Лучезарное утро потоком хлынуло через окно в мою спальню. Я лежала на спине среди мягких белых простыней, глядя в потолок. Всю ночь я провела, убеждая себя в том, что Уильям не мог бы догадаться ни о чем, связанном с болезнью Хантингтона, и пытаясь понять и объяснить то, что произошло в дровяном сарае.
Единственный вывод, к которому я смогла прийти: мне нужно притвориться, что ничего не случилось. Потому что действительно ничего не случилось. Я просто, как говорит Уильям, «разволновалась». Каждый раз, когда я думала о том, как Адам смотрел на меня, и о своих ответных чувствах, все это начинало казаться нереальным. Больше похожим на курьезные сны.
Мы провели большую часть утра все вместе у бассейна, затем Наташа отправилась готовить ланч. Бекки и Себ перестали препираться, но меня поразило, что, даже когда они не ссорились, общение между ними все равно оставалось чуть более чем формальным: она спрашивала его, где надувные нарукавники, он у нее – взяла ли она успокаивающий крем для детской кожи.
Они обсуждали высыпания на коже, приучение к горшку, пользование электронными устройствами и молочные зубы, но ничего из тех вещей, о которых говорили в те дни, когда их глаза горели желанием и страстью. Они совершенно не могли расслабиться. В какой-то момент я сама взяла Джеймса и Руфуса в бассейн – чтобы организовать игру в волейбол, – но каждый раз, когда я смотрела на шезлонги у бассейна, один из них лихорадочно пытался успокоить Поппи, а другой метался в поисках пакета с подгузниками.
Они были одновременно лучшей и худшей рекламой родительства, которую я могла себе представить.
Мы собрали вещи и отправились назад в коттедж около половины второго, когда Наташа пообещала нам пир. Пока остальные бесцельно бродили по пыльному двору, в дверях появился Чарли и помахал мне. Я бросила свое мокрое полотенце и пляжную сумку на стул и подошла к нему.
– Были у бассейна? – спросил он.
– Да, но там сегодня людно. Все хотят насладиться солнцем после вчерашнего дождя.
– Слушай, я хотел спросить, не хотите ли вы с Уильямом прогуляться со мной и Хлоей чуть позже?
– Было бы замечательно. Уверена, он согласится.
– Ничего сверхактивного, – сказал он. – Я взял карту тропинок в замке и знаю очень милый маршрут у озера.
– Это свидание. – Жар поднялся по моей шее. – Ну, то есть не свидание как таковое. Но мы придем.
Он рассмеялся и отвел от меня взгляд, только когда зазвонил его телефон.
– Извини, Джесс. – Он полез за ним в карман, чтобы ответить. У него были красивые руки – гладкие и загорелые, подчеркнутые часами, которые любому, у кого самыми крутыми часами были Swatch, казались дорогими.
Я неловко стояла рядом, не понимая, попрощались мы или нет.
– Увидимся позже, да? – беззвучно сказала я, отходя.
Он прикрыл ладонью телефон:
– Около четырех часов?
– Хорошо.
Чарли был милым. То, что доктор прописал. Без какой бы то ни было претензии на серьезные отношения, что, учитывая мои обстоятельства, вызвало бы дюжину сложных и болезненных вопросов о будущем. Он был веселым, дружелюбным парнем, который живет по соседству. Так что мы вместе могли бы ходить в рестораны или в кино. Мы могли бы немного развлечься и, возможно, целоваться в субботу вечером. Это было бы так приятно. Я не могла выразить, насколько привлекательной в тот момент была мысль о приятности. Мне хватило сильных эмоций, хотелось чего-то такого сдержанного.
Мои мысли разбежались, как только я вошла в коттедж и услышала сдавленный голос Наташи:
– Слушай, Бекки, я не осуждаю тебя!
– Да? Но выглядит все именно так. – Бекки бросила свою сумку на стол.
– Что происходит? – спросила я, хотя было ясно, что они балансируют на грани ссоры. И, похоже, никто из них не готов был отступить.
У Наташи был вид чрезвычайно взвинченного человека, отчаянно пытающегося себя контролировать. Она делала те глубокие вдохи, которым учат на занятиях по йоге и которые так легко даются в спокойной студии, но совсем не просто – когда кто-то смотрит на тебя так, словно хочет задушить.
– Ты хотела знать, почему обед запаздывает, – медленно говорила Наташа Бекки. – А я просто сказала, что это из-за того, что жаровню, которую вы с Себом одолжили вчера, никто не почистил – так что мне пришлось это сделать.
– Ну, извини. – Бекки при этом не очень-то извинялась. – Сама попробуй управиться с тремя детьми, двое из которых устраивают третью мировую войну, у еще одного диарея, а другой провел полночи в нашей постели, потому что ему снились кошмары после просмотра «Коралины в Стране Кошмаров».
Наташа нахмурилась:
– Это четверо.
– Что?
– Это четверо детей. У тебя только трое.
– Я знаю, сколько у меня чертовых детей!
Наташа скрестила руки на груди:
– Бекки, мне жаль, что я упомянула об этом, правда. Но ты ведь сама спросила.
– Я спросила только потому, что у меня тут маленький ребенок, который начинает вести себя как гремлин, которого не покормили после полуночи, если она несколько часов не ела. Я не ожидала такой реакции.
– Нет никакой реакции, – мягко сказала Наташа. – Я вовсе не хотела ссориться.
Я прикоснулась к руке Бекки:
– Все в порядке?
Она потерла ладонью лоб:
– Тогда давай я сделаю что-то другое, раз ты почистила жаровню. Что нужно приготовить?
