Шаг назад для обзора карьерной перспективы

Свою магистерскую степень Терри получил за изучение общей теории относительности. Теория струн, согласно его наблюдениям, становилась запутанным направлением и оптимальным вариантом для физиков-теоретиков, занимающихся изучением элементарных частиц. Чтобы экспериментальные исследования хоть как-то продвинулись вперед, требовался сильный взрыв в космосе или масштабный ускоритель, причем для ускорителя потребовалось бы гораздо больше энергии. В какой-то момент ученые-физики начали понимать, что на постройку ускорителя частиц нужных размеров для достижения реального прогресса уйдет годовой бюджет США. В космологии боролись с аналогичными проблемами – сфера нуждалась в дорогостоящих спутниках и гигантских интерферометрах.

Поначалу эти проблемы были всего лишь тучами на горизонте, они не имели никакого отношения к ежедневному кропотливому процессу, в котором физические идеи извлекались из математики, как тягучая карамель. Терри получал удовольствие от непрекращающейся «охоты за открытиями» – новые теории и гипотезы приходили ему в голову с беззвучным щелчком, при этом ему удавалось устанавливать неожиданные связи, которые ускользали от внимания других ученых.

Однако получив докторскую степень, Терри не ушел в работу с головой. Он был компанейским парнем – любил проводить время с друзьями, ходить в кино и по ресторанам. У него была очаровательная девушка, умная, энергичная и красивая. В общем и целом Терри представлял собой идеального жениха для любой семьи с притязаниями на интеллектуального зятя. Студент курса общей теории относительности в Принстоне, ученик одного из величайших ученых в мире – какие еще нужны научные рекомендации? Карьера Терри была обречена на успех.

Но грозовые тучи постепенно сгущались, и Терри начал задумываться о своей преданности физике. Каких успехов он сможет добиться в своих фундаментальных исследованиях относительности, если на протяжении всей карьеры ему будет суждено слышать лишь: «Мы не можем позволить себе устройство, которое вам нужно»? Он вложил так много в свою первую любовь – физику, – что с трудом представлял себе смену профессионального пути. В то же время он никак не мог избавиться от навязчивой мысли: «Может, стоит обратить внимание на другую область? Как найти такую сферу, где не придется постоянно бороться с ограничениями непомерных затрат?» Подобные размышления в святая святых физики, в Принстоне, где прикладные исследования относительности были сродни поискам Святого Грааля, выглядели чуть ли не святотатством.

Несмотря на свою преданность физике – или благодаря ей, – Терри интересовался многими другими вещами. У него были друзья на биологическом факультете, поэтому он решил пройти курс по нейроэтологии у признанного нейробиолога Марка Кониши. Эта наука применяла физические понятия к изучению природных реакций: например, когда совы издают звуки, чтобы определить местонахождение жертвы, или когда птенцы учатся распознавать пение птиц своего рода из сотни других звуков.

Увлекательные идеи в биологии начали раскрываться для Терри с самых неожиданных ракурсов. Нештатный профессор Чак Стивенс из Йельского университета на своей лекции заявил, что синапсы – связи, которые обеспечивают взаимодействие нейронов, – являются ненадежными. «Как такое возможно, что мозг опирается на столь ненадежные элементы?» – начал размышлять Терри. Он посетил встречу Общества нейробиологов и удивился количеству и энтузиазму присутствующих.

Терри начал понимать, что существуют две очень разные вселенные. Есть жизнь за пределами мозга – где огромная вселенная размером в десятки световых лет соседствует с крошечными квадриллионными частями атомов. Эта невероятная коллекция макро- и микроявлений обитает в королевстве физики.

Есть еще одна вселенная в пределах мозга: неизведанное, мистическое убежище наших мыслей, ощущений и сознания. Люди успели придумать новый термин, обозначающий эту предметную область: «нейробиология». В конце 1970-х годов нейробиология не обладала таким же весом, как теория относительности; она считалась только зарождающейся наукой. Карьера в области нейробиологии была чем-то нереальным. Даже биология была «бедной родственницей» многоуважаемой физики.

Родители девушки Терри были в ужасе: блистательный студент-физик скатился до биологии? В их глазах он превратился в повесу от мира науки, который не воспринимает всерьез мысли об успешной карьере.

Спустя несколько напряженных недель его девушка порвала с ним.

Это был эмоциональный удар ниже пояса, однако приобретенный опыт позволил Терри по-новому взглянуть на мир и на свое место в нем. Он стал захаживать в лаборатории Чарльза Гросса и Алана Гелперина, двух профессоров нейробиологии в Принстоне. Вместо того чтобы работать с Джоном Уилером над теорией относительности, Терри в конечном итоге обратился к научному руководителю, который и сам перешел из физики в нейробиологию: к блистательному ученому Джону Хопфилду. В конце 1950-х годов Хопфилд сделал несколько прорывных открытий в области исследования поляритонов, так называемых квазичастиц, в которых электроны соединяются с окружающими телами. Кроме того, впоследствии Хопфилд создал знаменитую «сеть Хопфилда», которая позволила более подробно изучить систему межнейронных связей, лежащих в основе памяти. Переход Терри из физики в нейробиологию занял несколько лет. Во время этого периода он проживал две жизни, изучая биологию днем и разрабатывая физические тезисы по вечерам. Поддержка Джона Хопфилда сыграла решающую роль. Терри опубликовал серию работ по моделям нейронных сетей, вдохновившись революционным, фундаментальным исследованием Дэвида Хьюбела и Торстена Визеля в области зрительной коры головного мозга, за которое они получили Нобелевскую премию. Статьи Терри легли в основу его докторской диссертации: «Стохастическая модель нелинейно взаимодействующих нейронов».