Я так долго думала, как рассказать Адаму о болезни Хантингтона, что, когда это произошло, не знала, куда себя деть.
Тем не менее мне стало легче в последние несколько дней пребывания во Франции, как будто ноша моей тайны меня больше не тяготила. Наконец-то я смогла внести малую толику ясности в свое непредсказуемое будущее.
Мне стало легче оттого, что он простил меня за скрытность, и оттого, что я наконец узнала, что произошло в ночь появления Уильяма на свет. Но больше всего приободряло то, что мы оба понимали необходимость трезво смотреть на все случившееся этим летом. Между нами, я имею в виду.
Осознание того, что продолжения не будет, не могло отнять у меня возможность вспоминать каждое его сладостное мгновение. То покалывание на моей коже, когда я смотрела, как он смеется. То, как меня заводило любое его касание. Те красивые, умилительные поступки, которые он совершал для меня, и то, как они помогли мне впервые за долгое время перестать относиться к своему телу, как к врагу.
Но на этом сказка заканчивалась. Болезнь Хантингтона снова обокрала меня. Мы с Адамом не можем быть вместе, и любые надежды на это должны были пресекаться на корню. Потому что счастливый конец для нас двоих был просто невозможен.
Конец, в котором мы с Адамом стареем вместе, танцуем сальсу в свои девяносто, отправляемся в кругосветное плавание с инструктором по йоге на борту.
Я вновь полюбила Адама этим летом. Это точно настоящая любовь, настолько бескорыстная, что я хотела бы, чтобы у него были полноценные отношения с кем-нибудь. Нет, не с Симоной, это было бы слишком, но с кем-нибудь.
Его предложение все еще вызывало у меня улыбку.
Это напомнило мне обо всем хорошем, что есть в Адаме. Это было смешно и необычно, мило и пылко. Все это было возможно, пока суровая действительность не дала о себе знать.
Адам все еще привыкал к этой действительности. Иногда я замечала, что он пристально смотрит в пространство перед собой, мучимый вопросом, как все это могло случиться. Как будто последние несколько недель он несся к чему-то большему и лучшему в своей жизни лишь для того, чтобы в одно мгновение все испарилось.
И все-таки мы довольно решительно расстались.
Покончено с поцелуями. Покончено с заигрыванием. Покончено с обоюдным оргазмом.
Для человека с моим будущим лето вторых шансов подходило к неожиданно замечательному концу: Уильяма будет любить и оберегать его отец, что бы ни случилось со мной. Он оказался лучше, чем я когда-либо думала.
Я надеялась, что мы с Адамом станем чем-то удивительным: родителями, которые дружат друг с другом. Я думала, нам бы чертовски хорошо это удавалось, мы были бы настоящей командой победителей, пока я была бы способна побеждать.
Когда же этому придет конец, я смогу по крайней мере быть спокойной за то, что за Уильямом присмотрят. Не только в детском возрасте, но и позже. И, хотя советы Адама нашему подросшему сыну будут отличаться от моих, я верю, что он в руках человека, который любит его и будет делать для него все, что только сможет. Ни один родитель в мире не идеален. Мои не были такими, и я таковым не являюсь.
Но если отец любит ребенка всеми фибрами души, больше ничего и не нужно.
Конечно, осталось еще множество практических вопросов, которые мы должны были обсудить, чем мы и занимались постоянно за чашкой кофе, но мы разберемся с ними. Мы обсуждали переезд Адама в Манчестер в октябре и его поиск жилья недалеко от нас в Кастлфилде. Мы обсуждали ночевки Уильяма у него по средам и субботам, и нас обоих устраивало, что эта договоренность оставалась гибкой. Мы решили, что Адам может иногда заскочить к нам на чашечку чая, а мы всегда приглашены к нему на воскресный обед.
Он продолжал говорить что-то вроде «Я с нетерпением жду этого, Джесс. Жизнь будет прекрасной», и это звучало так убедительно, что я верила ему. Почти.
Что бы там ни было, я не могла дождаться возвращения домой. Я так долго была в разлуке с мамой, что теперь больше ни о чем не могла думать, кроме как о том, чтобы вернуться к ней. Наташа, однако, кажется, не разделяла моего энтузиазма по поводу предстоящего отъезда.
– Я думала, ты с нетерпением ждешь возвращения к работе? – По отношению к кому-либо другому это звучало бы как сарказм, но ей я говорила об этом совершенно серьезно.
– Ну, так и есть, но… – Я ждала, когда она закончит мысль, а она юлила, стесняясь в чем-то признаться. – Мне действительно нравится Бен.
– Я не удивлена, он шикарен.
– Да, но в моем возрасте не стоит предаваться эмоциям из-за курортных романов. В последний раз со мной такое случалось, когда мне было четырнадцать.
– Вы собираетесь продолжать общаться?
– Не уверена. Мы намеренно избегали этого вопроса, несмотря на то что стали друзьями в «Фейсбуке». Кажется, только благодаря этому и была обнаружена огромная разница в возрасте.
– Никто бы не осудил разницу в девятнадцать лет, если бы все было наоборот, – возразила я. – Кроме того, ты не выглядишь на сорок.
– Спасибо, Джесс. Это все благодаря йоге.
– Правда?
– Ну да, ей и ботоксу.
