Хоррор был тем гласом, коим вещал я миру.

С «Юнглинстера, Радьо Люксембург» на длине волны 1295 м я вещаю от имени Британского отдела психологической войны непосредственно на Новую Германью.

Из Германьи я вещаю на Англью и Америку с «Радьо Райхсрундфункхаус» в Берлин-Шарлоттенбурге, Deutschlandsender; тройной мощности длинноволновым 165-киловаттником в Цезене, Хамбурге и Бремене.

Но радьо «ЧОРНОДОМ»… о, сия станцья была прекрасною моею красоткою, хребтиною моею, и любил я ея истинно. Еженощно сквозь нея обихаживал я почтенную британскую публику сардоническими инсинцуацьями и младенческими парами; вокализуючи и задаваючи загадки в своей лучшей бонвиванной манере.

Для тех из моих слушателей, кто дожидался телеграммы от Короля, я ставил Бернарда Ригли, поющего «Нелли и 69-ники», а затем, для лож мелкопоместного дворянства до мест в партере – занимался рукомеслом своим с яростною дозою ебли мозга курсом на Рок.

– Ура чернорубашечникам!

Нет такого долга, пред коим я мог бы пасть с большею настоятельностию, нежели отбраковка еврейчиков. Равенсбрюк, Бухенвальд, Нацвайлер, Маленький Лагерь, Флоссенбург. Я катал язык свой вкруг мускулистости сих звуков, уже и прежде доказавши полезность слов болье дерзновенных.

– Я много люблю мою малышку, – говорил я машине своей, – и вот моя длань на ней.

Ибо жировик есть человечья сумма всего известного.

– Черчилл, та штука, кою мистер Чемберлен вытащил из политической канавы и сделал Первым лордом Адмиралтейства, расстрелял лланеллийских горняков в Тонипэнди. Сидел в Палатах Парламента с мухою на челе, спокойный, яко будьте-нате, покуда демонстранты Ярроу, блядь, голодали. Когда он был ЧП от Олдэма, а я проживал в нумере 187 по Бромптон-стрит в означенном городке, мне частенько доводилось встречать его в подпитьи на Юнион-стрит – днем либо же ночью шатался он там безо всякого стыда. По временам я выделял ему случайного пинка, когда валялся он в каком-нибудь парадном либо же на ступенях городской ратуши. Убей я его токмо там же и тогда же, прикиньте, какой катастрофы Англья сумела б избегнуть.

С тощею жестянкою под боком, превосходственно перенаполненной «Сарсапарильею – Кровяным Тоником» излюбленным моим Томми Морэном, я обустраивался со слюною, блещущей на челюсти моей, и с видом человека, узревшего Асгард впервые. Однакоже спокойным и соразмерным тональностию, при том что варево пенилось из сердца моего и утишало натиск мой и вздрызг.

– Несомненно, еврей – прилежный работник там, где можно получить выгоду, – я вынудил язык свой лизать сетку. – Германец иль англичанин может подумать: «Что ж, на сегодня я поработал, теперь можно отдохнуть и немного насладиться трудами своими».

Не то еврей. Единственная разновидность наслажденья его – снисканье Власти. Там, где мы работаем, дабы насладиться чем-то в жизни, еврей работает, дабы стать хозяином своего положенья. Когда остальные отдыхают, наслаждаются жизнию, еврей цинически преследует добычу свою. Нет, я не оправдываю леность. Но мысль о том, что человек не может присесть и насладиться хоть каким-то удовольствием от жизни, и при сем не придется ему считаться с евреем вечно-бдящим, – поистине устрашает. Такое состоянье дел означает, что вся культура, все наслажденье должны уступить дорогу безжалостному стремленью к выгоде и ячеству. Фактор сей вложил большую, нежели принято осознавать, лепту в непопулярность еврейской расы.

Еврей либо раскидывает щупальца свои, либо ждет гробовщика, а ежели сим последним занимается, то, вероятнее всего, станет требовать уплаты неустойки за задержку с прибытьем оного.

Я расположен был к козням. Родившаяся в верности Его Величеству, воля моя к насилью николи не отсутствовала. Утонченнейшие творческие умы поколенья не опасались озвучить истину. Рой Кэмбл, Т. С. Элиот, Эзра Паунд, Джеймз Джойс, Уильямсон и Льюис – да и прекраснейший из всех великий Луи-Фердинанд Селин, у них всех имелась общая связь в неодобреньи ими еврея.

