35

Маркус был раздет догола, привязан к креслу внутри катера, на глазах – повязка.

– К-кто здесь? Можно, я… Эй, здесь кто-нибудь есть?

Парень выпрямился в кресле. Послышался приглушенный скрип. Он напряженно прислушался. Скрипнуло где-то справа, у двери.

Звук повторился – он шел снаружи.

– Эй! Эй! Я здесь! Помогите! Вы меня слышите?

Маркус засучил голыми ногами, липкими от собственной мочи. Разум замутился, боль еще не прошла – что эта мерзавка с ним сотворила? Засунула что-то в рот, вырубила подчистую.

– Я здесь! Прошу вас, помогите! Мне нужно…

Чавкнул воздух. Опять справа. Это открылась дверь.

– Слава богу! – воскликнул Маркус.

Рано радовался.

– Д-думал, что застрял тут до утра, – пожаловался он невидимому гостю. – Уже начал волноваться. Слава богу, что вы появились.

Выгнув спину, как отличник в школе, Маркус выставил подбородок, чтобы спаситель снял с его глаз повязку.

Однако тот не торопился ее убирать.

Немного растерявшись, Маркус отклонился назад, чтобы выглянуть из-под повязки. Внутри катера было темно, но он чувствовал движение воздуха. Кто-то медленно обошел вокруг пленника.

– Кто бы вы ни были – я вас слы…

Что-то мазнуло по лицу Маркуса, разрезав и смахнув повязку прочь.

Он поморгал, привыкая к свету. Лицо его вытянулось, когда он увидел…

– Нагнали вы на нас страху, Маркус, – произнесла широкоплечая индианка со смоляными волосами, забранными на затылке в тугой хвостик.

Багряно-коричневая кожа досталась ей от отца-шошона, голубые глаза – от матери.

Последний раз Маркус видел ее год назад, после провала в Монтане.

– Тереза, не надо… – взмолился он.

Ему хватило ума обратиться к ней настоящим именем, а не кличкой, которой все за глаза ее называли – Финита. Как во фразе «финита ля комедия».

– К-клянусь жизнью, Тереза… Я ничего не сделал! – выпалил он, опять обращаясь к женщине по имени, полагая, что избежал ошибки.

Будь он умнее, знал бы, что Фините ее кличка нравилась.

– Твои друзья волнуются, – произнесла та, замерев на месте и откинув плечи назад.

Даже покачивание лодки не нарушало ее позы. Отец научил Терезу держать правильную осанку и много чему еще – как швырять бейсбольный мяч, вязать рыболовные узлы и даже свежевать кроликов без ножа. Став повзрослее, Финита поняла: папе хотелось иметь сына, а получилась дочь. Но когда мать погрязла в наркотиках и совсем потеряла человеческий облик, отец не отпустил дочь от себя и сбежал из резервации, чтобы Тереза не стала одной из тех индейцев, что, «присосавшись к племенной титьке, бьют баклуши на доходы от игорных домов».

Самое раннее воспоминание Финиты – то, как она в семилетнем возрасте ныряет в папин пикап и они тайком уезжают посреди ночи. Лишь много лет спустя она узнала, чтó отец учинил вечером накануне побега, однако по сей день запомнила его строгий наказ: если ты слаб – тебя съедят; бей гиен прежде, чем они сбегутся на пир.

– Маркус, ты помнишь тот ресторан в Монтане, где мы сидели? Там еще продавали изумительные бургеры из буйволятины.

– Тереза, прошу тебя… Ты же понимаешь – я ничего не рассказал.

– Как, бишь, он назывался?

Финита похлопала по бедру ладонью, пряча в ней старинное оружие под названием «багнак», или «когти тигра». Оно состояло из четырех загнутых лезвий, прикрепленных к поперечному стержню, который легко удерживать в ладони. Финита срезала им повязку, закрывавшую глаза Маркуса, оставив на щеке парня небольшую царапину.

– Какое-то дурацкое название вроде «Текила-Пересмешник».

– К-клянусь племянницами… я ни слова… ни звука! – пролепетал Маркус, заметив наконец две капельки крови, скатившиеся со щеки на колени.

Он хотел вытереть кровь, но руки все еще были привязаны к креслу.

– Помнишь кукурузу с козьим сыром? Сказка! – продолжала Финита, поднимая с пола одежду Маркуса.

Карманы джинсов пусты. Он не дурак, чтобы таскать с собой бумажник. Одноразовый телефон лежал на соседней стойке. Финита проверила остальные карманы.

– Маркус, где твой второй телефон?

– Ос-оставил в машине. Клянусь! Его здесь нет. – Он снова истекал потом, ляжки прилипли к ножкам кресла.

– Эта девушка, Нола… Я знаю, что она нашла твою машину. Значит, твой телефон у нее, не так ли? – произнесла Финита, осматривая остальную часть каюты.

На барной стойке она заметила пустой стакан и пластмассовый колпачок, каким закрывают пузырьки с лекарством.

– Она тебе дала какой-то препарат.

– Вопросы задавала. Я не отвечал! Она знает о Гудини. Спросила о нем по имени! Но я ничего не сказал! Ни словечка! Ты же знаешь – я не такой, правда?

Финита уставилась на Маркуса, ее тело пребывало в полном покое, словно она и не дышала.

– Тереза, не надо!

Женщина медленно сделала шаг к Маркусу.

У пленника из глаз хлынули слезы, из носа потекли сопли.

– Умоляю – скажи, что ты мне веришь!

– Я тебе верю, Маркус.

Со вздохом облегчения Маркус откинул голову назад. В этот самый момент Тереза взмахнула рукой, тигровый коготь глубоко рассек глотку пленника вместе с сонной артерией.

В кино кровь из перерезанного горла хлещет во все стороны. В реальной жизни кровоток подчиняется сокращениям сердца, кровь стекает вниз ленивым водопадом. Маркус хотел еще что-то сказать, но не смог.

Достав свой одноразовый мобильник, Финита набрала номер, в то же время не спуская глаз с безжизненного тела. Еще один папин – и армейский – урок: всегда доводи дело до конца.

Раздался щелчок – трубку кто-то поднял. Оба абонента не произнесли ни слова – Финита послала условный знак.

Но тут, к ее удивлению…

– Там была эта девчонка? Нола Браун? – полоснул резкий, как цепная пила, мужской голос.

– Не беспокойтесь, – сказала Финита. – Я ею займусь.

Снова наступило молчание – ответный условный знак: «Смотри у меня». Не говоря больше ни слова, оба нажали на отбой.

«Гриль на Реке», – вспомнила Финита на пороге каюты. Вот как назывался ресторан в Монтане. Барбекю – пальчики оближешь.