Глава 8

Вечер следующего дня выдался необычайно тихим. Температура неожиданно поднялась, ветер унялся. Давно стемнело, на ясный небосклон выбралась бледная луна, озаряла мерклым светом замерзшую речку. На набережной горели фонари. По очищенным от снега дорожкам гуляли люди, военные с дамами, штатские, многие стояли у парапета, любуясь вечерними видами. Пробежала стайка молодых девчушек. Военнослужащий в длинной шинели волочил санки с ребенком, за ними семенила женщина в короткой шубке. Ее сапоги с высокими каблуками были явно не по сезону. Из ресторана, расположенного поблизости, звучала бравурная песня в исполнении мужского хора.

Все это смотрелось абсурдно, нелепо. Стремительно приближалась война, надвигалась грозная Красная армия, а на этом клочке немецкой земли все оставалось по-старому. Люди цеплялись за привычный уклад, представить себе не могли, что в их жизни все изменится.

Алексей сидел на лавочке, кутался в шарф, замотанный поверх воротника пальто, наблюдал за людьми. Он прибыл на набережную задолго до оговоренного срока, хотел убедиться в том, что встреча с Прейслером обойдется без сюрпризов. Вокруг все было спокойно.

При возвращении домой со службы у него возникло ощущение, что кто-то тащится за ним. В отдалении мерцала невнятная тень. Не исключено, что это была паранойя. Тень отвалилась, и больше ничего подозрительного Алексей не замечал.

Из дома к месту встречи он доехал на служебном «Даймлере». Уваров решил, что с машины легче будет засечь наружку, но никакого хвоста не выявил. Несмотря на это, его пощипывало некое неприятное чувство, предвестник грядущих осложнений. Анализу это явление не поддавалось.

Громко тявкая, мимо пробежала собака. Она тащила за собой на поводке долговязого субъекта в длинном балахоне. Контрразведчик проводил глазами странную пару и вздрогнул, когда с другой стороны на скамейку кто-то присел.

– Я вас не сразу узнал, думал, вы не пришли.

Этот голос принадлежал Прейслеру. Да и все остальное, собственно, тоже. Майор инженерных войск был одет в штатское. Руки, обтянутые перчатками, нервно постукивали по папке, лежащей на коленях. Алексей покосился в его сторону. Нижнюю часть лица Прейслер прятал под шарфом. Он то ли замерз, то ли имел извращенные представления о конспирации.

– Рад, что вы пришли, Альфред. Как успехи?

– Все в этой папке, – проворчал Прейслер. – Вы даже не представляете, с какими сложностями пришлось столкнуться, чтобы это достать. Схемы хранятся в сейфе, мне пришлось пропустить обед, обмануть секретаря, прятать все это под кителем.

– Но вы справились. Поздравляю вас.

– Мог бы принести больше, но не было времени, да и особой необходимости. Думаю, все, что вам нужно, находится здесь. Часть листов – копии документов и чертежей. На некоторых я кое-что дописывал карандашом. Ради бога, не храните эти документы, уничтожьте, когда используете. Меня найдут по почерку. Есть три сравнительно слабых участка обороны, но я бы посоветовал присмотреться к тому, который расположен в районе деревни Айзевице и называется точно так же. Пять километров на северо-восток от Майнсдорфа. Он состоит из четырех опорных пунктов, соединенных между собой наземными и подземными ходами. Это система дотов, расположенная на возвышенности. Длина участка – восемьсот метров. Огневые точки – бронекупольные установки, позволяющие вести как артиллерийский, так и пулеметный огонь, причем в трех направлениях. Узел обороны прорезает главный тоннель укрепрайона. Там расположены крупная дизельная электростанция, питающая командный пункт этого сектора, узел связи и несколько других объектов, включая склады артиллерийских боеприпасов. Опорные пункты – «панцерверке», то есть автономные сталебетонные сооружения, углубленные в землю на несколько этажей. На их поверхности имеются пушечно-пулеметные бронеколпаки, которые способны опускаться и подниматься. Их питание осуществляется от упомянутой электростанции. Вторым эшелоном расположены блокгаузы. Они замаскированы в складках местности и за хвойными деревьями. В них установлены орудия и пулеметы. Запас боеприпасов – фактически неограниченный. Гарнизон – два батальона вермахта. Данные подразделения считаются надежными. Они будут стоять до конца.

