Глава 41

Через день после моей поездки в Пюжоль с Чарли Адам явился в коттедж.

– Полагаю, твое свидание прошло хорошо? – У него было странное выражение лица, и я не могла понять: это его интересовало, забавляло или ему просто не хотелось упустить возможности вывести меня из себя. Я старалась выглядеть невозмутимо.

– Было здорово. Да. Спасибо, – сказала я, делая вид, что сходила на дневное чаепитие к графине Грэнтэм, а не на ланч с алкогольными напитками, который закончился поцелуями на переднем сиденье «Рендж Ровера».

Он пристально посмотрел на меня:

– Хорошо. Я рад.

Непрошеное ощущение начало покалывать у меня под кожей: не то чтобы неверности – это было бы смешно, – но все же чего-то похожего на нее. Даже если бы не прошло десяти лет с тех пор, как мы расстались, мне все еще хотелось бы бить себя по обеим щекам, напоминая, что тогда он сделал мне и что совсем недавно я застала его снимающим трусики со своей девушки.

– Что не так? – спросила я, чтобы заполнить чем-то тишину.

Его губы дернулись, будто он пытался скрыть улыбку.

– Ничего. Разговоры о первых свиданиях напомнили мне о… пабе «Грушевое дерево».

Название вызвало в моей голове поток воспоминаний о начале наших отношений.

Это была благоухающая июльская ночь, и мы скоротали день и большую часть вечера в эдинбургской пивной в саду под пологом золотого света, греющего наши плечи.

Мы сидели бок о бок на скамейке, так близко, что наши бедра слегка касались друг друга, когда мы двигались. Я смотрела, как он наклонял голову, когда говорил, и ощущала головокружительное тепло, когда он смеялся.

Я много узнала о нем в тот день: где он путешествовал, о его страсти к чтению. Я нарисовала себе образ мужчины, который вежлив с персоналом в баре, щедро дает чаевые, несмотря на то что у него совсем не много денег. Образ мужчины, который из кожи вон лез, чтобы подружиться с собакой-поводырем, чей хозяин сидел за соседним столиком, и который не устроил скандала, когда кто-то пролил свой напиток ему на джинсы.

И хотя я боролась с беспокойством перед свиданием, я не помню ни одной паузы в беседе. Говорить с ним было до странности легко и естественно. Когда одеяло темноты накрыло нас, я почувствовала, как его рука потянулась к моей. Затем я взглянула на него и поняла, как тону в этих глазах, абсолютно уверенная в том, что теряю себя в нем.

– Это было хорошее первое свидание, – согласилась я как можно небрежнее.

Он коротко улыбнулся. Потом наш сын показался в дверях и начал монолог о том, как желудок Вильгельма Завоевателя взорвался на его собственных похоронах.

В следующие несколько дней все, что, по мнению – и желанию – моей мамы, должно было происходить между Адамом и Уильямом, начало сбываться. Они не могли держаться порознь. Я продолжала искать какой-то скрытый мотив, логичную причину, по которой Адам – который был, в лучшем случае, неоднозначен в отношении своих обязанностей, а в худшем – отсутствующим отцом, – не мог насытиться общением с сыном.

Я понимала, что теоретически, формально это хорошо. Не в последнюю очередь потому, что я могла сообщить об этом маме, и это придало бы ей такой нужный импульс. Но я продолжала недоумевать, в чем был подвох. Мог ли Адам действительно наконец-то полюбить Уильяма, вот так просто? Правда ли, что он только сейчас заметил, что, хоть мы и разрушили все, что было между нами, у нас получилось создать этого прекрасного человека?

Мне оставалось только подавить свой цинизм и наблюдать за развитием событий. Кроме того, я не могла отрицать, что была некая развлекательная ценность в том, чтобы слушать беседы этих двоих. Уильям кружил вокруг Адама, предлагая помочь с работой – притворяясь, что отличает один конец отвертки от другого, – и читал отцу лекции обо всем, начиная от неспособности крокодила двигать языком и заканчивая тем фактом, что древние римляне вызывали у себя рвоту после ужина, чтобы освободить место для десерта. К чести Адама, ему все-таки удавалось не впасть от избытка информации в кому.

Я даже слышала, как однажды он сказал Симоне:

– Послушай, что Уильям расскажет об «Ужасных историях». – После чего Симоне был прочитан урок о египетской мумификации.

