Леонардо

Леонардо сидел, скрестив ноги, через дорогу от величественной базилики ди Сан-Лоренцо и набрасывал в альбоме архитектурный план здания. Он как раз обрисовывал купол и округлые выпуклости часовен, когда на его набросок упала тень. Подняв голову, он увидел, что солнце ему загородил Салаи.

— Природа — вот кто лучше всех научит архитектора проектировать здания, — задумчиво произнес Леонардо. — Взгляни-ка на этот план и только попробуй не согласиться с тем, что он напоминает лепестки цветка. Впрочем, как и весь пропорциональный строй основных компонентов.

— Господин! — В голосе Салаи отчетливо слышались нотки нервозности.

— Если ты явился сообщить о том, что меня разыскивают монахи-сервиты, то мне это и без тебя известно. Неделями они преследуют меня и все канючат, канючат. Скажи им, что я вышел купить пигментов. И вот-вот приступлю к росписи красками. На днях. — Леонардо повернул альбом боком, чтобы изобразить грандиозное строение в поперечном разрезе.

— Вот, пришло вам.

Леонардо наконец увидел в руках Салаи письмо, украшенное золотой печатью папского войска. Определенно, это не мог быть ордер на его арест за нападение на солдат Борджиа с мешком камней. Или мог?

Леонардо взял у Салаи письмо, сломал печать.

Быстро пробежав текст глазами, он выдохнул с облегчением — опасаться было нечего. Чезаре Борджиа не помышлял о его аресте —напротив, он желал нанять его. Его люди обнаружили имя Леонардо среди обломков и обрывков его летательного аппарата, а их вое­начальник вспомнил виденную им в Мантуе установку для фейерверков с многочисленными трубками. Вот и решил поставить гениальные мозги Леонардо себе на службу. Недаром в письме Чезаре упомянул о грандиоз­ных замыслах: установить свою власть на всем полуострове и даже за его пределами, подчинив себе огромные территории, не уступающие размерами Римской империи. И если Леонардо возьмется помочь осуществлению его планов, герцог обещает ему более чем солидную плату, а также готов пожаловать ему должность главного военного инженера папской армии.

Пока Салаи через его плечо читал письмо, Леонардо едва сдерживал довольную улыбку.

— О нет, Господин, только не это! — простонал Салаи. — Вы не должны работать на Чезаре Борджиа. Одно дело — прослыть предателем Милана и герцога Моро, это еще куда ни шло, но видано ли предавать Флоренцию?!

— Великолепная возможность сама идет к нам в руки. — Леонардо сложил письмо и засунул в карман. — Я буду последним глупцом, если упущу ее.

Секретарь второй канцелярии Флорентийской республики Никколо Макиавелли был самым молодым дипломатом на правительственной службе, и тем не менее именно ему давали наиболее щекотливые поручения. Прошлым летом он ездил во Францию и встречался с королем, а в ближайшем будущем ему предстояло возглавить мирные переговоры с Чезаре Борджиа. От миротворческих талантов этого молодого человека зависело теперь будущее Флоренции. Хитрый дипломат, уже прославившийся своим умением искусно и исподволь управлять людьми, был человеком, которого желал повидать Леонардо.

— Но, господин, я ничуточки не доверяю этому лису, — сказал Салаи, когда Леонардо поделился с ним своими планами.

— Я тоже. Потому-то и хочу перетянуть его на свою сторону.

Во дворце Синьории они проследовали за стражником на верхний этаж и вошли в загроможденную каморку, служившую Макиавелли кабинетом. Стены ее были увешаны картами, грамотами и договорами, полки и письменный стол уставлены флагами, медалями на подставках и пестрыми экзотическими керамиками — все эти диковины хозяин кабинета вывез из стран, которые посещал с дипломатическими миссиями. Остальное пространство занимали книги: они громоздились на столе, на стульях и даже на полу.

Макиавелли посмотрел на вошедшего Леонардо из-за горы бумаг. Затем одним движением глаз отослал стража, и тот мгновенно ретировался.

— Не могу поверить в то, что мне выпала честь приветствовать вас в моем кабинете. — Макиавелли встал. На нем было простое черное одеяние наподобие сутаны, и только переливающийся кровавым светом рубиновый перстень на мизинце давал понять, что устремления его обладателя — очень даже мирские. — Что же привело самый выдающийся ум Флоренции ко мне?

