знает, так что можешь и туда, если тебя, конечно, муты не смущают. Это их кабак.

— А почему меня должны смущать мутанты? — Отлипнув, наконец, от стены, Элеум приобняла за талию Кити, так и не проронившую с начала разговора ни одного слова, и гадко ухмыльнулась. — Ну, что — можем мы идти или так и будешь дальше мою девочку пугать?

— И то правда, — отступив в сторону, усач сплюнул под ноги наемнице очередной ком черно-зеленой жижи. — И то правда, — повторил он, провожая взглядом удаляющуюся Элеум.

— Лука, — бросил он через плечо. — Бросай, к чертям, эту дребедень и дуй за ними. И без тебя найдется, кому мешки ворочать. Только так, чтоб глаза не мозолить, ясно?

— Да, это, как два пальца, босс, — чуть склонил лысую и бугристую, похожую на гранитный валун голову один из шерифов — здоровенный, поперек себя шире мужик. — А чо, думаешь, девка из засланных?

— Вот, башка дубовая, — зло сплюнул под ноги крепыш и снова потянулся за кисетом. — Сам же слышал. Девка из другого клана. Не ее забирать Звери ехали. Скорее всего, просто заблудились. А значит, и сожгла она их не для того, чтобы следы замести. И, если она изгой… Она одна, если не считать, конечно, ее малолетней шлюхи и, если они попадутся в руки стайникам, им обеим не жить. И сдохнет она намного хуже, чем кто-либо другой. Звери только кажутся одной бандой. На самом деле, это несколько семеек, которые друг друга терпеть не могут. Прямо, как ты и твой братец. Конкуренция у них… Режут друг друга по каким-то дикарским правилам. Право ножа, что ли… — Проведя пальцем по полям сползшей на затылок шляпы, маршал ухмыльнулся. — Но она мне, всё равно, не нравится. Мутная она. К тому же, Веревке челюсть сломала… Если бы не Финк, давно бы в кутузке сидела…

— Такую посадишь, — скептически скривился один из мужчин. — Видали, как она огонь из руки выпустила?

— А я бы Зеро попросил. — Хмыкнул крепыш, и снова потянулся за табаком. — Он её один раз уже отделал, так что…

— Та бы еще парочка вышла, да, босс? — Усмехнулся великан.

— Не вышла бы… — Повернувшись к медленно ускользающему за стены солнечному диску, шериф прищурился. — Сдается мне, им двоим тут было бы… тесновато. И слава Богу.

— Понял, босс. — Кивнул громила, и насмешливо козырнув шерифу, грузно затопал вниз по улице.

— Ну, а вы что встали, оглоеды? — Маршал оглянулся на остальных. — До заката минут десять, а нам еще пулеметы сюда тащить.

Миновав квартал, путешественницы немного пропетляв по узкому лабиринту улочек, вышли к указанной Мэлом площади. Собственно, это была даже не площадь, скорее, перекресток нескольких широких улиц, достаточно просторный, чтобы на нем могли разъехаться сразу несколько больших грузовиков.

— Ну и где здесь эта "Маринера"? — Проворчала наемница и, приостановившись, принялась внимательно разглядывать целую россыпь разнокалиберных вывесок, украшавших угрюмые, пропыленные фасады необычно высоких для города трехэтажных зданий.

— Вот это, вроде как, "Усталый грузовик", а вон там, наверное, "Проказница", — палец наемницы поочередно ткнул сначала в сторону портала кирпичного строения с огромными заляпанными грязью, заклеенными по низу цветной бумагой окнами, а потом переместился на украшающую соседнее здание крупную аляповато щедро украшенную довольно-таки фривольными картинками, соседствующую с большим ярко-красным плафоном, не горящего по светлому времени фонаря доску. — А ты не хочешь в бордель сходить, кисонька? Развлеклись бы.

— Нет, — поспешно тряхнув головой, девушка, залившись краской, несмело махнула рукой в сторону неприметной деревянной таблички с торца одного из домов. — Вон там "Маринера".

