Глава двенадцатая
После двух напряженных недель, когда Тарханову впервые пришлось руководить деятельностью всех трех отрядов «Печенег» и нескольких вспомогательных подразделений, причем в круглосуточном режиме, наступило некоторое затишье.
Началась рутинная работа, уже не требовавшая дневать и ночевать в своем новом кремлевском кабинете, принимать самостоятельные, подчас рискованные решения.
По материалам допросов Исраилова и Герасимова всю территорию «Великого княжества Московского», как все чаще, вроде бы и в шутку, а вроде и нет, называли посвященные люди подведомственную Местоблюстителю территорию, прочесывали «частым гребнем».
Выявляли связи, арестовывали, иногда поодиночке, а когда и целыми группами. Для прикрытия обычно подбирали уголовные статьи, благо, по известной поговорке, был бы человек…
Вскрывали тайники, отслеживали банковские счета, устанавливали «прослушки» и перлюстрировали письма.
Допрашивали задержанных, кого-то с ходу перевербовывали и вводили в игру.
Попутно почистили и агентуру петроградских служб, скорее в превентивном порядке. Здесь действовать приходилось особенно тщательно, чтобы у их кураторов в столице не сложилась слишком рано общая картина происходящего.
Потом-то все равно разберутся, когда уловят тенденцию и сопоставят факты, ну так это когда еще будет.
Тарханов сидел у себя в кабине, скорее по привычке к дисциплине, поскольку время все же было рабочее, хотя вполне мог бы уйти до вечера, когда нужно будет подписывать очередную оперативную сводку. Сидел и мучился, потому что испытывал чувство вины по отношению к Татьяне. Привез, получается, девушку в Москву и бросил на произвол судьбы.
Пусть она и успокаивала его постоянно, что ничего страшного, так она его службу себе и представляла, все понимает, а заняться ей есть чем. Всю жизнь мечтала именно об этом – совершенно свободно, никого не утомляя и ни от кого не завися, пожить вот так, для себя. Ходить по музеям, магазинам, просто по улицам, обедать в уютных кафе, покупать билеты в театры на лучшие места.
Сергей чувствовал, что Татьяна не совсем искренна, разумеется, ей гораздо приятнее было бы пойти в театр или в ресторан вдвоем, но что теперь поделаешь?
Зато хоть в средствах она была не стеснена. Тарханов в первый же день вручил ей две пачки двадцатипятирублевок в банковской упаковке и настрого приказал до окончания «аврала» непременно их потратить.
– Приоденься как следует, чего еще там нужно, все купи, ну и это, вообще, – не слишком связно выразился он, несколько беспокоясь, правильно ли девушка поймет его побуждения. – Вот освобожусь, светская жизнь начнется. К Вадиму с Майей в гости пойдем, в офицерское собрание, в общем, сама понимаешь…
Вопреки опасениям, Татьяна отнеслась к деньгам без комплексов. Наверное, считала, что их нынешние отношения вполне предполагают подобное. А сумма, которая по пятигорским меркам выглядела огромной – намного больше ее годового заработка, здесь не представляла собой ничего особенного.
Поскольку, тоже впервые в жизни, Татьяна стала посещать магазины и лавки совсем другого класса.
Даже дома она старалась проходить, не оглядываясь, мимо гораздо более скромных витрин.
…Сергей было уже окончательно решил, что нечего зря штаны просиживать, пора и о собственном будущем подумать. И для начала нужно позвонить Татьяне, предложить встретиться где-нибудь в центре. Он снабдил ее спецрадиотелефоном, что, в общем, тоже было нарушением режима секретности, но кто мешает ему считать девушку особо важным агентом? Должность позволяет решать такие вопросы единолично.
Только он потянулся к аппарату, как в кабинет вошел Чекменев. Тарханов про себя выругался.
– Помнишь ваш разговор с Маштаковым в автобусе? – спросил генерал, привычно присаживаясь боком на подоконник.
