Из Эфиопии Вавилов возвращался с чувством победителя, но торжествовать времени не было. В Рим он едва успел к Международному съезду по сельскому хозяйству, на котором обещал выступить с докладом о центрах происхождения.

Доклад проложил дорогу к дружеским и деловым контактам с учеными многих стран, включая и саму Италию. Близким другом Вавилова стал доктор Джироламо Ацци, крупный знаток экологии пшениц.

8 мая Вавилов сообщал Писареву – опять из Неаполя: «Наконец закончил римские дела. Если всё выйдет, что пущено в ход, история не осудит. Съезд был интересен людьми. Миссию дипломатическую выполнил к[ак] б[удто] не плохо. Заключил альянсы с Африкой (были Miege, Boeuf, Duceliier), с славянскими странами (Польша, Чехословакия), с Румынией, Венгрией, с Японией (был в числе 8 чел[овек] приглашен японск[им] послом на обед), с немцами, с Канадой, Австралией, с Испанией. Итальянцы и французы приняли нашу классификацию как основную».

В Рим приехала Елена Ивановна, что, однако, не превратило их пребывание в Италии в Римские каникулы. С ее помощью Вавилов работал с удвоенной интенсивностью, она деятельно помогала ему.

20 мая 1927 г., Флоренция, В.Е.Писареву: «Наконец добрался до сего прекрасного города. Но [только] ради библиотеки и гербария Колониального института. Штудирую Аравию и средиземн[оморские] культуры. Италию почти постиг. Собрал всех классиков, и библиотека у нас по Италии теперь неплохая».

26 мая, Рим, Н.П.Горбунову: «Удачи сменяются неудачами. Последних немало. Третьего дня узнал, что в связи с общими событиями испанская миссия аннулировала мою визу. Это до черта досадно, потому что Испания завершила бы всё Средиземноморье. Еще бьюсь за визу. Поднимаю на ноги испанцев-агрономов и ботаников. Если выйдет дело, через месяц явлюсь перед Ваши очи, не выйдет – раньше. Использую каждый день. Много дала Сицилия, да и вообще в Италии больше нам нужного, чем думал раньше».

О Сицилии Вавилов писал двумя неделями раньше Писареву из Мессины: «В этой стране гораздо больше того, что мы (и я в том числе) знаем и знали. Завтра вглубь страны, по полям, хлеба начали созревать. Через неделю в Риме и к северу. Ресурсы мои в виду снаряжения похода в Египет и покупки книг приходят к концу, и надо торопиться».

Значит, ему все же удалось вырвать визу?!

Увы, не удалось. Несмотря даже на то, что он изъявлял готовность путешествовать в сопровождении агента полиции, взяв на себя расходы по его содержанию. Но и такой вариант египетские власти не устроил.

Однако смириться с тем, что древнейшая земледельческая цивилизация останется не охваченной его экспедицией, Николай Иванович не мог. Ему «во что бы то ни стало надо было обеспечить сбор семян в Египте». И он… «пригласил в сотрудники толкового итальянского студента Гудзони, подготовил его, снабдил необходимым материалом для сборов, анероидом, средствами, обязал его собрать всю необходимую литературу и направил в Египет. Гудзони самым добросовестным образом выполнил свою миссию, пройдя по указанному маршруту все земледельческие районы до Асуанской плотины в Верхнем Египте включительно».

Это лаконичное сообщение в «Пяти континентах» дополняют итальянские письма Вавилова. Из них можно узнать, что самым деятельным его помощником в Италии был студент-химик Моисей Гайсинский. Из России он эмигрировал в 1920 году. Три года жил в Палестине, затем поступил в Римский университет. Средства к существованию добывал уроками русского языка. Университет он уже заканчивал и мечтал, получив диплом, вернуться в Россию. В советском полпредстве его хорошо знали и порекомендовали Вавилову. Николай Иванович проникся к нему доверием и основательно его «запряг».

Отчаявшись получить визу в Египет, Вавилов пытался направить туда Гайсинского, но тому тоже отказали: для египетских властей любой выходец из России был подозрителен. Возник проект послать в Египет студента агрономического института Эмилио Серени (будущего политического деятеля, коммуниста, пожизненного сенатора), но и из этого ничего не вышло. Тогда Гайсинский предложил своего однокашника Р.Гудзони.

Руководствуясь инструкциями Вавилова, Гудзони продвигался вверх по течению Нила, обследуя земледельческие районы страны. Маршрут был не сложен, так как всё земледелие здесь издревле теснилось к великой реке: весенние разливы приносили на поля живительные «слезы Изиды» и плодородный ил. Дальше на Запад и на Восток простиралась безжизненная пустыня, так что от основной магистрали уклоняться путешественнику не приходилось.

Материалы от Гудзони стали поступать, когда Вавилов был уже в Испании. Приходили они в Рим на адрес Гайсинского. Тот их переупаковывал и отсылал в Ленинград. Такой вариант Вавилов считал надежнее, чем прямая отправка из Египта в Россию.

