Лобные доли
У меня, должно быть, громадный запас ума: чтобы им пораскинуть, иногда нужна целая неделя.
Марк Твен
Представьте себе молодого мужчину, сутками лежащего на больничной койке и тупо уставившегося в потолок. Ему не скучно, не печально… Ему никак. Он просто лежит и всё.
Если вы попробуете его чем-то заинтересовать, это потребует от вас немалых усилий. А если вы попытаетесь произвести над ним какую-то манипуляцию – например, сделать ему лекарственную инъекцию, он, скорее всего, огреет вас ночным горшком.
Но допустим, что до крайностей не дошло. Вам всё-таки удалось привлечь его внимание, и вы даже сподвигли его на какую-то интеллектуальную деятельность. Теперь он будет страшным образом на ней застревать.
Например, вы уговорили его нарисовать круг (или треугольник, или крест) – он нарисует один, потом второй, и будет продолжать рисовать круги (или другие «заказанные» фигуры) пока не закончится бумага или пока вы не отберёте у него пишущий инструмент.
Если вы попросите его повторить любую простую историю из трёх-четырёх предложений, он в ней запутается и начнёт рассказывать обо всём, что попадается ему на глаза. Будет говорить долго, и вам опять-таки придётся предпринять что-нибудь радикальное, чтобы он наконец остановился.
Любой предмет, нечаянно оказавшийся в поле его зрения, тут же станет главным персонажем его бесконечного «пересказа» истории из нескольких предложений. Попадётся другой предмет – будет другой.
Примерно так выглядит пациент с «лобным синдромом». Этот синдром является следствием пассивного положения лобных долей головного мозга. А классическим примером такого пациента считается ставший впоследствии знаменитым Финеас Гейдж.
Мозги наружу…
В 1848 году двадцатипятилетний Гейдж руководил железнодорожной бригадой, занимавшейся взрывными работами. Рабочие бурили скважины в горной породе, утрамбовывали в них порох, а затем с помощью запала производили направленный взрыв.
Но что-то пошло не так, и Гейдж своим толстым, полутораметровым ломом ударил рядом со скважиной, где уже находился порох. От возникшей искры порох взорвался, превратив лом Гейджа в гигантскую пулю…
Лом вошёл внутрь черепа Гейджа под левой скулой, разрушил глазницу и прошил его череп насквозь. Взмыв дальше вверх по дуге, лом приземлился в восьми метрах, воткнувшись в землю под прямым углом. Свидетели утверждали, что он был красным и жирным от растёкшегося по нему мозга Гейджа.
Казалось бы, такое ранение не пережить. Но после удара Гейдж встал с земли, отряхнулся и самостоятельно добрёл до повозки. По дороге домой он болтал с товарищами, обсуждая произошедшее. А приехавшие на дом врачи долго не могли поверить в историю с ломом.
Под скулой зияла пятисантиметровая рана, глаз вылез наружу, из макушки, где у младенцев находится родничок, продолжала сочиться железистая ткань мозга. Но Гейдж находился в сознании, ходил, говорил, узнавал знакомых и даже обещал через пару дней вернуться к работе. Да, это совершенно не укладывалось в голове.
Впрочем, скоро дела пошли не так хорошо. Началось воспаление, лицо Гейджа опухло, его страшно лихорадило. Сначала он буйствовал, требовал дать ему штаны, чтобы он мог выйти на улицу, а потом впал в беспамятство. Местный плотник принялся за изготовление гроба.
Но вот оно чудо медицины – сельский доктор Джон Харлоу произвёл трансназальную трепанацию и освободил черепную коробку Гейджа от скоплений крови и гноя. Внутричерепное давление нормализовалось, и через какое-то время пациент пошёл на поправку.
Жизнь Гейджа была спасена, но только жизнь. Когда он «выздоровел», родственники утверждали, что это уже не тот Гейдж, которого они знали, а какой-то совершенно другой человек.
Память и интеллектуальные способности Гейджа практически не пострадали, но что-то изменилось в нём самом до неузнаваемости.
Прежде Гейдж был целеустремлённым молодым человеком, чувствительным к желаниям и нуждам других людей. Он был уважительным и ответственным, проявлял себя как хороший организатор и талантливый бизнесмен.