Эзра был мне добрым другом, каковым выступал и для Элиота, и для нашего Джойса. Мы с ним обменялись множеством писем касаемо вопросов от Поупа до Горацья, но ни на миг не забывали и иудеев. Отнюдь не совпаденьем было то, что Паунд воспитывал и превозносил юного Джойса. Он понимал ирландский темперамент лучше прочих. Лишь географья не позволила Джойсу стать моузлитом.

– Дастаччно любопытственно, что Линия Зигфрида по-прежнему на месте, – произнес я, пародируючи собою Нормана Бейлли-Стюарта. Сего ожидали мои не столь образованные слушатели, я же всегда был готов давать публике то, чего та, по мненью своему, желала, – мелкими дозами.

Я вцепился в микрофон, подтащивши рот свой поближе к металлической его обрешетке, тяжко сопя.

– Еврейская власть в Англьи тем более основательна, что, по крайней мере, до последнего времени, она тщательно маскировалась и удерживалась в потемках, что, естьли и не пристойно, было вполне действенно. Ныне ж еврей превратился в неизбежное присутствье – одиозное приближенье – тень, вытянувшуюся в полдень вашей близости – унцью кислого в фунте сладкого – ложку дегтя в бочке вашего меда – и Мертвой Главою у вас на банкете.

Глас мой полз и впадал в забытье на улицах, автотрассах, полях и лугах Англьи.

– Я желаю говорить с изначальным угнетателем чорного человека! Евреем в Табакерке; причудью жидомальчонок. «Джон Лайонз» не есть единственная еврейская фирма, заинтересованная в бакалее. «Великий комбинат универсальных магазинов» с общим капиталом в более чем один мильярд фунтов, охватывает собою «Левера», «МакРыболовства», «Липтона», «Сэйнзбёри», «Домашние и колониальные», «Объединенные молокопродукты» и множество иных им подобных концернов. Средь отыскиваемых в списке директоров имен – такие старые добрые английские фамильи, как Юргенс, Шихт, Хартог, Рийкенс и Ван ден Берг. Альтруистическье интересы сих людей в предоставленьи Англьи продуктов питанья и мыла опизденительно великолепно. Вся Организация там просто усеяна евреями!

К примеру, председатель правленья «Домашних и колониальных товаров» – сэр Джордж Шустер, член одного из самых влиятельных иудейских семейств. Кроме того, он отыскивает время выступать еще и председателем «Мэйпоулской молочки». Еще одно подразделенье – «Африканская и восточная корпорацья», торгует маргарином и мылом, так у нее в совете директоров подполковник Беддингтон, еще один еврей. Беддингтон через супругу свою связан с зажиточным семейством Беренсов, коя располагает крупным интересом в сети портных – «Монтэгю Бёртон Лтд.».

Средь выдающихся еврейских акцьонеров «Комбината Юнилевер» – «Корпорацья Предусмотрительный Банк», «Мидлендский банк», «Банк Баркли», «Нацьональный Вестминстерский банк», «Компанья Взаимного страхованья», «Шотландское страхованье жизни», «Союзное страхованье» и – господи спаси нас! – «Страхованье жизни британских вдов».

Ежели, стало быть, кто-либо спросит, как связаны банковское дело и страхованье с еврейскими интересами, то вот вам ответ: между «Лайонзом» и «Юнилевером» все сие аккуратненько распланировано, поетому никакой разрушительной конкуренцьи меж ними нет. Фантастически предполагать, что мелкие, независимые предприятья способны состязаться с такими гигантскими махинами продаж подобного порядка.

Когда же допускается тот факт, что не токмо банки и страховые компаньи пристегнули фургоны свои к Звезде Сиона, но тако-же и крупное количество Членов Парламента поступило сходным манером, легко заметить, что невозможно ожидать никакого врачевательного законодательства супротив злоупотреблений, кои может захотеться свершить торжествующим Князьям коммерцьи.

Интересно здесь спросить, не расценивает ли Парламент те Тревогу и Страх, в коих держатся сими купновзятыми Юденкратами торговли сотни тысяч, а то и мильоны британских людей, как улику британской любови к свободе. Долги, страх безработицы, болезнь и ее экономические результаты, постоянные потуги уплатить то, что не может быть найдено, – вот главные черты экономической Свободы, кою поддерживает большинство английского народа.

