В квартире, которую указал им Геннадий Игоревич, действительно, оказалось гораздо удобнее. Здесь было четыре комнаты, обставленные весьма добротной мебелью, и здесь было относительно чисто. Вообще, квартира выглядела жилой, и Велга обратил внимание, что тут есть телефон и компьютер.

Раненого по его просьбе уложили на диван в гостиной, и сами расположились здесь же, на стульях и в креслах, отправив к входной двери Шнайдера, а к окнам, в качестве наблюдателей Охотников, – последние вызвались сами, сказав, что даже из других комнат услышат все, что расскажет их «язык».

– Вот, – продолжил раненый, когда все разместились вокруг, – совершенно иное дело. Теперь можно и поговорить. Итак, с чего начнём?

– Вы правильно предположили, что нас интересует все с самого начала, – сказал Велга. – Представьте себе, что мы… ну, скажем, проспали десять лет. И теперь пытаемся разобраться.

– С вами, я вижу, те, кто никак не мог проспать десять лет. Люди и Охотники, – усмехнулся раненый.

– Их версию мы уже слышали. Нас теперь интересует ваша. Версия тех, кого называют Рабами.

– Назови хоть горшком, как говорится, только в печь не суй. Рабами так рабами. Мы не обижаемся. Жить всем надо. Вот мы и живем, как можем.

– Прислуживая машинам?

– Они не могут без нас обойтись, – пожал плечами Геннадий Игоревич. – А мы без них. И вообще, неужели кто-то всерьёз может думать, что человечество может развиваться без машин? По-моему, это невозможно. Другое дело, что во всем должна быть мера. А мы эту меру переполнили многократно незадолго до Великого Исхода. Отсюда все беды и произошли. Нельзя же, в самом деле, все время только брать и ничего не отдавать взамен! Вот и наступило время расплачиваться. Цена, правда, великоватой оказалась, но тут уж ничего не поделаешь, – проценты набежали.

– Это не расплата, – сказал Дитц. – Это просто грабеж средь бела дня.

– Вы так думаете? Что ж, ваше право. Лично я думаю несколько иначе. Все в мире относительно, знаете ли, и на все может быть различная точка зрения. Да и вообще, дело в том, что мы можем сколь угодно долго дискутировать на тему Великого Исхода и все равно ни к чему не придем. Потому что Великий Исход уже случился, а прошлого, как известно, не вернуть. Теперь нужно думать о настоящем. Ну, и о будущем, разумеется.

– А вы думаете о будущем? – осведомился Велга. – И что же вы о нем думаете, интересно узнать?

– Извольте, я могу рассказать, что думаю и о настоящем, и о будущем. Не смотря даже на вашу иронию. Настоящее таково, что на Земле, кроме человека, сегодня существует еще две разумные силы. И обе они возникли как своего рода ответ на безудержную экспансию человечества и его неумеренные запросы и претензии. Это разум машинный, компьютерный и разум… как бы это сказать… природный, живой, управляющий всем живым на планете, кроме непосредственно человека. Единый живой разум Земли. И вот…

– Послушайте, – перебил Геннадия Игоревича Хельмут. – Все это мы уже не раз слышали. Давайте короче. В чем заключается ваша конечная цель? Цель Рабов? Подчиниться или подчинить?

– Ни то, ни другое. Мы хотим консенсуса.

– Я не знаю такого слова, – сказал Дитц.

– Согласия. Мы думаем, что все три разумные силы на Земле способны объединиться и вместе решать задачи и проблемы. Воевать бесполезно. Дело можно решить только миром. И мы, Рабы, точнее… э-э… некоторые из них как раз к этому и стремимся.

– Ерунда какая-то, – сказал Велга. – Вы же сами говорите, что машины не могут без вас обойтись. Бросьте их обслуживать, и они погибнут. А потом человечество начнет все с начала. С учетом ошибок прошлого. Чего проще?

– Вы не понимаете, – вздохнул раненый. – Вы ничего не знаете и поэтому не понимаете. Мы не можем бросить обслуживать машины.

– Почему?

– По многим причинам.

– Тогда не философствуйте, а расскажите об этих причинах. Мы уже чуть ли не полчаса беседуем, а толку – ноль.

– Вы же меня все время перебиваете! – воскликнул Геннадий Игоревич. Взгляд его на мгновение метнулся к окну и тут же снова обратился на Велгу. – Ну, во-первых, мы зависим от машин напрямую.

– То есть, от них зависит ваше благополучие?

– Не просто благополучие, – жизнь. Вы же видели, что произошло сегодня? Поверьте, у центрального Разума достанет сил уничтожить все человечество. Мы просто боимся, в конце концов!

– С этого бы и начинал, – пробормотал негромко Валерка. – А то кос… консус какой-то, согласие, мир-дружба. Собака, она всегда в одном месте зарыта.