Теперь всё это исчезло. Доктор Харлоу написал в своём дневнике: «Равновесие между его интеллектуальными способностями и животными наклонностями совершенно нарушено».
Гейдж стал капризным, непоследовательным и агрессивным. Как только кто-то пытался в чём-то его ограничить, он тут же принимался сквернословить и бросался в драку. Он совершенно потерял способность к упорядоченной деятельности и уже ни на какую работу устроиться не мог.
Впрочем, ему удалось стать живым экспонатом в Нью-Йоркском музее П. Т. Барнума, где он за небольшую мзду демонстрировал свой знаменитый лом и раны (см. рис. № 14).
Рис. № 14. Знаменитый дагерротип Финеаса Гейджа и реконструкция травмы
Итак, наш пациент способен к кое-какой интеллектуальной деятельности, у него сохранена память, общие представления о действительности. Он владеет языком, и вообще у него масса других способностей. Нет у него, пожалуй, только одного – он не способен к самоорганизации.
Наш выдающийся соотечественник, нейрофизиолог Александр Романович Лурия, создал и обосновал теорию «функциональных блоков мозга»:
• первый блок является энергетическим, то есть он производит психическое напряжение (клетки ретикулярной формации, лимбическая система и т. д.);
• второй отвечает за переработку поступающей извне информации (зоны корковых анализаторов – зрительного, звукового, кинестетического и т. д.);
• а третий, к которому как раз относятся лобные доли, обеспечивает «программирование, регуляцию и контроль сознательной психической деятельности».
Действительно, лобные доли играют определяющую роль в формировании целей и задач, а также в разработке планов на будущее. Они координируют наши знания и умения, ведут нас к ожидаемому результату, а потом ещё информируют нас о том, что с поставленной задачей мы справились.
Конечно, лобные доли человеческого мозга огромны – наша префронтальная кора занимает порядка 29 % всей коры головного мозга (для примера, у шимпанзе – только 17 %). В зависимости от объёма и конкретной зоны поражения мозговой ткани патологические симптомы будут варьировать.
Впрочем, для нас сейчас актуальны только те нарушения, которые специфическим образом связаны с процессом целенаправленного мышления.
Знаменитый ученик выдающегося академика Лурии – директор Института нейро психологии и познавательных процессов Нью-Йоркского университета Элхонон Голдберг рассказывает: «Пациенты с повреждением лобных долей постоянно заходили в чужие палаты, вызывая гнев медсестёр, которые обвиняли их в самых разнообразных дурных намерениях. Реальность была намного проще и печальней. Гуляющие пациенты заходили в двери просто потому, что двери там были.
Поскольку человек с поражением лобных долей не может сознательно определить цель своих действий и простроить план, он действует как механическая кукла, которая лишь реагирует в ответ на внешние раздражители.
Лобные пациенты Евгении Давыдовны Хомской – другой ученицы Александра Романовича – и вовсе постоянно норовили войти в шкаф. Причина всё та же – в нём была дверь. Зачем они это делают, объяснить лобные пациенты, конечно же, не могли.
Наши лобные доли действительно являются своеобразным «тормозом мозга». Когда вы встречаетесь с тем или иным внешним стимулом (например, видите перед собой дверь), вы можете отреагировать на него готовым автоматизмом – мол, видишь дверь, входи! Но дальше возможны непредвиденные проблемы…
Поэтому наша лобная доля и притормаживает немедленную ответную реакцию на внешний раздражитель. Она как бы спрашивает у мозга: а что мы ещё знаем об этих дверях? И в мозгу активизируется масса нервных центров, которые предоставляют лобным долям дополнительную информацию.
Мозг вспоминает, кто за этими дверьми может находиться и как, возможно, этот кто-то отреагирует на наше появление. Мозг вспоминает, что нам может быть нужно в помещении за этой дверью. Кроме того, он напомнит нам, что двери бывают ещё и у шкафов, а в шкафы входить не комильфо.
Вся эта масса «соображений», распределённых по коре нашего головного мозга, сходится и просчитывается здесь – на едином серверном пространстве лобных долей (это как авиационный хаб, в который прибывают самолёты со всего мира). Здесь они соотносятся по важности и соответствию ситуации, конкурируя друг с другом по значимости.
Лобная кора учитывает те факты, которые может учесть, чтобы принять правильное решение: условно говоря – входить или не входить? Если результат этого «просчёта» соответствует нашим потребностям и желаниям – милости просим! Если нет, или возможные риски слишком велики, то обходим дверь стороной.
