19
* * *
Ноле двадцать шесть лет.
– Опорожнить карманы! – приказала она.
– Думаешь, я вооружен? – с улыбкой спросил Зиг.
– Без разговоров.
Нола его не узнала, понятия не имела, что незнакомца зовут Зиг. Впрочем, ей никогда не нравились обаяшки, и этот тоже не понравился.
– Нож! – сказала она, махнув пистолетом. – В правом кармане.
Зиг в замешательстве остановился.
Нола сразу определила, что он с ножом, стоило ему войти в комнату. При первом же импульсе страха руки незнакомца сами собой потянулись не к поясу, груди или лодыжке, где мог быть спрятан пистолет, а в брючный карман. Баллончик со слезоточивым газом? Вряд ли, мужик староват и, вероятно, слишком много о себе мнит. Остается холодное оружие.
Зиг выложил на подставку ключи и складной нож – «Трайдент Элит» фирмы SOG.
Широкое лезвие. Типичный военный выпендреж. Однако обвисшие плечи указывали на отсутствие выправки. Нож необычный – с глубокой зазубриной на тыльной стороне лезвия, чтобы можно открыть одной рукой, пока вытаскиваешь из кармана. Зазубрина наносила дополнительные повреждения при каждом ударе. Возможно, пользовался им на работе.
– А ключ?
– Я выложил ключи. Они…
– Другой ключ. Настоящий. – Нола приподняла ствол, нацелив его в грудь незнакомца. Тот едва ли обратил внимание, не отшатнулся. Словно не слышал, что ему сказали.
Нола присмотрелась повнимательнее. Пятидесяти лет. Обручального кольца нет. Еще хорош собой и явно это сознает, судя по тому, как выпячивает подбородок, словно выставляя лицо напоказ. Однако давно не стригся – волосы отросли и закрывают уши, брови торчат клочками. Признак одинокого мужчины. Или такого, с кем женщины не задерживаются.
Больше всего обращали на себя внимание темные круги под глазами. Во взгляде – огонек, но вместе с тем – странная тоска. А как он на нее смотрит… Нет, не просто смотрит – изучает, будто давно ее знал и теперь опять встретил.
– Нола, – наконец произнес Зиг.
Девушка не ответила, не убрала палец со спуска.
– Нола, это – я. Я знал тебя маленькой. – Зиг сделал шаг вперед. Даже двигаясь, он, казалось, пребывал в состоянии абсолютного покоя. Привык распоряжаться. И лгать тоже.
– Я вас вижу впервые в жизни. – Нола передернула затвор, целясь в шею незнакомца. – А теперь отдайте мне ключ.
– Не понимаю. Какой ключ?
– От гроба.
– От гроба, в котором должна лежать ты? У деревянных гробов не бывает ключей – одни защелки, – объяснил он. – Кроме того, гроб пуст. Труп увезли.
Нола подвела итог наблюдениям. При разговоре незнакомец делал странный жест, касаясь кончиком языка правого резца. Это могло быть признаком как правдивости, так и лжи.
– Что вам здесь нужно? – спросила она.
На этот раз язык не коснулся зубов.
– Я хочу понять, что происходит и что случилось с людьми в самолете.
Похоже, не врет. И снова языком по резцу.
– Если объяснишь, я скажу, куда делся труп.
Нола молча поманила его к себе. Когда Зиг приблизился, она резко выбросила руку с четырьмя выпрямленными, сжатыми вместе пальцами и, как копьем, ткнула его под ребра, целя…
Ага, попала. Прямо в печень.
– Какого?.. – Его вырвало так быстро, что он не успел договорить фразу.
Хха-а!
Хватая ртом воздух, Зиг упал на колени, расплескав по ковру ошметки съеденного на завтрак тоста. Этому приему Нола научилась у своего папочки. Однажды он ткнул ее в печень с такой силой, что она почувствовала во рту привкус крови.
Сунув пистолет за пояс, Нола выбежала из комнаты в гараж.
Зиг что-то крикнул ей вслед. Она не обратила внимания.
Подскочив к катафалку, девушка распахнула заднюю дверцу, за которой стоял накрытый флагом гроб. Внизу – металлическая табличка с именем «Нола Браун».
Она уставилась на нее, дважды прочитала собственное имя, сорвала флаг и потянула гроб на себя. Нола сразу все поняла, почувствовав, какой он легкий. Хотя… надо убедиться лично.
Нола дважды дернула гроб, отчего тот выпал наружу. Ножки с глухим стуком ударились о бетонное покрытие.
Дзык. Дзык.
Она быстро нашла защелки. Крышка была тяжелой, но, уже приподнимая ее и видя атласную обшивку внутри…
Пусто!
В бешенстве Нола захлопнула крышку с такой силой, что грохот, напоминающий раскат грома, эхом заметался в гараже, отдаваясь вибрацией в грудной клетке. Она не проронила ни слова, не вскрикнула, не выругалась – давным-давно научилась реагировать молча. Криком делу не поможешь. Особенно если за тобой наблюдают чужие. «Монгол… Фабер… Штедтлер… Тикондерога… Шван», – про себя повторила Нола слова для медитации, список которых помог ей составить психолог. Она пользовалась им всякий раз, когда накатывал приступ безудержной ярости. «Монгол… Фабер… Штедтлер… Тикондерога… Шван». Заклинание не сработало.