– Я же говорил, что вы не понимаете, – взгляд Геннадия Игоревича снова прыгнул к окну и обратно. – Здесь нет простого решения. Нельзя просто взять и победить или умереть. Как бы вам объяснить….

– Конечно, конечно, где уж нам уж выйти замуж, – ухмыльнулся Валерка и, обращаясь к Велге, добавил. – Товарищ лейтенант, разрешите, я на улицу гляну? Окна-то на одну только сторону выходят. Что-то мне беспокойно.

Но ответить ростовчанину Александр не успел.

– Вертолёты! – крикнул из другой комнаты Охотник Вадим. – Они возвращаются! Раз, два, три… шесть машин! Идут прямо на нас!

– Аня? – Велга посмотрел вопросительно на девушку, а та, прикрыв глаза, вслушивалась во что-то доступное только ей.

– Аня, – повторил Велга, – что?

– Это ловушка, – Аня быстро поднялась со стула. – Нужно уходить. И немедленно.

Им снова повезло, – они успели выскочить из подъезда за пару секунд до ракетного залпа вертолётов. Но радоваться было рано, потому что и справа, и слева во двор, перегораживая пути отхода и как бы вынюхивая противника длинными стволами плоских башен, уже въезжали широкие приземистые боевые гусеничные машины…

В следующие пятнадцать минут двор превратился в пылающий и грохочущий ад.

Вертолеты, нанеся первый удар по дому, развернулись и снова пошли в атаку. На этот раз они целились непосредственно по людям, и, если бы отряд вовремя не рассредоточился, в живых не остался бы никто. К тому же и танки не замедлили открыть огонь из орудий и пулемётов. Но с ними было проще, – складывалась впечатление, что бьют они не прицельно, а по площадям, надеясь просто смести мощью своего огня все живое с заданной территории.

И частично им это удалось.

Под очередь из пулемета попал Соболь. Умер он сразу. Велга видел, как тело разведчика из племени Леонида Макаровича, насквозь прошитое пулями, было отброшено к стене дома, сползло по ней вниз и, дёрнувшись в последней судороге, замерло в расползающейся луже крови.

Погиб и молодой спутник Геннадия Игоревича – Александр. Его просто разорвало на части прямым попаданием ракеты, выпущенной с вертолёта. Геннадий Игоревич погиб тоже, сам того не желая, сохранив жизнь Михаилу Малышеву. Бывший таежник вынес раненого из дома на себе, перебросив через плечо. И, как оказалось, не напрасно. Потому что пули, предназначавшиеся Малышеву, нашли вначале Геннадия Игоревича, и Михаил, укрываясь за ближайшим деревом, сбросил на землю уже не живого человека, а бездыханный, нашпигованный смертельным металлом, труп.

Были убиты и оба Охотника, Вадим и Людмила.

Людмилу посекло осколками от взрыва танкового снаряда, а когда Вадим наклонился над ней, чтобы помочь, их обоих накрыло вторым попаданием.

Но остальные были пока живы.

Так бывает чаще всего. Первыми гибнут те, кто не умеет воевать, затем те, кому суждено погибнуть. И лишь потом приходит черед ветеранов. Но их черед так и не пришел. Возможно потому, как позже пошутил Валерка Стихарь, что все они уже были однажды убиты, и теперь смерть просто не обращает на них внимания, считая, что выполнила свои обязанности по отношению к ним.

Ну и, конечно, их выручало то, что выручало десятки раз до этого: отменная выучка, долгий опыт, привычное хладнокровие и надёжное оружие.

Плазменные винтовки в очередной раз доказали свое несомненное преимущество перед пулеметами, орудиями и даже неуправляемыми и управляемыми ракетами. Два танка из четырёх и один вертолет удалось сжечь в первые же минуты боя. Еще у одного танка заклинило башню, и сорвало плазменным зарядом гусеницу, после чего он потерял возможность оперативного управления огнём. Три вертолета, истратив боезапас в основном на то, чтобы превратить их недолговременное убежище – восьмиэтажный кирпичный дом – в пылающие развалины, ушли, судя по всему, на базу, а ещё один, получив попадание по касательной, сел, дымя, где-то далеко в стороне.

Оставалось два вертолета и один танк.

Ерунда, по сравнению с тем, что было в самом начале. Но к этому времени большая часть их плазменных винтовок перегрелась и временно превратилась из грозного оружия просто в тяжелые и горячие куски металла и пластика, а во двор уже въезжало, шелестя по асфальту обрезиненными траками и стреляя на ходу, подкрепление из еще пяти танков, и в воздухе нарастал рокот винтов и гул двигателей приближающихся новых вертолётов и самолётов.