Производство культуры
Хотя психоанализ и не является научной дисциплиной, Зигмунд Фрейд и его многочисленные последователи сделали ряд весьма интересных наблюдений.
В 1911 году Фрейд опубликовал статью под названием «Два принципа функционирования психики», в которой высказал гипотезу, согласно которой, нашим поведением управляют две разнонаправленные силы.
Первый и главный принцип он назвал «принципом удовольствия», второй (потому что он появляется позже, по мере нашего взросления) – «принципом реальности».
То, что мы стремимся к удовольствию и стараемся минимизировать неудовольствие, не новость, это было понятно и до Фрейда. Поэтому главное в этой статье – это, конечно, понятие «принципа реальности».
Если опустить всю метафизику и антиэволюционные ереси, мы получаем весьма здравую концепцию. Действительно, если бы мы незамедлительно шли на поводу у всех своих желаний (по Фрейду всегда либидозных), это грозило бы нам массой неприятных последствий.
То есть мы, испытывая желание, должны понимать, что существуют и риски, потому что реальность – штука жестокая. Если вам кто-то понравился в сексуальном плане, то тут же набрасываться на него/неё – не вариант. Надо учесть реальность – то есть все обстоятельства дела, существующее, так сказать, положение вещей.
Поэтому что вы делаете, если кто-то вам понравился? Вы начинаете проявлять знаки внимания – улыбаться, кокетничать, говорить любезности всякие, а то и вовсе писать стишки.
Движимый принципом реальности, Данте Алигьери пишет «Божественную комедию», посвящённую прекрасной Беатриче. Предтеча экзистенциализма, великий Сёрен Кьёркегор, мучаясь от чувств к Регине Ольстен, создаёт «Дневник обольстителя», «Страх и трепет» и т. д.
А «наше всё» – Пушкин Александр Сергеевич – пишет Анне Петровне Керн: «Я помню чудное мгновенье: передо мной явилась ты…». Впрочем, в письме к приятелю он в то же самое время весьма недвусмысленно сообщает, как именно он собирается пристроить к Керн своё либидо.
То есть по Фрейду: принцип удовольствия – понятно, чего хочет, но, чтобы не рисковать, мы вырабатываем в себе принцип реальности, который и производит «культуру», чтобы всё было «мило, чинно и благолепно».
«Принцип реальности» – это торможение влечений и создание обходного пути. То есть речь идёт, по сути, о работе лобной коры. Если с её помощью мы учтём массу дополнительных фактов, то сможем выстроить более успешную поведенческую стратегию и получим то, чего хочет наш «принцип удовольствия».
Таким образом, наши лобные доли лишь формально являются «тормозом». Они не тормозят нашу психическую активность, им просто нужно время, чтобы просчитать возможный результат наших действий. Этот просчёт занимает время, но внешне это выглядит как торможение.
Чем больше фактов вы учитываете, тем дольше вы будете думать над задачей. Неслучайно мой преподаватель по судебно-медицинской экспертизе – старый академический профессор – любил повторять: «Настоящие гении – тугодумы!». А судебно-медицинским экспертам можно верить, они в этом понимают.
Тугодумие (если речь, конечно, не идёт о патологической «тормознутости») – это лишь внешнее проявление интенсивной работы мысли. Хотя, конечно, точнее было бы говорить не о тугодумии, а о долго- и многодумии.
Вероятно, вы уже слышали о знаменитом «зефировом тесте» стэнфордского профессора Уолтера Мишела.
Экспериментатор оставляет ребёнка в комнате один на один с зефиркой и говорит: «Если дождёшься, пока я вернусь, то я дам тебе вторую зефирку. А если съешь раньше моего возвращения, то больше я тебе уже не дам».
Затем он удаляется и наблюдает за ребёнком и зефиром через специальное стекло-зеркало.
Что вытворяют дети, пытаясь сопротивляться своему желанию, в двух словах не расскажешь! Они то прячут зефирку с глаз долой, то сами залезают под стол, чтобы её не видеть.
Другие дети, напротив, начинают гипнотизировать свою «прелесть», сжимая кулаки и что-то надсадно бормоча. Третьи поют песенки, чтобы отвлечь себя от лакомства. В общем, страшное дело!