Возьмем, к примеру, пресловутого Монтэгю Бёртона. Откуда взялся сей Монтэгю есть еще одна неразрешенная загадка. Однакоже Морис и Бернард Бёртоны в Сомерсет-Хаусе зарегистрированы как русские. Они такие же русские, как я – китаец. Евреи они и первого, и распоследнейшего пошиба. Ранее прозывались они Орбахи. Но во времена еще ране, должно быть, было у них имя побиблеистей. Список директоров их тоже не весьма англо-саксонский. В оном содержатся такие фамильи, как лорд Гринвуд (Хамер Грюневальд), Давид Олинский, Эллис Гурвиц, Баронич Хузофф, Беддингтон, Беренс и, разумеется, Морис и Бернард.

У «Н. М. Ротшильда» главные вкладчики – «X. В. Бевингтон», еврей, Себаг Монтефиоре, также еврейской нацьи, еврейка леди Бэрон, а также Израэл Мозес Зифф, на чью расовую принадлежность в достаточной мере указывает само имя его, коий также является ведущим владельцем «Маркса и Спенсера». Сия последняя фирма – вполне себе зверинец. Сам мистер Спенсер пропал давным-давно; но деловое предприятье его контролирует Израэл Мозес Зифф с компетентным споспешествованьем Лютера Грина, Саймона Маркса, Нормана Ласки, Айки Мо, Александра Айзекса и Р. Ф. Наухайма. Последний представляет «Корпорацью промышленных финансов и инвестиций, Лтд.», чей совет директоров осенен именем лорда Мелчетта, еврейского контролера «Имперских химикатов Лтд.», П. Линденберга, А. И. Белиши, М. Любека и Э. Шпигельберга.

Мистеру Израэлу Мозесу Зиффу нет совершенно никакой надобности заседать в Правленьи «Банка Англьи», дабы все выходило по-егойному. Ему нужно лишь погрозить пальчиком, сидючи в зале заседаний «Маркса и Спенсера», – и банки затрепещут.

«Селфридж», «Вулуорт» и «Маркс и Спенсер» имеют мистера Израэла Мозеса Зиффа во всех трех компаньях, посему нет никакой опасности того, что меж ними разразится сериозная конкуренцья.

В Англьи модно делать вид, будто евреи не имеют никакого отношенья к Прессе. Иудейское влиянье, как бы хорошо сокрыто ни было оно, весьма крепко. Такие газеты, как «Таймз» и «Телеграф», представляющие высокие финансовые интересы, естественным порядком зависят от доброй воли евреев. Иначе говоря, они должны относиться к евреям, как к самой излюбленной нацьи. Два сих хорошо-известных изданья зависят, как и иные британские ежедневники – «Миррор», «Дейли Экспресс», «Ивининг Стэндард», «Сан», этцетера, – от рекламных объявлений. Ни единая крупная газета в Британьи не способна себя оплачивать лишь продажами себя. Огромный процент сего дохода предоставляется еврейскими фирмами покрупней – такими, как «Лайонз», «Адидас», «Комет», «Теско», «Смарт», «Маркс и Спенсер». Еврейскому рекламо дателю нужно токмо пригрозить снять свои рекламные объявленья, дабы посеять панику в правленьи газеты!

Еврейское влиянье во всех средствах массовой информацьи всепроникающе. Факт – во всех телевизионных компаньях имеется в советах своя доля абрамов, хаимов и изь, кои регулируют содержанье программ – и все новости, достойные освещенья, – для широкой публики. Еврейские интересы всегда представляются в благоприятном свете. Оцените недавний еврее-палестинский конфликт, где еврей Руперт Мёрдок (Беньямин Збигнев Фукс) защищал Израиль от мировых увещеваний, твердою рукою контролируя освещенье событий посредством «БСкайБ».

Покамест мы обсуждаем Крыс и Пропаганду, в скобках нам следует порассуждать и о слизнючейшем из евреев – Викторе Голланце, коий со своим издательским домом столько же свершил ради дела войны, сколько и Остреры с их ядовитыми «Новостийными фильмами».

Сэр Джон Фиц-Джералд, двадцать первый рыцарь Керри – полуеврей, парикмахеры-евреи Видал Сэссун и мистер Начес-с-Зачесом, леди Луи Маунтбэттен и сестра ее миссиз Мэри Эшли – все они полные евреи. Евреи второй четверти у меня в списке таковы: Джули Бёрчилл, Фрэнки Вон, Ралф Лорен… этцетера.

Скрипя зубами, я, отдыхаючи, откинулся назад во имя минутного раздумия.