— Ну да… — насмешливо протянула наемница. — Нашла, у кого спрашивать. А вот Пиклс бы точно согласился.

— Пиклс противный, — поморщилась Кити. — Он, когда я в грузовике одевалась, подглядывать пытался.

— Смотри-ка… Быстро обвыкся… Ну и дала бы ему в ухо. — Хмыкнула Элеум, и коротко глянув на покрасневшую до корней волос девушку, испустила полный страдания вздох. — Скучная ты, кисонька. Зажатая. А в бордель, к твоему сведению, не только, чтобы трахаться, ходят. К твоему сведению, в таких заведениях неплохо кормят. И публика там более мирная, а охрана намного лучше. Но, ладно. Кабак, так кабак…

Перейдя площадь, путешественницы, обойдя сидящего прямо на земле в обнимку с помятой эмалированной миской, замотанного в какие-то невероятные лохмотья, отвратительно выглядевшего попрошайку с висящим на груди восьмиконечным крестом, оказались перед массивной исцарапанной и избитой по углам дверью, щедро украшенной разнокалиберными надписями.

— Что пишут? — Поинтересовалась Элеум, воспитанно отряхивая запылившиеся сапоги о низкую приступку крыльца, затем бросила нищему мелкую монетку.

— Мутанты, вон из города. И разные слова. Нехорошие. — Потупилась Кити.

— Фы, муфанфкое офрофье, фкоро ффе ф афу гофефь буфефе. — Неожиданно подал голос маргинал, и убрав монетку в карман, воззрился на девушек воспаленными, слезящимися заплывшими гноем глазами. Фах офеф Афий фкафал. А фнфит таф и фудеф.

— И тебе того-же. — Покачала головой Элеум. — Иди крысу трахни. Вы, чистые, это любите.

— Пофла фы, фука, — буркнул нищий и, подобрав инструмент своего заработка, побрел на другую сторону площади. — Офним фоффухом фыфать профифно.

— Везде одно и то же. Куда ни плюнь — чистильщик. Такими темпами они и в Яме скоро проповедовать будут. — Усмехнулась Элеум и, толкнув дверь, скрылась в полумраке. — Не отставай, милая.

Вопреки ожиданиям Кити, в трактире оказалось достаточно уютно. Чисто выскобленные деревянные полы, оштукатуренные, окрашенные в нарядный желтый цвет стены с висящими кое-где резными досками. Огромная, высотой почти до плеча Кити, деревянная же стойка со стоящими вдоль нее высокими стульями, соседствовала с небольшой полуоткрытой дверью, из-за которой доносились умопомрачительные запахи кухни. Несколько небольших пластиковых, круглых столиков, некоторые из которых даже укрыты чем-то, вроде скатертей. В зале не было ни души, не считая, конечно, персонала, представленного лениво протирающим кружки и зачем-то нацепившем на себя безобразно огромную, кривовато сплетенную соломенную шляпу. Невысоким, худым, горбоносым субъектом, с иссиня-черной кожей, и сидящей у входа монументальных размеров женщиной, в широких полотняных штанах и трещащей под напором безразмерной груди безрукавке. Окинув вошедших оценивающим взглядом, бабища обнажила в подобии улыбки огромные, стертые до состояния куцых пеньков, зубы и лениво сплюнула в стоящую от нее по правую руку, отозвавшуюся чуть гулким звоном высокую жестяную вазу.

— Гостеприимно, — неопределенно хмыкнула Элеум и, пройдя через весь зал, отодвинула от стоящего в дальнем углу столика пару пластиковых стульев.

— Садись, кисонька. Думаю, сейчас нас обслужат.

— Обычно посетители у нас сами за едой ходят, — неожиданно подал голос коротышка в шляпе. — Но учитывая, что к нам зашла знаменитость… — Обойдя стойку, трактирщик подошел к столику, критически осмотрев наемницу и смущенно посадившую на третий стул плюшевую игрушку Кити, расплылся в неожиданно открытой улыбке. — Порадовала ты старика сегодня. Не часто наши на боях выигрывают. Тем более, на таких. Я на тебя двадцатку поставил.