– Естественно. Как бы я мог его забыть? А что тебя конкретно интересует? Вроде уже не раз все проиграли. И сам клиент уже и не по моему ведомству проходит.
– По твоему ведомству все проходит, все, что мы сочтем необходимым в данный момент.
Если начальство говорит, значит, так оно и есть.
Но однако, что имеется в виду, Сергей пока не мог сообразить. Приказ он выполнил, Маштакова передали в распоряжение специально на то назначенных людей, инженеров и ученых по преимуществу. Разместили его в Кремле, где за охрану отвечает собственная служба. Так что теперь требуется от него?
– Ты помнишь, что он сказал о тебе лично? Что такого случилось с тобой в том бою?
– Ну конечно. Он сказал, что на перевале генератор сработал, но с выключенным синхронизатором… так что мир просто слегка встряхнуло на месте. Нас же с Вадимом определенным образом… контузило. И мы теперь особенно чувствительны ко всему, что связано со временем. Причем это, очевидно, относится не только ко мне, но и к Ляхову. К нему, пожалуй, даже в большей степени. Я-то в момент срабатывания был без сознания, а он в порядке и свои ощущения описывал довольно ярко. Покрутило и поломало его так, что он полдня в себя приходил. Примерно в этом смысле выразился Маштаков.
– Не примерно, а почти дословно он так сказал. Хорошая у тебя память. Мы с Розеном в Хайфе тоже имели в виду, что вас контузило, в обычном, конечно, смысле, да и кому бы в голову иное пришло, – кивнул Чекменев. – А теперь бы надо вас обоих поглубже обследовать, только вот как?
Тарханов выругался еще раз, только позатейливее. Еще глубоких обследований ему не хватало. Он представлял, что это может значить. Положат в отдельную палату, как тогда в Хайфе, начнут всякие кардиограммы снимать…
А с Татьяной как же?
Вот тебе и отпуск, и медовый месяц…
– Да к чему? Вадим меня уже осматривал, на «верископе» своем гонял, помог вспомнить подробности, но по поводу каких-либо изменений в организме или личности ничего не сказал. Что там тот Маштаков может, он вообще не врач. Пусть на бумажке формулы пишет, а я ему не дамся. И зачем это тебе вдруг потребовалось?
– Князь заинтересовался, – не стал темнить Чекменев. – Не тобой лично. Его большая стратегия волнует. Нельзя ли проникнуть в тот мир, в котором ты побывал, на более длительный срок и собственными глазами посмотреть, что там творится?
Ты к такому заданию как отнесся бы? Сам понимаешь, раз сенсибилизация именно с вами произошла, с посторонними может просто ничего не получиться.
Идея показалась дикой и привлекательной одновременно. Мир, в который довелось заглянуть одним глазком, интересовал и манил. Опасностей же в предприятии Тарханов особых не видел. Любой разведпоиск в боевых условиях – дело в сто раз более рискованное. Тем более по теории Маштакова там должно быть абсолютное безлюдье.
– Отнесся бы я вполне спокойно, как к любому приказу. Только вот насчет гарантий возвращения хотелось бы выяснить поточнее. Поскольку без возвращения предприятие теряет смысл.
– Это мы выясним. Лишь бы в принципе ты был согласен.
– Может, Вадима тоже к этому делу привлечь? Вдвоем оно сподручнее. И нагляднее.
Он не знал, что именно в таком ключе уже и состоялся разговор у князя с Чекменевым.
– Думаю, это можно устроить. Только все равно сначала с Маштаковым нужно все тщательным образом обсудить. Может, и припугнуть, чтобы не учинил какую-нибудь пакость… – небрежно ответил генерал.
– Да теперь-то зачем пакости устраивать? Ему теперь только о том, как выслужиться, думать приходится, – возразил Сергей. – Это там, в Пятигорске, он с перепугу и отчаяния последний, как ему показалось, шанс использовать решил. И если я в той обстановке вернуться сумел, то уж сейчас… С ним же наши инженеры работают, небось разобрались уже, куда нажимать и за что дергать.