– Звучит устрашающе, – сказал Уваров и спросил: – В чем же слабость данного узла обороны?

– Да, я согласен, звучит не очень, – сказал Прейслер. – Однако настаиваю, что это самое слабое место укрепрайона. Тому есть две причины. Первая: оборона на этом участке не эшелонирована. Линия с «панцерверке», за ней – с блокгаузами. Вот и все. Обилие скального грунта к западу от линии укреплений затрудняет расширение оборонительного рубежа. Вторая же причина такова: в полосе наступления русской армии есть два озера. Одно расположено южнее, называется Шверге, другое находится севернее. Это Черное озеро. На них установлены плотины, подготовленные к взрыву. В критический момент гигантская масса ледяной воды хлынет на штурмующие колонны, что неизбежно остановит наступление. То, что не смоет вода, уничтожит артиллерия. Однако восточнее Айзевице проходит полоса возвышения, куда вода из этих озер не дойдет. Получается в некотором роде перешеек шириной в полкилометра. Там есть минные поля, противотанковые заграждения, в том числе стальные «зубы дракона». Но у русских, насколько я знаю, имеются соответствующие средства для их преодоления. Именно на этом участке возможен сравнительно безболезненный прорыв. Усилить оборону другими средствами там не удалось. Вооружение стандартное, личный состав немногочисленный. Можете рассмотреть другой вариант, дело ваше, но, будучи дипломированным специалистом в своей отрасли, я бы рекомендовал именно этот.

– Спасибо, Альфред. Мы изучим эти материалы. Если возникнут вопросы, наши люди с вами свяжутся. Давайте папку.

Он опустил материалы в портфель и почувствовал, как онемели кончики пальцев, причем отнюдь не от холода.

– Подождите, – пробормотал Прейслер. – Скоро здесь будут русские. Они уже прошли через Подзань, окружили и уничтожили танковую группировку генерал-майора Праймера. Если Красная армия сохранит такой темп, то форсирует Одер и будет у нас уже через четыре или пять дней. Эвакуация начнется в последний момент. Ведь командование уверено, что наш рубеж остановит русских. Вы можете гарантировать, что со мной и моей семьей ничего не случится? Ваши обещания – пустой звук. Ведь вы – британцы, а придут сюда русские.

– Вам лучше уехать, Альфред, – сказал Алексей. – Я немного знаю русских. Они ни перед чем не остановятся. Выждите пару дней, прикиньте маршрут, запаситесь служебным предписанием или командировочным листом и отправляйтесь в путь под благовидным предлогом. Семья у вас в Бонне. Там скоро будут наши войска. Их в беде не оставят, не волнуйтесь. В Германии скоро начнется паника. Советую воспользоваться. Увы, теперь мы сможем связаться с вами только в Бонне. Будем держать контакт через вашу семью. Нашему руководству известен ее адрес.

Прейслер с опущенной головой уходил по дорожке. Алексей провожал его взглядом. Их беседу никто не слышал. Вечер переставал быть теплым и ранним. Горожан, гуляющих по набережной, становилось меньше.

Уваров поднялся и двинулся к машине, оставленной за рестораном.

Над калиткой были установлены два звонка. Одноэтажный дом разделялся на две квартиры. Освещение на этой улице отсутствовало. Аккумулятор в компактном фонаре еще не разрядился. По улице за спиной проезжали машины, у кого-то в доме работало радио. Алексей прочитал надпись и надавил соответствующий звонок. Бывать по этому адресу ему еще не приходилось. Через минуту хлопнула дверь, раздались звуки шагов.

– Кто там? – спросил недовольный женский голос.