— Рада за тебя, сладенький, — фыркнула Элеум, и поудобней устроившись на стуле, кинула красноречивый взгляд в сторону кухни.

— Так, что кушать будете? — Спохватился правильно понявший намек кабатчик.

— А что есть? — Поинтересовалась Ллойс.

— Ну… Похлебка куриная с овощами есть, суп из томатов. Котлеты на кости, свежие, вкусные… — Зачем-то уточнил мужчина и почесал нос. — Рагу из овощей разных. Кабачки на чесноке, жаренные. Картоха ещё вареная и жаренная на сале. Рис по степному, с морковью и луком. Равиоли…

— Равиоли? — Заинтересованно склонила голову набок наемница. — А это что за зверь такой?

— Это, как пельмени, только маленькие. — Еще шире ухмыльнулся мужчина и поправил съехавшую на левое ухо шляпу.

— Пельмени? — Брови наемницы сошлись к переносице.

— Мелко рубленный фарш смешивают с луком, заворачивают в тесто и варят со специями. — Подсказала Кити.

— Именно, — мелко закивал трактирщик. — Это очень вкусно, барышня, вы уж поверьте. Могу с уксусом подать, могу со сметаной. Сметана настоящая, из коровьих сливок. Не та дрянь из сублимата, что в "Грузовике" подают. Ещё зелень есть с местных ферм.

— А фарш чей? — Задумчиво почесала макушку Элеум. — Крысятина, небось?

— Ну, как можно?.. — Вполне натурально обиделся трактирщик. — Свинина. Отборная. Вчера еще хрюкала.

— Или гавкала, — рассмеялась наемница. — А что ещё предложишь?

— Рыба есть, консервы местные и из Сити. Зобик тушеный…

— Не-не-не, — замахала руками Элеум. — Наелись мы уже… зобиков. Раки есть? Или улитки? Обожаю улиток с чесноком.

— Чего нет, того нет, — развел руками кабатчик. — Это у вас на Севере рек полно, а тут…

— Ладно, — слегка разочарованно протянула Элеум. — Уговорил, языкастый. Тащи две порции этих… Раилей? Уксус и сметану тоже неси. Поглядим, с чем вкуснее. Две, нет, три порции кабачков в чесноке. Чеснока только побольше. Водки… — Покосившись на Кити, Ллойс тяжело вздохнула… — Грамм триста давай. Для начала. И… молоко есть?

— Нет, — огорчился кабатчик. — Сметана есть, а молока нет. Вчера скисло. Зато сок есть. Яблочный свежий. И апельсиновый из консервов, с самого Сити.

— Кисонька, какой будешь?

— Яблочного, если можно, — смущенно потупилась девушка.

— Вот… яблочного сока — графин. — Согласно кивнула наемница. — Зелени разной и что-нибудь из фруктов.

— Эм… Есть яблоки. Груши… Сливы… Но сливы кислые — что-то не задался сезон. Не советую. Еще грейпфрут есть. Прямо из теплиц Финка, только это дорого…

— Это который, как апельсин, только горький? — Уточнила Элеум.

— Если только чуть-чуть. — Развел руки в обезоруживающем жесте кабатчик. — Берите, не пожалеете, двадцать серебром за штуку, обижусь.

— Ты как, принцесса, не против? — Запустив руку за пазуху, Элеум с громким стуком припечатала к столешнице неровно обрезанную серебряную пластину.

— Не против… Только… я их и не ела-то никогда… Только у Хряка пару раз видела. — Несмело протянула девушка и, подтянув к себе стул с плюшевой игрушкой, осторожно погладила медвежонка по голове. — Он их для особо важных гостей хранил…

— Эх, кисонька, — с сочувствием протянула наемница. — Ладно, попробуешь. А я узнаю, что это за… раиволи?