— Боюсь, что я принес вам нерадостные известия, синьор Макиавел­ли. — И Леонардо принялся рассказывать ему свою версию происшествия на Монте-Чечери: о том, как он испытывал новейшую летательную машину собственного изобретения, всадники Борджиа напали на него, Леонардо обстрелял их камнями, но те успели прихватить с собой его воздушный винт. — Они рыскали в окрестностях города явно с целью разведки, — продолжал Леонардо. — А теперь еще и завладели прото­типом моего аппарата. И если вы не хотите, чтобы Борджиа первым научился подниматься в воздух, Флоренция — ради собственной защиты — должна взять меня на службу. Я могу сконструировать мощное оружие для ведения войны, синьор. Ваша армия будет оснащена военными машинами, каких еще не видел мир. Только представьте себе: вы смогли бы летать над вражескими землями и обстреливать их с небес.

Макиавелли легко выдержал пронзительный взгляд горящих глаз Леонардо. Но все еще хранил молчание.

— У меня имеется кое-что такое, о чем вам не помешает знать. — Леонардо достал из кармана письмо. — Вот, это мне написал Борджиа.

И снова никакого отклика — лицо дипломата по-прежнему оставалось непроницаемым.

— В письме содержатся указания на его дальнейшие военные планы. Сведения эти очень важны для Флоренции.

Макиавелли властно протянул руку, требуя письмо.

Леонардо крепче сжал в пальцах бумагу. Он был не настолько наивен, чтобы вот так сразу отдать ее. Пока документ у него, он остается хозяином положения.

— Я отдам вам письмо, если вы сумеете убедить город нанять меня военным инженером. Флоренция нуждается в защите, синьор, а я лучше всех подхожу для этого.

На мгновение Макиавелли опустил взгляд в пол, а затем поднял голову и снова посмотрел на Леонардо. Наверное, это можно было истолковать как кивок.

— А сейчас извольте дать мне письмо.

Достигли ли они согласия? Макиавелли нетерпеливо шевелил пальцами. Не лучше ли вынудить ушлого дипломата подтвердить договоренность, хотя бы на словах? Но Леонардо сразу отказался от этой мысли — дипломат может решить, что он, Леонардо, не разбирается в тонкостях переговоров с высокопоставленными особами. Он передал Макиавелли письмо.

Тот развернул лист длинными тонкими пальцами и быстро просмотрел.

— Вы покажете письмо городскому совету. — Макиавелли вернул документ Леонардо. Художник не понял, было ли это просьбой или приказом.

— А вы убедите их взять меня на службу.

— Ваш город нуждается в вас, маэстро Леонардо. — Дипломат протянул ему руку для пожатия. — Я устрою встречу с людьми, которые должны одобрить ваше назначение, и лично помогу вам отрепетировать убедительную демонстрацию ваших возможностей. Вместе мы восторжествуем — на благо вам, на благо мне, на благо всей Флоренции. Ну как, решено?

В голове у Леонардо вихрем пронеслись видения новых изумительных изобретений, которые он мог бы сделать. Да, он верно все рассчитал. Служба принесет огромную пользу и ему, и Флоренции.

— Решено, — выдохнул он и ответил на рукопожатие.

На следующей неделе мужчины встретились, чтобы подготовиться к представлению всех заслуг Леонардо в городском совете. Чем больше времени художник проводил в обществе Макиавелли, тем сильнее он верил в проворный изворотливый ум дипломата. Молодой человек постоянно размышлял о политических интригах, так же как Леонардо — о тайнах Вселенной.

— Переговоры подобны танцу, — наставлял Макиавелли. — Всегда двигайтесь в такт музыке и следуйте за партнером.

В назначенный день члены городского совета собрались в тесном кабинете Макиавелли. Действующий гонфалоньер справедливости, избранный на свой пост всего две недели назад, похоже, еще не свыкся со своим могуществом. Это добрый знак для Леонардо — не искушенный в политических делах землевладелец легко поддастся хитроумным манипуляциям блестящего дипломата.