– Фрау Циммер, это ваш пациент, Мартин Коффман! – Уваров немного шепелявил. – Прошу прощения за поздний визит к вам домой, но вряд ли я смогу дождаться утра. Челюсть дико разболелась, с шести вечера лезу на стенку, а пилюли, прописанные вами, не помогают. Вы можете меня посмотреть, фрау Цимммер? Вы ведь иногда работаете на дому. Я заплачу, сколько скажете. Можете зуб вырвать. Я на все согласен!

– Герр Коффман, вы в своем уме? – раздраженно спросила женщина. – Десять вечера, я уже ложусь спать. Неужели у вас все настолько плохо, что вы не можете дождаться утра и прийти на прием?

– Фрау Циммер, пожалуйста, я вас очень прошу. Сделайте что-нибудь. От этой боли можно свихнуться!

– Какие же вы, мужчины, слабые, – проворчала женщина, закутанная в теплый платок, открывая калитку, вырезанную в сплошном заборе. – Проходите, герр Коффман, да не забудьте ноги вытереть.

Бормоча слова благодарности, уверяя фрау Циммер в том, что бог вознаградит ее за неземную доброту, Алексей устремился к крыльцу, вбежал в дом.

Докторша вошла следом, закрыла дверь на замок и спросила:

– Что случилось, Мартин? В чем дело? Вы никогда не приходили ко мне домой.

– Чрезвычайные обстоятельства. Так надо. Постойте у окна на всякий случай. Слежки не было, но кто ее знает. Потом продолжайте ворчать, гремите инструментами. Я не буду обращать на вас внимания.

Он плотно задернул шторы в дальней комнате, которую фрау Циммер иногда использовала под рабочий кабинет, включил настольную лампу. Алексей перебирал документы, всматривался в рабочие чертежи, схемы и чувствовал, как колотилось его сердце.

Да, Прейслер постарался. Наверное, он заставил себя поверить в то, что союзники не врут. Они готовы изменить к лучшему его жизнь. Копии были нечеткие, но чтению вполне поддавались.

Фрау Циммер покинула пост у окна, вошла в комнату, перекладывала инструменты, продолжала ворчать. Алексей не обращал на нее внимания, зарылся в документы, потом шепотом попросил лист бумаги, стал записывать на нем краткие тезисы. Даже беглый анализ дал ему понять, что вариант, предложенный Прейслером, действительно является оптимальным. Сговор майора с гестапо можно было исключить. Не такой уж он фанатик, чтобы жертвовать собой ради разоблачения английского шпиона.

– Фрау Циммер, прекращайте брюзжать, – сказал Уваров, поднялся, сунул ей текст, нацарапанный собственноручно. – Зашифруйте это и немедленно отправьте в центр. Дождитесь ответа, это важно.

– Герр Коффман, вам придется посидеть здесь и подождать, пока я приготовлю цементный раствор, – громко сказала радистка. – Надеюсь, вам не будет скучно.

Рация находилась в подвале. В этой связи фрау Циммер жила, как на пороховой бочке. Но фургоны с радиотехническим оборудованием в этот район заезжали редко. О мероприятиях отдела пеленгации Алексей знал заранее, и в эти дни подпольщики выдерживали режим радиомолчания. Сегодня работы по пеленгации не проводились.

Фрау Циммер вернулась через двадцать минут, стала скрипеть скальпелем по поверхности медицинской ванночки.

– Центр получил ваше сообщение, Мартин, – тихо сказала женщина. – Донесение принято. Ваши сведения будут отправлены командованию фронта. Центр просит уточнить информацию по Айзевице, дать более подробные и развернутые сведения, если у вас, конечно, есть такая возможность.

– Я понял, Клара, – отозвался Уваров. – Больше не буду вас задерживать. Берегите себя. Прошу прощения, что отвлек от сна.

– Куда это вы собрались, герр Коффман? – спросила докторша и усмехнулась. – Пришли так пришли. Давайте лечиться.

