У меня осталось всего лишь двадцать семь долларов.

Мы с Диланом согласились поделить запрошенную Зиком сумму пополам. Пятьсот от Дилана, пятьсот от меня.

Распихав наличку по карманам, мы дошли до Центрального парка и теперь сидим в назначенном месте, ожидая Зика. Дамский павильон. Изукрашенная беседка с перилами кремового цвета и декоративной отделкой по краям – Дилан и я совершенно не вписываемся в эту романтичную обстановку. Мы сидим на противоположных концах павильона, скрестив руки на груди и нахмурившись; прохожие, должно быть, думают, что это неудачное свидание.

– Где, говоришь, ты познакомилась с этим парнем? – спрашивает Дилан.

– Я с ним толком не знакома. Это друг Ингрид.

– Значит, ты его никогда не видела?

– Мы только говорили по телефону.

Дилан хмурится. Его можно понять – он согласился отдать незнакомцу приличную сумму денег.

– Но он знает кого-то, кто может разблокировать мобильник Эрики, да? – говорит он.

– Надеюсь.

Иначе нам крышка. В особенности мне. У меня ничего не осталось. Ни налички в кошельке. Ни кредиток. Пока мне не заплатят за первую неделю в Бартоломью, я банкрот. Даже думать об этом страшно.

Чтобы подавить панику, я перевожу взгляд на небо. Сегодня пасмурно, и над парком нависают тяжелые серые облака. Точно не погода Хезер. Напротив меня Дилан смотрит на детей, карабкающихся на валуны неподалеку. Его взгляд контрастирует с угрожающим внешним видом. В его глазах читается печаль.

– Расскажи мне что-нибудь про Эрику, – говорю я. – Любимую историю или просто теплое воспоминание.

– Зачем?

– Чтобы ты помнил, что потерял и что пытаешься вернуть.

Так сказал мне один из детективов, занимавшихся делом Джейн. Прошло уже две недели с момента ее исчезновения, и надежда таяла с каждым днем.

Я рассказала ему, как в седьмом классе хулиган по имени Дэйви Такер начал изводить меня в школьном автобусе. Каждое утро, когда я садилась в автобус, он ставил мне подножку так, что я падала плашмя, а все вокруг смеялись. Так продолжалось несколько недель, пока однажды при падении я не расквасила себе нос. Увидев это, Джейн пришла в ярость. Она вскочила с места, схватила Дэйви Такера за волосы и несколько раз впечатала его лицом в пол, пока у него тоже не пошла кровь. В тот день она стала моим героем.

– Эрика однажды рассказала мне историю, – говорит Дилан, едва заметно улыбаясь. – Из детства. На кухне завелась мышь, и тетя Эрики расставила повсюду мышеловки. В углах. Под раковиной. Видно, ей очень уж досаждала эта мышь. Но Эрике было ее жаль. Ей мышка показалась милой. Поэтому каждую ночь, пока тетя спала, Эрика пробиралась на кухню и тыкала в мышеловки палкой, чтобы они захлопнулись. Я не удивлен. Она очень любила животных.

– Любит, – поправляю я. – Не говори в прошедшем времени. Не сейчас.

Его улыбка угасает.

– Джулс, а вдруг мы никогда не узнаем, что с ними случилось?

– Узнаем, – говорю я, не в силах объяснять, что нам предстоит в противном случае. Жить в неизвестности. Приучать себя не думать о пропавшем каждую минуту. Чувствовать, как незнание проникает под кожу, в кровь, словно инфекция.

К павильону подходит долговязый парень с неухоженной бородой.

Зик. Я узнаю его по фотографиям из инстаграма.

Рядом с ним идет низкорослая девушка с розовыми волосами. Она выглядит очень молодо. Как подросток. Белое платье с рюшечками и сумочка с «Хэллоу Китти» только усиливают впечатление. Как и то, что она не отрывается от телефона, когда Зик приводит ее в павильон.

– Привет, – говорит Зик. – Ты, наверно, Джулс.

Я киваю.

– А это Дилан.

Зик кидает на Дилана настороженный взгляд.

– Привет, чувак.

Дилан коротко кивает в ответ:

– Ты можешь нам помочь?

– Не могу, – говорит Зик. – Поэтому я привел Юми.

Она делает шаг вперед и протягивает руку.

