Дэвид объявился? Я не знаю – то ли злиться, то ли вздохнуть с облегчением. Он выглядит старше. Похудевшим. Далеко не таким привлекательным, как раньше. Я стараюсь прийти в себя во время перерыва.

Кто-то рядом со мной громко произносит, что адвокаты должны о чем-то поговорить с судьей. (Я ничего не понимаю во всех этих судебных делах.) В конце концов присяжных снова вызывают в зал заседания. По словам сидящей рядом со мной женщины – очевидно, разбирающейся в происходящем, – сторона обвинения должна получить от судьи разрешение вызвать Дэвида в качестве свидетеля.

– Не могли бы вы рассказать суду, где находились с конца января? – спрашивает барристер обвинения.

Дэвид потирает подбородок – как он делал тогда, когда я впервые его увидела.

– Мне нужно было побыть одному.

– Вы отдавали себе отчет в том, что многие люди считали вас пропавшим и, возможно, погибшим?

– Мне очень жаль, что так получилось. – Дэвид говорит, обращаясь исключительно к присяжным. Он опять решил пустить в ход свое обаяние, благодаря которому ему всегда все сходило с рук. – Я могу быть с вами откровенен?

– Я очень на это надеюсь, – замечает судья. – Вы дали клятву перед судом.

Дэвид делает жест «ну, разумеется».

– Я уехал за границу, подальше отсюда, потому что у меня был сложный период в личной жизни. Я отправился в тихий санаторий. Мне требовалось вновь обрести самого себя и мир в своей душе.

Как странно слышать это от человека, отказавшего мне в поддержке, когда она была мне так необходима.

Потом Дэвид опускает голову. Из его груди вырывается рыдание.

– Я даже представить не мог, что мою бедную жену могут убить, пока меня не будет дома. Я любил ее больше жизни!

Вот ублюдок! Мне вспоминается наша последняя с ним встреча. Утро того дня, когда он «исчез». После того, как я сказала, что беременна. Какой у него тогда был испуганный вид. А сейчас он строит из себя настоящего душку. Что ж, по крайней мере теперь я знаю, что мама не имеет никакого отношения к его исчезновению. Даже от одной мысли об этом мне становилось не по себе. Но что же все-таки будет дальше?