— Равиоли, — слабо улыбнулась Кити.

— Двадцать минут. — Неуловимым движением смахнув со стола серебро, трактирщик, сверкнув напоследок белоснежными зубами, исчез в дверях кухни.

— А тебе, как… — Элеум повернулась к расслабленно откинувшейся на спинку стула великанши. — Пива заказать?

— Гуляешь, что ли? — Усмехнулась бабища, скрестив на грудь руки, поерзала на жалобно заскрипевшем сиденье.

— А что, не видно? — Хмыкнула наемница. — Бой отмечаю. Как это… кутю, вот.

— Бой… — Брезгливо скривилась бабища. — Видала я твой бой — скакала как блоха, финтила. Разве это бой? Настоящая драка, это когда честно грудь на грудь, а не уловки с бомбами.

— Какое замечательное знание вопроса, — фыркнула наемница, выбив по столешнице замысловатую дробь, и усмехнулась. — Проигралась, что ли?

— Не твое дело. — Буркнула вышибала и снова звонко сплюнула в вазу.

— Да ладно, не дуйся, — рассмеялась Элеум. — Кто-то проиграл, кто-то выиграл. Кто-то сдох, а кто-то водку пьянствовать будет. Такова жизнь. Так что, пивка поставить?

— От пива сикать охота, — буркнула великанша и отвернулась. — А водку я на работе не пью.

— О, как. — Пожала плечами Ллойс. — Упрямая. Ну, ладно, не хочешь — не надо.

— Равиоли. — Гордо провозгласил трактирщик, водружая на стол огромный, заставленный тарелками металлический поднос. — Кабачки с чесноком в масле… Водочка. Холодная, прямо с ледника. Сок. Фрукты…

Расставив перед девушками блюда и графины, трактирщик хитро улыбнулся, — а это от заведения. — Поставив на стол последнюю, прикрытую салфеткой тарелку, кабатчик заговорщически подмигнул и жестом уличного фокусника сдернул с блюда ткань.

— Это что… халва?! — Изумилась наемница.

— Прямиком из Рино. С Фанского подворья. — Довольно кивнул трактирщик. — Булатовы теплицы знаешь?

— А кто же их не знает. — Цокнула языком наемница и снова полезла за кошельком. — Половина караванщиков к нему за маслом ездят.

— Я же сказал, за счет заведения, — покачав головой, выставил перед собой ладони кабатчик. — Я вам, барышня, и так сорок серебряков должен остался…

— Оставь пока, — расслабилась наемница. — Может, ещё что закажем.

— А вот это — дело. — Довольно улыбнулся трактирщик и отошел к стойке. — Зовите, если что.

— Это обязательно. — Кивнула Элеум, развернув вилку, аккуратно упакованную в чистую, пахнущую душистыми травами салфетку, наколола на нее первый пельмень.

— А что, вкусно, — прочавкала она спустя минуту и, посмотрев на почти опустевшую тарелку, повернулась к девушке. — Спасибо, что подсказала, кисонька.

— Вкусно, — подтвердила Кити и улыбнулась. — Ллойс, а ты сюда пришла, чтобы дома не ужинать?

— Дома… — Слегка раздраженно фыркнув, Элеум потянулась к запотевшему графину с водкой, щедро плеснула себе в стакан и повернулась к Кити. — Будешь?

— Нет. — Отрицательно покачала головой девушка.

— Ну, как хочешь, — пожала плечами Элеум и, широко открыв рот, опрокинула в него содержимое стакана. — Уф… Дома… Скажешь тоже. Это не наш дом, сладенькая. Это мастерская Болта. А Магде этой я ни на грош не верю. Вон, как лихо недомерка окрутила. — Наколов на вилку очередной пельмень, Элеум принялась внимательно его разглядывать. — Действительно свинина, — протянула она с непонятным выражением. — Даже кабанчиком отдает немного. А по поводу Финка… — Налив себе вторую порцию, Элеум задумчиво поболтала водкой в стакане. — Не сердись на меня, ладно, кисонька? — Выдохнула она, утерев губы тыльной стороной ладони. — Просто… по-другому было нельзя.