Вдруг Тарханов задумался. А так ли все обстояло, как ему запомнилось? На самом ли деле он перенесся в иной мир в своем физическом теле? Не было ли это только иллюзией? Как Маштаков спросил его: «Где вы сейчас были?»
Значит, факт перемещения он заметил. А остальные? Просто не уловили слишком краткий миг исчезновения – возвращения или его на самом деле не было?
Придется брать Вадима, ехать к Маштакову и говорить с ним по душам.
– Когда приступать будем? – смирившись с тем, что планы провести несколько дней в тесном общении с Татьяной снова откладываются.
– Да, возможно, и завтра. Я тебе перезвоню.
…Завтра ничего не получилось, а послезавтра была суббота. Тарханов, предупредив Чекменева, договорился с Вадимом совместить приятное с полезным. То есть организовать пикничок. На природе с девушками отдохнуть, поскольку получалось как-то странно. Вроде отпуска у обоих, а со всех сторон возникают вдруг неотложные задания, то без одного, то без другого не решаемые.
А теперь еще появилась новая перспектива, неизвестно что сулящая. Это тоже следовало обсудить в неофициальной обстановке.
Тарханов на служебном вездеходе, гораздо лучше подходившем для выезда в глухие тверские леса, нежели его «Мерседес», подобрал Вадима у ворот его дома. Тот загрузил в машину тяжеленный альпинистский рюкзак и вдобавок кастрюлю с маринованной для шашлыка бараниной.
После не слишком удачно сложившейся речной прогулки они решили провести время просто на природе, на берегу укромного лесного озера в полусотне километров от Москвы. Костерок запалить, рыбку с лодки половить, если повезет – наладить настоящую уху с дымком.
Майя традиционно запаздывала, и Вадим уже собрался подняться к ней в квартиру и поторопить, но она наконец появилась в проеме парадного.
С собой у нее тоже был рюкзак, не такой неподъемный, как у Ляхова, но собранный по всем правилам для двух– или трехдневного похода, как уж получится. К нему приторочена компактная палатка-гималайка, в которой можно ночевать одному или вдвоем даже и на леднике.
Оделась она в узкие голубые джинсы, сшитые на заказ коричневые кожаные сапожки, проложенные внутри рыбьим пузырем, не в пример легче и удобнее резиновых, но такие же непромокаемые. На плечах щегольская лайковая курточка светло-кофейного цвета, под ней тонкий свитер в цвет брюк.
«Симпатичная девушка, столичная», – с некоторой завистью подумала Татьяна, в очередной раз ощутив свою провинциальность. Думала, раз в лес, на рыбалку едут, так и костюм себе выбрала подходящий, чисто туристский, из темно-зеленой плотной и одновременно мягкой ткани, походные ботинки на толстой подошве.
Специально в магазин «Охотник» сходила, триста рублей оставила, примеряла, радовалась.
А оказывается, здесь на рыбалку по-другому ездят.
«Нарядилась, как в кино из красивой жизни. Свеженькая такая, веселая, только нас увидела – и рот до ушей, тридцать два зуба напоказ».
И тут же загадала, что, если все с Сергеем сложится (тьфу-тьфу-тьфу), будет с Майей дружить и сама научится всему, что в их кругах принято.
«Я же тоже полковницей буду, Сергей с Вадимом друзья лучшие, значит, и мы с ней должны…»
Устроившись на широком заднем сиденье, Майя чмокнула в щеку Ляхова, пожала руку Тарханову.
– А вы Таня, я про вас уже слышала. Вадим рассказывал про ваш героизм в Пятигорске. Ужасно, конечно, но и здорово. Жаль, что меня там не было.
– А что? – продолжая удивляться ее жизненной силе и непосредственности, спросила Татьяна.
– Да что? Пистолет себе раздобыла бы, тем более автомат. Мы с Сергеем им такое б сделали! Сказка. Я знаешь как стреляю! Вот приедем, покажу. Вадим, у тебя с собой?