– Врете! – прорычала она. – Вы не знаете, куда пропало тело.
– Для человека, только что заставившего меня выплюнуть завтрак на пол, у тебя странная манера извиняться, – произнес Зиг с порога.
– Я не извиняюсь.
– Я так и понял. Твой враг не я, Нола. Я-то как раз приехал помочь.
Девушка, промолчав, уставилась на катафалк. «Монгол… Фабер… Штедтлер…»
– Ты слушаешь? – спросил Зиг. – Как я понял, ты наняла катафалк, чтобы вывезти гроб, да просчиталась. Тело забрал кто-то другой. Я предлагаю тебе помощь. Тебе больше нечего сказать?
Нола повернулась к нему спиной, словно Зига не было в гараже. Она внимательно осмотрела машину, металлические ролики, крепежные ремни, царапины на коже, передние сиденья, два стаканчика кофе в держателях. Потом вдруг достала из кармана небольшой блокнот и карандаш.
– Что ты делаешь? Дневник ведешь? – поинтересовался Зиг.
Нола рисовала. Она рисовала всегда – делала наброски, визуально запоминая текущее мгновение. Еще ребенком усвоила, что таким образом ее мозги работают лучше всего. «Монгол… Фабер… Штедтлер… Тикондерога… Шван».
– Надо думать, женщина, погибшая в авиакатастрофе… та, за кого все тебя принимают, была твоей подругой? – спросил Зиг.
Нола не ответила, воссоздавая нечеткими линиями открытую заднюю дверь катафалка и наполовину вывалившийся из нее – как торчащий язык – гроб.
– Я приводил ее в порядок. В морге. Я о ней позаботился, – добавил Зиг, подходя к машине.
Нола резко обернулась, сжимая карандаш в кулаке, как нож.
– Полегче, – пробормотал Зиг. – Я просто… – Он присел на корточки, подобрал с земли американский флаг, начал аккуратно его сворачивать.
– За флаг – извините, – буркнула Нола.
Она не покривила душой. Всю жизнь Нола сознавала, что не похожа на других. Более того, другие люди в большинстве своем вызывали у нее неприязнь. В армии она не увидела ничего нового – ее быстро невзлюбили после того, как она проткнула ключом ладонь другому рядовому из ее части за то, что он потрогал ее зад. И все же армия давала постоянство, размеренность, которых не хватало в ее неприкаянной жизни. К тому же на службе разрешалось убивать тех, кто причинял миру вред, и, видит Бог, Нола неплохо в этом преуспела.
– Можно задать тебе еще один вопрос? – обратился к ней Зиг и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Почему ты не спросила, откуда я тебя знаю?
И опять она промолчала. Очевидно, он не так глуп, как показалось сначала.
– Нола, в комнате… когда ты меня увидела… ты меня сразу узнала, так ведь?
Нола, опустив голову, продолжала рисовать. «Монгол… Фабер… Штедтлер… Тикондерога… Шван».
– Вы – отец Мэгги. Гробовщик.
Зиг выпрямился.
Нола заметила, как расцвело лицо отчаявшегося пожилого мужчины. Он так давно не слышал этого обращения, что забыл, как приятно оно звучит – «отец Мэгги».
– Зови меня Зиг, – воодушевленно предложил он, протягивая руку.
Нора не обратила на нее никакого внимания, продолжая рисовать. Она закончила рисунок катафалка с гробом. Перевернув страницу, начала новый – портрет Зига.
– Ты же помнишь, как спасла ее? Мою дочь?
Опять молчание.
– Слушай, я говорил правду. Если расскажешь, что случилось, я смогу тебе помочь.
Нола в молчании яростно работала карандашом.
– Хотя бы имя назови… твоей подруги… Раз ты здесь, значит, она тебе не безразлична.
И опять в ответ только скрип карандаша. Зиг получался похожим, для первого наброска сойдет. Как всегда, искусство, непосредственный процесс рисования неизменно раскрывали что-то новое. Она заметила это новое, когда рисовала глаза Зига. В них стояла не просто печаль – одиночество.
– Нола, пойми, те, кто забрал тело той женщины, если они не знали, что ты жива, то очень скоро…
– Где она сейчас?
– Не знаю. Ее увезли.
– Кто?
– Понятия не имею. Мы ждали катафалк из Лонгвуда, но этот прибыл первым, выдав себя за него.
– Тогда зачем вы сюда приехали?
– Ты два дня назад поменяла место похорон на Лонгвуд. Я предположил, что неспроста. По крайней мере, если те, кто за этим стоит, подумают, что настоящее тело у нас, они примчатся искать его. Могу тебя заверить, что они – те самые люди, кто подделал отпечатки паль…
– Мне пора, – перебила его Нола, захлопнув блокнот.
Девушка шлепнула по кнопке гаражных ворот ладонью. Ворота разинули пасть.
– Еще раз извините за флаг.
– Нола…
Никакого ответа.
– Нола, подожди!
Девушка молча покинула гараж.
– Нола, она оставила тебе записку. Твоя подруга… у нее в желудке… я нашел сообщение для тебя.
Нола застыла на полпути.
– Какое еще сообщение?