— Я знаю, — отвела глаза девушка. — Если бы мы сбежали до боев, то нам бы пришлось бросить грузовик. А без него в степи мы бы не выжили. Я бы не выжила. Ты из-за меня осталась…

— К-хм!!.. — Поперхнувшись выпивкой, Элеум громко закашлялась и, поспешно сунув в рот тонкую, поджаристую, лоснящуюся маслом, густо усыпанную кусочками ароматного чеснока, пластинку кабачка. Усиленно заработала челюстями. — Уф… Умеешь ты удивить, сладенькая. И мордой в грязь ткнуть. — Покачала она головой, утирая выступившие на глазах слезы. — Сама додумалась или Мотыль подсказал?

— Дядя Болт. — Потупилась Кити. — Утром. Перед тем, как на рынок уйти.

— Убью засранца. — Мрачно пообещала Ллойс.

— Не надо. Он про тебя только хорошее говорит… — Кити покраснела.

— Ага, хорошее… — Мрачно пробубнила наемница и, вылив в стакан остатки алкоголя, придвинула к себе тарелку с острой закуской. — Чертов коротышка. Сам мелкий, а язык до пупа. — Залпом допив остатки алкоголя, Элеум обреченно махнула рукой. — Что-то я в последнее время много рефлексирую. От тебя, наверное, кисонька, заразилась…

— Ллойс… — Вяло поковыряв вилкой остатки размазанной по тарелке сметаны, Кити несмело подняла глаза на наемницу. — А мы… Ну… Шериф сказал, что Стая — твои друзья. Но это, ведь, не так?

— Всё из-за зубов, — тяжело вздохнула Ллойс. — Всё из-за чертовых зубов. Ну, и татухи ещё, наверное. Многовато их у меня. — Посмотрев на покрытые сложной вязью пересекающихся разноцветных узоров кисти рук, Элеум вяло пошевелила пальцами и, сыто рыгнув, откинулась на спинку стула. — Зверюги зубы себе подпиливают в знак того, что они презирают боль. Ну, и сырое мясо так рвать легче. Некоторые даже стальные клыки себе вставляют… У матерых, элиты, старые зубы сами выпадают, а новые растут — любой волчара от зависти удавится. Так или иначе… — Проведя кончиком языка по острым клыкам, Элеум криво усмехнулась и горестно покачала головой. — Пасть сейчас у меня, действительно, как у стайников.

— А ты, что, их тоже подпилила? — Ахнула Кити и, отставив от себя стакан с соком, с ужасом и недоверием уставилась на вяло жующую очередную порцию кабачков наемницу. — Это, ведь, очень больно… наверное…

— Да нет. — Отмахнулась наемница. — Сами выросли. Раза после пятого или шестого. Мне зубы, пока я на арене была, часто выбивали.

— А… — Недоуменно моргнув, Кити оглянулась по сторонам и, нервно схватив плюшевого мишку, посадила игрушку себе на колени. — Выбивали… — прошептала она чуть слышно.

— Ну да, — пожала плечами Элеум.

Лицо девушки на мгновение помертвело. Стало злым, отстраненным, жестоким.

— Не во время боев, естественно. Бывало, конечно, вышибали пару-тройку кусалок, но так, чтоб все… Нет, мне их по ночам выбивали. Смотрители. А иногда другие рабы. Это очень просто. Бахаешь шокером, чтоб не дергалась, подставляешь к губам рукоять ножа или палку и долбишь по ней киянкой. И всё, сучка больше не кусается. Не может. Только мычит и кровью плюется.

На мгновение глаза наемницы похолодели, утратили блеск, превратившись в пару расцвеченных золотистыми прожилками зеленых, речных окатышей.