Да, эксперимент, конечно, бесчеловечный. Но его результаты оказались очень важными. Выяснилось, что если ребёнок способен контролировать своё желание и ждать вторую зефирку больше двадцати минут, то у него есть все шансы стать по-настоящему успешным человеком в его будущей – взрослой – жизни.
По сути, это единственный прогностически точный тест на мышление!
Но что же тут происходит на нейрофизиологическом уровне? Уолтер Мишел говорит о том, что мы наблюдаем за конфликтом «горячего нижнего мозга» и «холодного верхнего мозга» (его терминология). Грубо говоря: страстной «подкорки», отвечающей за наши влечения, и расчётливой «коры», отвечающей за контроль импульсов.
Но всё не так просто. Ребёнок, находящийся в лаборатории Мишела, вовсе не тормозит своё влечение, напротив, он активизирует работу мозга – создаёт в нём зоны дополнительного возбуждения. И эти дополнительные напряжения мозга входят в конфликт с его желанием, которое тоже представлено теперь в его лобных долях.
В результате, чем больше различных конкурирующих зон мозга мы способны активизировать, тем выше наши шансы на то, чтобы не допустить реализации своего спонтанного желания и придумать путь, ведущий к большей выгоде. Именно этой работой и занимаются наши лобные доли.
Ребёнок не просто пассивно ждёт, он должен целенаправленно думать о том, как хорошо получить вторую зефирку, постоянно себя этим тешить, представлять выигрыш от этого своего ожидания и т. д. Вот что такое мышление, вот какая интеллектуальная работа в конечном итоге позволяет нам быть максимально эффективными.
Нобель за мышление
Пока Александр Романович Лурия занимался «лобными больными», а Уолтер Мишел нетерпеливыми детьми, тем же самым вопросом озаботились психологи, изучающие поведение бизнесменов. И в 2002 году Даниел Канеман получил за эту работу Нобелевскую премию по экономике.
Амос Тверски и Даниел Канеман показали, что все мы пользуемся, хотя и попеременно, двумя стратегиями мышления – «Система 1» и «Система 2». Первая система: «быстрая и автоматическая», а вторая – «медленная и произвольная».
На самом деле «Систему 1» даже сложно назвать мышлением. Это такая система-всезнайка: у неё всегда и на всё есть заготовленные ответы. Частенько они начинают звучать в нашей голове ещё до завершения вопроса или до окончательной формулировки проблемы. Словно от зубов отскакивает!
Тут человек скорее думает, что он думает, а в действительности просто вываливает на-гора первое, что пришло ему в голову. Как объясняет Канеман, мозг предпочитает идти по самому простому пути: он как бы обходит проблему и подменяет настоящий вопрос более простым, лёгким, лежащим поблизости.
«Система 2», если верить Канеману, включается по-настоящему только в тех – чрезвычайно редких! – случаях, когда у «Системы 1» нет готового ответа, и ей вдобавок от возникшей проблемы не ускользнуть.
В качестве эксперимента Канеман предлагает читателям своего бестселлера «Мышление быстрое и медленное» перемножить 17 и 24. Действие несложное, но, если вы не знаете ответа наизусть, то вам придётся поразмыслить. И вот именно это «поразмыслить» Канеман и называет «Системой 2».
Медленный, осознанный, произвольный способ думать требует от нас внимания, концентрации, интеллектуального напряжения и временных затрат.
Кажется, что это предельно простое задание – умножь 17 на 24. Так и есть, но произведите этот расчёт, поворачивая налево в плотном потоке машин… «Не стоит даже и пробовать!» – предупреждает Даниел Канеман.
Прогуливаясь со знакомым, попросите его умножить 17 на 24, и он тут же, совершенно автоматически, остановится (или, по крайней мере, замедлит шаг).
Включая «Систему 2», мы неизбежно должны прерваться, остановиться, потратить время на то, чтобы подсобрать знания, отправить их на обработку в лобные доли (за числовые ряды, например, у нас отвечают теменные доли, и им нужно время, чтобы сконнектиться с лобными).
Не остановившись, не взяв паузы, мы не можем думать. Если, конечно, понимать под этим словом то, что действительно является интеллектуальной деятельностью.
Иными словами, когда мы действительно думаем – это нечто совсем иное, нежели наши обычные бла-бла-бла и та «умственная жвачка», что заполняет всё наше ментальное пространство на протяжении дня.