Невзирая на доброжелательность и доброволье объевреенного гойства, ни единый иудей не должен чувствовать себя в безопасности от нашего прожектора. Вчерашние заголовки в «Ежедневной Почте» у лорда Ротермиэра задали сему тон и показали Стране Фокус-другой.

ХАЙЛЬ МОУЗЛИ, МОУЗЛИ, МОУЗЛИ

АНГЛИЧАНИН ХИТЛЕРА

Сей человек Хоррор, заверяю вас, знает цену жизни, прожитой отнюдь ни под какой не мартышачий танец (в отличье от кое-кого из протчих, кого я б мог здесь поименовать). Я был одним из весьма немногих в своем поколеньи, чья нога николи не ступала под тот ужасный бой. Всякий Старый Вояка и Служака вооруженных сил Англьи знает, чего я стою. По мировой политической арене я ходил брижником. Айзенхауэр и Кеннеди знали меня по имени и делили со мною стаканчик-другой «Орундатиса» и «Отрывного листка куколки» в рассужденьи вечернего аперитива за обсужденьем «Левиафана» Хоббза (пессимистической оценки сим филозофом чело века, почти что сравнимой с моею) либо Мецената – друга и благодетеля Вергилья и Горацья. С Чёрчиллом, чьи крабьи глазки поблескивали, жирным, аки жеребая баба, стоявшим в пышности, коварным, яко Опра Фокс, сматывающим ярдами с языка своего арго, покуда терпенье наше не истощалося, все было вовсе иначе. Человек подобного разбора должен хранить безмолвье либо же вверить мне мое возмездье.

Предсказуемое содроганье пробежало по живым костям тела моего, и принятая позицья припадошного поселилася в моем тулове. Я хрустнул, правая нога моя торчала прямо и натянуто, словно бы курсом ее ведали железные щипцы. Моя шуйца взделася и крюком обняла мне подбородок. Незримое давленье пригнуло мне выю, покуда глава моя не упокоилась на костном изгибе моего же плеча. Мой похвальный язык, оказавши уникальную услугу моей Синей желчи, излил токсичный буйвол горчичного газа и стрептококков.

– Мне хорошо ведомо, как виляется мир, тот любим превыше прочих, кто больше треплется и удовольствуется питием сладких вод из железистых источников Хэмпстеда; ибо железо сущностно для английского хребта.

То была Фея Эйре, предназначенная ко слуху ирландских евреев, нацеливавших курс свой к Св. Джайлзу-во-Полях к восточному концу от Оксфорд-стрит, одной из худших вороньих слободок и преступных кварталов в Лондоне. Где я, Хорэс Джойс, свеженький после губчатых домов Больного Мэнчестера, токмо-токмо поселился посреди обездоленных Джереми Диддлеров моего собственного прирожденного соотечественника.

Подавленными устами своими, словно бы жевал я жаркую вяленину, я предпринял возвращенье ощущенья уместности праздника моим слушателям.

– Добрый вечер, мистер и миссиз Америка, а также в морях все суда. Мы попытаемся избежать шахер-махеров и попробуем все ето сделать как можно более возможно Радьогеничным. Отличное представленье! Сегодня ирисочные духи потопили лайнер «Аякс» на самое дно ванны – трам-пампаммы. А где же «Ковчег королевский»?

Бурлесков ль я? Рекомендую прочесть устав нашей ассоциацьи, после чего проследовать ко брату Артура Г. К. Честертону и изучить «Балладу о белом коне»… коя немало повоздействовала на техасского писателя и литературного флибустьера Р. Э. Хауарда в его повествовательной поэме «Баллада о короле Герайнте», его сборнике «Бран Мак Морн» и его созданьи – гэльском воине Кормаке Мак Арте. А тако-же Артуро-Честертонова «агиографья» «Моузли: портрет вождя» стоит того, чтобы пролистнуть в ней несколько страниц.

Прокрутивши спиною-к-спине «Кобылку Босс» и «Золушку» «Соников», я в ярости склонился к их предшественникам: «Дорожному бегуну», «Мау-мау» и – стороне Б того величественного сингла – «Грязному грабителю» «Войцов». Представляючи Англью – «Половые пистолеты» с их «Телами». Представляючи Америку – «Судорги» с «Неким новым типа оттягом». (Два единственных коллектива недавнего прошлого, стоящих той соли, что пошла на их засолку.) Редкие выбраковки «Давай помедленней», «Разительной мисс Лиззи» и «Гадкого мальчишки» Лэрри Уильямза – незаменимый рок-н-ролл из хранилищ «Особицы». «Грубая сила» Игги Попа мило перетекала в «Полет валькирий» Вагнера.