Сорок лет спустя Гайсинский с гордостью вспоминал, что ни одна посылка не пропала. О том, как непросто было выполнять, казалось бы, чисто техническую работу по переправке посылок, говорит его письмо Николаю Ивановичу в Испанию от 23 июня 1927 года: «Египетские посылки все получены и сейчас мною отправляются. С последними тремя вчера была немалая возня. Обычно их приносят мне домой, на этот раз почему-то получил повестку. На таможне их мне не хотели выдать, если я не представлю удостовер[ение] из Lexor [Луксора] и Asuan [Асуана], что растительность] этих местностей не заражена болезнями, или же надо ее подвергнуть исследованию Фитопатологического института. Причем они заявили, что это общее правило, и только случайно (!) до сих пор мне приносили посылки. Только после долгих убеждений, что эти семена не предназначены для с.х., а для лаборатории, и после того, как их открыли и нашли также колосья, и благодаря поддержке одного чиновника мне их выдали. Так что если Вы мне до сих пор не высылали ничего из Испании, лучше не посылайте, если возможно, если же уже выслали, необходимо, чтобы Вы мне прислали удостоверение] Министерства] земледелия на французском] языке, что в местности, откуда придут семена, нет растительных болезней».

19 июня 1927 г., Испания, В.Е.Писареву. «Египетский помощник вернулся в Рим. Свыше 300 образцов (15 ящиков) семян со всего Египта (в том числе для Пангало 30–40 образцов бахчевых) направлены в Ленинград. Заснято много фотографий по всему Египту и приобретена литература. “Хлопец” дошел до Судана. Вероятно, получим кое-что и из Судана».

Египетский материал Вавилов считал особо ценным и просил Писарева не распаковывать посылки до своего возвращения: хотел сам посмотреть, прежде чем рассортировывать и раздавать по отделам.

Перед отъездом из Италии Вавилов поручил Гайсинскому «дообследовать» страну: Сардинию и Итальянские Альпы. «При этом он, конечно, давал мне, невежде в агрономии, необходимые инструкции и устно и письменно. Эти объяснения были настоящими лекциями по естествознанию, географии, истории и т. д.».

Вернувшись из экспедиции, Николай Иванович стал добиваться разрешения Гайсинскому реэмигрировать на родину. С его трудоустройством проблем не было: Вавилов брал его к себе в Институт, считая ценным, проверенным в деле сотрудником – честным, старательным, хорошо образованным, владевшим основными европейскими языками, что он считал крайне важным. Он ходатайствовал о Гайсинском перед Н.П.Горбуновым, Горбунов – перед высшим руководством Кремля. Сам Николай Иванович не упускал случая поговорить о нем, с кем только мог. «Ваши дела хоть медленно, но все же идут: Подвойский и Скрыпник дали хороший отзыв; Подвойский сам хотел двинуть Ваше дело. Приехала в Москву Г. К. Суханова, и она может быть полезна Вашему делу. Словом, Вы нас еще тормошите, дело далеко не безнадежное».

Сотрудница советского полпредства в Риме Суханова (Флаксерман) симпатизировала Гайсинскому. Это была женщина со связями, лицо историческое. В Кремле помнили, что в октябре 1917 года на ее квартире состоялось конспиративное заседание большевистского ЦК, на котором было принято решение о вооруженном захвате власти. Но помочь возвращению Гайсинского она не смогла. Горбунов тоже был не всесилен. Даже ходатайства таких партийных боссов, как член ЦКК (Центральной контрольной комиссии) Н.И.Подвойский и нарком юстиции Украинской ССР Н.А.Скрыпник, оказались бесплодными. В чем была проблема, понять трудно. В 1920-е годы многие эмигранты возвращались в Советскую Россию, но Моисею Натановичу Гайсинскому путь на родину почему-то был перекрыт. К его счастью, конечно: многих возвращенцев ждала плачевная участь.

Гайсинский пытался поехать на время в США, где жила его мать. Николай Иванович писал об этом М.О.Шаповалову, рекомендуя «чрезвычайно способного и очень хорошего человека», но и из этого ничего не вышло.

Более удачным оказалось обращение во Францию. В письме Н.А.Безсонову в Париж Вавилов характеризовал Гайсинского как человека «чрезвычайно способного и знающего много языков». Просил помочь ему устроиться так, «чтобы он действительно мог бы продолжать учиться и, зарабатывая, мог бы продолжать совершенствоваться. Если бы нашлась, например, вакансия лаборанта, младшего ассистента в работающем институте, то это, вероятно, очень его устроило бы. Химия во Франции сильная и поучиться есть чему».

В Париже Гайсинский стал сотрудником лаборатории Марии Кюри, затем перешел в Радиевый институт к Фредерику Жолио-Ктори. Стал одним из основателей радиационной химии, директором Национального центра научных исследований, членом Французской Академии наук. Умер в 1976 году.

О судьбе его итальянского друга Р.Гудзони, к сожалению, ничего не известно.