Глава 36
Вероника
Ферония не умела править, и совет манипулировал каждым ее шагом. Мне пришлось вмешаться.
Вероника, как в тумане, шагнула вперед.
Юноша, которого привели в крепость, был в грязи и крови, но она его узнала: это он спас ей жизнь в лесу у хижины, а она потом в ответ спасла его – от гнева Вал. Лишь потому, что она тогда удержала сестру от кровопролития, этот юноша сейчас принес важную весть о грядущем нападении. Голова кружилась.
Само только его появление потрясло Веронику, не говоря уже о страшном предупреждении и предательстве Эллиота, но больше всего удивили последние два слова, которые произнес паренек.
У Вероники чуть не остановилось сердце.
Илития Шэдоухарт.
Так звали майору. По крайней мере, имя – ее. Когда Вероника была маленькой, ей трудно давалось имя Илития, поэтому она называла опекуншу просто бабушкой или майорой. Ее ни разу при Веронике не называли Шэдоухарт, но что-то в звучании этой фамилии насторожило.
Не одна Вероника так живо отреагировала на него.
– Откуда ты знаешь это имя? – набросилась на Сэва Морра.
Вероника, затаив дыхание, переводила взгляд с Сэва на кухарку и обратно.
– Она была повинницей в отряде, но с самого начала работала против солдат. Хотела отравить их… сорвать нападение, но… – Он умолк, тяжело дыша, и на его лице отразились душевные муки. То, что он сейчас поведал, никак не вязалось с образом Илитии, растившей Веронику, но и не противоречило. – Вместо нее пришел я, принес вот это.
Он сбросил на землю сумку и открыл ее. Внутри она была полна гладких серых камней.
При виде знакомых очертаний Вероника резко втянула воздух. Неужели это…
– Во имя милости Мизерии, – шепотом пробормотала Морра, подаваясь вперед. Потом взглянула на Тристана: – Это ведь…
Тристан потянулся к сумке и, наскоро осмотрев содержимое, снова ее закрыл. Он не сказал ни слова, но в нем как будто пробудилась бешеная энергия. В толпе тоже хотели посмотреть, что же такого принес Сэв, но большинству заглянуть в сумку так и не удалось. Тристану явно того и надо было: сейчас не время терять сосредоточенность. Если Сэв сказал правду, то на крепость идет небольшая армия.
Хотя сумку, полную яиц фениксов – с десяток, если Вероника не ошиблась, – в таком месте, как Гнездо Азурека, игнорировать трудно.
Руки Вероники покалывало, будто в ладонях играло нечто яркое и мерцающее, как солнечные блики в воде Ауриса.
Возможно, у них появился шанс. Надежда на будущее… только бы пережить грядущую ночь.
Морра снова посмотрела на Сэва:
– С какой стати Илития прислала тебя, а не другого анимага?
– Так ведь и я – анимаг.
– Солдат-анимаг? – с сомнением повторила кухарка, и Веронике сразу стало понятно, что она проникла в разум юноши, дабы разобраться, правду ли он говорит. Потом с виноватым видом кивнула.
– И где она сейчас? – спросила Морра. – Илития.
Сэв раскрыл было рот, но не сказав ни слова, насилу сглотнул и покачал головой.
Морра слегка покачнулась и ее взгляд остекленел, словно бы она увидела нечто, недоступное остальным. Нечто в голове у солдата.
– Она умерла? – шепотом спросила Вероника, глядя попеременно то на Морру, то на Сэва. Так и хотелось самой пустить в ход тенемагию, но рисковать было нельзя.
Сэв кивнул, и Веронике стало трудно дышать. Если он и правда говорил о майоре, о ее Илитии, и она все это время была жива…
Вероника припомнила день, когда Вал сообщила о смерти бабушки. Вероника решила тогда, что Вал уж точно слышала – знала – об этом, как слышала и знала обо всем, что было неизвестно Веронике, и она как дура поверила сестре на слово. Как же она тогда обо всем не догадалась?.. Сейчас она злилась на себя не меньше, чем на сестру. Вероника обвела толпу взглядом в поисках Вал. Хотелось поговорить с ней немедленно, но сестры нигде не было видно.