— Им это нравилось. Чтобы мычала и плевалась. И от боли выла. Они называли это "укротить суку". А иногда меня, чтобы поменьше ерепенилась, в барак к мужикам бросали. Но это, пока я не подросла. Кому нужна сотня трупов… Драться или трахаться, кисонька. — Ллойс с шипением втянула в себя воздух.

— Драться или трахаться. В конце концов, для этого меня и сделали. — Злобно оскалившись, наемница повернулась к протирающему стойку кабатчику. — Еще водки! И этих… ну, которые с мясом.

— Сей секунд, — качнул шляпой мужчина и снова скрылся на кухне.

— Извини. — Прижав игрушку к груди, прошептала девушка. — Я… Я не хотела…

— Да нормально всё. — Неожиданно тепло улыбнулась Элеум. — Самое обидное, что со зверенышами у меня, действительно, много общего. — Если ты не поняла — я регенератор. Так называют мутантов, у которых раны быстро затягиваются. А еще я приспосабливаюсь. Ну, то есть… — дождавшись, пока поставивший на стол еще одну порцию еды и графин водки трактирщик вернется за стойку, наемница продолжила.

— Как бы объяснить… Вот, можно натренироваться, да? Если много тяжести таскать — станешь сильнее. Если бегать каждый день — выносливее. Можно привыкнуть, например, долго без воздуха обходиться — дыхание задерживать. Или даже боль терпеть. Но это только до определенного предела. Так вот, я не тренируюсь, я приспосабливаюсь. Изнутри меняюсь. И потому предел у меня намного больше. Как ланисты говорили, почти вровень с военными модификациями. Вот эти штуки, например, — помахав перед лицом девушки короткими, но выглядящими необычайно острым ногтями, Элеум тяжело вздохнула, — у меня выросли после череды боев на кулаках. Почти сезон меня на манеж без оружия выбрасывали с разными тварями драться… В конце я уже голыми руками серокожего уложить смогла. Без молний. Молнии у меня уже потом… С тех пор мне кому-то пузо выпотрошить, раз плюнуть. А зубы… Раньше были зубы, как зубы. Без дырок, разве что. А раза после пятого вот такие пилы выросли. И выбивать их стало намного труднее. И боль, когда по ним молотком лупят, я чувствовать почти перестала. Вроде, радоваться надо, но и обратная сторона у этого всего есть.

Наемница вздохнула.

— Вот твой "Феникс". Меня такая продвинутая нанокультура, скорее всего, просто-напросто убьет. Я и медшоты-то в последнее время с трудом переношу. Потом аддиктол приходится неделю жрать, пока башка трещать перестанет… Странно это, ведь аддиктол тоже, по большому, счету нано… Ладно, — махнула рукой наемница и потянулась к графину. — Что-то заболталась я. Ты точно не будешь?

— Нет, — покачала головой девушка. — Мне не нравится… Хоть после "Феникса" я не пьянею почти, мне всё равно, не нравится.

Неожиданно Кити нахмурилась и посмотрела на Ллойс недоверчивым взглядом.

— Ллойс, а Пиклс говорил, что у тебя эта… "Гончая"?

— Дебил твой Пиклс, — хмыкнула наемница. — Да, конечно, "Гончая" — культура очень старая, первого поколения, в работу основных систем организма почти не вмешивается, потому и отторжения у меня быть не должно, по идее. Ну, я с дуру себе ее и поставила — в носу потом неделю свербело, да сопли кровавые текли так, что все пузо, как у мясника поле смены, угваздано было. Наниты, конечно, паленые были, у кустаря купленные, но даже такая простая дрянь встала у меня донельзя криво. Почти на месяц нюх отбило совершенно. Зато, когда восстановилась, стала лучше иной собаки чуять… Не принимает у меня большую часть нанитов организм, кисонька. И даже имплантаты переваривает.

— А татуировки? — Неожиданно спросила девушка.

— Что? — Удивилась наемница.