– Разумеется, – саркастично рек я, – чел я те жалкие оправданья, что ныне сходят за фикцьи о моей жизни: «Смерть лорда Хо-Хо: личность Второй мировой войны № 1» за авторством Бретта Ратледжа, «Лорд Хо-Хо из Цезена» пера Джоны Бэррингтона, коий в своей еженедельной колонке в «Ежедневном експрессе» о моих приключеньях впервые и придал мне сие прозванье… а также прочие, слишком многочисленные для здешнего упоминанья.

И так называемые «факцьи» о моей жизни: «Лорд Хо-Хо: Полная исторья Уильяма Джойса» Джона Алфреда Коула, «Говорит Германия – Радьо-война лорда Хо-Хо» Отто Хайнриха, «Значенье измены» Ребекки Уэст, «Процесс Уильяма Джойса» К. Э. Беххофера-Робертса, «Англичанин Хитлера: преступленья лорда Хо-Хо» Фрэнсиса Селуина, «Всезнайка лорд Хо-Хо и прочие причуды» Джеймза Кларка, «Процесс Уильяма Джойса» под редакцьею Дж. У. Холла из Среднегно Замка, «Ренегаты: англичане Хитлера» Эдриэна Уила и прочая. Общего в них всех одно – снисходительный взгляд на личность мою и достиженья. Но я реалист и посему осознаю, что будь сии книги написаны из симпатьи ко мне, так николи б их не издали, не говоря уж о том, что не продавали б их книжные магазины всего мира. Почти без единого исключенья вся книжная промышленность уснащена самыми цензорскими, ханжескими и бесхребетными людьми. Суть тут в том, что сие суть самые наираспоследнейшие люди, кому следует доверять выкладыванье истинных фактов на публику. Вас ничуть не удивит, когда повсюду в сем рукомесле вы отыщете длань еврея.

– Я горд находиться средь мужчин и женщин английского Фашистского Движенья и своих слушателей понужаю к раскопкам в совести их, дабы влиться в наши ряды ради Великой Британьи, свободной от инфильтрацьи грязелюдей и стад дворняжек, что каждоденно грозят нашей свободе.

В глазах некоторых я могу оказаться человеком негибкого таланта и эклектичных забот – однакоже спесив я тем фактом, что в деемом мною я наилучш на свете. Ничто меня не обставит. Как сие докажут грядущие года. Доктрина моя – в «АНГЛИЙСКОМ ЛОРДЕ – АМЕРИКАНСКОМ ХОРРОРЕ», и прочесть ее там может всякий.

Естьли вы любите свою страну, вы – Нацьонален. Естьли вы любите ее народ, вы – Соцьялист. Будьте Нацьональным Соцьялистом.

Агенты Международной Тьмы, финансисты, Властители Иуды, Сатанисты, Сыны Бафомета скрежетали зубьями, покуда народ Англьи ликовал. Им полынь и желчь видеть, что англичанам поябать налету касаемо Юденполитики. В точности, как во Фройдовой психологьи, Джазе и Сюрреализме, еврей любит видеть, как бедный гой выставляет себя полнейшим ослом, сползаючи вниз на четвереньках, с цилиндром на голове и куском мыла во рту, посему для еврейского ума есть что-то восхитительное во всем том продолжавшемся гомоне, во всем лицедействе и в тысячах возможностей для теневой интриги, что предоставлялись что ни день.

То, что нас, принадлежащих к Фашистскому Движенью, и партнеров наших в Европе не отшвырнуло назад, в хаос 1648 года и даже еще дальше, было делом рук одного жителя деревни Браунау, родившегося у бедных родителей, обучавшегося в нужде и по-солдатски подготовленного в окопах: в него стреляли, поначалу – неприятель, затем – предатели в его же собственной стране, – в него стреляли, и избран он был Богом провести мир сквозь величайшую революцью после Возрожденья: я говорю об Адольфе Хитлере.