…Руди Майер выстрелил, промазал, упал, перекатился через плечо, снова нажал на спусковой крючок и понял, что винтовка отказала. А ближайший танк уже разворачивал орудие в его сторону, и укрыться пулеметчику было просто негде…

«Перегрев, – толкнулась в виски мысль. – Тут-то мне и… Чёрт, как не вовремя… О, а это что?!»

Прямо перед его носом, в полуметре, чернела изрядно заросшая грязью и пылью и чуть сдвинутая в сторону крышка канализационного люка…

Ему понадобилась секунда, чтобы, орудуя винтовкой как рычагом, откинуть тяжелый чугунный кругляш в сторону и еще полторы на нырок вниз головой в черноту бетонной трубы. Вверху грохнуло, со злобным визгом метнулись, не находя жертвы, осколки, но Майер, зацепившись руками за ржавые металлические скобы лестницы и зажав в зубах ремень винтовки, уже повис в утробе трубы, недосягаемый для пуль и снарядов.

Канализация, пронеслась мысль, святое дело в нашем случае. Здесь точно не достанут, а иначе – не выкарабкаться. Ох, опять под землю и в темень, зараза! Только там и спасение бедному солдату, что делать…

Он уж, было, собрался высунуться наружу и позвать в укрытие остальных, как ему на голову свалилось чьё-то тело. Пулеметчик не удержался, разжал руки и провалился вниз.

Благо, оказалось неглубоко, да и Валерка Стихарь (а это был именно он) не обладал таким собственным весом, чтобы нанести Руди хоть сколько-нибудь серьёзный ущерб.

– Хорошо, что хоть не Малышев, – прокомментировал Руди, когда оба кое-как разобрались со своими руками и ногами.

– Сейчас будет и Малышев, – пообещал ростовчанин. – Там, наверху, полный конец света, а ребята заметили, что ты первым нырнул в норку и всем тоже в неё захотелось. Главное, чтоб успели… Давай-ка в сторонку, а то сейчас братва посыплется, так хоть чтоб поместиться где ей было…

…Труднее всего пришлось Малышеву и Дитцу. Рост, рост… С их почти четырьмя метрами на двоих в тесной высоте внутрирайонного коллектора приходилось сильно пригибаться, а в таком положении двигаться тяжело. Особенно, если долго. Именно поэтому впереди шёл юркий и невысокий Валерка Стихарь. Впрочем, и он вжимал голову в плечи, чтобы не задевать макушкой о потолок. Мучения, однако, продолжались не очень долго, – минут через сорок они вышли к более просторному коллектору, где можно было распрямиться и вздохнуть свободнее. Здесь был даже кое-какой, хоть и очень слабый, но – свет. Правда, не электрический, а поступающий, судя по всему, с поверхности по редким, скрытым от глаза, световодам.

– Привал, – скомандовал Велга.

– Фонари гасим, – добавил Дитц. – Можно курить и думать.

– Разрешите только курить, господин обер-лейтенант? – не удержался Стихарь.

– Так и быть, – усмехнулся Дитц, присаживаясь на сухой бетонный бортик, тянущийся вдоль тоннеля. – В виде исключения. Но в следующий раз тебе придется подумать дважды. Я специально прослежу.

– Ох, тогда лучше не надо. Для меня и одного-то раза многовато будет…

Закурили, отдышались, помолчали.

– Да, – сказал Велга. – Я сразу не спросил. Все целы, никто не ранен?

Оказалось, что, если не считать ушибов, синяков и царапин, никто всерьез не пострадал.

– Судьба продолжает играть на нашей стороне, – констатировал Руди Майер. – С одной стороны это меня радует.

– А с другой? – с интересом осведомился Валерка.

– А с другой, я понимаю, что это все не просто так. Если судьба нас хранит, то, значит, имеются у нее относительно нас далеко идущие планы.

– Знаем мы эти планы, – сплюнул на грязный бетон Шнайдер. – Проходили уже.

– Вот и я об этом, – вздохнул Майер.

– А вам не приходило в голову, что это никакая не судьба, а просто боевая выучка? – спросила Аня. – Вы ведь все опытные солдаты, и во время боя действуете на подсознательном уровне именно так, чтобы остаться в живых.

– Опытные-то, опытные, – сказал Дитц. – Но в чем-то Руди прав. Да и любой из нас тебе скажет, что для того, чтобы долго оставаться в живых на войне одного опыта мало. Тут, действительно, нужен фатум, судьба. Чтобы они играли на твоей стороне, как уже было сказано.

– Бог нас бережет, – обвел глазами товарищей сержант Вешняк. – Я верю. Только не знаю, для чего.

– Бог, судьба, фатум… – сказал Велга. – Все это, друзья и товарищи, хорошо. Но вопрос остается открытым. Что дальше делать будем?

– Жаль, с языками так вышло, – вздохнул Стихарь. – Ничего толком не выяснили.