Позже тем же днем мы с Наташей и Уильямом направились в игровую зону, чтобы встретиться с другими и посмотреть, как дети играют в футбол. Покрытое песком поле купалось в медовом солнечном свете, когда мы пришли и нашли для себя достаточно безопасное место, вдали от шальных мячей. Наташа подвинула стул и села, вытянув вперед ноги в светлых шортах, ее худые загорелые ступни выглядывали из кожаных сандалий.
Я заметила, что Уильям околачивался у края поля и нервничал, когда счет шел не в их пользу.
– Эй, вы! Ну же! Вы как стадо баранов! – Бекки со своим кланом появились из лесу так же, как они вместе путешествуют: шумно и беспорядочно, – один ребенок впереди, два позади, а их родители пытались направить их хоть немного в одну сторону. Поппи заметила нас и рванула вперед, бросилась ко мне на руки и плюхнулась мне на колени.
Уильям похлопал меня по плечу:
– Пойду поплаваю вместо этого, пожалуй.
Я издала стон:
– Мы проделали такой путь, чтобы добраться сюда, и потом, ты оставил принадлежности для плаванья дома.
– Ладно, тогда обойдусь айпадом и…
– Но Джеймс и Руфус тоже пришли поиграть. И ты не будешь сидеть здесь со своим… с моим айпадом весь следующий час!
Он закусил губу, когда рядом с ним появился Джеймс.
– Я тоже не хочу играть в футбол.
Наконец-то до меня дошло.
– Это из-за тех задиристых мальчишек? Я могу подойти к ним и отругать их, если хотите.
– НЕТ! – ответили они хором до того испуганно, будто я пригрозила отвлечь их пробежкой голышом по полю. Они неохотно ускользнули к другим детям, бормоча, что сами справятся, после чего присоединились к игре. Мы в это время сели поближе к краю и зафиксировали на них свои самые суровые взгляды, подчеркивая наше внушительное присутствие.
– Сегодня не с Беном? – спросила Бекки у Наташи.
– Мы встретимся после того, как он закончит работу. Кроме того, он захотел приготовить для меня, так что мы…
Раздался взрыв аплодисментов, и, когда я посмотрела на поле, Уильям бегал по кругу с поднятыми вверх руками – так, пожалуй, жестикулировал Месси, когда забил решающий гол в чемпионате мира.
– Какой великолепный гол! – улыбнулся Себ.
Я встала и взглянула на него, закрываясь рукой от солнца и думая, как здорово было бы иметь кнопку обратной перемотки.
– А это точно был Уильям?
Он захлебывался от смеха:
– Только не говори мне, что ты все пропустила.
– Ты видела это, мам? – Лицо моего сына явно светилось от счастья.
Я вскочила и захлопала в ладоши до боли:
– ЗАМЕЧАТЕЛЬНО, сынок! Великолепно!
Я снова опустилась в свое кресло, и Бекки усмехнулась мне:
– Никогда не подавай заявку на членство в «Экваити», с таким-то актерским талантом!
– Не говори так, я еще могу наверстать, – ответила я ей вполголоса.
– Что, черт возьми, происходит?
Мои глаза метнулись на поле, чтобы в этот раз не пропустить очередной волшебный рекорд моего сына. Вот только Бекки смотрела не на Уильяма. А на одного из мальчишек постарше, который говорил Джеймсу явно что-то неприятное.
– О боже! А не тот ли это мальчишка, который досаждал им на днях? Я думала, что с этим покончено.
– Не похоже на то. – Гнев закипал в Бекки, пока она вставала с места. Но она была недостаточно быстрой. До того, как она приблизилась, вмешался кое-кто другой.
– НЕ ДОСТАВАЙ МОЕГО БРАТА, А НЕ ТО… – Откровенно говоря, угроза Руфуса была лишена конкретики. Но нехватку слов он компенсировал решимостью и воинственным настроем. К сожалению, Руфус был на фут ниже и на два стоуна легче своего противника.
В ответ он так сильно толкнул Руфуса в грудь обеими руками, что тот упал с глухим стуком на спину.
– РУФУС! – крикнула Бекки.
Но Руфус быстро поднялся и ответил обидчику таким сильным ударом в живот, что у ребенка глаза полезли на лоб.
– Эй, не деритесь! Это вам не Дикий Запад! – визжала Бекки и оттягивала Руфуса, пока другой мальчишка ковылял прочь.
Она схватила сына за руку и отвела его к нам.
– Что, черт возьми, это было?
– Они дразнили Джеймса, а я попросил их заткнуться.
Джеймс появился возле нас и кивал, затаив дыхание.
– Все так и было, мам. Он просто заступился за меня. Не ругай его.
Бекки переводила взгляд с одного на другого.
– Послушай, Руфус, ты молодец, что защитил брата, но в следующий раз не дерись, хорошо?
Мальчишки убежали отвоевывать футбольное поле, а Бекки вернулась к Себу.
– В такие моменты я думаю, что наши дети все-таки вырастут нормальными.
– Конечно, так и будет. Но вспомни эти слова через десять минут, когда они снова полезут в драку.
Она вложила свою руку в его ладонь и подняла ее, чтобы поцеловать костяшки его пальцев.
Он внимательно посмотрел на нее:
– Что это было?
– Просто стираю помаду.
– Но на тебе же ее нет.
Она подняла на него взгляд и улыбнулась:
– Ну, тогда это значит, что я люблю тебя.