– Сначала деньги.

Дилан и я отдаем Зику деньги; меня не покидает гнетущее ощущение. Зик передает деньги Юми, которая быстро их пересчитывает и возвращает Зику его долю. Остальное она запихивает в свою сумочку.

– Теперь мобильник, – говорит она.

Я отдаю ей телефон Эрики. Юми внимательно изучает его, словно ювелир, разглядывающий драгоценный камень, и говорит:

– Мне нужно пять минут. В одиночестве.

Мы оставляем ее в павильоне и подходим к валунам на берегу озера. Дети уже ушли, и мы с Диланом и Зиком здесь одни.

– Эй, это мобильник Ингрид? – спрашивает Зик.

– Чем меньше ты знаешь, тем лучше, – отвечаю я.

– Как скажешь.

Я оборачиваюсь и смотрю на павильон, где Юми сидит на скамейке, с которой я только что встала. Ее пальцы порхают над экраном телефона. Я надеюсь, что у нее все получится.

– Значит, она с тобой не связывалась?

– Не-а. А с тобой?

– Нет.

– Как думаешь, что с ней случилось? – спрашивает Зик.

Я бросаю взгляд на Дилана. Он едва заметно качает головой, выражая свое мнение. Не следует распространяться о наших подозрениях.

– Как я и сказала, чем меньше ты знаешь, тем лучше. Но, если выдастся шанс, попроси ее связаться со мной. У нее есть мой номер. Она знает, где я живу. Я просто хочу убедиться, что она в порядке.

Юми выходит из павильона. Она протягивает мне телефон Эрики.

– Готово.

Я провожу пальцем по экрану и вижу иконки приложений, а также камеры, галереи и журнала звонков.

– Я отключила блокировку, – говорит Юми. – И на всякий случай сменила пароль на 1234.

Она уходит, не говоря больше ни слова. Зик пожимает мне руку и шутливо отдает честь Дилану.

– Если что – обращайтесь, – говорит он и спешит вслед за Юми.

Я смотрю им вслед, сжимая телефон Эрики. Остается лишь надеяться, что мы не потратили деньги впустую.

Мы с Диланом возвращаемся в Дамский павильон и садимся бок о бок, склонившись над телефоном Эрики. Мы оба знаем, что в нем может скрываться правда о том, что случилось с ней, а заодно и с Ингрид.

– Какая-то часть меня не хочет знать правду, если с ней случилось что-то плохое, – говорит Дилан, бережно сжимая телефон. – Может, лучше верить, что она просто сбежала и у нее началась прекрасная новая жизнь.

Когда-то я думала то же самое про Джейн. Что она уехала, поменяла нашу жалкую Пенсильванию на какой-нибудь чудесный городок с песчаным голубым пляжем, высокими пальмами, ночными карнавалами на вымощенной плиткой площади. Это лучше, чем думать, что ее убили спустя пару часов после того, как она села в черный «Фольксваген».

А теперь я отдала бы все, чтобы узнать, где она. Безымянная могила или вилла в тропиках – мне все равно. Я просто хочу знать правду.

– Не лучше, – говорю я. – Поверь.

Дилан отдает телефон мне.

– Тогда не будем медлить.

– С чего начнем?

– Со звонков, – говорит Дилан.

Я открываю журнал, начиная с исходящих вызовов. Первый в списке – номер с манхэттенским кодом. При виде него у меня что-то сжимается в груди.

Последний звонок Эрики.

Я смотрю на время, когда он был сделан. Девять вечера, четвертое октября.

– Всего за несколько часов до того, как она пропала, – говорит Дилан.

– Узнаешь номер?

– Нет.

Я нажимаю кнопку вызова; мое сердце суматошно бьется в груди. Затем я включаю громкую связь, чтобы Дилан тоже смог услышать разговор. Но он все равно прижимается ко мне поближе.

После третьего гудка нам отвечают.

– Дворец Хунань. Доставка или на вынос?

Я тут же вешаю трубку.

Дилан разочарованно отстраняется.

– Она заказала китайскую еду в тот вечер. Я совсем забыл. Черт.

Я продолжаю листать исходящие звонки Эрики. Ничего такого, что казалось бы подозрительным. Несколько звонков Дилану. Несколько – кому-то по имени Касси и кому-то по имени Маркус. Еще один звонок в Дворец Хунань, сделанный неделю назад, и звонок Касси за несколько дней до того.

