Книга: Корона из перьев
Назад: Глава 24 Вероника
Дальше: Глава 26 Вероника

Глава 25
Тристан

Мы были как день и ночь, как луна и солнце – тьма и свет. Друг без друга мы были ничто.
Когда они приблизились к резной арке, ведущей в Гнездо, Рекс заложил широкую дугу и красочно спикировал в темноту за проходом.
В горящих, округлившихся глазах Ника читалось неприкрытое восхищение.
«Показушник», – мысленно сказал Тристан Рексу, ощутив через узы самодовольство питомца.
Глядя на Ника, Тристан вспоминал себя в самом начале: как впервые увидел отцовского феникса, каким ничтожным ощутил себя перед великим Максимианом, как благоговел – и, конечно же, ужасался – при виде пламени, что шипело и потрескивало в его сверкающих перьях. При мысли, что отец парил в небе на этаком поразительном создании, сердце переполнялось восхищением. С того самого дня Тристан не желал ничего, кроме как стать наездником.
Сколько он ни просил отца, тот упорно не желал рассказывать о себе, вспоминать что-либо. Для него быть наездником значило исполнять еще один долг: управлять Гнездом и вернуть то, что причиталось семье, и утраченное после войны.
Стыдился Тристан изгнания, но никак не того, что они утратили положение и состояние. Стыдился он отца. Кассиан предал дело и согласился выдать сторонников, соратников, лишь бы сохранить обожаемый пост губернатора. Он хотел перейти на сторону тех самых людей, что стремились сжить наездников со свету.
Тех, кто убил мать Тристана.
Тристан ее почти не помнил, и если бы не рассказы отца да обрывочные образы в памяти: косицы, жемчужный смех – он совсем позабыл бы ее. Когда он был моложе, ему говорили, что в нем живет ее дух. Теперь же он боялся, что все больше походит на отца: становится таким же холодным и расчетливым, сосредотачиваясь больше на гордости, чем на благе народа.
Но в такие моменты, забывая о собственных устремлениях и не ища отцовского одобрения, Тристан чувствовал себя ближе к матери, и это ему нравилось.
По широким ступеням они поднялись к арке, вырезанной в зазубренном каменном выступе. Резчик высек по краям прохода изображения священных животных: звери извивались, ползали, перекрывая друг друга. Среди них были и кошка Тэйке, и филин Мори, а на самом верху, посередине, раскинул крылья феникс Азурека.
Они вошли внутрь, и перед ними раскинулось Гнездо.
Формой оно напоминало чашу, вырезанную в сердце горы. Тристан видел в нем амфитеатр: внизу – плоская сцена и от нее ярусами расходятся ряды-кольца. Сами кольца служили проходами и насестами для фениксов, а вот внизу, на самой сцене помещался каменный внутренний дворик, окольцованный арчатой галереей. Чашу, точно сложенные «домиком» пальцы, окружали глыбы нетесаного камня.
Прямо перед ними уходил вверх каменный столп, как некое основание или платформа. Поверхность была ровная, по ней можно было спокойно ходить, а подпирало ее очередное массивное изображение феникса: дорожка шла вдоль спины птицы, голова служила окончанием выступа, а раскинутые крылья касались стен по обеим сторонам пещеры.
Дав Нику время налюбоваться видом, Тристан объяснил, в чем назначение этого места:
– Видишь ниши вдоль ярусов? Это жилища мастеров. Они месяцами рыскали в тоннелях, искали забытые яйца.
– Нашли хоть одно?
Тристан кивнул:
– Даже несколько. Вот откуда питомцы у большинства учеников. Один или двое пришли со своими, унаследованными, а у троих наездников фениксы были еще до войны: это коммандер, Берик и один из инструкторов, командир второго дозора Фэллон. Когда воевали, он был совсем ребенком.
– Это отсюда у тебя Рекс? – спросил Ник.
Тристан покачал головой:
– Мне яйцо досталось по наследству от родичей матери. Его передавали из поколения в поколение, и оно ждало меня.
Еще никогда Тристан так не боялся, как в ожидании того, вылупится ли феникс из яйца возрастом в несколько поколений: вдруг что-то пойдет не так и он утратит самое ценное из родовых сокровищ? Но опасался зря. Рекс признал его достойным партнером, и Тристан с гордостью оседлал это прекрасное огненное создание.
Пока они озирались, Рекс устроился на уступе поблизости, испуская фонтаны искр. Вокруг, сбиваясь в небольшие кучки, готовились ко сну другие фениксы.
Занято было только два верхних яруса, но Тристан любил воображать, каково тут было несколько веков назад, когда ни одна пещера не пустовала и на каждом ярусе гнездились фениксы.
Ник тем временем устремил свой взор куда-то вниз.
– Там внизу еще фениксы, – сдавленным голосом заметил он. – Их окружает изгородь, забор…
Тристан отвел взгляд.
– Самки, – тяжело произнес он. – Там у нас брачный вольер.