При подъезде к Бихтерштрассе ему опять стало не по себе. Город спал, патрули обходили стороной советского разведчика. Алексей подкатил к дому и увидел, что в угловой квартире на первом этаже горел свет. Эрика ждала его, не ложилась. Но что-то было не так. Внутренний голос не шептал об этом, а просто вопил!

Уваров поставил «Даймлер» у подъезда, заглушил двигатель. Потная рубашка прилипла к телу. Сидеть в машине смысла не было. Он вышел из салона, закурил, сделал вид, что проверяет накачку шин. Явной слежки Алексей не заметил, но чувство опасности никуда не девалось.

Бежать к чертовой матери? Но на основании чего? Чувство опасности сродни паранойе. Порой они уравновешивают и дополняют друг друга. Уходить в любом случае было некуда. Гестапо устроит повальную облаву и найдет его. В итоге пострадают безвинные люди.

Алексей выбросил сигарету и зашагал в дом. В подъезде никто на него не набросился. Под потолком горела тусклая лампочка, освещала облупленные стены. На верхних этажах тоже никто не прятался. Делать это было глупо. Он ведь находился здесь, внизу и без оружия. Пистолет остался в кобуре, кобура в шкафу, шкаф в спальне Эрики.

Уваров вставил ключ в замочную скважину, вошел в квартиру. Зашлепали тапки по полу, в темный коридор вошла женщина, обняла его.

– Ты долго, дорогой. Где ты был? – прошептала она. – Тебя коллега ждет. Он какой-то странный. Сидит, непонятные вопросы задает.

На кухне спиной к окну сидел Отто Беккер, прямой, как штык, напряженный. Его пальцы мягко постукивали по столешнице, в глазах поблескивали льдинки. Он смотрел внимательно, с прищуром.

Волноваться далее резона не было. Если Беккер один, то это не страшно. Если он привел сюда подчиненных Брюннера, то переживать поздно.

– Отто? – искренне удивился Алексей. – Какими судьбами? Разве мы не виделись на службе? И давно ты тут сидишь?

– Давно, Мартин, – ответил Беккер. – Я уже замучил фрау Зауэр своим назойливым присутствием. Она, кстати, варит бесподобный кофе. Давно такого не пил.

– Да, это отличительная черта фрау Зауэр, – согласился Алексей. – Не злоупотребляй на ночь кофе, Отто, потом не уснешь.

– И хозяйка она хорошая, – продолжал Беккер, косясь на Эрику, застывшую у порога.

Женщина волновалась, нервно мяла завязки фартука.

– Готовит превосходно, может скрасить увлекательной беседой участь одинокого мужчины. Жениться будете, Мартин?

– После войны, – отозвался Алексей. – Что случилось, Отто, почему ты здесь? Ты один?

– Нет, отделение ваффен-СС скрывается в соседней комнате. – Шутка была так себе, но Беккеру понравилась, он сухо засмеялся. – Шучу, уважаемые, я один, не обращайте внимания. Надо поговорить, Мартин. Выделишь минутку? Фрау Зауэр, прошу нас простить. – Он учтиво склонил голову. – Это не затянется, уверяю вас.

– Эрика, оставь нас, пожалуйста, – попросил Алексей, улыбнувшись. – Все в порядке, мы просто немного поговорим.

Женщина растерянно посмотрела на них, попятилась и закрыла дверь.

– Подслушивать не будет? – спросил Беккер.

– Это не в ее привычках, – успокоил его Алексей. – А в чем дело, Отто? Ты собираешься поделиться со мной государственной тайной?

Он подошел к навесному шкафу, открыл его и задумчиво уставился на содержимое. Шикарных разносолов Эрика там не прятала. Крупы, остатки ржаного хлеба, запасы консервов на черный день. Уваров кожей чувствовал, как Беккер, не мигая, смотрел ему в спину. Этот ушлый субъект что-то раскопал, можно не сомневаться. Но уверенности в своей правоте у него не было, иначе он привел бы с собой целый выводок ищеек.