Мое сердцебиение замедляется от разочарования. Не знаю, чего я ожидала. Звонка в полицию, возможно. Или прощального звонка Дилану.

Я перехожу к входящим вызовам. Верхний в списке – звонок от Дилана.

Вчера. В три часа дня. Он не оставил сообщения на автоответчике.

А накануне – оставил, когда звонил незадолго до полуночи.

Я проигрываю сообщение, глядя, как Дилан сжимает зубы, слушая собственный жалобный голос, раздающийся из динамиков.

Дилан молчит, пока я воспроизвожу остальные сообщения, которые он оставил за последние две недели. В его голосе перемешиваются беспокойство и отчаяние.

То же самое и с другими сообщениями на автоответчике. Касси, Маркус и женщина с британским акцентом, не назвавшая свое имя. Их голоса звучат напряженно. Они разрываются между надеждой и тревогой.

Есть и менее доброжелательные сообщения. Звонок от Visa с напоминанием, что Эрика уже на шестьдесят дней просрочила платеж по кредиту. То же самое от Discovery. Коллектор по имени Кит требует вернуть деньги.

– Если ты не ответишь в течение суток, я звоню в полицию, – говорит он.

Прошло уже одиннадцать дней. Лучше бы он и вправду вызвал полицию.

Я просматриваю текстовые сообщения. Дилана хватает и там. Он отправил Эрике несколько десятков сообщений. Я даже устаю их пролистывать.

Последнее было два дня назад, сразу после полуночи.

Минуту спустя – еще одно сообщение.

Касси и Маркус тоже писали Эрике.

Даже Ингрид отправила ей два сообщения на следующий день после того, как Эрика пропала.

Я возвращаюсь на главный экран, изучаю приложения, которыми пользовалась Эрика. Стандартный набор отсутствует. Ни фейсбука, ни твиттера, ни инстаграма.

– Она не пользовалась… – Дилан запинается и поправляет себя. – Не пользуется соцсетями. Говорит, это пустая трата времени.

Я открываю галерею и нахожу целую прорву фотографий, снятых в Бартоломью. Самая последняя была сделана в ванне – ступни Эрики едва выглядывают из мыльной пены.

Это та самая ванна на когтистых лапах, которая стоит в ванной комнате в 12А. Я узнаю ее, потому что и сама мылась в ней в первый вечер после переезда в Бартоломью. Возможно, я даже воспользовалась той же самой пеной. Интересно, Эрика тоже нашла ее под раковиной или привезла с собой? Надеюсь, что второе. Мне неуютно при мысли о том, что я повторяла ее действия.

Я пролистываю остальные фотографии. Похоже, она отлично умеет обращаться с камерой телефона. В памяти сохранены десятки отличных кадров, сделанных в квартире 12А. Винтовая лестница. Вид на парк из окна столовой. Рассветное солнце, отражающееся от крыла Джорджа.

Еще она явно любит делать селфи. Вот Эрика на кухне. Эрика в кабинете. Эрика у окна спальни.

Среди селфи затесались два видео. Я нажимаю на более старое, и на экране появляется ее улыбающееся лицо.

– Вы только посмотрите, – говорит она. – Нет, серьезно. Вы только посмотрите.

Эрика переводит камеру от себя к окну спальни, а потом кружится по комнате, будто не в силах сдержать свой восторг. Я испытывала те же самые чувства. Изумление и эйфорию.

Дважды обернувшись вокруг своей оси, Эрика снова появляется в кадре. Глядя прямо в объектив, она говорит:

– Если это сон, не будите меня. Я хочу остаться здесь навсегда.

Видео заканчивается. На финальном кадре половину экрана занимает лицо Эрики, половину – окно, за которым виднеется город и крыло Джорджа.

Я поворачиваюсь к Дилану, который смотрит на телефон пустым взглядом. Такой же взгляд был у моего отца после пропажи Джейн. Это выражение так никуда и не делось.

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

– Да. – Дилан трясет головой. – Не особо.

Я нахожу второе видео. Оно было сделано четвертого октября.

В ночь, когда Эрика пропала.

Я делаю глубокий вдох и открываю видео.