Евреи покидали Отечество потоками. Те, кто противился Нацьональной регенерации открыто и активно, поощрялись к уезду. Но большинство уезжало, поскольку видело, что возможности к эксплуатацьи исчезнули, Англья же представляет собою гораздо более прекрасное поле для их деяний. Я познакомился с одним евреем, уехавшим еще в начальные дни. В Англьи к нему отнеслись как к мученику, заслуживающему всей помощи и участья, койми его можно было б наделить. Его отправили в университет и бесплатно оборудовали к профессиональной жизни. Он стал мелким светским львом – как жертва нацьоналистичной тирании. Ему неплохо были известны мои взгляды, а посему улыбался он вполне цинически, одним декабрьским днем рассказываючи мне, что праздновать Рождество возвращается в Бельзен!

Комстокерия тут часто бывает сподручна.

Человек есть болезнь космоса – некая заразная екзема либо уретрит. Не удивительно, что солнце столь жарко, а луна столь диабетически зелена! Все стойкие истины, что вплыли в сей мир, подвергались яростной оппозицьи так, словно бы они были волнами оспы. Явите новую истину какого-либо естественного правдоподобья пред огромным скопленьем мужчин и женщин, и ни единый из десятка тысяч не заподозрит существованья ея, и ни единый из сотни тысяч не воспримет ея без жесточайшего сопротивленья. Истина есть скользящая лестница, мы рождаемся с конгениальною неспособностию к оной.

Победы Британьи бесплодны. От них она нищает, от них народ ея голодает. Они оставляют ея лишенною рынков и благо состоянья, коими располагала она всего лишь несколько лет назад. Но превыше всего они оставляют ея с невообразимо большею трудностию, нежели имелась у нея. Мы подступаем к концу первой фазы европейской исторьи, однакоже следующая будет отнюдь не счастливей – она окажется мрачней, жестче и, как знать, кровавей. И вот я спрашиваю вас по всей чести: способна ли Британья выжить? Я глубоко убежден, что нет. Es lebe Deutschland!

К несчастию, миграцья еврея в более умеренные зоны и последовавшая засим аппроксимацья кожею его к Белому окрасу подвела его к открытью, что он и в своей, и не в своей тарелку у рас, располагающих равновесьем, простотою и традицьею дерзанья и стремленья, любови и песни, а также смеха, кои по временам ему представляется случай Обезиании копировать, но вот абсорбировать – николи. Раса его и образ жизни его расы суть низши.

Как токмо еврей оказывается в Британьи, какое-то время существует он лишь запахом масляной тряпки, меж тем же собирает воедино вековечные базарные инстинкты свои и начинает применять их в деле.

Приходит жид и к средостенью джунглевого гама. Возникает впечатленье, что все дичайшие и непристойнейшие животные мирозданья согнаны в улицы и принуждены реветь, и выть, и неистовствовать, и вообще устраивать пандемоний. Предполагаючи сим полнейшую деменцью всех тварей сотворенных.

Еврей проворно прирастает итонским и баллиолским выговором, коий не опозорит и диктора «Би-би-си». Однакоже удерживает он в себе расовое сознанье, кое поддерживает связь его с подобными ему выскочками во всех частях света. Когда ж еврей, блядь, пробивается, то становится на краешек господствия над миром, уже принятый обществом в разложеньи его.

Именно в сей миг коллективный невроз его расы, ея вековечное ощущенья неполноценности возникает в форме ни с чем ни сравнимого бесстыдства и надменности, кои и влекут за собою его разгром. «Английский» еврей обнаруживает подле себя трущимся с ним плечьми у высоких кресл полуграмотного, полу-недо-англизированного жида. Уничиженье культуры до нижайших уровней придает ему в современном обществе неохватнейшее преимущество.

В универсальном языке вульгарности еврей есть главный мировой эсперантист. Естьли продюсирует он, скажем, сине-картину своего собрата-еврея Вуди Аллена либо подобную ему жидовскую пропаганду или же дрянь, тогда вот еврей и делает на ней свое состоянье, поскольку копаться в подобных помоях есть его природный дар.

Финансово, социально, политически, культурно еврей низводит все на тот уровень, где он сам чувствует себя, яко рыба в воде.

Отправиться в плавательный бассейн где угодно в Лондоне, Мэнчестере или же Бёрминэме – да или какой ни возьми крупный город, – столь же действенно, аки крещенье в реке Иордан; человека семитское сало положительно помазает.

Не так давно к святому нашему маршу через Сохо, по улицам, вдоль коих проходили громадные колонны Чорных Рубашек, на мостовые набились битком глубоко заинтересованные люди. Однакоже между людьми теми и нами, во фронте толп, пришедших посмотреть, имелась окаемка жидов и хулиганствующих дружков их, все хари искажены были даже превыше любых недобрых намерений Природы, все потрясали тупоумными стиснутыми кулаками, все выли во всю мощь картавых глоток их оскорбленья и увлеченно производили грязнейшие из жестов, особенно, когда в зону действия их непристойных глоток вступил великолепный корпус чорнорубашечниц.