Макиавелли небрежно представил всех друг другу, а затем развернул на столе огромную карту Флоренции и сопредельных земель, включающих Романью, где в этот момент орудовали войска Чезаре Борджиа. Описывая нависшие над Флоренцией опасности, он намеренно понижал голос, вынуждая присутствующих подаваться вперед и вытягивать шеи, чтобы лучше слышать его.

— А теперь, — сказал Макиавелли, закончив свою партию в задуманном им с Леонардо спектакле, — расскажите вы, синьор да Винчи, о ваших планах.

Странно. Макиавелли всегда величал Леонардо не иначе как «­маэстро», редко подчеркивая его происхождение из маленького городишки Винчи. Перемена несколько удивила Леонардо, но он напомнил себе о том, что должен следовать за партнером по танцу.

— Разумеется, синьор Макиавелли. Я уже разработал много планов того, как мы могли бы отвоевать у Борджиа захваченные земли.

— Э-э, они уже не могут считаться захваченными. Теперь это его владения, — робко вставил маленький, бледный от навалившейся на него ответственности гонфалоньер.

— Как так? — обескураженно спросил Леонардо. Это для него новость. Он вопросительно посмотрел на Макиавелли, ожидая, что у того будет такой же сконфуженный вид, как у него самого, но дипломат, как обычно, выглядел невозмутимо спокойным.

— Две недели назад, — сообщил Макиавелли, — папа пожаловал Чезаре новый титул в добавление к титулу главнокомандующего папскими войсками и титулу герцога Валентинуа. Теперь он еще и герцог Романьи. Он больше не захватчик, а законный властелин и правитель этих земель.

Для Флоренции эта новость была ужасной. Чезаре усилился. Приобрел больше власти. Больше денег. И, безусловно, все это на руку Леонардо. Теперь Флоренция как никогда нуждается в надежной защите. И все же он ощутил еще один укол тревоги. Макиавелли знал об этом все те две недели, в течение которых они готовили спектакль, и вполне мог поделиться известиями с Леонардо. Однако не сделал этого. Напротив, он выставил Леонардо в глупом положении перед городским советом, показав, что тот мало осведомлен о тонкостях высокой политики. Момент, однако, приобрел особую драматичность, ведь знай Леонардо обо всем заранее, он, пожалуй, не сумел бы так естественно разыграть потрясение. Судя по озабоченным перешептываниям в рядах членов городского совета, план Макиавелли вел к заранее просчитанному триумфу.

— Истинно так, — взял слово Леонардо. — Флоренция — в кольце врагов, и ей угрожают серьезные опасности. Мы уязвимы со всех сторон. Восточные дозорные башни дают слишком мало обзора. С северной стороны защитная стена того и гляди разрушится. С южной стороны город открыт для пушечной стрельбы с близлежащих холмов. — Одновременно Леонардо показывал уязвимые места на карте. — Ворота на западной стороне чаще всего открыты настежь, чтобы воюющие с Пизой наемники в любой час могли найти в городе прибежище. Через них в город может проникнуть любой. Я не говорю уже об Арно — ее русло прорезает самую сердцевину города и делает нас легкой добычей для тысяч и тысяч атак. — Это Макиавелли посоветовал Леонардо насытить речь леденящими подробностями о грозящих городу опас­ностях. Страх, говорил он, — единственное средство, способное принудить человека к экстренным мерам. Если люди охвачены страхом, они готовы расстаться со своими деньгами, со своей землей и даже со свободой, лишь бы защититься от опасностей, но в этом и есть издевка судьбы: настоящей безопасности у них не будет никогда.

— И каким же образом вы собираетесь спасать Флоренцию? — спросил Макиавелли, как у них было заранее договорено.

Леонардо изложил свои идеи, продемонстрировал рисунки и чертежи, указывая места на картах.

— Можно устроить сторожевые пункты на окрестных холмах, — говорил он, — можно добывать в близлежащих горах камень и заготавливать его для обороны стен, а еще можно повернуть русло Арно, тем самым лишив мятежную Пизу питьевой воды и выхода к морю.

От последней, особенно экстравагантной идеи брови гонфалоньера удивленно поползли вверх. Он и другие члены Синьории начали забрасывать Леонардо вопросами о том, каким образом это можно сделать. Тот открыл достаточно секретов, чтобы распалить их любо­пытство, а потом заявил: остальное он готов рассказать, когда его примут на службу городу.