– Долго гуляешь, Мартин, – тихо произнес Беккер. – Не поделишься, что тебя привлекает в ночном городе? Я жду тебя больше часа. Разные мысли приходят в голову.

– Не знаю, что тебе приходит в голову. Просто у меня дико разболелась челюсть, причем вопреки уверениям врача. – Алексей вынул изо рта ватку с мышьяком и выбросил ее в мусорное ведро.

Пронзительный запах заструился по кухне, и Беккер поморщился.

– Я ездил домой к своему дантисту, – продолжал Уваров. – Это преступление? Что происходит, Отто? Ты – сама загадочность.

– Как скажешь. – Беккер пожал плечами.

Он продолжал сверлить собеседника взглядом, но уже без прежнего напора. Его терзали сомнения.

– Странные вещи происходят, Мартин. Ты вчера интересовался личностью майора Прейслера из инженерных войск. Я видел, как ты заходил в учетно-архивный отдел, а потом навел справки. Майор Прейслер участвует в проведении инженерно-строительных работ в Мозерском укрепрайоне. Зачем он тебе?

– Я должен отчитываться перед тобой? Ну, хорошо, Отто. Все это согласовано с майором Охманом. Прейслер давно состоит в разработке по старым грешкам. Есть основания подозревать, что пару раз он мог связываться с местным коммунистическим подпольем. Улики лишь косвенные, но проработать данную тему мы обязаны. Чем ты вообще занимаешься, Отто? Разве я интересуюсь, кого ты прорабатываешь и каков круг твоего негласного общения?

Пальцы Беккера перестали стучать по столешнице, теперь они плавно ее поглаживали. С майором Охманом свой визит сюда он явно не согласовывал. Алексею хотелось верить, что это самодеятельность. Что еще он заготовил?

– Не выходят из головы странные события на заводе Виттерлинка, Мартин, – пошел со второго козыря Беккер. – Не могу избавиться от мысли, что, отправляя меня в обход, чтобы перекрыть дорогу каким-то мифическим беглецам, ты просто хотел остаться один. Ты уверен, что застрелил Шнейдермана? Ранение у этого коммуниста было сквозное, сразу умереть он не мог, должно было пройти время. Окажи ему помощь сразу, он выжил бы. Пули в теле, разумеется, нет, иначе мы выяснили бы, из какого оружия она выпущена. Но ты говоришь, что стрелял, и пуля прошла навылет. Значит, где-то в том тесном коридоре должен остаться след от нее. Я не поленился, облазил с фонарем всю горизонтальную шахту. На стене и трубах ничего подобного не было, а я, знаешь ли, человек очень въедливый и наблюдательный. Зато в потолке недалеко от лестницы вмятины были, словно кто-то несколько раз выстрелил туда. Там, где лежал Шнейдерман, крови было немного. Мне показалось, что он был убит в другом месте. Еще я заметил большое пятно в глубине коридора. Кровавая дорожка тянулась из цеха, в котором были накрыты преступники. Этим путем они и уходили. Мне сложно избавиться от мысли, что именно в цеху Шнейдермана и подстрелили, а ты нас обманул. Твоя кровь тоже была на лестнице. Ведь под ней тебя хорошенько приложили затылком о трубу.

– Чушь несешь, Отто! Ты о чем? – Уваров соорудил недоуменную мину. – Я стрелял, кто-то упал, меня толкнули, я ударился затылком. Бандиты решили не добивать меня, пробежали мимо. У них просто не было времени. Кто-то из этих людей был ранен, вот и оставил кровавую дорожку.

– Гестапо нашло лаз, по которому они выбрались наружу. Этот подземный проход вел в заброшенное складское помещение. Но случилось это только на следующий день. В проходе не было никакой крови. Как и на участке между лестницей и входом в лаз. Знаешь, Мартин, я сопоставил странные факты и задумался. Казалось бы, зачем тебе говорить, что ты пристрелил Шнейдермана, если этого не было? У тебя была пара минут, пока подтянулись наши люди и я.