– Не нужно ничего делать, – продолжила Наташа, бросив на меня взгляд. – Слушай. Отдохни. Пожалуйста. Просто пойди и расслабься, а обед будет готов через десять минут, вот и все.
Бекки кивнула. Казалось, что она сейчас расплачется.
– Хорошо. Извини, – пробормотала она, развернулась и пошла прочь.
Наташа продолжила нарезать салат.
– Ты в порядке? – спросила ее я.
Она кивнула и встревоженно повернулась ко мне:
– В последнее время Бекки – это кошмар.
– Она в постоянном напряжении.
– Я знаю. Но это не значит, что все остальные должны из-за этого получать. Мы ведь тоже на отдыхе. Господи, посмотри на свою ситуацию.
– Я стараюсь этого не делать.
Она закусила губу:
– Как ты, Джесс?
Я подняла брови:
– С точки зрения здоровья, я в полном порядке. По крайней мере, сейчас. Но я паникую каждый раз, когда роняю бокал или спотыкаюсь на лестнице. Я упала на днях, когда была в Шато-де-Бейнак с Адамом и Уильямом. Я постоянно переживаю, что это начинают проявляться первые симптомы. И состояние мамы совсем не утешает.
– Бедная она, – Наташа озабоченно нахмурилась. – И ты.
Мне не хотелось сочувствия от Наташи. На самом деле оно мне было ненавистно. Когда несколько лет назад, вскоре после того, как мама сообщила мне страшную новость о болезни Хантингтона, я впервые сказала ей и Бекки о своей проблеме, это стало единственной темой, о которой они хотели говорить. Каждый раз, когда мы выбирались куда-нибудь выпить по коктейлю или кофе, они взволнованно задавали кучу вопросов.
Я знала, что они хотели как лучше, но меня уже тошнило от этого. Словно теперь это стало определяющей чертой для меня и мамы – все вдруг оказалось связанным с болезнью. Не с моим новорожденным малышом. Не с моими разрушающимися отношениями. Не с политикой, или «Кланом Сопрано», или новыми оттенками лака от «Шанель», или всем тем, о чем мы говорили раньше.
Спустя пару месяцев я прямо сказала им, что больше не хочу всякий раз, как мы встречаемся, говорить об этом. Я все еще я, а не одна из этих «храбрых» жертв, борющихся с болезнью, о которых читают в газетах. В особенности потому, что я совсем не храбрая. Скорее, наоборот. Так что хватит уже. Пожалуйста.
И хотя все началось заново (это было неизбежно) после того, как я узнала, что результат теста, увы, положительный, думаю, мой посыл до них наконец-то дошел.
– Слушай, насчет Бекки, не принимай это близко к сердцу, – подбодрила ее я.
Она выпрямилась:
– О, я и не принимаю. Я имею в виду, что мне жаль ее. Но я вовсе не собираюсь становиться для нее козлом отпущения или мальчиком для битья.
Я взяла нож, чтобы нарезать багет, и тут телефон Наташи издал звуковой сигнал.
– Wi-Fi явно благоволит тебе сегодня.
Она взяла телефон и посмотрела на экран:
– Джошуа запостил наши фото на «Фейсбуке». Думаю, он увлекся мной.
Она передала мне телефон, чтобы показать фотографию, на которой они чокаются бокалами шампанского. На другой они позировали с клюшками для гольфа.
– Как у вас все прошло?
– Джош был великолепен, но я не думаю, что это мой спорт. Я так надолго застряла у шестой лунки, что мы сдались и перешли к алкогольной части дня.
– Так ты?.. – Я приподняла брови.
– Спала ли я с ним? Нет, я держусь. Мне интересно, годится ли он на роль бойфренда.
Я снова посмотрела в телефон и пролистала его профиль. Мне действительно хотелось бы чуть потеплеть в адрес Джошуа, я уже начала думать, что, возможно, стала более нетерпимой, чем раньше. Его «лайки» на «Фейсбуке» – включающие несколько мускулистых танцовщиц кабаре и сайт под названием «Нет угнетению белых мужчин из среднего класса» – не особо помогли.
Выйдя из коттеджа, я обнаружила Бекки, которая собиралась с силами, чтобы почитать Поппи «Книгу без картинок», пока Себ обучал Джеймса и Руфуса искусству прыжков на «кузнечике».
– Ты рожден для этого, – улыбнулась я, когда ему удалось сделать три прыжка, прежде чем он упал в кусты лаванды. Я села возле Бекки и предложила Поппи немного хлеба.
– Фпасибо, тетя Джесс. Ты хорошая девочка.
– Слушай, у меня идея, – сказала я Бекки. – Почему бы вам с Себом не сходить куда-нибудь вечером, а я понянчусь с детьми.
Она взглянула на меня с недоверием и благодарностью:
– О, вот за что я так сильно тебя люблю, Джесс.
– Так ты согласна?
– Конечно же нет. Я ни за что не оставлю тебя со своими тремя детьми, да еще и с Уильямом в придачу. Но ты ангел, спасибо за предложение.
– Бекки, они будут в порядке. Я не потеряла сноровку, – возразила я.
– Конечно, не потеряла. Но Поппи просто будет все время плакать, Джеймс опустошит твой косметический набор, а я проведу весь вечер, переживая, во что я тебя втянула.
– Тебе не придется ни о чем переживать.
– Я подумаю об этом, – заключила Бекки, но я была уверена, что она уже решила, что этого не будет. – Мне нужно кое-что сделать, однако, – она посмотрела на дверь и вздохнула.
– Что?
– Пойти и извиниться перед Наташей.