Глава 37
Вероника

Вероника упала на колени, прижимая к груди края распоротой туники. Мир вокруг нее схлопнулся, утратив цвета. Пропали звуки, она не видела сияния маяка, не слышала приготовлений к битве. Остались она, Тристан и та, которая считалась ее сестрой.

Прошла вечность, прежде чем она смогла посмотреть в глаза Тристану. Хотелось сжаться, спрятаться от него, но что-то внутри нее переменилось. Вновь обретенная храбрость да недавнее пробуждение новых магических сил заставили отыскать дверь, его дверь – ту, что она создала случайно, ту, что ждала ее, чтобы облегчить связь с ним.

Вероника распахнула ее настежь, открываясь ему, открываясь для его гнева, точно подсолнух, что подставляется палящему зною солнца. Она хотела этой боли, которую он, без сомнения, тоже испытывал. Хотела испить ее до дна, раскрыть рану как можно шире.

Вот только ее там не было.

Там не было ничего. Ни гнева, ни боли от предательства – лишь тишина и пустота, пораженное молчание.

В тишине чувств лихорадочно гудел разум, перебирая все беседы, все странные моменты, что случались между ними, каждое не к месту сказанное слово.

Оказалось, таких немало: баня, брачный вольер… То, как Вероника усмирила Ксепиру и как Вал назвала ее Никой. Тристан ведь не дурак: пусть он и не сложил пока всей картины, но ее кусочки тщательно собирал и откладывал, чтобы при случае изучить. Сложней всего оказалось принять то, какой Вероника представала для Тристана в этих воспоминаниях: особенная, интересная, достойная внимания. Сохранятся ли эти чувства теперь, когда вскрылась ложь, пятнающая каждое слово и особенный момент?

Прошло несколько мгновений, воздух вокруг них сгустился в тревожном ожидании.

Тристан развернулся, готовый уйти, но задержался. Нерешительно оглянулся на Веронику. По его лицу ничего нельзя было понять, но только Вероника приготовилась прочесть его мысли, как он закрыл глаза и, уронив голову, решительно зашагал к лестнице.

При звуке его удаляющихся шагов мир снова ожил: вернулись звуки со двора, шелест перьев в вольере, запах чада от светильников и дыма костров. Вернулись даже цвета, погружая пол в огненно-красный и пепельно-серый тона.

Казалось, не изменилось ничего. И в то же время все.

– Идем, – нежно и одновременно твердо позвала Вал, кладя ей руку на плечо. – Вернемся ко мне в комнату. Переоденешься, а я обо всем позабочусь. Освобожу Ксепиру, и больше не придется переживать из-за брачного вольера. Больше не надо скрывать, кто ты и что ты. Покинем это место, пока не началось сражение, укроемся в безопасности. Вдвоем.

Эти слова окутывали Веронику. Так говорила бы мать с дочерью, полководец с войсками: заверяя их, что все будет хорошо.

Пустые слова.

Сестра и правда обо всем позаботится. Вероника это знала, и маленькая часть ее хотела верить обещаниям. Но это принесло бы лишь временное облегчение. Вал – воин, и мир не для нее. Она не станет искать убежища на время бури, она захочет устремиться навстречу ветру, грозящему сломить ее.

И еще Вероника устала сражаться в битве, в которой ей никогда не выиграть.

– Нет, Вал, – ответила она, не поднимаясь с колен и глядя в пол сквозь спутанные черные волосы.

– Что? – Вал уронила руку.

Вероника сделала глубокий вдох и поднялась на ноги. Края разрезанной туники трепал ветер, но она не спешила прикрыться. Может, Тристан и увидел, что она лгала ему все время, но это не меняло того, какой она человек. Вероника знала, кто она, знал это и Тристан, а юноша она или девушка – тут ни при чем.

– Я сказала «нет», – повторила Вероника, стараясь не сорваться. – Хватит. Больше никаких нас с тобой. Мы больше не вместе. Довольно.

– Ксе Ника… – начала было Вал, но Вероника ее перебила:

– Не обращайся ко мне больше так, не смей. С меня довольно, Вал, – в горле сдавило от эмоций, которые она все эти годы сдерживала. – Я столько раз мысленно оправдывала тебя. Снова и снова пыталась увидеть в тебе хорошего человека, поверить в то, что и ты сама веришь в праведность своих поступков. Что ты защищала меня, заботилась.

– Все так, – сказала Вал. Вероника заглянула ей в глаза и поняла, что сестра правда верит в собственные слова… ну, или так хорошо научилась обманывать, что уже не понимает, когда лжет самой себе.

– Если бы ты действительно обо мне заботилась, то не убила бы моего питомца. Ты понятия не имеешь, как мне было больно, но если бы подумала, то не решилась бы на такое.