Нобелевскую премию Даниелу Канеману присудили именно за подробный анализ того, как «Система 1», знающая, как ей кажется, ответы на любой вопрос, сбивает с толку «Систему 2», которой, чтобы реально включиться в работу, необходимы время и сознательное усилие с нашей стороны.
Мозг делает всё возможное и невозможное, чтобы не перегружать себя интеллектуальной работой.
«Для поддержания связной цепочки рассуждений, – пишет Даниел Канеман, – необходима дисциплина. Если замерить, сколько раз за час писательской работы я проверяю электронную почту или залезаю в холодильник, то вполне можно заключить, что я не хочу заниматься писательской деятельностью и что мне необходимо больше самоконтроля».
Но вряд ли нам следует сомневаться в способности к самоконтролю нобелевского лауреата. Проблема, которую описывает Канеман, – это не его причуда, а проблема нашего с вами мышления: сталкиваясь с неизвестным, наш мозг мучительно пытается перепрыгнуть на что-то ему уже знакомое, понятное, не требующее дополнительных интеллектуальных усилий.
В каком-то смысле наш мозг мечтает о состоянии «лобного пациента», у которого даже вопросов никаких не возникает, не то что необходимости искать ответы на них.
Вспомните ещё раз упражнение по инвентаризации «умственной жвачки»: ваши мысли ходят по одним и тем же кругам, а вы не придумываете ничего нового. Если вы с кем-то в ссоре, вы думаете, что он неправ, «вы столько раз ему говорили…», «как он не может понять, что…» и т. д., и т. п.
У вас уже есть масса готовых ответов, а правильные они или нет – не имеет значения: вы же не решаете задачу; вы даже не видите задачи, не осознаёте, что перед вами задача. Вы лишь топчетесь на месте и высказываете своё недовольство (для полноты эффекта не хватает только ночного горшка).
Подлинное внутреннее вопрошание – даже на субъективном уровне – выглядит совершенно иначе, а думать в состоянии такого вопрошания крайне сложно (целенаправленное мышление – энергетически затратное и трудоёмкое занятие).
Так, по данным британских психологов Нилли Лави и Жана Фоккерта, существует прямая зависимость между сложностью задачи и влиянием отвлекающих факторов: чем она труднее, тем нас проще отвлечь.
Лобного пациента вы не отвлечёте, хоть из пушки пали. А вот сбить с мысли человека, который просто пересчитывает денежные купюры, – проще простого. Пересчёт купюр, вроде бы, не такой уж бином Ньютона, но и эта работа, как оказывается, требует полной концентрации и вовлечённости.
Когда я работаю над книгой, я нахожусь в состоянии постоянного напряжения: пытаюсь развернуть и направить мысль, подыскиваю нужные формулировки и т. д. Отвлечь меня в этот момент труда не составит. Любой звонок, любое обращение, любая не относящаяся к делу мысль, возникшая в моём собственном мозгу, способна сбить меня с толку.
Мне необходимо постоянное усилие, чтобы складывать новые интеллектуальные объекты – управлять вниманием, контролировать себя, организовывать информацию. Всё это совершенно неспособен сделать лобный больной, мозг которого Элхонон Голдберг очень метко сравнил с оркестром, который покинул дирижёр.
Итак, выдающийся отечественный нейрофизиолог Александр Лурия, автор единственного теста на эффективное мышление Уолтер Мишел, наконец, главный специалист по поведенческой экономике и нобелевский лауреат Даниел Канеман в один голос, хоть и разными словами, говорят нам об одном и том же: «Используйте лобные доли!» («холодный мозг», медленное мышление «Системы 2»).
Да, наш мозг хочет быстро и желательно без излишнего напряжения иметь ответы на все вопросы – вынь да положь, причём на блюдечке, да с голубой каёмочкой. Но рассчитывать на эффективность мышления при таком подходе крайне затруднительно. Напряжение необходимо, а потому нам так важны наши лобные доли.
Мы чрезвычайно недооцениваем роль своих «интеллектуальных тормозов» и не тренируем их. Без них целенаправленное мышление невозможно: они – единственный способ задерживать наше внимание на задаче необходимое время, чтобы хотя бы просто начать её решать.