Он взглянул на Ника и тут же пожалел об этом. В глазах друга читались неверие, отвращение, и Тристан ощутил себя грязным, словно вольер – его идея.
– Они ни с кем не связаны, – принялся объяснять он, присаживаясь рядом с аркой. Он устало привалился спиной к холодному камню, и Ник последовал его примеру. – Вот и приходится их держать в неволе, чтобы не улетели. Наездники пытаются заставить их спариваться с самцами.
Видно было, как огорчили Ника его слова. Да что там, он и сам огорчался. Когда познаешь разум таких умных, сильных и древних созданий, как фениксы, уже не веришь, что можно держать их в неволе, в клетках и принуждать к размножению.
Ник скрестил руки на груди:
– И что, сработало?
Тристан тяжело вздохнул:
– В прошлом году получили яйцо…
– Всего одно?
– Да, одно, – неохотно признал Тристан. Провел рукой по заскорузлым от пота и пыли прядям. – Правда, мы не знаем, может, самка уже носила его, когда попала сюда. Дикая была, ее кое-как заманили в ловушку, а вскоре она уже снесла яйцо. После этого все попытки кончались плачевно.
– Плачевно?
– Самки калечили каждого самца, которого к ним приводили для случки. А когда птицам плохо, сам понимаешь, нам тоже больно, – добавил Тристан, и Ник кивнул, мол, знаю. – Пару месяцев назад одна самка ранила феникса Фэллона. Так он сам потом несколько дней хромал. Самки сильнее и вырастают крупнее самцов.
Нику это, похоже, было приятно слышать.
– То же можно сказать и про, гм, удовольствие, – произнес Тристан, неотрывно глядя себе на колени. Ощутив, как по шее поднимается жар, он вымученно хохотнул и продолжил: – Нам передаются всех их эмоции, и хорошие и дурные. Думаю, если бы фениксы правда спаривались, мы бы это как-то ощутили. Поэтому странно выходит…
Ник испуганно рассмеялся, и Тристан улыбнулся, довольный, что сумел нарушить неловкую тишину.
– В былые времена наездники работали парами, – сказал он, выгибая затекшую спину. Ник следил за ним как бы между делом, совсем не как другие: без пристального внимания отца или смутной симпатии Берика или Морры. Чувства Тристана обострились, плечи расправились. – Охотились, летали в разведку, воевали. Фениксы создавали пары на всю жизнь, и наездники – тоже. Мне кажется, узы смешивались, и выходило так, что наездники соединялись, как и фениксы.
– Как Нефира и Каллиста, – задумчиво пробормотал Ник.
Тристан улыбнулся. Ник наслышан о Первых наездниках, и это хорошо. Их история знала сотни славных пар, но Нефира, первая королева, и Каллиста, ее правая рука, запомнились Тристану лучше прочих. Выходили замуж они по расчету: ради союзов и детей, – но оставались преданными друг другу как никому другому. Не расставались никогда и ни за что: в бою, в мирной жизни и в смерти. Когда Каллиста погибла от стрелы, вскоре за ней последовала и Нефира – из-за разбитого сердца.
– Ну, раз брачный вольер не приносит яиц, отчего же твой отец не обыщет Пиру, не заглянет в заброшенные наблюдательные башни и заставы?
– Так мы искали, – ответил Тристан. Правда, не особо старались. Он это знал, просто им всегда не хватало времени. Империя со дня на день узнает об их существовании, и к приходу врага надо готовиться. Ник открыл было рот – думал, наверное, оспорить обоснованные доводы Тристана, но тот уже и сам устал отстаивать методы отца. Особенно те, с которыми сам не соглашался. – Послушай, Ник, мне это нравится не больше твоего. Но если хочешь стать наездником, нам нужно больше фениксов. А иного способа завести их мы пока не знаем.
Ник молчал. Разговоры о клетках для спаривания явно притупили впечатления от Гнезда. Тристана это расстроило. Он выпустил щупальце магии, поискал Рекса. Убедил его покинуть насест и присоединиться к нему у края выступа в виде феникса. Встал на ноги, а спустя мгновение его примеру, хмурясь, последовал и Ник.
У края цоколя Тристан ощутил порыв теплого ветра – Рекс приближался. Ник подошел как раз в тот момент, когда феникс вынырнул из недр Гнезда. Ветром Тристану взъерошило волосы, и на мгновение у него поплыло перед глазами из-за полос света.
Достигнув свода пещеры, Рекс вспыхнул в полную силу и нырнул обратно. Ник даже испуганно сжался, когда феникс проносился мимо, а потом перегнулся через край яруса – посмотреть, как птица уходит во тьму. Это был элемент из танца в честь солнцестояния – представления, которое Рекс и остальные покажут завтра на празднике.