– Ошибаешься, – возразила Вал, а Вероника поспешила сказать:

– Ты пришла сюда с единственной целью: разрушить мое счастье. Больше нигде я не чувствовала себя на своем месте, в безопасности.

– В безопасности ты была со мной, – сверкая глазами, напомнила Вал.

– А кто защитил бы меня от тебя?

– Думаешь, тебя защитит он? – сплюнула Вал, указывая на лестницу, по которой ушел Тристан. – Думаешь, он станет защищать тебя и заботиться о тебе, как я? А эти твои чувства принадлежности и безопасности… Они ведь строились на лжи. Он тебя даже не знает. Не знает, кто ты и на что способна.

– Он знает меня лучше, чем ты, – ответила Вероника под презрительный смех сестры. Пожала плечами, не позволяя ей задеть себя. – А чего не знает – скоро поймет. Все они поймут. Да, не все тут идеально, но я хочу поправить дело. Повлиять на что-то, стать частью чего-то большего. Авалькира Эшфайр сама по себе не была великой… Она стала такой потому, что за ней пошел наш народ. Она стала такой потому, что объединила нас всех.

– Авалькира Эшфайр стала великой потому, что распалила огонь по всему миру, не позволяя никому и ничему встать на пути к своей цели. – Голос Вал звучал хрипло и неровно, переполненный эмоциями.

– Один человек стоял у нее на пути, – тихо напомнила Вероника, одновременно размышляя над собственными словами. – Сестра.

Вал было просто не узнать: рот превратился в черную щель, а глаза – в пустые провалы.

– Нет, Вероника. Даже смерть не встала бы у нее на пути.

– Может, и нет, – устало вздохнула Вероника, – но я хочу остаться тут. Здесь – мой дом.

– Нет, – замотала головой Вал; рыжие косицы захлестали по щекам. – Твой дом был и навсегда останется там, где я.

– Больше нет.

– А если тебя выгонят отсюда за ложь? – Глаза Вал поблескивали неестественно ярко, но ни слезинки не пролилось.

– Зато я хотя бы пыталась. Прежде я считала тебя храбрейшим человеком, но теперь-то знаю, что ты вовсе не отвагу проявляла. Трусость. Время мне самой встать и сражаться.

При слове «трусость» Вал скривилась, но в остальном она оставалась совершенно неподвижна. Вероника даже решила, что ее слова наконец нашли дорожку к упрямому рассудку Вал. Она приготовилась: вдруг Вал поддастся гневу и сорвется? Вдруг набросится на нее и утащит отсюда против воли?

– Биться, значит, хочешь? – пустым, как беззвездное небо, голосом произнесла сестра. – Ну тогда, ради твоего же блага, Вероника, надеюсь, что сторону ты выбрала верную.

Резко развернувшись, она зашагала к лестнице.

Скрылась.

Вероника сползла по прутьям вольера на пол. Последний раз она спорила с сестрой в ночь, когда они разошлись, и тогда за нее говорили чистый гнев и ярость. Часть ее знала – а может, даже надеялась, – что однажды их пути вновь пересекутся. Сейчас все было иначе. В душе и правда бушевала буря, но решение Вероника приняла, слушая не только сердце, но и голос рассудка. Губы дрожали, дыхание сбилось. Ну почему так? Почему Вал, ее сестра, единственный родственник во всем мире, оказалась тем, кто ранил ее сильнее всего?

Внезапно послышались шаги, и у лестницы показался Тристан. Вероника вскочила с пола. Увидев, что она одна, Тристан покраснел и потупился. Так у нее же груди открыты! Вероника поспешила прикрыться.

– Тристан, я…

– Нет времени, – грубо перебил он, не поднимая глаз. Бросил Веронике новую тунику.

Вероника поймала ее на лету и, отвернувшись, натянула через голову. Ткань оказалась мягче, а размер – больше привычного. Должно быть, Тристан поделился своей одеждой. Вероника провела пальцами по дорогой ткани, вдыхая запах Тристана.

Снова обернулась и, оправив тунику, шагнула к Тристану.

Только тогда он посмотрел на нее. Убедившись, что Вероника одета, протянул ей лук, который до того прятал за спиной.

– Все еще хочешь биться за нас? – спросил он. Скользнул взглядом по ее лицу: нос, губы, глаза, – словно заново всматриваясь в детали, изучая их.

При виде лука сердце Вероники запело. Тристан дает ей шанс, которого она так отчаянно добивалась, возможность стать частью его мира. После того, что случилось, она хотела этого как никогда.

Взяв лук, Вероника прижала его к груди. Так много хотелось сказать, но на пороге войны времени на это просто не было.

– Мне жаль, – только и прошептала она.

– Знаю, – ответил Тристан. Только он хотел сказать еще что-то, как прозвенел колокол, а в ответ послышался топот множества ног и лязг оружия.

Солдаты прибыли.