Кукареканье петуха пронзило мои уши, и я проснулась, резко оторвав голову от груди Адама. Мои глаза пробежались по наполненной светом комнате, впитывая окружающую обстановку: жалюзи, которые мы оставили открытыми, пылинки, поблескивающие в солнечном свете, разбросанную по полу одежду, словно вещественные доказательства на месте преступления.
Я повернулась к Адаму и почувствовала, как в животе екнуло от вида его приоткрытых губ, обнаженной шеи и плеч.
И тут мой мозг взорвался!
В этом было столько неправильного, что моя голова запылала от осознания безумия, которое случилось прошлой ночью.
Первым в списке стоял Уильям. Который находился здесь же, в другой стороне коттеджа, когда все это произошло! Я знала, что он крепко спал и что родители по всему миру занимаются сексом в том же доме, где находятся их дети, но ведь не тогда, когда эти самые родители расстались десять лет назад.
У него была целая жизнь, чтобы свыкнуться с тем фактом, что мы с Адамом не вместе и никогда не будем вместе, поэтому трудно даже представить себе, как с этим справится его бедное предподростковое сознание.
Он был бы не просто в замешательстве, все было бы намного хуже. Он бы стал надеяться. Оказался бы под ужасным, неправильным впечатлением, что все это могло что-то значить.
И я была бы абсолютно не способна успокоить его каким-то убедительным объяснением, потому что его попросту не было, кроме того, что это было пьяной ошибкой. Но он был бы готов увидеть в этом нечто большее. Ведь в моей жизни не существовало много случайных сексуальных связей без обязательств. Самая смелая вещь, которую я когда-либо себе позволяла, включала фантазию, что я взъерошиваю волосы Джейми Дорнана, когда я была с Тоби.
Единственным возможным для меня вариантом было посмотреть Уильяму в глаза и сказать, что это являлось именно тем, как и выглядело: сексом на одну ночь с его отцом.
Что подвело меня к осознанию еще одной неприятной стороны этой печальной аферы – к тому факту, что я другая женщина. Я. А я так долго чувствовала себя пострадавшей, что шок от ненависти к себе за то, что я причинила Симоне, был как удар в живот. И мне было все равно, что я едва знала ее и что она была всего лишь последней пассией Адама. В этот момент он должен был быть ее мужчиной.
И пусть до нее были дюжины таких же, продержавшихся лишь до тех пор, пока очередная девушка не скинет их с этого пьедестала. Но мне не хотелось быть этой очередной. Как, черт возьми, я ею стала?
Эта мысль заставила меня подскочить так, будто простыни загорелись. Адам шевельнулся. Я вздрогнула и уставилась на него, пока он менял позу. Его глаза все еще были закрыты.
Я бесшумно наклонилась и взяла свой топ, свисающий с кровати, потом стала осторожно собирать по комнате свою одежду. Пока я одевалась, мое сердце бешено колотилось в груди, и я молилась, чтобы, открыв двери, не обнаружила в гостиной Уильяма, ищущего, куда подключить зарядку для айпада.
Почти закончив, я присела на край кровати, чтобы надеть босоножки. Я уже застегивала вторую, когда внезапно рука схватила мое запястье – и я ахнула. Я ожидала, что Адам скажет что-нибудь легкомысленное, но потом увидела выражение его лица.
– Не жалей об этом.
Поначалу я растерялась, не зная, что ответить, и, просто стряхнув его руку, поднялась. Затем я развернулась и нахмурилась:
– Увы, Адам, я жалею.
– Почему?
– Мне действительно нужно объяснять это тебе? Как насчет Симоны?
Его лицо приняло то приводящее в ярость выражение, почти пренебрежительное, будто такое маленькое препятствие, как наличие у него девушки, не имело никакого значения.
– Джесс… Это нельзя сравнивать. То, что было между нами…
– Было – это ключевое слово.
Шум за дверью заставил нас обоих замолчать.
– Он не должен когда-либо об этом узнать, – прошептала я.
Адам сглотнул:
– Нет. То есть да. Ты, наверное, права.
Я встревоженно села обратно на кровать и принялась кусать ногти, прислушиваясь к движениям за дверью.
– Черт, что, если он уже проснулся?
– Это была дверь в ванную – иногда, если оставить окна открытыми, ее захлопывает сквозняк. Я уверен, что он все еще спит.