Перемудрил в ту ночь советский разведчик. Но тогда ему некогда было расписывать планы и выстраивать убедительную версию. Теперь Беккер поедал его глазами, искал в лице что-то скрытое, но не мог найти и от этого испытывал дискомфорт.

– Ты что-то напутал, сыщик, – с иронией заметил Алексей. – Так бывает, когда ищешь подтверждение тому, что выдумал, и игнорируешь то, что этому противоречит. Иначе говоря, ты что-то вбил себе в голову. Я могу поинтересоваться, что именно? Зачем мне инсценировать убийство Шнейдермана? По-твоему, я сам расколошматил себе затылок и при этом чуть не умер? Пули ушли в глубину коридора, застряли в дальних стенах. Там ты смотрел? Чем тебя насторожил мой интерес к Прейслеру? Это обычный рабочий момент.

Беккер сглотнул, как-то побледнел, но глаз не отвел. Его правая рука лежала на коленях, вблизи бокового кармана расстегнутой куртки, который выразительно оттопыривался.

– Выпить есть, Мартин? – хрипло спросил он.

Алексей поднялся, похлопал дверцами шкафов. Шнапс и коньяк были припрятаны в кухонной тумбе, но туда он не полез.

– Пусто, Отто. Знаешь, я бы тоже сейчас с удовольствием выпил. На Гартенплац – это в двух шагах отсюда – есть заведение «Три осла», оно работает всю ночь по особому разрешению бургомистра. Если хочешь, можем прогуляться и там поговорить. В доме ничего нет. Что на тебя нашло? Не обижайся, дружище, но завтра я буду вынужден поставить в известность об этом майора Охмана.

Беккер поколебался, но поднялся, сунул руку в боковой карман.

– Хорошо, Мартин, пойдем. Если ты уверен, что это рядом.

– Эрика, дорогая, мы с коллегой отлучимся на час, – крикнул Алексей, выходя в коридор. – Все в порядке. Нам просто надо поговорить в располагающей обстановке.

Беккер не оставил ему выбора. Уже не имело значения, ставил ли он кого-то в известность перед визитом к сослуживцу.

Уваров первым вышел из квартиры. Беккер держался сзади, помалкивал. Алексей спустился по короткой лестнице, распахнул дверь. Голова его закружилась от облегчения. У подъезда никого не было!

Он осмотрелся по сторонам и спросил:

– Ты на машине, Отто?

– Нет, пешком, – буркнул тот. – Не смотри на свой «Даймлер», сам же говоришь, что тут рядом.

– Три минуты, если напрямую. – Алексей обернулся, и у него тут же запершило в горле.

Беккер вынул пистолет и держал в руке. Хорошо хоть, что стволом в землю!

– Отто, не сходи с ума! – сказал Уваров. – Что ты вообразил? За кого ты меня принимаешь?

– Темная ты лошадка, Мартин, – проворчал Беккер. – У русских есть пословица: «Доверяй, но проверяй».

– Не слышал такого, – отрезал Алексей. – С русским языком не знаком, а его носителей видел только в качестве пленных, которые пословиц не используют. Отто, убери пистолет. Это неслыханно!

Шевельнулась шторка на первом этаже. Эрика смотрела, как они выходят. Она могла различить только смазанные силуэты.

– Не волнуйся, Мартин, – произнес ледяным тоном Беккер. – Это всего лишь предосторожность. Веди в свое заведение.

На улице изрядно похолодало. Ветер забирался за воротник.

Уваров прошел по дорожке, ведущей к арочному проходу на улицу, потом свернул на заметенную дорожку в обход расселенного дома, у которого прогнил фундамент. На этой территории дворники уже не работали, под ногами поскрипывала кирпичная крошка.

– Ну и куда ты направился? – спросил Беккер.

– Ближе тут, – проворчал Алексей. – Так мы напрямую выйдем к Гартенплац.

Он прибавил ходу, чтобы коллега поменьше нервничал. От здания, выходящего на Бихтерштрассе, их отделяла стена голых деревьев. В некоторых окнах горел свет. Не все граждане великой Германии отошли ко сну. Прохожих на улице не было. Не самое подходящее время для прогулок.