Рекс снова взмыл под самый свод и по спирали, не угасая, полетел обратно вниз. Как и рассчитывал Тристан, вскоре к нему присоединились собратья: они распушали перья и сыпали искрами. Порой Тристану казалось, что фениксы от природы склонны к ярким представлениям, всегда готовы показать что-нибудь этакое, впечатлить зрителя: особенно им нравилось выписывать в воздухе изящные дуги и ослепительно вспыхивать.
Смотреть сейчас на них было на удивление просто: их огонь был элементом представления, а не смертельной угрозой. Тристан любовался им отстраненно, воспринимая как нечто далекое и неземное, вроде солнца и звезд.
Когда один феникс взмывает в небо и снова падает к земле, это прекрасно. Но когда их полдесятка, это завораживает. Ник ухватил Тристана за руку, глядя, как пламенеющие птицы выписывают в воздухе огненные полукруги и спирали. Позади них в небе висела луна, бледная как кость, бесцветная по сравнению с яркими всполохами фениксов.
Птицы разошлись и будут играть еще какое-то время. Зная это, Тристан ткнул локтем в ребра Ника, но тот наблюдал за танцем, широко распахнув глаза, в которых отражались пламя и искры. Тристан снова сел и прислонился к стене у входа. Ник присоединился к нему, пятясь – чтобы не пропустить и мгновения великолепного зрелища.
При виде улыбки на лице Ника полегчало на душе и у Тристана. Он сам не знал, в чем дело: то ли говорила в нем вина за то, как он обошелся с мальчишкой при первой встрече, то ли это была благодарность за помощь. Впрочем, задумываться не хотелось. Ник просто вытаскивал на поверхность счастливую и жизнерадостную половину Тристана. Какой-то час назад он был готов признать поражение, узнав, что долгожданный пост не светит ему в ближайшее время, однако Ник научил его ценить даже малый успех – шажок в нужном направлении. А до того, стоило Тристану признаться в боязни огня, Ник не стал насмехаться и унижать его. Напротив, глазом не моргнув, перечислил в утешение знаменитых неполноценных наездников, а потом и вовсе научил Тристана приему, который изменил его жизнь.
Их дружба – это, конечно, не праздник. Ник – один из немногих, кроме отца, кто упрекает Тристана в заносчивости и несдержанности. Зато, в отличие от того же отца, готового припомнить Тристану любую ошибку, Ник зла не держит. Начало дружбы выдалось не самое гладкое, но Ник всегда был рядом, преданный и верный помощник там, где не на кого опереться. Он был талантливее прочих подмастерьев, но в то же время еще не стал мастером. Застрял где-то посередине, и ему приходится тяжко.
Глядя на Ника, Тристан заражался его неутомимой надеждой: вера Ника в Тристана заставила самого Тристана поверить в себя. Захотелось стать тем, кого в нем видел Ник, и поэтому он должен быть всегда рядом – напоминать об этом.
Тристан уже не обойдется без Ника, потому что только с ним он становится самим собой.
Они следили за фениксами в ночном небе, и в какой-то момент Ник уронил голову Тристану на плечо. Тогда Тристан расслабился и сам прислонился затылком к грубо стесанной стене.
Фениксы наконец закончили танцевать и вернулись на насесты. Ночная тьма сгустилась. Оставался один только Рекс, но вот и он в последней вспышке света ушел в темноту.
Перед тем как встать, Тристан пожелал ему доброй ночи и поблагодарил. Ник крепко спал, безвольно привалившись к стене. Тристан поддел его ногой, потом осторожно потряс за плечо, но все тщетно. Ник буквально лучился жизнью и энергией, во всем шел до конца, а жить иначе не смог бы, наверное, при всем желании. Даже устав, он продолжал бежать, пока не подгибались ноги, а уж когда говорил о фениксах, наездниках и анимагии, его лицо светилось.
Он даже сном забывался, совершенно отстраняясь от мира. Спутанные черные волосы стояли дыбом, рот чуть приоткрылся.
Усмехнувшись, Тристан поднял его на руки и понес назад в крепость. Странно было прижимать его к себе, уткнувшегося лицом в грудь Тристану. В бараках для слуг Тристан с облегчением избавился от ноши, но вместе с тем, когда нагретой Ником груди коснулся прохладный ветерок, испытал чувство опустошенности, будто лишился чего-то важного.
Надо было сразу рассказать Нику о яйцах, но Тристан боялся, что Ник может уйти, и эта мысль приводила его в уныние. Должен быть выход. Если придется, Тристан лично отправится на поиски яиц. В прошлый раз, стоило ослушаться отцовского приказа, его нагрузили дополнительными занятиями с Ником, а до того Тристан нашел Ника заблудившимся в глуши… И оба раза принесли удачу, которой он не ждал.
Так может, новая вольность обернется еще большей удачей?
Ника возьмут в подмастерья, а Тристана сделают командиром дозора. Когда придет время выбирать себе помощника, Ник возглавит список кандидатов.
Назад: Глава 24 Вероника
Дальше: Глава 26 Вероника