Я пыталась вспомнить, когда и почему именно я сказала, что отлично играю в буль. Папа всегда говорил десятилетней мне, что я рождена для этого, но когда я взяла шар, то поняла, что слишком много выпила, чтобы иметь острую как лезвие концентрацию, необходимую для игры. Или хотя бы для того, чтобы переставлять ноги.
– Давайте подбросим монетку, чтобы определить, кто будет бросать маленький шар, – решил Адам, вытаскивая из кармана горсть мелочи.
– Решка, – заявил Уильям.
Адам подбросил евро и прихлопнул его к тыльной стороне ладони:
– Решка.
Уильям взял маленький белый шар и, сосредоточенно сдвинув брови, бросил его на землю перед собой. Его первый бросок оказался неплохим, почти в метр длиной. Затем была очередь Адама, и его шар пролетел меньшую дистанцию, потом Руфус выбил его прочь.
Я ступила вперед, сжимая в руке шар. Становясь на позицию, я явственно ощутила на себе взгляд Симоны. Это странным образом увеличило мой уровень адреналина, и я сверхостро почувствовала собственные движения, отклонилась назад, размахнулась и бросила шар под безумным углом – тем самым вызвав много веселья у нашей публики.
Как оказалось, это было только началом. В следующие двадцать минут меня систематически громили все, и это было источником бесконечного развлечения Адама:
– Это не так сложно, Джесс.
– Я слегка заржавела, вот и все, – огрызнулась я. – Кроме того, если ты продолжишь в том же духе, мне придется припомнить историю с бросанием плоских камешков по воде.
Он засмеялся и покачал головой:
– У меня есть хороший трюк, если хочешь, я покажу.
– Я справлюсь без твоих уроков.
– Как хочешь.
– Ты могла бы кое-чему научиться, мам, – встрял в разговор Уильям. Учитывая, сколько раз за все годы я говорила ему то же самое, это ставило меня в неловкое положение.
– Ладно. Давай, покажи мне, что я делаю не так.
Адам взял шар и подошел ко мне, улыбаясь и играя им в руке.
Я ожидала, что он просто продемонстрирует мне какой-то безумный маневр со скачком, прыжком и резким выпадом, на который я отвечу закатыванием глаз и обзову его всезнайкой. Вместо этого, прежде чем я успела хоть как-то возразить, он встал прямо за мной, скользнул рукой по моей талии и взял меня под локоть.
Я замерла от его прикосновения. Кровь в моих висках застучала. Я встревоженно повела взглядом, чтобы проверить, смотрит ли на нас Симона. Но она как раз ушла в дом за чем-то.
– Вот так. – Я почувствовала его дыхание у своего уха.
Я рассмотрела вариант оттолкнуть его и добродушно пошутить, что он ведет себя чересчур снисходительно. Но когда его тело прижалось к моей спине, я не смогла этого сделать без того, чтобы привлечь внимание к тому, какое воздействие он на меня оказывал. Так что я осталась неподвижной, а в моем животе внезапно скопилось порочное удовольствие. Я попыталась замедлить дыхание.
Я чувствовала, как мускулы его груди двигаются, прижатые к моей спине, когда мы вместе размахнулись и бросили шар. Он покатился по земле в километрах от маленького белого шара. Это был худший бросок за игру.
Он выпрямился, и я тревожно оглянулась на него. Его лицо выглядело слишком серьезным, когда он прошептал:
– Не бери в голову.
– Толку от тебя, как от козла молока, – ответила я.
Я попыталась разрядить атмосферу шуткой, но она прозвучала так кокетливо, что я покраснела еще больше.
– Давай попробуем еще раз?
Когда он улыбнулся этой своей обезоруживающей улыбкой, нас прервал пронзительный звук голоса Симоны:
– Адам, я ухожу домой.
Она скрестила руки на груди, и мне стало стыдно.
– Симона, почему бы тебе не остаться и не заменить меня? – вмешалась я, отходя от Адама. – У меня совершенно не получается. Давай, я настаиваю.
– Спасибо, но у меня мигрень, – решительно заявила она.
– О нет! Это кошмар, – запричитала я, притворяясь, что не заметила тона ее голоса. – И часто они у тебя бывают?