Чем дольше вы способны противостоять отвлекающим стимулам и удерживать себя в состоянии концентрации, тем большее время вы даёте своему мозгу.
Это время – больше двадцати минут! – ему нужно, просто чтобы загрузить относящиеся к делу интеллектуальные объекты из ваших мозговых «архивов» в дефолт-систему.
И если лобная кора не предоставит вам это время, вы так и не перейдёте к решению задачи. Хотя, конечно, вам может показаться, что и задумываться особо не надо, ведь ответ у вас всегда уже есть (благо, «Системе 1» и «горячему мозгу» время вовсе не требуется – они постоянно наготове со своими автоматизированными глупостями).
Как же заставить лобные доли затормаживать нашу бесцельную активность и направлять нас на решение конкретной жизненной задачи?
• Во-первых, осознайте необходимость решить задачу, которая перед вами стоит.
Речь идёт о любой интеллектуальной задаче: написать производственный отчёт или очередную главу в книгу, решить какой-то вопрос практического свойства (например, что-то по поводу ремонта в квартире), понять суть психологического конфликта с кем-то из ваших знакомых и т. д.
Задача должна быть осознана как серьёзный вопрос, требующий концентрации и основательной интеллектуальной работы. До тех пор, пока вы лишь «знаете» о том, что вам надо о чём-то подумать, это лишь уловка.
Мозг как бы говорит вам: мол, да, это важно, я помню, всё хорошо, не волнуйся, обязательно подумаем об этом, когда придёт время! И соскакивает, потому что не хочет напрягаться. Это логично: лучший способ ничего не делать – это постоянно всё откладывать.
Не поддавайтесь на эти манипуляции! Надо решать – значит, надо. Осознайте, что вам необходимы время, концентрация и усилия. И откладывать бессмысленно, нужно действовать – выделять время, концентрироваться и прикладывать усилие.
• Во-вторых, вам предстоит осознать важность решения этой задачи.
Для этого вам необходимо погрузить себя в набор различных аспектов мыслимой ситуации. Вам следует подумать о том, почему эта задача должна быть решена именно сейчас, о наличествующих и необходимых ресурсах, о людях, которые имеют к этому вопросу отношение, об их загрузке и интересе, об их желании и нежелании, на которое вы можете как-то влиять и т. д., и т. п.
Вспомните о том, как важны для нас другие люди. Кто-то из нас инстинктивно испытывает большое чувство ответственности перед другими людьми, кому-то важно ощущать себя любимым, в центре общественного внимания, для третьих важны сами результаты их деятельности, которые окажутся просто бессмысленными, если вы не примете в расчёт других людей.
Мы разные, поэтому «важность» задачи ощущается нами по-разному. Но поверьте: в основе интеллектуальных задач, которые мы решаем, всегда лежат наши отношения с другими людьми. Поэтому, концентрируясь на задаче, думайте больше о том, как то, что вы собрались делать (думать), связано с ними. Это самый мощный и правильный мотиватор.
• В-третьих, необходимо осознать, что вы можете решить эту задачу.
Эта инструкция может показаться странной, но не удивляйтесь. Когда вы начинаете целенаправленно «тормозить» свою обычную «умственную жвачку», у вас может возникнуть ступор: мол, что тут решать, в чём вопрос, а что нужно и что значит думать об этом?
Мозг делает всё возможное, чтобы «затупить» вас, сбить с толку. Не поддавайтесь. После того, как два первых пункта выполнены, вы должны сами себе сказать, что задача решаема. Да, может быть, вы пока не понимаете, как именно, но она решаема.
Всё дело в том, как вы реконструируете ситуацию. Моделей реальности (конкретной проблемы) может быть много. Если вы пока не видите решения, это не значит, что его нет. Это значит только то, что модель, которую вы построили, недостаточно функциональна.
Не впадайте в расстройство и самоуничижение, а просто поймите, что решение есть, вам нужно только его увидеть. Ваша настроенность на решение задачи – это половина дела. Мозг понимает, что ему не отвертеться, и начинает думать – сам, мобилизует свои внутренние ресурсы. А это нам и нужно!
Таковы этапы подготовительной работы – без них вы вряд ли сможете загрузить и раскачать дефолт-систему своего мозга до состояния, когда она, наконец, всерьёз примется, думать над тем, что для вас важно.
Что ж, теперь обсудим это детальнее…