Морра выпрямилась и поморгала, приходя в себя.
– Его слова – правда.
В толпе зашептались: те, кто стоял впереди, передавали услышанное от Морры дальше, а в ответ сыпалось еще больше вопросов.
– Как же такой большой отряд незамеченным поднялся так высоко на Пирмонт? – оглядывая всех, спросил один из стражников. – Сигнальный дым должен был подняться еще неделю назад, когда первые солдаты показались на горе.
– Им хватило ума не идти открытым путем, – ответил ему один из селян, и прочие согласно закивали и забормотали.
– Эллиот, должно быть, подсказал им, как не попасться нашим дозорным, – мрачным тоном добавил Ронин.
– А еще отряды шли порознь, – повторила сказанное ранее Сэвом Морра. – Так они привлекали меньше внимания и заняли выгодные позиции на склонах. Ближайший к нам отряд занял Вечерние пещеры, а это менее чем в полудне перехода от Поля перьев. Значит, они будут здесь еще до ночи.
– Подмастерье Тристан, – вмешалась стражница, проталкиваясь через толпу. Рядом с ней шел капитан Флинн.
– В чем дело? – спросил Тристан, явно угадав, что донесение – срочное.
– По Паломничьему тракту движется отряд вооруженных солдат, – чуть запыхавшись, сообщила стражница. Обращалась она к Тристану, но зеваки подались ближе, чтобы расслышать. – Через час они достигнут постоялого двора.
В нутро Веронике словно выплеснули ведро ледяной воды. Через час?!
– А ведь недавно отзвонили седьмые колокола, – пробормотала Морра.
– Сколько их? – спросил Тристан.
– Почти три сотни, – мрачно ответила караульная. – Но под покровом леса их может скрываться больше.
Сэв предупредил, что солдат сотни четыре, а значит, отряды, наверное, снова разделились. Планируют атаковать с нескольких сторон или постепенно. Повисла тишина: стражники, слуги и селяне ждали, что скажет главный.
Он вскинул голову и выпрямился в полный рост. В этот момент он был в точности как его отец, господствуя над всем вокруг.
– Пусть все селяне немедленно соберутся в крепости, – приказал он караульной, и та, кивнув, умчалась прочь. – Капитан, – обратился он затем к стражнику, которого отец вместе с ним оставил за старшего, – пусть ваши люди помогают эвакуации. Отправьте их как можно больше. Что до ворот поселка…
– Я лично за этим прослежу, – ответил капитан. – Мы забаррикадируем ворота, и я поставлю защищать их своих лучших бойцов. Прочих отошлю в крепость.
Тристан кивнул:
– Присылайте ко мне с докладами посыльного, и скажите Джане, чтобы подготовила голубей. Надо отправить депеши. А пока, – повысив голос, так чтобы его приказы было слышно несмотря на шум, – мне нужны добровольцы, здоровые слуги и селяне. Пусть построятся здесь же, во дворе, через четверть часа. Будем оборонять крепость, пока не вернутся коммандер и остальные наездники.
Толпа разошлась. Капитан Флинн рассылал стражников, а слуги спешно готовили припасы. Морра же отправилась допросить Эллиота в надежде выведать больше подробностей о грядущей атаке.
Посреди суматохи Тристан опустился на корточки рядом с Сэвом.
– Спасибо, – сказал он и жестом велел целительнице отвести его в безопасное место. – Мы в неоплатном долгу перед тобой. А это, – указал он на сумку с яйцами, – держи пока при себе.
Вероника посторонилась, и тут затуманенный взгляд Сэва остановился на ней. Юноша как будто припомнил ее… Вероника не успела уйти, а Сэва уже подняли с земли и унесли.
Вероника потерла разболевшиеся виски. Если Сэв признал ее и спросит о девочке, которую когда-то уже встречал… Вот уж чего ей точно не нужно. Вероника поискала взглядом Тристана, однако тот уже направлялся в сторону храма. Вероника нахмурилась.
– Ты куда? – окликнула она его.
– Надо запалить маяк.