Она сердито посмотрела на Адама:
– Кажется, в последнее время – да. Увидимся утром. Хорошего вечера, – бросила она и ушла.
Я ткнула Адама локтем в ребра:
– Иди за ней.
Он искренне растерялся от этого предложения:
– Зачем? У нее болит голова.
– Она злится на тебя, Адам.
– Что я сделал?
Но я не могла ответить на этот вопрос, потому что это означало бы признаться в той молчаливой перемене, которая происходила между нами. Той, с которой внезапно оказалось трудно бороться.
Дети Бекки и Себа друг за другом, как домино, отключились на диване у Адама: сначала Поппи, потом Руфус, затем Джеймс. Адам и Себ отнесли мальчиков, мертвым грузом повисших на их плечах, назад в их коттедж, а Бекки устроила Поппи в коляске. Ее маленькие пухлые пальчики сжимали уши розового кролика.
Уильям тем временем решил доказать, что «Стражи галактики» никогда не устареют, и устроился в гостевой комнате Адама, чтобы в семнадцатый раз посмотреть этот фильм на моем айпаде, пока я предложила помочь помыть посуду.
Когда я заглянула в комнату, он удивленно поднял на меня глаза и выключил экран.
– На что ты там смотришь? Надеюсь, не на что-то неприличное? – Моя голова вспыхнула пьяными фрагментарными мыслями о сайте о болезни Хантингтона, который я забыла закрыть в день грозы.
– Нет, нет, – сказал он, показывая мне гаджет, чтобы доказать, что он безуспешно пытался посмотреть видео под названием «Эпичные провалы».
– В этом ролике есть ругательства?
– Не очень… много, – ответил он и широко зевнул. – Я очень устал.
– Пойдем, нам пора возвращаться, а ты уже слишком большой, чтобы я носила тебя на руках.
Он простонал и перевернулся, накинув на плечи покрывало.
– Он может спать здесь, если хочет.
Жар от близости тела Адама заставил меня вздрогнуть, и я намеренно отстранилась:
– Уверена, он сможет дойти до дома, даже в такое позднее время.
– Нет, я хочу остаться здесь, – запротестовал Уильям.
Я перевела взгляд от своего сына к его отцу:
– Хорошо, но разуйся и сними носки и, по крайней мере, хотя бы ляг в постель нормально. Я приду и заберу тебя утром, ладно?
– Окей, – охотно сказал он и забрался под покрывало, стащив с себя носки и бросив их в моем направлении.
– Ну, спасибо, – скривилась я, поймав их, и подошла поцеловать его. Я позволила своей щеке задержаться на его коже и отстранилась, чувствуя, как мое сердце сжимается, побежденное одним из тех моментов истовой благодарности за то, что он у меня есть.
– Я люблю тебя, – прошептала я.
– Я тебя больше люблю.
– Нет, я люблю тебя больше всех на свете.
– Не может быть, – сказал он, и я рассмеялась, выходя из комнаты и думая, что Адам уже ушел.
Но оказалось, что он наблюдал за нами. В его глазах мелькнула неожиданная эмоция, и он подошел и поцеловал Уильяма в лоб, задержавшись на нем губами. Когда я вышла наружу, свет высоко взошедшей луны бросал тени на траву, а созвездия сияли над нами, как небесная паутина. Адам начал убирать кресла, а я перекинула через плечо сумку.
– Мне пора, – сказала я. – Уверен, что справишься с ним?
Он остановился и выпрямился:
– Конечно.
Я кивнула и пошла в сторону дома.
– Джесс?
– Да?
– Хочешь чаю? Ненавижу хвастаться тем, что могу заполучить незаконные товары, но у меня есть йоркширский чай.
Я автоматически улыбнулась:
– Кто твой дилер?
– Ее зовут Морин. Ей шестьдесят шесть, она приезжает сюда из Шропшира каждый год, и с ней лучше не шутить. Давай я поставлю чайник.
Я сидела на потертой скамейке возле его коттеджа и ждала, а тишину нарушал лишь лирический ритм цикад.