— Ну… — Задумчиво погладив живот мягкой игрушки, Кити напряженно наморщила лоб. — Это же краска под кожей. Если у тебя раны быстро заживают, они исчезать должны… стираться.

— А ты — умница, — прищурилась наемница и, подвинув к себе тарелку, активно заработала вилкой. — Не знаю, если честно. Большая часть татух — нанокраска. Тоже нано, но отторжения нет. Наверное потому, что эти штуки, как мне объясняли, проще гвоздя. Ну, а может, организм только то отторгает, что, по его мнению, вред приносит. Не знаю… Татухи — обычный пигмент, только структуру реплицирующий. Эти штуки проступят, даже если шкуру до мяса срезать. Как только новая нарастет, так и проявятся. Видишь, — продемонстрировала она девушке покрытые разноцветными расходящимися концентрическими кругами ладони. — Сюда обычные партаки даже нормальному человеку не забьешь — через месяц расползется. А с нанокраской, хоть бы хны.

— А зачем их столько? — Осторожно взяв ладонь Элеум в свои руки, девушка задумчиво провела пальцем вдоль линий.

— Да разве я спрашивала? — Слегка устало протянула Элеум. — Большую часть мне в Сити забили. На арене. Количество побед, крупные бои, и всё такое…

— Тут буквы и цифры… — Отпустив руку наемницы, Кити несмело коснулась пальцем шеи Ллойс. — Что они значат?

— Эти? — Ткнув пальцем в область яремной вены, наемница усмехнулась. — Группа и количество выкачанной крови, генные маркеры, и всё такое. А эти, — палец Элеум переместился чуть выше к опоясывающим горло линиям, — групповые бои и количество убийств.

— Ллойс… — Девушка громко сглотнула слюну и отвела взгляд. — Они… Они трехзначные…

— Я в курсе. — Тяжело проронила Элеум. — Знаешь, кисонька, большая часть партаков мне тоже не слишком нравятся… Поэтому иногда я бью сверху другие. Такие, о которых мне не хотелось бы забывать…

— Как… последнюю? — Севшим голосом поинтересовалась Кити.

— Ага. — Довольно кивнула наемница и потянулась к тарелке. — У Зедища настоящий талант. Надо бы еще что-нибудь придумать… Может, цветы? Как думаешь, принцесса? Мне пойдут цветы?

— А можно мне тоже… — Покраснев до корней волос, Кити потупила глаза и принялась нервно водить пальцем по скатерти.

— Чего? Этих мясных штук? Бери, конечно. — Хмыкнула Элеум и подвинула полупустую тарелку к девушке. — Я их, правда, уже уксусом залила…

— Нет… — еще больше покраснела Кити. — Я наелась… Просто… Можно мне тоже татуировку?

— Хочешь партак? — На секунду перестав жевать, Элеум задумчиво почесала макушку. — Кисонька, ты не перегрелась? Зачем это тебе?

— Я тоже хочу… помнить. — Прикусила губу девушка.

— Вот глупая, — покачала головой Элеум. — Ладно. Завтра сходим. Но учти, это навсегда.

— А я и хочу, чтобы навсегда, — прошептала девушка и еще крепче прижала к себе игрушку.

— Дура… — Устало вздохнув, Элеум потянулась к графину с водкой. — Ладно… Если хочешь испортить себе шкурку, то пусть лучше это сделает Зэд. Заодно и посмотрит, как "Феникс" встал. А пока, давай выпьем.

Неожиданно дверь трактира скрипнула, и в зал, пригнувшись, чтобы не ушибить голову о притолоку, шагнул Мрак.

— А я тебя в борделе искал. — Довольно ощерился, оглаживая бороду Оператор. — Хватит пить, Дохлая. Пора за работу.

— Черт, — поставив на стол недопитый стакан, Ллойс возвела очи горе и, зло сплюнув, повернулась к Кити.

— Вот так всегда, Кисонька. Нет покоя грешникам, да?