Леонардо продемонстрировал собравшимся рисунки, изображающие диковинные, одетые броней машины, ощетинившиеся во все стороны пушечными стволами, переносные мосты для преодоления оборонительных рвов противника, специальное облачение, позволяющее солдатам дышать под водой и скрытно подбираться по дну рек к позициям противника. И конечно, он с жаром рассказал о всевозможных летательных машинах.

— Люди Борджиа стащили прототип моего устройства для полетов, но, если они вздумают воспользоваться им, у них ничего не получится. Его конструкция пока несовершенна. Однако я уверен, что с вашей поддержкой сумею покорить небеса, равно как и победить армию Борджиа.

На воплощение своих масштабных идей Леонардо запросил у городского совета неограниченные средства и неограниченное время. Это Макиавелли посоветовал ему преувеличить размер затрат. Городские власти, втолковывал ему Макиавелли, вечно торгуются с подрядчиками из-за цены, и, когда город со своей стороны предложит Леонардо меньшую сумму, она будет достаточной для его целей.

— С такими планами, синьоры, я смогу не только защитить Флорен­цию от могущественного противника, намного превосходящего нас силой и богатством, но и в корне изменить приемы ведения войны, а с ними — и сам ход истории.

— Что в точности говорили вам люди Борджиа, из чего вы заключили, что все это нам действительно потребуется? — попросил разъяснений гонфалоньер.

Леонардо расправил плечи и поднял подбородок. Если сейчас он оплошает, то и достойного предложения от города не дождется.

— Тех всадников Борджиа явно выслали разведать наши укрепления. В этом не может быть сомнений. — Леонардо показал членам совета письмо от Чезаре Борджиа. Пока гонфалоньер читал, Леонардо продолжил натиск: — Герцог Валентинуа нуждается в услугах знаменитого инженера Флоренции — в моих услугах — для того, чтобы использовать мои знания об оборонительных сооружениях города. Взоры Борджиа давно устремлены на Флоренцию. Он готовит нападение. Если сейчас мы не защитим себя, мы навеки потеряем нашу Республику.

— Воистину, ты был прав, Никколо, — проговорил гонфалоньер, поднимая на дипломата полный тревоги взгляд.

Макиавелли со всей серьезностью кивнул.

— Да. Когда мы в последний раз встречались, Борджиа так и сказал мне: «Флоренция или со мной, или против меня. Если вы откажете мне в дружбе, получите в моем лице врага».

Вот так поворот, поразился Леонардо. Но почему же Макиавелли ни словом не обмолвился ему об этом?

Слова дипломата привели в ужас членов совета.

— У нас нет выбора, — объявил гонфалоньер со скрежетом в голосе, — мы должны откупиться от Борджиа.

Леонардо нахмурился. Как это — откупиться от Борджиа? Ничего подобного в их плане не предусматривалось. План состоял в том, чтобы его взяли на службу и…

Макиавелли заговорил раньше, чем Леонардо пришел в себя:

— Война оправданна, только если она необходима; прибегать к оружию позволительно, лишь когда невозможно обойтись без него. А сего­дня у нас еще остается надежда. Выкупные деньги — вот лучший для нас ответ на угрозы Борджиа.

Все согласно закивали.

— Так значит, решено? — уточнил Макиавелли. — Вы отправляете меня к Чезаре Борджиа с тридцатью тысячами флоринов, и я заверяю его в том, что мы будем ежегодно платить ему такую же сумму, верно?

— Да. — Гонфалоньер решительно протянул руку Макиавелли. — Все решено.

— Позвольте, а как же с моим предложением? — спросил Леонар­до. — Или вы уже не нуждаетесь во мне для защиты города?

— Нам не хватит денег и на то, и на это, — степенно ответил гонфалоньер. — Идея Никколо обойдется нам дешевле, чем все, что вы предлагаете, да и кровопролития меньше. А уж изменять течение рек… — Он покачал головой. — Я не могу взвалить на себя ответственность за такие грандиозные прожекты. И потом, отделавшись от Борджиа, мы сможем всецело сосредоточиться на войне с Пизой.