* * *
Кругом стоял шум, а у нее в жилах закипала кровь. Так много всего происходит, так много стоит на кону… Солдаты, предатели, яйца фениксов. Но какая бы армия ни встала у порога крепости, одно Вероника знала наверняка: Тристан призвал добровольцев оборонять твердыню, и она будет сражаться.
Начались приготовления к битве, и во дворе царил хаос: селян сгоняли в пустые бараки, а они прижимали к груди детей и немногие пожитки, какие успели прихватить, в то время как стражники катили по мостовой бочки с зерном, а слуги несли ведра с водой в сторону кухни.
В Веронику врезалась невысокая девочка: лохматая, на плече маленькая птичка, а в руках – самодельное копье.
– Воробейка? – не веря собственным глазам, спросила Вероника, но девочка быстро затерялась в толпе. Когда она успела попасть в Гнездо? Прибыла вместе с Вал и бардами или торчала в окрестностях даже дольше, бродя вокруг поселка и собирая всевозможные сплетни?
Не успела Вероника снова отыскать ее среди толпы, как раздался гром, послышалось шипение.
Поначалу она решила, что это воспламенился феникс, но потом, глядя в небо, заметила вспышку света на золотой статуе, венчающей храм. Видимо, она служила еще и маяком, но вместо черного дыма, как от сигнальных костров, от нее вверх поднимался дым ярко-алый. Что бы там наездники ни жгли – какие-то особые листья или травы, – окутанная ими, статуя напоминала живого феникса, вошедшего в огненное пике.
Тристан спускался по лестнице, а люди внизу сновали туда-сюда: выбегали из здания или наоборот, заносили внутрь постели и ящики с припасами. Святыню на время превратили в лечебницу. Наверное, подумала Вероника, Сэва определили туда. Скольких еще отнесут к нему до наступления ночи?
Во дворе тем временем собирались добровольцы: повара, селяне, слуги и конюхи, – и Вероника заняла место в строю.
Она вытерла вспотевшие ладони о штанины. Сердце громко стучало в груди, но она постаралась не думать об ужасах предстоящего – как и о том, что значит биться в рядах добровольцев. Для нее это означало перейти символическую границу: решив сражаться, она сделала выбор – остаться здесь, навсегда. Да и не могла она стоять в стороне, пока Тристан и остальные рискуют жизнями, а империя наносит очередной удар по наездникам.
Когда Тристан проходил мимо по мостовой двора, Вероника заметила в тени храма Вал. Сестра лениво наблюдала за добровольцами, но даже не думала присоединиться к ним. Вероника поспешила задавить боль разочарования: с каких это пор Вал бежит от драки? Но, видимо, сестра сочла, что этот бой – не для нее.
Тристан с мрачным видом обвел собравшихся на плацу. Когда в ряд встали припозднившиеся, он пошел вдоль рядов. Следом за ним стражник катил тачку с оружием, помогая будущим бойцам выбирать: праща, самострел или что иное, подходящее их умениям и телосложению.
Вероника слышала лишь приглушенное бормотание, однако один за другим добровольцы получали оружие и назначение. Подростков из поселка Тристан отправил туда, где им будет безопаснее: поручил разносить сообщения и меха с водой. Веронике показалось, что она заметила среди них Воробейку.
Наконец пришла ее очередь.
– Я готов биться, – выпалила Вероника, не дожидаясь, что скажет Тристан.
Ответил он далеко не сразу, так что пауза затянулась, и безмолвный миг превратился в зияющую пропасть. Неужели Тристан прогонит ее? До наступившего момента эта мысль и в голову ей не приходила, а свои чувства Тристан запер накрепко – не пробиться, не прочесть.
Наконец Тристан вымученно улыбнулся и обнял ее одной рукой за плечи. Вероника сразу же поняла, что ее планам не сбыться. Она задышала часто и неглубоко. Она словно только сейчас заметила, что на нее смотрят десятки пар глаз.
– Ты же только начал тренироваться, – тихо напомнил Тристан. – Нельзя тебе на стену, там слишком опасно. И я сам тебя туда не отправлю. Нам бы пригодилось больше посыльных или…
– Посыльный? – глухо повторила она. – Как ребенок?