Когда Адам появился с чайником в руках, вид его силуэта в двери, освещенного комнатными лампами, заставил мои внутренности загореться желанием. Он поставил чайник с чаем на стол и переступил через скамейку, устроившись так, чтобы смотреть прямо на меня. Я отвела взгляд, сосредоточившись на изучении следов от сучков на поверхности древесины.
Он налил две чашки, затем поднял свою и чокнулся с моей:
– Твое здоровье!
Пока горячая жидкость скользила по моему горлу, я обнаружила, что вдыхаю его аромат, а моя голова кружится от воспоминаний.
– Что это за запах?
Он поднял глаза и шутя понюхал свои подмышки:
– Какой запах?
– Не неприятный. Я просто имела в виду… твой лосьон после бритья. Я подумала, что узнаю его.
Прошло мгновение.
– Это «Terre d’Hermès».
Я проглотила комок в горле:
– Ты всегда им пользовался.
Он выглядел так, будто я его в чем-то уличила:
– Ну, несколько лет не пользовался, но увидел его в Сарла и вспомнил, что он мне нравился.
Его темные глаза сконцентрировались на моих, и меня захлестнуло такое мощное чувство, что мои пальцы задрожали. Пока я сидела рядом с ним, мужчиной, которого я любила и ненавидела, мне внезапно показалось невозможным вспомнить причину, по которой мы не вместе.
Слабый проблеск логики в глубине моего сознания говорил мне, что сейчас самое время уйти. Но чувство, что другой человек может выворачивать тебя наизнанку одним только взглядом, было таким опьяняющим, что я не хотела, чтобы оно кончалось.
В тот момент я жаждала его. Я перевела взгляд на его губы и страстно захотела ощутить их вкус. Мне хотелось провести кончиками пальцев по его подбородку и понять, такой же ли он на ощупь, как раньше.
Мощное давление стало нарастать внизу моего живота, и я узнала чувство, которого не было у меня годами. Раскаленное желание, пульсирующее все сильнее, оттого что Адам не отводил от меня своего взгляда.
И прежде всего это напомнило мне об одной вещи. Что бы жизнь ни готовила мне, здесь и сейчас я чувствовала: я жива.
Я не сидела, забившись в угол, мучимая мыслями о своем будущем. Меня не разрывал страх за сына, мать и за себя саму. Я жила, дышала и чувствовала. Он склонился ко мне.
Когда наши губы соприкоснулись, поцелуй показался мне одновременно чем-то новым и старым, давно знакомым. Он приподнял и провел мою ногу над скамейкой, взял меня за руку и прижал к себе, обнимая, сплавляя сквозь одежду наши тела. Его губы глубже погружались в мои.
– Мы не должны этого делать, – прошептала я, выгибая шею, когда его губы переместились куда-то за ухо.
– Должны, – сказал он, проводя рукой по моим волосам, целуя мои губы, виски, шею, а у меня в голове слабо звучала мысль, что я пьяна и именно поэтому позволила ему зайти так далеко.
Но дело было не только в этом.
Я, может быть, и перебрала вина, но я хотела этого.
Я хотела этого, когда он взял меня за руку и встал, приглашая меня последовать за ним. Я хотела этого, когда он повел меня в коттедж, мимо двери, за которой мы оставили Уильяма, остановившись, только чтобы проверить, что он спит под покрывалом. Я хотела этого, когда мы прошли по коридору в другой конец его коттеджа и я вошла в его спальню, когда он закрыл на замок дверь и снова поцеловал меня, а его рука скользнула по моей спине.
Мы медленно раздевали друг друга, наслаждаясь каждым моментом оголения кожи и возможности прикоснуться к ней.
Я забыла, каким красивым был обнаженный Адам. Меня разрывало между желанием касаться его и смотреть на него – на мучительное совершенство его тела.
Мне не пришлось выбирать. Когда он опустился на меня, я ухватилась пальцами за его спину и почувствовала, как пульсирует моя кровь. Потом он остановился и приподнял мое лицо за подбородок:
– Ты знаешь, какая ты красивая? Ты знаешь, какой красивой ты была для меня всегда?
От его слов мои глаза защипали от слез. Но мне не хотелось говорить. Я хотела только ощущать в себе его жар и то головокружительное, всепоглощающее чувство, которое было в самом начале.