Компанья тех ползучих сракоебых жидов бежала обок нашей маршировки Чорных Рубашек, представляючи собою, быть может, самый фантастический эскорт, когда-либо сопровождавший отряд людей на марше, состоя по преимуществу из самых что ни есть несимпатичных образчиков еврейства. Сии Обезианоподобные твари буквально танцовали вдоль по дороге – танец чистейшей истерической ярости… сия публичная враждебность лондонского отвратительного испода еврейских и синтетически еврейских выблядков предоставляла нам пропаганду ценности, не сопоставимой ни с какою ценой… великолепнейшую пропаганду Нацьонального Соцьялизма.

Во всей скорби своей я должен высказать то мненье, что раса, способная столь отвратительно насиловать чувствия своих британских хозяев, есть раса сброда, и чем скорее мы избавимся от как возможного большей их численности и разорвем финансовую их удавку, тем лучше сие окажется для грядущего величья английского народа.

Я прибыл, и дабы доказать сие, я – здесь. – Семя принесло мне в рот без приглашенья, оно подъялось, яко ложка варенья из бурчащего живота моего. – Я знаю, инспектор Пиздюк меня слушает, как и сотрудники Особого отдела и «Эм-ай-5» в рассужденье возможного уголовного меня преследованья.

Полиция ныне неизменно идет по пятам моим. Со всеми вами мы увидимся сегодня вечером в «Вывеске судьи-вешателя», выпьем по рюмашечке.

Я протянул длань свою с целительным намереньем, и рука моя схватилась за горсть композиций Ван Влита: «Абба-Забба», «Золотые птички», «Блюз Дахау», «Труп пачуко», «Ну», «Цепной блок летучей мыши», – вызвав у слушателей моих такое состоянье, догадался я, что повергнет их приступы дрожи.

Поставивши им Диаманду Галас, исполняющую подборку из Сондхайма, я продолжал, яко Рассекающий Хоррор, будоражить ксенофобскую юшку мира. «Враг общества», «Пробег ДМК», «Куб Льда», «Негритосы с вызовом», «Клан Ву-Тэн» и тому подобные, наращив злости – гремучезмейные негритосы напоминают нам, что мы лишь на шаг отстоим в прошлость от будущности, – и я воззвал всею своею зажигательною болтовнею, заглушавшею собою «Pierrot Lunair» Шёнберга и «Весну священную» Стравинского.

– Я желаю Англьи получше. Кому не хотелось бы Англьи получше? Не просто вернуться к Имперьи и Экспансьи, но – подлинной гордости, выраженной старым Альбионом, нашими нацьональными достиженьями, превосходящими оные всех стран, исключая Германью. Не видя, мы въехали верхами в дол проклятой крови, и к вящему вреду своему позволили чужеземной КРОВИ загрязнить наше священное наследье. Англья стала цирком дворняг. Отбракованные, припадошные, согбенные, ментальные калеки сего мира, торжествуя, оседлали Родину-Мать нашу, по ходу ебя ее до полного коленопреклоненья безо всякой пощады. Раздатки по всем субконтинентам этнических отбросов на земле ослабили нашу божественность.

Что есть ныне Англья, как не посмешище Земли? Мы столь не уверены в стоимости нашей, что под личиною либерального морализаторства вышвыриваем величайший наш авуар – чистоту английской крови.

Мы – единая нацья, с единою кровию, нам завидуют меньшие существа. Наше наследье в мировой литературе непревзойденно – сие множество выдающихся писателей, сознающих ценность английской крови: «Сапер», Джон Бахен, Этел М. Делл, Сидни Хорлер, Уолтер де ла Мар, Роуз Файлмен, Эдгар Уоллес, Джеффри Фарнелл, Херолд Пинтер и его птицешеяя супруга Джилл Беннетт, Мэрион и Томми Стоппарды из Хэмпстеда, Филип Ларкин, Дж. А. Хенти, Кингзли Эймис и Элизабет Джейн Хауард, Киплинг, Пёрл С. Бак, Джеффри Арчер, Джейн Остен, Рафаэль Сабатини и Толбот Бейнз Рид.