Послышались шепотки. Шею и уши стало покалывать от накатившего жара.
– Ник, – начал было Тристан, но она не дала ему продолжить:
– Здесь сейчас опасно для всех, – сказала она, схватившись за грубую ткань штанин, чтобы скрыть дрожь в руках.
– Ник, – Тристан нагнулся к ней, – есть много других важных заданий, надо не только сообщения передавать. Эрскену понадобится помощь в Гнезде – присматривать за фениксами… и не только за самками.
Последнюю часть предложения он произнес так, словно хотел подбодрить ее. День-другой назад это сработало бы, но сейчас Вероника продолжала стоять перед ним, точно каменная.
– Не усложняй, пожалуйста, и так все непросто, – попросил Тристан. В его глазах отразились подавленные эмоции: вина? жалость?
Вероника поверить не могла, что Тристан отвергнет ее перед всеми. Опозорит перед прочими подмастерьями. Сам же обещал помочь, говорил, что она – одна из них. Что из нее выйдет хороший наездник. А сейчас обращается с ней так, словно она – слабая, никчемная и нуждается в защите.
Обращается с ней, как когда-то – Вал.
В горле перехватило от сдерживаемых слез, но Вероника постаралась выдавить из себя:
– Для кого непросто? – спросила она, даже не думая понизить голос. С этими словами она оттолкнула Тристана и побежала прочь со двора.
Отправилась она в Гнездо. Но не затем, чтобы исполнять пожелание Тристана, а просто потому, что не знала, куда еще податься. Там она пнула ведро с водой и выкрикнула все ругательства, каких только нахваталась в порту Теснины и на кухнях в приграничной деревне.
Ксепира вскинула голову. Вероника ощутила ее любопытство: птица пыталась понять бранную речь, в которой и сама-то Вероника не все слова понимала.
Послышались шаги, и Вероника сразу поняла чьи.
Встав с пола, она вгляделась в тень. Внизу уже было темно: приглушенный свет скрытого за облаками солнца быстро угасал.
– Чего тебе, Вал? – спросила она, как только сестра спустилась с лестницы. Услышав Веронику, та замерла.
– Не злись на меня за то, что твой драгоценный Тристан не взял тебя сражаться. Я же говорила: этому не бывать. Говорила, что это – не твой народ.
Вероника знала, что Вал намеренно хочет ранить ее, и все же ее слова причинили сильную боль, ведь истина в них была. Тристан не взял Веронику сражаться.
– Скажи, что стало в тот день с майорой Илитией? – скрестив руки на груди, потребовала Вероника.
– Что? – нахмурившись, спросила Вал. Притворяется. Вероника ее не видела, но откуда-то знала, что Вал из укрытия наблюдала за прибытием Сэва. Вал – она как дождь; стоит прислушаться к ощущениям, и ощутишь ее присутствие – точно ломоту в костях перед бурей.
– Тот солдат рассказал, что работал с женщиной по имени Илития, – сказала Вероника, указав наверх, в сторону крепости. – Сказал, что она была повинницей и…
– Не глупи, Вероника. Женщин с таким именем сотни.
– Илития Шэдоухарт. – Ага, вот, что-то такое промелькнуло, изменилось во взгляде сестры. Вот бы уметь как следует управляться с даром тенемагии, чтобы проникнуть ей в голову и вызнать правду. – Ты сказала, что она умерла. Наша бабушка.
Вал закатила глаза:
– Да не бабушка она нам, ксе Ника. Сама знаешь. – Она помолчала, прикусив губу. – Для нас она так и так умерла. Ее приговорили отбывать повинность до конца жизни.
Вероника крепко зажмурилась. В ушах стучала кровь. Столько лет потеряно зря. А ведь можно было отыскать майору, узнать, где она служит, и попытаться навестить. Можно ведь было письма писать. Да что угодно сделать – и это было бы лучше, чем не делать вообще ничего.