Совет обратил взгляды на карту Пизы, а Макиавелли послал Леонардо виноватую, но не скрывающую торжества улыбку. О, Мастеру из Винчи хорошо знаком этот вид скромного триумфатора. Сколько раз он сам принимал его, побеждая соперников. Так что сомнений нет: его переиграли. Макиавелли никогда и не намеревался помогать ему. Он попросту использовал знаменитого художника для того, чтобы провести угодное себе политическое решение.

— Я мог бы помочь вам в войне с Пизой, — выпалил Леонардо. Шестеренки и колесики в его голове бешено крутились, выискивая способы не упустить желанную должность.

— Все ваши планы предназначены для отражения нападений, — ответил гонфалоньер, не поднимая взгляда от карты. — А Пиза на нас не нападает. Это мы собираемся атаковать ее.

— Я могу предложить идеи и для наступления!

— Прошу прощения, я на минуту, — пробормотал Макиавелли собравшимся, взял Леонардо под локоток и почтительно проводил его к двери. — Благодарю вас, Леонардо. Сегодня вы сослужили великую службу своей стране. Вы помогли Республике избежать войны. Когда мир побеждает, побеждаем все мы.

Леонардо высвободил локоть из цепких пальцев дипломата.

— За исключением меня.

— Все в свое время, — мягко ответил Макиавелли. — Верьте мне, друг мой.

Еще несколько минут назад Леонардо верил этому человеку и его слову, как никому и никогда. Но теперь…

— Вот уж ни за что больше не поверю крокодилу, который льет слезы, прежде чем проглотить меня. Вы обещали мне помощь. Вы лжец и лицемер.

— Уверяю вас, Леонардо, — сказал Макиавелли, — что бы вы там ни думали, я не лицемер. Ибо никогда не лил по вам слез.

Покидая дворец Синьории, Леонардо увидел на ступеньках ожидающего его Салаи. Художник помотал головой, чтобы пресечь все вопросы. Должности он не получил. Видимо, ее с самого начала никто не собирался ему предлагать. И уже никогда не предложит. Он заметил, как поникли плечи у Салаи. Мальчишка и без слов все понял.

По улице они шли в молчании. В голове у Леонардо ворочались невеселые мысли. Флоренция ненавидит его, да и всегда ненавидела. Правительство отказалось от его услуг. Собор отказал ему в претензии на камень Дуччо. Даже церковь Санто-Спирито позволяет анатомировать трупы Микеланджело, а ему, Леонардо, там дали от ворот поворот. Никто в этом городе не верит в него.

За исключением одной синьоры. Прекрасной незнакомки, жены торговца шелками, которая спасла его руку, едва не зарыдала при виде его кровавой раны, произнесла бесхитростные, но такие нужные ему слова поддержки, словно благословив его мечту о полетах. Она одна понимала его, но что это меняло? Леонардо не раз приходил к прилавку ее мужа-торговца в надежде встретить ее, но ни разу не застал. Сомнения снова обуревали его: то ли муженек держал ее дома взаперти, то ли она и правда ангел, являющийся с небес, чтобы вызволять его из очередной опасности. Его, самого знаменитого жителя Флоренции, поддерживал всего один человек, в лучшем случае незнакомый и исчезнувший неведомо куда, а в худшем и вовсе не существующий. Леонардо громко расхохотался.

— Господин? Что с вами?

— Лети со мной, Салаи. — Леонардо представил, что парит в воздухе, раскинул руки, словно крылья, и побежал, петляя из стороны в сторону. Салаи, следуя его примеру, начал изображать руками взмахи крыльев, хохоча во все горло. Леонардо, откинув голову, понесся что есть сил к площади, где стояла Сантиссима-Аннунциата, с наслаждением ощущая, как развеваются на ветру его волосы и бородка.

Он остановил свой полет, только завидев маячащую возле двери фигуру. Проклятый нотариус снова явился по его душу. Леонардо сразу прекратил бег, досадуя на то, что этот неприятный человек видел его дурачество. Стыд заклубился вокруг него, как дым.

— Добрый день, — произнес он со всей почтительностью, какую сумел наскрести в душе, и постарался обойти нотариуса, чтобы войти в студию.