Во вторник утром Уильям отправился с Адамом по делам в Бержерак, а Наташа в это время играла в гольф с Джошуа: очевидно, раз этот спорт был достаточно хорош для Кэтрин Зета-Джонс, она решила дать ему шанс. Я воздержалась от вопроса, не предпочла бы она играть в гольф с Беном, потому что мне казалось, она боялась признаться себе в этом. И не было никаких сомнений, что она права по крайней мере в одном – если она хотела зажить семейной жизнью или, как минимум, завести более серьезные отношения – вряд ли бы это было возможно с недавним выпускником университета, которому едва за двадцать. Как бы ни был хорош Бен.

Я подумывала о том, чтобы прогуляться к коттеджу Бекки, но сперва собралась с духом и постучала в дверь Чарли. Вот только в тот момент, когда я решилась это сделать, его машины не оказалось на месте и дверь никто не открыл. Поняв, что у нас закончился хлеб, я поехала в ближайшую деревню, Правиллак, где был небольшой магазин с хорошим выбором товаров.

Дверь была открыта, и, как только я переступила через порог, тут же окунулась в сладкий аромат свежеиспеченных круассанов и посыпанных мукой багетов. Я взяла один, а также английскую газету и перешла в винный отдел.

– Немного рановато для этого, не так ли?

Усталые, но красивые глаза Себа улыбнулись мне, его светлые волосы были взъерошены, будто он только что выбрался из постели – в чем, учитывая время, когда просыпаются дети, я очень сомневалась. Я заметила за ним Руфуса, алчно разглядывающего сладости.

– Когда ты на каникулах, никогда не бывает рановато. Хотя я всего лишь глазела, клянусь.

– Я тебе верю, – засмеялся он. – Думаю, у тебя впереди еще долгий путь, пока ты не станешь как бедный старина Крис Поттер.

Мне потребовалось мгновение, чтобы вспомнить, что он говорит об их с Адамом друге по университету:

– Что случилось с Крисом Поттером?

– Ты не слышала? Он и Никки расстались пару месяцев назад.

– Я не особо поддерживаю с ним связь, если честно.

– Ну, он плохо это воспринял, если можно так выразиться.

– О боже. Мне жаль это слышать, – сказала я.

– Он слегка сбился с пути, как все мужчины после разрыва, – пожал он плечами. – Слишком много пьет. Спит со всеми подряд. Ну, ты понимаешь.

– Не только мужчины сбиваются с пути, – напомнила ему я.

– Это правда. Хотя женщины в целом, кажется, лучше справляются с такими вещами, не думаешь? Это старое клише – они знают, как об этом говорить, понимают, почему это произошло, поют «I Will Survive». Мужчины же… Делают странные вещи. – Он вздрогнул. – Сама мысль меня ужасает.

– Ну, я не думаю, что тебе стоит волноваться об этом, – заявила я, прежде чем успела подумать об этом. Как только фраза вырвалась и повисла в воздухе между нами, я поняла, что это прозвучало как предположение, некая возможность.

– Конечно, нет.

Его челюсть дернулась, и я не могла придумать, как ответить на это иначе, чем неловкой улыбкой.

– Хотя сейчас… все кажется сложным, – произнес он, заполняя тишину.

– Конечно, кажется. У тебя трое детей. Жизнь не проста, когда ты так занят, я знаю.

Он тревожно глянул на Руфуса, чтобы проверить, что тот вне пределов слышимости. Его младший сын наполнял корзину таким количеством сладостей, что сам шатался от ее веса.

– От мысли о том, что Бекки не будет рядом, меня тошнит.

Меня на мгновение заклинило в поиске ответа. Я беспокоилась, что лезла в ту сферу, о которой не хотела ничего знать. Но я почувствовала, что должна была спросить:

– Почему ты говоришь так, Себ? Вас ведь это не касается, верно?

– Нет. Да. Я не знаю. – Его грудь поднялась прежде, чем он сказал: – Сейчас я просто хочу, чтобы все было в порядке. В этом есть смысл?

Я кивнула:

– Есть.

– ПАПА? Можно мы купим это? Я думаю, это то, что пьет Халк, – спросил Руфус, показывая бутылку 70-процентного абсента.

– Минутку, Руф, – сказал он мальчику и повернулся ко мне: – Ты ведь не скажешь ей, правда?

– Конечно нет, – заверила его я, и он осторожно повел своего сына за плечи по направлению к чему-то менее зеленому и токсичному.