– Понимаю, ты расстроена, Вероника, – попыталась успокоить ее Вал. – Все распуталось, но это и к лучшему. Судьба привела сюда этих солдат: их направляла рука самой Аниянкэ. Я старалась быть терпеливой, дать тебе больше времени, но это – именно то, чего я ждала. Вот он, наш шанс бежать. Вызволить и тебя, и твоего питомца из этой клетки, в которую посадили вас наездники. Пока они готовятся к обороне, мы освободим твоего феникса и сбежим. И других самок тоже освободим, если получится, а потом покинем это место через подземный ход.
Вероника уставилась на сестру. В детстве она говорила, что ее герой – Авалькира Эшфайр, и хотела стать такой же, как она. Но в действительности стремилась походить на Вал. Стоило им угодить в беду, Вероника знала, что Вал их вытащит, – и она вытаскивала, пусть даже методы Вероника не одобряла. Вал всегда сохраняла бесстрашие, и вот этим, наверное, Вероника и восхищалась больше всего.
Теперь же она видела в сестре трусиху. Не бесстрашие двигало ею, а себялюбие.
А майора… Она пожертвовала собой, лишь бы девочки успели спастись. Даже оказавшись на дне, утратив семью, феникса, попав в рабство и лишившись королевы, Илития продолжала бороться.
Вот так поступает воин, истинный Укротитель фениксов. Вал и прочие ошибаются: наездник – это не звание, не качество, которому надо соответствовать, и не наследие, которого надо быть достойным. Укротители фениксов – защитники их народа, воины света, а солдаты империи – тьма, что пришла поглотить их.
Похоже, не стоило Веронике равняться на Вал и увенчанную перьями королеву. Все это время рядом с ней был пример лучше, настоящий герой. Майора.
– Ник? – долетело сверху из лестничного колодца.
Сестры вздрогнули, но первой опомнилась Вал. Она отступила в тень, стреляя по сторонам взглядом, ища, где спрятаться – или откуда нанести удар.
У вольера Эрскен оставил штабеля ящиков с кормом. Вал ощупью отыскала в них щель и скользнула в нее.
– Вал, ты где… – позвала было Вероника, но замерла, когда у подножья лестницы появился Тристан. Он направился к ней, но на полпути настороженно остановился.
Вероника не сумела скрыть боли, увидев его. Все прочее растворилось, и она словно вернулась на плац.
– Почему? – со злостью спросила она, проглотив комок в горле.
Небо приобрело темный, сероватый оттенок, и фонари вдоль галереи, вместе с отсветами маяка, окутывали Тристана аурой красного и золотого. Он подошел ближе, и Вероника разглядела, насколько он мрачен.
– Послушай, – нерешительно начал Тристан. – Это не было… я не… я ошибся. – Вероника удивленно моргнула. Тристан огляделся, словно ища подсказки, но потом не выдержал и схватился за голову. – Сам не знаю, что делаю. Разве не видишь? – чуть не кричал он, теряя самообладание. – Я не знаю, как управлять. А вдруг коммандер, мой отец, больше не вернется?
Говорил он через силу, и, видя его боль, Вероника устремилась в его разум. Сделала она это инстинктивно, как если бы ловила падающий со стола нож, забыв, что это опасно. Просто сейчас, по неведомой причине, ей казалось, что поступает она правильно, как если бы она связывалась с Ксепирой. Не ради любопытства или контроля, но ради того, чтобы разделить с ним боль.
Вот в этом, поняла она, разница между нею и Вал – Вал использовала знания как оружие: причиняла боль, выискивала слабости. Вероника же через тенемагию стремилась понимать окружающих, сострадать и отзываться.
Кто знает, вдруг тенемагия – это вовсе не искушение тьмы, но орудие как зла, так и добра. Все зависит от человека.
Впрочем, следовало быть осторожной. Однажды Вероника уже употребила тенемагию против Тристана – когда поддразнила его за то, что он называл Вихря «ксе кси», – лишь бы отстоять свое мнение. Проступок маленький, вреда он никому не причинил, но Веронику это не оправдывало. Тенемагия – дорожка скользкая. Сперва захочется просто понять Тристана, потом выведать у него что-нибудь, а дальше… что? Долго ли она продержится, прежде чем начнет красть его мысли и подменять их нужными ей? А начнут они ссориться, и она каждый раз станет смотреть еще глубже в поисках новых способов уязвить Тристана?