– Как всегда.
– Вот и постреляем. Ты, Таня, любишь стрелять?
– Не особенно.
– Зря. В наше время девушке следует уметь классно стрелять и всегда носить при себе хоть маленький, но пистолетик.
– Что же ты сейчас без него? – попыталась уязвить ее Татьяна.
– Да при таких кавалерах зачем мне? Они и в пустыне среди барханов хоть пулемет, хоть что другое найдут…
Здесь Татьяне возразить было нечего. Сама видела.
Машина вывернулась из переулков на прямую трассу, и девушки сразу начали хором обсуждать свою несчастную судьбу, заставившую их иметь дело со столь неудобными кавалерами.
– У всех людей по два выходных, а у этих тоже два – один летом, другой зимой, – съязвила Майя, одновременно подмигивая Татьяне.
Та с облегчением подумала, что с такой подружкой дело иметь стоит. В острой ситуации всегда возьмет лидерство на себя, а в процессе нормальной жизни – еще посмотрим…
– Это просто у Серегиного начальника такой характер, – немедленно включился в тему Ляхов. – Есть такие люди, не выносят, если подчиненные спокойно отдыхают. Стоит заболеть или уйти в отпуск, обязательно начинают звонить, спрашивать о чем-то, просят заскочить на работу «буквально на пару минут». Я в подобных случаях обычно посылал, но грамотнее и безопаснее в первый же день отпуска исчезнуть с концами. Что и Сергею советую, раз пока официально, приказом, не отозвали. Помог, чем мог, пусть и на это спасибо скажет.
Его слова встретили горячее одобрение Татьяны, с которой он виделся всего лишь второй раз, но отношения как-то сразу сложились.
– Видали мы таких умных, – пробурчал Тарханов, на стосорокакилометровой скорости обгоняя рейсовый автобус.
Озеро Стройное, расположенное в таких глухих дебрях, куда и татаромонгольские тумены не сумели добраться, пусть и находилось оно всего в паре десятков верст левее оживленной дороги Москва – Тверь, встретило их как долгожданных гостей.
Овальное зеркало серебристо-серой воды, окруженное сосновым бором, с одной стороны выгоревшим, то ли от молнии, то ли от неосторожно разведенного костра. Грустно и мрачно торчали на фоне могучих бронзовых стволов и зеленых крон черные обугленные хлысты.
Словно по заказу сгустились в небе облака и опять, как тогда, в Пятигорске, потянул сырой туман, мягко давящий все посторонние звуки.
Поэтому тишина превосходила все санитарные нормы.
Тарханов даже поежился непроизвольно, так ему это все предыдущее напомнило.
После того как заглох мотор машины, хотелось потрясти головой, прочистить пальцем или спичкой уши.
Несмотря на то что плеск мелкой волны в берег слышался отчетливо.
– Эх, как же все равно хорошо, господа! – возопил Ляхов, подбегая к урезу воды.
Главное – впереди два дня абсолютной свободы и удовольствий.
Вроде бы случайно, палатки поставили метрах в двадцати друг от друга, по обе стороны от вездехода и намеченного места для мангала.
Тарханов, в отличие от Майи, взял с собой палатку полноценную, немецкую полушатровую «Шармюльцерзее», в которой свободно поместились бы пять человек и в середине можно было даже стоять во весь рост.
– Ну, где же дилетантам тягаться с настоящим специалистом, – признал свое поражение Ляхов, а для себя подумал, что танцевать в палатке он никогда и не предполагал.
Зато «гималайка», пусть и тесная, имеет обивку из гагачьего пуха и надувной пол. При минус сорока можно комфортно обогреться походным примусом. А при нормальной температуре спать, не думая о камешках и сучьях внизу.
Затем затеяли соревнование, кто в меньшее число ударов свалит топором и разделает на дрова обгоревшую сосну толщиной и высотой с телеграфный столб.
Как ни странно, выиграл Ляхов, возможно, потому, что врачу и фехтовальщику привычнее тонкое обращение с режущими и рубящими инструментами.