Слева показалась бойлерная, заметенная снегом. Там лежали штабеля досок, чугунные решетки, постеленные друг на друга. Тропинка обтекала бойлерную слева.

Уваров покосился через плечо. Беккер вел себя умно, отстал на пару метров, двигался по его следам.

– Отто, дружище, я, кажется, догадался, в чем тут дело, – сказал Алексей, сместился с дорожки, осторожно перешагнул через препятствие. – В твою дурную голову взбрело, что я имею отношение к советской разведке, орудующей в нашем районе.

– Мартин, давай потом поговорим. – Беккер машинально подался за ним.

В темноте было плохо видно, куда ступать. Именно на это Алексей и рассчитывал. Штанина Беккера зацепилась за острие чугунной ограды, фрагмент которой выбивался из штабеля. Он выругался, дернул ногой, оступился.

Уваров понял, что второго шанса у него не будет, оттолкнулся двумя ногами, упал на спину и повалил застрявшего Беккера. Тот запоздало вскинул пистолет, но потерял его от сильного толчка. Алексей получил подошвой в скулу, но навалился на Беккера, который ударился затылком о землю и не сразу пришел в себя.

Он врезал кулаком в челюсть, в ответ получил под дых. Дыхание перехватило, шустрые черти заплясали в глазах. Беккер уже был сверху, шипел, тянулся к горлу. Алексей ударил по почкам, но слабо, размаха не хватало. Беккер распахнул рот, засмеялся. Уваров зачерпнул горсть снега, сунул ему в глотку. Беккер закашлялся, хватка его ослабла.

Майор контрразведки СМЕРШ двинул локтем в висок противника, потом еще пару раз. Он стряхнул его с себя, перекатился, развивая успех, придавил ему коленями грудь и стал наносить удары в челюсть. Голова Беккера моталась, как тряпочная. Во рту у него что-то хрустнуло, пальцы продолжали искать горло Алексея. Уваров нанес решающий удар и сам едва не закричал от боли в костяшках.

Беккер откинул голову, потерял сознание, но встрепенулся, когда Уваров начал его душить, изогнулся коромыслом. Пальцы Уварова впились в его горло, Беккер истекал рвотой, ослаб, застыл, остекленели распахнутые глаза. Алексей взгромоздился на колени, закашлялся, потом без сил повалился в снег, но тут же опомнился и поднялся на колени. Ноги его разъезжались. Сходили, называется, в кабачок. Пульс у Беккера не прощупывался.

Округа дремала. Уваров всматривался в темноту, напрягал глаза. Поблизости никого не было. Алексей облегченно перевел дыхание. Теперь ему следовало избавиться от тела. Он подобрал пистолет Беккера, сунул в карман, стал блуждать по округе.

Крышка канализационного колодца находилась в стороне от тропы, почти под домом. Он оттащил туда тело, чтобы оно не мозолило глаза случайным прохожим, отдышался, избавился от искушения спрятать покойника в доме и сделал попытку приподнять крышку. Она шевельнулась и рухнула обратно. С третьей попытки ему удалось ее сдвинуть. Образовалась черная дыра.

Алексей осветил шахту фонарем. Из подземелья пахнуло гнилью. Луч света озарил трубы, бетонный пол. В чрево канализации спускалась лестница. Алексей тряхнул ее ногой. Она вроде держалась.

Он схватил Беккера за шиворот, подтащил к люку, сбросил вниз. Тело падало, цепляясь за препятствия, рвалась куртка. Дна мертвец не достиг, застрял в раскоряченной позе, зацепившись ботинком за лестницу. Алексей опять осмотрелся, перекинул ногу, схватился за перекладину. Он спустился, продавил ногой застрявшее тело. Покойник свалился на бетонный пол.