Как та же Вал?
Нет, твердо решила про себя Вероника. Она – не сестра.
Когда связь между ними установилась, Вероника почувствовала, какая буря эмоций бушует у Тристана в душе. Его разум, как и разум всякого человека и даже зверя, в который до этого она проникала, был уникален, ощущался по-своему: Вал – дым и железо, Ксепира – яркий чистый солнечный свет. От разума Тристана веяло землей и свежестью, росистой травой, шелестом летнего дождика по листве. Обычно. Сейчас его разум был грозовой тучей: клубился, искрил и кипел.
– Я просто не готов ко всему этому, – тяжело дыша, продолжил он. – Никто из учеников еще не бился по-настоящему, а Эллиот… не знаю, как с ним быть. Мне невыносима сама мысль, что все эти люди рассчитывают на меня, ждут моих приказов. И если получится защитить хотя бы одного друга, защитить тебя, я обязан это сделать. Я должен этого хотеть, потому что так надо. Но я не могу, просто знаю, что не смогу справиться в одиночку. Мне нужен ты, тебе я доверяю как никому, но я обещал и…
– Обещал? – резко переспросила Вероника. Это слово пронзило ее грудь, только что распираемую от радости. – Кому обещал?
Вал вышла из тени.
И хотя она была ближе к Веронике, чем к Тристану, смотрела она только на него. Веронику чуть не захлестнуло волной тенемагии, ауру которой излучала сестра: порывы магической энергии достигали такой силы, что практически сбили Тристана с ног. Он ударился спиной о стену и обмяк, а Вал двинулась на него. В ноздри ударил дымный запах ее волшбы.
Вероника, которая успела открыться для Тристана и была связана с ним, услышала мысли сестры:
«Хватит. Молчи. Не думай. Ты ничего не помнишь. Ты…»
– Довольно, Вал! – прокричала Вероника и грубо оттолкнула сестру. Вал отвлеклась, и связь пропала. Воздух перестал потрескивать от магии. Жуткий голос сестры пропал из головы Вероники – и головы Тристана тоже.
Вероника усилила свой ментальный барьер, а вот Тристану никак помочь не могла.
Тристан потряс головой, поморгал, пытаясь сообразить, что произошло. И если Вероника сразу поняла, что голос, звучавший в голове, принадлежал ее сестре, она не знала, как воздействие тенемагии переживают те, кто ею не владеет. Тристан вполне мог слышать неразборчивый шум, грохот, ощутить внезапное подспудное желание, а может, его собственные мысли вдруг закружились бешеным вихрем.
– Кому и что ты обещал, Тристан? – с нажимом спросила Вероника, опасаясь того, что Вал могла сотворить с его разумом и памятью.
– Ни единому его слову верить нельзя, – начала было Вал, но Вероника оборвала ее:
– Нет, это тебе нельзя верить, – выплюнула она. – Прошу, скажи, Тристан.
Тристан сперва настороженно взглянул на Вал и лишь затем – на Веронику. В себя он вроде пришел, но все еще силился понять, что происходит.
– Не злись, Ник. Твоя сестра очень за тебя переживала, вот и все. Она не хотела, чтобы ты сражался, пока на то не будет крайней нужды. Вот я и обещал, что не пущу тебя на стену, где опаснее всего.
Он словно умолял, но Вероника совершенно ничего не испытывала к нему. Она резко обернулась к сестре. Вал вовсе не пеклась о ее безопасности, она лишь хотела отгородить ее ото всех, погрузив в полное одиночество.
Внезапно картина в уме Вероники сошлась: «…это – именно то, чего я ждала».
Вал знала, что солдаты идут.