Поначалу в кадре видна только непроглядная тьма. Потом раздается шорох, и телефон перемещается – на экране мелькает знакомая стена.

Гостиная.

И лица на обоях.

В кадре появляется лицо Эрики, освещенное тусклым светом луны. Восторг из предыдущего видео исчез без следа. Его место занял нарастающий ужас. Как будто она знает, что ее ждет. Изображение слегка смазывается – камера трясется.

У Эрики дрожат руки.

Она шепчет в камеру:

– Сейчас полночь, и я что-то слышала, клянусь. Мне кажется… Мне кажется, в квартире кто-то есть.

Я ахаю. Я знаю, о чем она говорит. Мне тоже слышался этот призрачный звук – будто шелест ткани.

Эрика оборачивается и смотрит себе за спину. Я вглядываюсь в темноту вместе с ней, пытаясь кого-то увидеть. Когда Эрика снова поворачивается к камере, она смотрит в глаза своему изображению на экране. И выглядит испуганной.

– Я не знаю, что здесь происходит. Это здание… С ним что-то не так. За нами наблюдают. Не знаю почему, но наблюдают. – Она выдыхает. – Мне страшно. Мне действительно очень страшно.

Внезапный звук.

Кто-то стучит в дверь.

Эрика вздрагивает всем телом. Ее глаза резко расширяются. В них плещется страх.

– Черт, – шепчет она. – Это он.

Экран темнеет.

Видео подошло к неожиданному концу. Меня будто ударили в лицо. Вернувшись в реальный мир, я понимаю, что не дышала с того момента, как включила видео. Я медленно выдыхаю. Дилан нагнулся, согнувшись пополам, словно его вот-вот вырвет. Он часто, прерывисто дышит.

– Ты знаешь, о чем она говорит? – спрашиваю я.

Дилан сглатывает.

– Нет. Она никогда не упоминала о том, что ей кто-то угрожает.

Это слово угрожает заставляет меня вспомнить Ингрид. Она уж точно чувствовала, что ей что-то грозит. Пистолет, который я спрятала под раковиной на кухне, это подтверждает. Возможно, ее предупредила Эрика. Это объясняет, почему Ингрид так боялась Бартоломью. Видео потрясло меня. И не только из-за того, что сказала Эрика. А из-за того, как она выглядела. Как человек, напуганный до смерти.

– Дилан, мне кажется, мы в опасности, – говорю я. – Особенно если мы правы и Ингрид действительно исчезла после того, как узнала, что стало с Эрикой.

Дилан молчит и выглядит задумчивым, почти отрешенным. Наконец он говорит:

– Думаю, тебе надо прекратить поиски.

– Мне? А что насчет тебя?

– Я могу за себя постоять.

В этом я не сомневаюсь. Дилан сложен как типичный телохранитель. При взгляде на него любой нападающий начнет колебаться.

– Но я должна знать, что с ними случилось, – говорю я.

У нас слишком много общего. У меня, Ингрид, Эрики и Меган. Потерянные, без родителей или других близких родственников, волею судьбы оказавшиеся в Бартоломью. И теперь трое из нас пропали.

Я буду бояться, пока не узнаю, что с ними случилось.

– Дело серьезное, – говорит Дилан. – Ты слышала, что сказала Эрика. В Бартоломью что-то не так. Может, нам следует снова обратиться в полицию.

– Думаешь, они помогут? У нас нет доказательств, только подозрение, что с Меган, Эрикой и Ингрид случилось что-то плохое.

– Я бы сказал, это не только подозрение, – говорит Дилан.

– Ладно, – признаю я. – Но лучше не втягивать в это полицию, пока мы не узнаем больше.

– Тогда продолжим поиски. – Дилан вздыхает, как будто жалеет, что сказал это вслух. – Но нужно действовать осторожно. Обдуманно. И тихо. Нельзя допустить, чтобы нас постигла судьба Ингрид.

Дилан выходит из Дамского павильона и смотрит на Бартоломью, возвышающийся над кронами деревьев. Я встаю рядом и смотрю на свой собственный уголок здания. Джордж сидит на карнизе, наблюдая за происходящим внизу. В окнах квартиры 12А отражается серое пасмурное небо. Они напоминают мне глаза. Такие же, как на обоях.

Распахнутые.

Немигающие.

Глядящие прямо на нас.