– Не знаю, – задумчиво произнесла Аня. – Понимаете… Ведь это покойный Геннадий Игоревич нам ловушку устроил.

– Как?

– Что?

– Твою…

– ?!!

– Ну-ка, объясни, – потребовал Дитц.

Аня помолчала, словно подбирая слова для своих мыслей:

– Я чувствую человека, – начала она. – Вы знаете. То есть, я вижу, например, когда он говорит правду, а когда врет. Но здесь… Сразу не поняла. Он действительно говорил правду. Не врал. Только правда эта была… Как бы это сказать… В общем, нам от нее было ни холодно, ни жарко. Что она есть, что ее нет… То, что он нам сказал, мы и без него, в общем, знали. А чего не знали, могли бы и додумать. И еще. Он специально завел нас в эту квартиру. Я только потом догадалась. Там был телефон и компьютер. Действующие. Понимаете?

– Я – нет, – признался Велга. – Телефон и компьютер. Ну и что?

– Прослушивание, – сказал Карл Хейниц. – Да? В этой квартире была возможность прослушивать разговоры. Через телефон, компьютер, возможно, еще какие-нибудь устройства, о которых мы даже не знали. То есть, этому самому Геннадию Игоревичу не понадобилось даже ничего специально делать. Он самого начала знал, что те, кому надо, все услышат. Ему оставалось только говорить ничего не значащую правду и ждать, когда за нами придут. А если представить себе, что он был еще и неплохим актером, то Анина ошибка неудивительна. Ей казалось, что все по – честному. Да оно и было все по-честному. Так?

– В общем и целом – да, – кивнула Аня. – Мне горько, что я вас подвела.

– Глупости, – фыркнул Дитц. – Мы тоже хороши. Раз-зведчики… И ведь понимал же я, что где-то мы расслабились, ох, понимал.

– Вернее, чувствовал, – подсказал Велга.

– Ну, чувствовал. Какая разница?

Некоторое время молча курили.

– А ты, Карл, прямо Шерлок Холмс! – уважительно подмигнул ефрейтору Валерка Стихарь. – Ишь как по полочкам все разложил. Прямо завидно.

– Аналитик. – поднял вверх палец Шнайдер. – И этот… как его… дедуктор!

– Голова! – серьезно добавил Малышев.

– Да ну вас, – покраснел Хейниц. – Шутники хреновы. Извини, Аня.

– Кстати, насчет головы, – сказал Дитц. – И насчет того, что делать дальше. Помните восстание андроидов?

– Еще бы не помнить. – воскликнул Валерка. – Меня же тогда чуть не убили!

– Погоди, – сказал Велга. – Кажется, я… Ты хочешь сказать, что если бы мы не уничтожили центр, все могло закончится иначе?

– Вот именно, – сказал Дитц.

– Черт, ну, конечно! – хлопнул себя по лбу Александр. – Так всегда, – лежит на поверхности, а не видно. Нам же с самого начала талдычили: Центральный Разум, Центральный Разум! Раз центральный, значит, должен быть центр. По другому никак. Верно?

– Верно, – кивнул Дитц. – То есть, я тоже так думаю.

– Верно, да не совсем, – сказала Аня. – Здесь, в Москве, может быть только периферийный центр. Ну, тот, который держит под контролем, скажем, Россию. А настоящий, главный, мировой, наверняка где-то в другом месте.

– Почему ты так считаешь? – спросил Велга.

– Потому что эта Россия не многим отличается от той, в которой жила я. Я хочу сказать, что перед Великим Исходом это была не самая развитая в техническом отношении страна. По идее главный центр должен быть где-нибудь в США или Японии. Или в Европе.

– Может быть, ты и права, – сказал Дитц. – Даже наверняка права. Но я не вижу, почему бы сначала не попытаться уничтожить тот центр, возле которого мы уже находимся. Пусть даже он, как ты говоришь, этот… периферийный.

– Точно! – воодушевился Стихарь. – Главное – посеять панику в рядах врага и устроить заваруху. Сначала грохнем этот центр, а потом и остальным черед придет. Вернемся к «Маше» с «Гансом», доберемся до Америки с Японией и освободим на фиг человечество в очередной раз! Даешь восстание!

– Тихо ты, освободитель, – осадил ростовчанина Малышев. – Этот местный центр сначала еще найти надо. Москва большая, а языков мы потеряли. Спросить не у кого.

– Подумаешь, – пожал плечами Валерка. – Этих потеряли – других возьмем. Сейчас уйдем подальше, выберемся на поверхность…

– Тихо, – прервала Стихаря Аня. – Кажется, я что-то слышу.

Все замерли.

– Люк открыли, – прошептала Аня. – Рядом. И еще один… Кажется, нас нашли и собираются выкурить отсюда. Я чувствую опасность. И очень близко.

– Уходим. – вскочил на ноги Велга. – Быстро.