Мысль просто ужасная, но Вероника не сомневалась в ее справедливости. Вал ведь и в Гнездо-то пришла всего за несколько дней до атаки. Такой опытный тенемаг, как она, просто не мог не заметить сотни солдат, идущих на гору. Вероника щупальца магии держала при себе, старалась не распускать широко, зато Вал всегда раскидывала сети как можно дальше. Вот почему она предлагала Веронике уйти поскорее, и предлагала так настойчиво. Она не предупредила наездников, и они не успели подготовиться; утаила сведения, рискуя многими жизнями ради того, чтобы снова вернуть контроль над Вероникой.
Стоило Вал появиться, как она тут же принялась сеять семена страха и сомнения в сердце Вероники. Поносила наездников, сомневаясь в их целях и благодарности, упрекала сестренку за службу им. А когда вернулась Ксепира и ее посадили в брачный вольер, Вал оказалась как никогда близка к своей цели. Решив же действовать через Тристана, чтобы тот не пустил Веронику сражаться, она практически лишила сестренку всего, что дарило ей счастье. Столько боли и страданий, и все ради этого момента – чтобы у Вероники не было опоры.
– Ты знала, что она вернется? – спросила Вероника у сестры. Это было последнее, что она еще не выяснила. Последний вопрос, на который она хотела получить ответ. Она и раньше спрашивала, но Вал находила отговорки. На сей раз ей не отвертеться.
Смена темы сестру удивила, но она вскинула подбородок и, сверкая глазами, ответила:
– Да.
– Ты привела ее сюда… ко мне? – глухим, мертвым голосом продолжала спрашивать Вероника.
– Да.
– Как? – в горле медленно поднималось жжение. Вероника стиснула зубы: ей казалось, что она выдохнет в сестру огнем, когда та беспечно пожала плечами.
– Ты нетерпелива, Ника, как всегда. Воскрешения – не для малодушных. Прошла целая неделя, прежде чем она вернулась. Феникс искал тебя, но рядом оказалась только я. Нелегко было управлять ею, но мне удалось. Она последовала за тобой, я за ней, и вот мы здесь.
Теперь уже все тело Вероники охватило пламя, пожирающее внутренности, умоляя выпустить его на волю. Вал выдала ее и назвала Никой при Тристане, но по сравнению с остальным это казалось сущим пустяком.
– Почему ты не сказала мне? – набросилась Вероника на сестру.
– Так я пыталась, – огрызнулась Вал. – Говорила, что у меня для тебя подарок. Но ты и слушать не захотела, помнишь? Вот я и призвала ее сюда…
Вероника закончила про себя предложение: «…чтобы тебя выгнали, а они взяли и заперли Ксепиру в клетке».
Вероника медленно покачала головой, анализируя сказанное Вал, пытаясь добраться до детали, которая смутила ее.
– Как тебе удавалось ею управлять? Как ты сумела призвать ее сюда? Это невозможно, ты не связана с ней.
Тристан ухватился за слово «связана», и его взгляд метнулся в сторону брачного вольера. Но Вероника была так занята спором, что не обратила внимания.
Вал склонила голову вбок, присматриваясь к Веронике, а потом глубоко в недрах ее разума распахнулась дверь.
Вероника вмиг поняла, что это – постоянная связь с Вал. Своего рода узы, но если узы с Ксепирой работали в обе стороны и к ним всегда был доступ, то этот канал был узок и непостоянен – открыт, но под защитой.
Веронику ослепило вспышкой озарения: Вал использовала эту связь с ней, чтобы управлять Ксепирой, добиться от феникса доверия. Вероника была частью сестры, константой, которую не вытравишь из разума, и Ксепира это почувствовала. Осознание напомнило о слишком сильной связи с Тристаном – и о том, как проникла в нее Вал. Если Вероника – часть ее разума, то и Вал – часть ее, а значит, она почувствовала, как Вероника нечаянно открыла похожий канал для связи с Тристаном.
Тристан об узах между сестрами не знал, зато знала о них Вал и вовсю пользовалась: воспользовалась узами между Вероникой и Ксепирой, чтобы добиться желаемого. Вероника впала в ослепительную ярость. При мысли о том, что от ее имени творила Вал, она ощутила себя грязной и порочной. И ведь так всю жизнь: Вал творила ужасные вещи, и всегда якобы во благо Вероники. При этом она много что утаивала, держала сестренку в неведении. Не только о себе и бабушке, но и о самой же Веронике, ее магическом даре.