Дров заготовили как минимум на две ночи.
Надувать лодку и заниматься рыбной ловлей уже никому не хотелось. Дай бог с шашлыком разобраться.
– Так постреляем? – спросила Майя Татьяну, когда мужчины занялись мясом и шампурами.
– Давай.
Из ляховского «адлера» Бельская на двадцати шагах разнесла в мелкие дребезги четыре пустые бутылки из шести.
В две оставшиеся Татьяна десятью выстрелами не попала ни разу. Правда, при каждом выстреле она успевала предварительно вздрогнуть и зажмурить глаза.
– Эй, барышни, хватит! – заорал на них Вадим. – У меня последняя обойма осталась, а вдруг чего… Лучше пистолет почистите.
– Сам почистишь, – ответствовала Майя, грамотно, рукояткой вперед, протягивая ему оружие.
Солнце скрылось за вершинами сосен, ветер развел на озере небольшую волну, а туман все продолжал наползать из темнеющего леса.
Совсем сказочный антураж, знать бы только, из какой сказки.
Включенный приемник в машине заиграл вдруг «Болеро» Равеля. Классическая музыка, конечно, только уж больно монотонная. Однако никто ее не слушал.
Говорили громко, шутили, смеялись. Ели шашлык, пили, кто сухое красное, кто коньяк.
Оказалось, что Татьяна умеет играть на гитаре и петь.
– Позавчера, совершенно случайно, зашла в магазин на Арбате, а там та-акие гитары… Одна – вообще удавиться и не жить! – сообщала она, все время стараясь для убедительности хлопнуть ладонью Майю по плечу. – Семиструнка, инкрустированная, ручной работы, начала прошлого века. Цыганская. Не удержалась! Я же свою из дому не взяла. Не подумала просто. И почти даром. Пятьсот рублей.
Тут она опасливо глянула в сторону Сергея, но тот был поглощен спором с Ляховым.
Да хоть бы и услышал, ему что пятьсот, что пять тысяч.
– Зато звук!
Татьяна принесла из машины на самом деле очень красивую, даже на вид старую гитару. И пожелтевшие вставки слоновой кости, и форма вырезов на деке об этом говорили.
– Послушай!
Татьяна прикрыла глаза, взяла несколько аккордов.
– Утро туманное, утро седое…
Пела она на самом деле хорошо. Трогательно.
Майя, чтобы не мешать певице, одной рукой пожала ладонь Ляхова, другой показала поднятый большой палец Тарханову.
Сергей расцвел.
Простодушный он был все-таки человек.
Уже за полночь разошлись по палаткам.
И у тех, и у других все было хорошо. Только по-разному.
Майя изо всех сил старалась, чтобы Вадим забыл о делах и проблемах, которые, как ей казалось, мешали воспринимать ее только как любящую и рассчитывающую на ответную любовь подругу.
А по соседству все было строго наоборот.
Там уже Тарханов пытался оправдаться перед Татьяной за вынужденное невнимание и доказывал, что впредь постарается, и так далее…
В итоге все заснули успокоенными и довольными началом уик-энда.
Утром проснулись на самом раннем рассвете, от пения многочисленных, но неизвестных по названиям и видам птиц.
От автомобильного компрессора надули и спустили на воду авиационный спасательный «клипербот», на котором и в океане вчетвером несколько дней продержаться можно. Поэтому в тихом озере он стоял на воде несокрушимо, как броненосец классического типа, и удочки, и спиннинг с него забрасывать было очень удобно.
– Нет, Вадик, жизнь все ж таки приятная штука, независимо, единственная она у нас или параллельная… – сообщил Тарханов, глядя на быстро розовеющее небо, подернутые туманцем заводи, качающиеся поплавки.
– Мы же договорились!
– Да брось ты. Я «Смирительную рубашку» по твоему совету нашел, прочитал. У кавторанга Кедрова дома столько книг, и Джека Лондона полное собрание имеется, в двадцати пяти томах. Интересно написано. Хотя «Морской волк» мне больше понравился.