Итак, ныне никакой Дани не полагается отдавать тому, что Дэмоны, каковы б ни были оне к тому времени одержимы, имеют сказать. Пускай же принято будет к сведенью, что осажденные Личности называются Энергуменами из ЭПТОМАТА Агитора. Те, чьи Тела преждевременно возбуждены так, чтобы подвергнуться опасности быть сброшенными в Пламя, хоть и околдованы они могут быть, вне всяческих сомнений осаждены Дэмонами.

Вспрыгнувши звукоснимателем на Большого Джима Хоторна и версию «Поезда-беглеца» работы «Четверки кленового листа», я с готовностию предоставил аккомпанемент, подведши к вокализацьи собственные свои силы йоделёра. Взбираючись по гаммам екстаза, я выкрикнул радость свою высоким перезвоном яростного завыванья, отчего у Гаса и Джека на лицах написались виды неспокойствия, а вот у Томми Морэна – отнюдьственно: он яро пялился в ажитацьи красными зенками свойми на тех двоих – в надежде, уверен я, уловить от них хотя бы слабейшее дуновенье еврея.

– Все живые существа лучше развиваются без паразитов, а все живые паразиты развиваются здоровей в носителе своем, коли он ослаблен лишь чуть-чуть. Естьли паразит уничтожает своего носителя, тем самым он обеспечивает уничтоженье самому себе. То же и с Глянцем в Европе. Еврейство не заходит, конечно, в такую даль, чтобы уничтожить свою нацью-носителя. Поступай оно таково – лишило б себя основы собственного существованья. Еврейство не способно процветать меж крепких наций. Сим определенное количество саботажа нацьи-носителя – в его интересах. Лживостью еврея приходится восхищаться.

Компанья «Шадрах Месех и Абед-него», изготовители «Растопки Вжик» и отчасти-владельцы «Хэрродза» (вместе с сими жидовскими мусульманами Аль Фаедом и дохлым сыном его Леденцовою Куколкою) свои приподстроенные бошки сунули во все финансовые институцьи и буржуазные пироги Англьи.

Птолемей антисемитизма, совершенный, абстрактный и абсолютный, располагается до и после Времени. Собственное сердце Преисподней породило еврея с природою, скользящею, яко змии.

Свет солнца николи больше на них не склонится.

Евреи, сия раса осквернителей хозяйских гостий; отвратительные, заразные, бешеные орды, поставленные вне закона по праву… подлейшая раса, запятнанная кровию и отягощенная виною раса преступников.

Евреи, на ком хорошо сидел Кровавый Навет Агобарда и Амоло, будучи сегрегированы и исключены изо всех выгодных занятий, вскоре пожрут весь капитал свой и затем, соответственно своим наследуемым инстинктам, станут преступниками. Когда сия стадия станет достигнута, пред нами предстанет нагая необходимость истребить еврейский подниз теми же методами, кои в нашем упорядоченном Государстве всегда используются для разбирательств с преступниками, а именно – Огнем и Мечем.

Сократить их рать и испить чорную темь «Hackenbräu» за их пагубный компост – сие моя кроваво-красная судьба.

Рефлексы их касаемо планетарной нашей деятельности жестоки, алчны и беспощадны. Видя жестокость и враждебность, кои евреи причиняют нам, – что в поведеньи их по отношенью к нам, они меньше напоминают людей, нежели первобытные звери, – мы должны встать затаенно пред бурею их.

Со Времянем, огроменным, как сам, блядь, Марс, за нашими спинами, стоим мы пред мором «De Judæis» с осуждающим сердцем.

Что ж еще будет Вековечным тогда, как не абсолют НЕНАВИСТИ.

С суетою преклонил микрофон свой я вниз и предоставил выход своей желчи (цветом схожей с кровию Билли Боунза). Честию клянусь, меня б невозможно было отговорить от выклицанья имени противника мойво с полною данною благодатию. И вечно мог я слышать низкие фырчки жидовинов, колотившихся вкруг слов моих, угрожаючи преуменьшить рвенье мое.

– Когда на поле битвы падают сумерки, сие сумерки Царства Иуды на Земле.

Рек я, темно вспыхнувши, и ножны лучей, чорных, яко мартовскье порывы, соплыли со гребня моего.

С мышиаковою кровию и тягою сердечною играть в Разборщика Еврея вовсе не было мне в тягость.

– Они Бога соблазнили – евреи сии – в последний раз. Они вложили глас мой в ножны, аки профилактики.

Я обрамил прощальное свое слово во тщательный шопот.

– Прощайте.