Вероника решила, что с нее хватит.
Она усилила защиту, и связь с сестрой угасла. Дверь в разуме захлопнулась, но никуда не делась, ее присутствие меняло все, что было между сестрами. Не стало никаких воображаемых барьеров и ложного чувства защищенности. Но Вал оставалась внутри разума Вероники, и от нее было не скрыться.
Вероника лишилась дара речи. Она и дышать-то не могла, лишь с трудом, с присвистом втягивала воздух.
– Ненавижу тебя, – произнесла она наконец. Произнесла еле слышно, и Вал даже подалась вперед, чтобы расслышать. – Ненавижу тебя! – прокричала Вероника и залепила сестре звонкую пощечину.
Вал замерла, и ее лицо обрело пугающе спокойное выражение. Только расцветала на щеке красная отметина от удара. Вал сжала кулаки.
Вероника чуть запыхалась, поразившись собственному поступку, хотя нисколечко о нем не жалея.
Сестра скривилась и потупила взгляд. «Неужто совесть?» – успела подумать Вероника, но тут Вал медленно вытащила из-за пояса кинжал: обсидиановый клинок, костяная рукоять. Древний, но все еще острый.
Время словно замерло, и Вероника вернулась в тот ненавистный момент, когда в лесной хижине Вал занесла нож над Ксепирой. Со стороны вольера донеслось тихое воркование питомицы, но в остальном царила тишина.
Тристан подобрался, готовый вмешаться. Он не понимал, из-за чего ссора, но блеск кинжала заставил его действовать.
Вал выпростала руку с клинком в сторону Тристана: острие застыло в дюймах от его горла, – и Тристан замер. Вероника очнулась, но тоже не смела пошевелиться.
Вал осторожно шагнула к Веронике и прижала клинок к ее щеке. Вблизи сестры Вероника ощутила странное смешенье чувств: запах Вал успокаивал и внушал тепло, к которому примешивался ужас перед холодным и острым оружием. Вероника едва дышала, боясь пошевелиться – а вдруг она сама распорет себе щеку о лезвие? Разум гудел: неужто Вал решится? Совершит последнее свое и самое гнусное злодеяние?
«Вал, не надо», – мысленно прошептала Вероника, но дверь, ведущая к разуму сестры, захлопнулась, и ответа не последовало.
– Вал, не надо, – тихим, отчаянным голосом повторил за ней Тристан. – Что происходит, вообще?
– Сейчас поймешь. – Вал говорила медленно, наслаждаясь моментом. Молниеносным движением она чуть вывернула руку с ножом и полоснула им вниз. Вероника ахнула, когда обсидиан скользнул по ее коже, но острое лезвие рассекло тунику и полоску ткани, стягивавшую груди. Когда Вероника втянула воздух, грудь поднялась, а Вал ножом отвела край ткани в сторону – раскрывая притворщицу.
– Позволь представить мою сестру, – диким голосом, с презрением произнесла Вал, упиваясь вероломной победой. – Веронику.
* * *
18 день 5 месяца, 170 г.п.и.
Дорогая Авалькира!
Мне жаль, что встреча прошла не так, как ты задумывала, но ты ведь знаешь: я не могла подписать бумаги. Если бы мы аннулировали отцовский брак, приговор тебе и правда смягчили бы: обвинили уже не в убийстве королевы, но консорта, чей титул куда ниже. И ты была бы свободна, уплатив виру.
И да, если бы брак моей матери аннулировали, это лишило бы меня права на трон, утвердив тебя как единственную наследницу.
Однако все изменилось, и мне надо думать о будущем.
Прошедшие месяцы, что я молчала, дались тяжело, дорогая моя сестрица. Я не готова была простить тебя. Не готова была понять. Однако время на исходе.
Мне надо снова поговорить с тобой, наедине. Прости, что оставила предыдущие твои письма без ответа… Надеюсь, я пишу не слишком поздно.
Твоя Ферония