Ляхов смотрел на товарища с искренним любопытством и недоумением. Надо же – взрослый человек, на четвертом десятке, полковник с высшим образованием, и только что начал открывать для себя Джека Лондона!
Сам-то Вадим прочел его в тринадцать-пятнадцать лет и с тех пор время от времени регулярно перечитывал. В зависимости от настроения, то «Смок Белью», то «Сказки Южных морей».
– Прочитал и еще раз убедился – все это ерунда, – продолжал Тарханов, – я имею в виду смысл переселения душ. Другое дело, если бы мы сохраняли отчетливую память о прошлых воплощениях. А так, ну какая мне разница, кем я был и кем стану, если нынешняя моя жизнь прекратится полностью и окончательно?
Поплавок косо ушел в сторону и исчез с поверхности воды.
Сергей подсек и выдернул бьющегося на крючке леща с полкилограмма весом. Ну, пусть в триста граммов, все равно здорово.
Клев пошел, и ближайшие полчаса было не до разговоров.
На дне лодки трепыхались и хлопали хвостами по тугой резине больше десятка рыбин, с которыми не стыдно было явиться перед лицом дам, традиционно ждущих на берегу мужчин-добытчиков.
Так же внезапно рыба перестала клевать.
Наверное, потому, что над лесом плавно, как аэростат, поднялось солнце и одновременно в кронах деревьев зашумел ветер. Высокобортный, совсем не водоизмещающий клипербот с нарастающим ускорением погнало к противоположному берегу.
Бесшумное скольжение по воде, мгновенно ставшей из серой голубовато-зеленой, завораживало. Друзья откинулись на тугие секции бортов, испытывая удовлетворенность и атавистическую радость после удачной охоты. Добычи достаточно, чтобы прокормить себя и подруг на ближайшее время, далее же завтрашнего дня, который даст новую пищу, заглядывать не след.
По глотку из обтянутой кожей фляжки, папиросы с длинными мундштуками, которые удобно брать мокрыми пальцами.
– Тебе, Вадик, легко жилось, – возвратился к прежней теме Тарханов. – Папаша-адмирал, дом полная чаша, семейная библиотека, что еще деды начали собирать.
– Прадеды, – мельком заметил Ляхов.
– Вот-вот. А я в кадетском корпусе с двенадцати лет. Читал, конечно, много, но не то, что ты. Так, может, действительно каждому свое? Я не в интеллигенты метил, в ваньки-взводные, с последующим, если повезет, продвижением.
Кстати, у нас в библиотеке я очень любил брать выпуски «Рыболова-спортсмена». Ты только представь – вечер, ротное помещение на сто коек, отношения между кадетами всякие. Иногда так домой захочется, аж слезы из глаз. А слез показывать нельзя. Уйдешь в учебный класс, там хоть и холодно, и полы асфальтовые, а в углу печка, спрячусь за нее и сижу, читаю, пока дневальный не выгонит…
Лицо Сергея приобрело мечтательное и одновременно грустное выражение.
– Как сейчас помню, один писатель, Солоухин, кажется, про зимнюю рыбалку писал. Здорово. У него там зима, ночь и метель, и у меня так же. Окна высокие, за ними площадь пустая, необъятная, огоньки центральной улицы, Воронцовской, едва-едва за пургой виднеются…
А, да ладно об этом. Я все к чему веду – Чекменев хочет, чтобы мы с тобой снова в тот мир, что я краем увидел, сходили. Если он вправду есть, узнать, как его в военных целях использовать можно.
– Неужто можно? – удивился Ляхов.
– Князь думает, что да.
И пересказал Вадиму то, что услышал от Чекменева.
– Интересно, – привычно усмехнулся Ляхов. – Начальство у нас хорошее, с фантазией. Что ж сделаешь, придется попробовать. Мне, кстати, и самому туда заглянуть интересно было бы. Так, все же, – вернулся он к предыдущей теме, – как нам быть с тем, что мы где-то там имеем своих двойников или вообще только там и живем, а здесь – ну, я даже и не знаю!