Я посмотрела на часы. Было всего 7:15. С тех пор как мы приехали сюда, Уильям обычно спал до восьми.
– Тогда я пойду.
– Полагаю, о поцелуе на прощание не может быть и речи?
Я неодобрительно хмыкнула:
– А ты как думаешь?
Я подошла к двери, приоткрыла ее и выглянула наружу. Путь был свободен.
– Помни – ни слова.
– Да. Хорошо.
Половицы скрипели под каждым моим шагом, хотя я шла на цыпочках вдоль стены, кралась, как плохая пародия на гибкого вора-взломщика, который уклоняется от лазерных лучей в Лувре.
Я бесшумно прошла мимо ванной и со стучащим в горле сердцем наконец добралась до входной двери. Моя рука была в сантиметрах от ручки… когда чертов петух снова закукарекал – и я чуть не выпрыгнула из собственной шкуры.
– Мама?
Я обернулась и поняла, что умру, если сейчас же не выдохну:
– Уильям! Ты хорошо спал? Я решила заглянуть пораньше, чтобы забрать тебя. Ты только проснулся?
– Нет, этот петух разбудил меня сто лет назад. Я смотрел «Стражей галактики». Потом я услышал тебя и подумал, что это папа проснулся.
– Хм-м… Нет, он, должно быть, все еще в постели. Я только что пришла, так что не могу сказать наверняка.
– Ты только пришла?
– Да!
– Как ты вошла?
– Я… Взломала замок. – Черт его знает, почему я выпалила именно это объяснение, а не что-нибудь попроще – как, например, «дверь была не заперта».
Его глаза расширились до умопомрачительных размеров:
– Ты умеешь взламывать замки?
– Ну… Вообще-то, тут было почти открыто. На самом деле так и было. Ха!
Он потер глаза.
– Так ты готов идти? – спросила я.
– Я еще не одет.
– Ну, тогда давай скорее. Нам нужно много всего сделать. Давай, поторопись-ка! – Я ни разу в жизни не говорила «поторопись-ка».
В этот момент дверь в комнату Адама открылась и он вышел, зевая и потягиваясь, в одних трусах от Пола Смита. Я покраснела до корней волос. А он улыбнулся. Можно было подумать, что он выиграл в лотерее.
– Доброе утро, солнце, – сказал он, взъерошив волосы сына, притянув его к себе и заключив в объятия. Я прикусила губу, волнуясь, что Адам пахнет сексом. – Прекрасный день, не так ли?
– Доброе утро, папа, – широко улыбнулся ему Уильям. – Ты в хорошем настроении.
– Просто радуюсь жизни, сынок, – сказал он, глядя на меня.
Я закатила глаза.
– Итак, – сказал Адам, отпустив Уильяма. – Как насчет сэндвичей с беконом на завтрак?
– Нам нужно возвращаться, – тут же вмешалась я.
Адам открыл было рот, чтобы возразить, но передумал:
– Ясно. Но ты можешь снова остаться на ночь, когда захочешь. Вы оба можете.
О, как мне хотелось задушить его.
– Ты оставалась на ночь? – повернулся ко мне Уильям.
– Всего лишь на полу, – улыбнулся Адам, явно думая, что делает мне одолжение. – Надеюсь, тебе было удобно, Джесс? Лучше бы я постелил простыни на надувную кровать, если бы знал заранее.
Адаму стоит навсегда перестать врать – он невероятно ужасно это делает.
– Ты же сказала, что только пришла, – сказал Уильям, и в его голосе явственно слышались обвиняющие нотки.
– Просто иди одеваться.
Он перевел взгляд с меня на Адама и вновь с Адама на меня:
– Что происходит?
– Ничего! – хором сказали мы с Адамом.
Он вернулся в свою комнату и оделся, пока я ждала его снаружи, барабаня по столу пальцами. Я абсолютно не могла и не хотела заводить с Адамом беседу.
Затем мы с Уильямом отправились в свой коттедж во вчерашней одежде под сверкающим солнцем, разогнавшим утренний туман. На террасах стали появляться люди целыми семьями. Их глаза блестели, они выглядели свежими и готовыми к новому дню.
Мне внезапно пришла в голову мысль, что я, должно быть, первая женщина в истории, которой довелось устало тащиться домой после бурной ночи во вчерашней несвежей одежде, вместе с десятилетним сыном, идущим рядом.