— Я пришел поговорить, — сообщил нотариус. Его новая туника была чистой и свежей, волосы — аккуратно зачесанными. — Братья-сервиты призвали меня обсудить с тобой твой контракт.

Леонардо вгляделся в знакомые стальные глаза. Морщинистая кожа, словно груз, оттягивала их вниз, края век у старика обвисли. То ли это разочарование, то ли печаль, а может, просто старость?

— Мне очень жаль, Леонардо, — сказал нотариус.

— Жаль чего?

— Что… — Старик больше не смотрел ему в глаза. — Что это я должен сообщить тебе новость.

Вот, значит, от чего суждено погибнуть заказу, который доверили ему братья-монахи. От руки нотариуса.

— А вы, как я посмотрю, и сами рады явиться сюда. И туника у вас новая, не правда ли?

Нотариус помотал головой.

— Святые отцы были более чем щедры к тебе, оплачивая твое содержание в течение двух лет. Я радовался, видя, с каким христианским милосердием они к тебе относятся. А ты так и не притронулся к алтарной росписи, не сделал ни одного мазка кистью. Видит Бог, я больше не могу защищать тебя.

— Да, но эта церковь — моя студия, мой дом. Я живу в ее стенах.

Нотариус посмотрел в сторону.

Старик, не иначе, ожидал, что Леонардо станет умолять его.

— Мне больше некуда идти, — прошептал художник.

— Мне очень жаль. Правда.

— Да уж. Вы частенько так говорите. — Леонардо протиснулся за спиной посетителя и распахнул дверь. — Впрочем, неважно. Я обращусь прямо к братьям-сервитам и попробую отстоять свой контракт. Ведь это они мои заказчики, они…

— Нет, они больше не заказчики, — прервал его нотариус. — Отныне все дела ты должен решать со мной.

Леонардо отпустил дверь, та с шумом захлопнулась.

— Знаете, на днях мне пришла на ум занимательная загадка, думаю, вам она придется по душе.

— Ах, Леонардо. — Нотариус с укоризной вздохнул.

— Право же, она очень умно придумана. Вы только выслушайте…

— Если захочешь обсудить условия своего отъезда отсюда… ты знаешь, где меня найти.

— Появляются гигантские фигуры, формой и обликом совсем как человеческие. — Тон у Леонардо был задорный, словно он пересказывал забавную шутку. — Но чем ближе к ним подходишь, тем сильнее они съеживаются…

Нотариус отвернулся и вышел на улицу.

— Вот, собственно, и все. Проще некуда, — крикнул Леонардо в спину уходящему старику. Но тот все удалялся, стуча каблуками по булыжникам площади. — Отгадайте, что это! Ну попробуйте хотя бы. А я буду нем как рыба и ни за что не открою разгадку.

Нотариус шагал, не оглядываясь, и вскоре исчез за поворотом.

Подошел Салаи. Леонардо чувствовал, что юноша подыскивает какие-то подходящие слова. Лучше бы он ничего не говорил.

— Господин? А какова разгадка?

Леонардо прислонился к закрытой двери церкви.

— Это уже неважно.

В студии его поджидало письмо. От торговца шелком, Франческо дель Джокондо, мужа той женщины с рынка. Во время их последней встречи, учтиво писал торговец, он еще не представлял, кто такой Леонардо, но он навел справки и теперь знает, сколь многими выдающимися достоинствами обладает маэстро. Кстати, он, Джокондо, покровительствует церкви Сантиссима-Аннунциата, так что их с Леонардо объединяют и общий духовный дом, и общая любовь к искусству. Супруга рассказала ему о любезном предложении Леонардо написать ее. И он, Джокондо, готов заказать мастеру портрет его дражайшей любимейшей супруги — мадонны Лизы Герардини дель Джокондо.

Если письмо не лжет, то его спасительница — не привидевшийся ему ангел, а земная женщина.

Но предложение опоздало. Тем же вечером Леонардо написал ответ герцогу Валентинуа, главнокомандующему папской армией, новоиспеченному герцогу Романьи Чезаре Борджиа с согласием принять должность главного военного инженера. Пусть Флоренция не нуждалась в нем — зато нуждался кое-кто другой. Леонардо отправится на войну.

Отправить