Вадим на самом деле не знал, трогает ли его означенный факт, точнее – гипотеза. В принципе интересно, но и не более.
До тех пор, пока ты еще в силах ощущать себя собой.
Когда перестанешь, искренне уверуешь в нечто другое, это уже будет шизофрения.
Примерно так он и сказал. Успокаивая товарища и себя, наверное.
– Смотри, Серега, как ты свое детство хорошо помнишь. Я тоже, пусть оно у меня и потеплее было. А можно вообразить, чтобы в какой-то иной жизни мы с тобой тоже параллельно сосуществовали и волей Маштакова ли, других высших сил здесь оказались в аналогичных ролях и качестве. Невозможно ведь такое представить?
Тарханов согласился, что да, пусть не невозможно, но крайне маловероятно.
– Значит, погребли обратно. Девушки ждут. И костер, смотри, как здорово распалили…
Вернувшись, поставили варить уху над костром в чугунном казане.
И даже успели ее сварить и начать есть, дуя на ложки и вдыхая чудесный аромат.
Тут и загудел вызов рации дальнего действия в машине.
Достал-таки их Чекменев. На данный момент – действительно достал. В обоих смыслах.
Вадим с интересом наблюдал, как Тарханов, впитавший субординацию с первыми ложками корпусного борща, говорил с генералом, с огромным трудом удерживаясь в рамках.
Нет, ну на самом деле, в кои веки выбрался за город с девушкой, которой буквально только что сделал предложение, и на тебе!
Ляхов подмигнул одновременно Татьяне и Майе, слушая, как Сергей говорит в гарнитуру звенящим голосом:
– Но мы ведь договорились! Я же в отпуске, в конце концов. Я от вас за двести километров, и вообще еще Александр Третий говорил, что Европа может подождать, пока русский царь ловит рыбу!…
Тарханов, наверное, чтобы иметь возможность оправдаться перед Татьяной, перекинул тумблер с наушников на громкую трансляцию. И все услышали голос Чекменева.
Тот словно даже извинялся.
– Сергей, не нервничай так уж. Я не настаиваю. Но ты же все равно сегодня собирался возвращаться. Вот и приедешь. Ну ты не спеши, отдыхай, а я буду на базе. В домике Бубнова. Поверь, твои права я уважаю. Доктор с тобой? Вот оба и заскочите, когда вернетесь. Дел-то всего на полчасика. Просто поговорить надо. Да, на ту самую тему.
По тому, как, прервав связь, Сергей бросил на сиденье наушники, Ляхов уловил степень его раздражения. Но подслащивать пилюлю не захотел.
– Ага, как я и говорил, на минуточку, на полчасика, – злорадно сказал он. – Я бы его точно послал. Если не война и не всеобщая мобилизация, видал я их, господ командиров!
У Тарханова так не получалось. Разница между врачом, пусть и военным, и военным-профессионалом. Тем более сейчас – заместителем начальника управления.
Хотя Ляхов демонстративно не торопясь варил уху, разливал по тарелкам ее и по стаканам – сопутствующие напитки, как мог затягивал мероприятие, все равно отдых был испорчен. Не позвони Чекменев, они, может быть, и раньше бы собрались, но – добровольно.
А тут ешь, пьешь, разговариваешь с девушками, а у тебя словно за спиной стоят и понукают.
Доели, но почти уже не пили, помыли посуду, поехали.
По дороге Ляхов, поддержанный Майей, настоял – заезжаем к Чекменеву все вместе, пусть видит, что мы заняты.
Ты с ним говори, а девушки в машине будут ждать немым укором. Быстрее отпустит, поскольку ничего серьезного у него нет, уверен. И спокойно поедем продолжать ко мне…
– Нет, ко мне, – возразила Майя. – У меня и просторнее, и готовить ничего не придется, все есть.
На том и сошлись.