Привычка доделывать до конца любое дело сработала и сейчас. Уваров осторожно слез вниз, достал из кармана плоский фонарик, повторно убедился в том, что Отто мертв, неловко опустился на корточки, обшарил карманы. При себе у Беккера были ключи от квартиры и служебный документ. Алексей сунул Беккеру его же пистолет, остальное взял и на миг задумался. В принципе, до улицы Нойхаузер отсюда недалеко.

Он поволок труп по зловонной шахте, пристроил под трубами в нише, утрамбовал в полость. Теперь не найдут.

Без сил, подтягиваясь онемевшими руками, Уваров вылез на поверхность, стал отряхиваться. Крышка колодца отчаянно сопротивлялась, но сдалась. Он завалил ее кирпичами, потом вернулся на место схватки, стал осматриваться. Полностью ликвидировать все следы борьбы было невозможно, но явные пятна крови Алексей присыпал снегом. Потом он с надеждой посмотрел на небо, с которого в этот вечер не упало ни снежинки.

На часах была практически полночь. Но думать об отдыхе пока не стоило.

Только через полтора часа Уваров добрел до дома. Вроде все сделал, никому не попался, но вымотался донельзя.

Эрика открыла дверь, когда он еще мялся в подъезде, искал ключи. Она облегченно выдохнула, втащила его в прихожую, стала ощупывать.

– Ты вернулся, Мартин. А я, глупая, вбила себе в голову, что не придешь. Вы ушли, мне стало страшно, бегала от двери к окну.

– Больше никто не приходил?

– Нет, дорогой.

Она еще не отошла от испуга, щеки ее покрывала бледность.

– Ты грязный, Мартин. Где ты был? Где твой коллега? Вы ведь не были в заведении?

– Были, – сказал Алексей, пытаясь улыбнуться. – Поссорились немного, когда выпили. Не обращай внимания. Это обычные рабочие отношения.

– Но от тебя не пахнет спиртным. Что случилось, Мартин?

Он виртуозно избегал ответов на простые вопросы, отшучивался. Женщина чистила, застирывала его одежду. Алексей машинально жевал остывший ужин, а она сидела напротив и смотрела на него большими глазами.

К нему снова пришло чувство вины. Куда он тащит эту ни в чем не повинную немку?

Уже в постели, когда утихли страсти, усиленные переживаниями, Уваров попытался достучаться до ее разума.

– Запомни, Эрика, сегодня вечером никаких посетителей у нас не было, – сказал он. – Я вернулся от зубного врача в районе одиннадцати и больше из дома не отлучался. Всю ночь мы провели вместе. Это важно не только для меня, но и для тебя. Ты же не хочешь, чтобы у нас обоих были неприятности? Уж постарайся, веди себя естественно, если придут люди из гестапо или СД. Ни в коем случае не показывай, будто ты что-то видела.

– А что я видела, Мартин? Пришел твой коллега по имени Отто, долго сидел, задавал странные вопросы.

Вот она, естественная красота женской мысли! Ему пришлось набираться терпения и снова вбивать в бестолковую голову, что коллега не приходил, а сам он объявился в одиннадцать вечера, навещал врача, Эрика видела, как распухла у него челюсть.

– А что случилось, Мартин? – Женщина дрожала, ластилась к нему. – Где вы были? Где твой друг? Ты сделал что-то незаконное?

– Это он сделал что-то незаконное, – огрызнулся Алексей. – Мы поговорили на повышенных тонах, и Отто ушел. Это связано с нашими внутриведомственными делами, когда один отдел вставляет палки в колеса другому. Обычная служебная грызня, а не то, то ты подумала.

– Я ничего не подумала, Мартин.

Возможно, она что-то подозревала, хотя и боялась себе в этом признаться. Нежности к нацистскому режиму Эрика не испытывала, но страх перед ним был сильнее этой нелюбви.

Женщина уснула, а Алексей смотрел в ободранный потолок и размышлял, что в ней сильнее – страх перед гестапо или чувство к мужчине, о существовании которого полгода назад она даже не подозревала? Меньше недели осталось томиться в неизвестности. Как протянуть эти считаные дни? А если руководство прикажет ему отходить вместе с немцами?