Переехав Темзу, мы двинулись на запад, к Сиксти-Акр-Вуд. За пустырем тянулись участки, отведенные для садов или цветников, окаймленные кустами и высокими деревьями. Но окрестности казались достаточно заброшенными. На краю леса мы заметили несколько экипажей, где молча сидели кучера. Скотленд-Ярд уже был на месте.

Наш фиакр остановился рядом с другими, и, выйдя из него, мы сразу направились вслед за офицером по тропинке, идущей через лес. Метров через сто мы вышли на большое поле, в центре которого находилось что-то вроде оранжереи в форме домика.

Мы направились к нему. На высоте колодца я заметил ряд досок, лежавших на голой земле, выровненной и слегка потрескавшейся. Четыре солнечных дня сильно иссушили почву. Полицейские стояли на досках, и один из них предложил нам последовать за ним по дощатой дорожке, чтобы подойти к оранжерее.

Это была небольшая конструкция под битумной крышей. Вместо стен вставлены стекла, как в большой теплице. Никакой мебели, кроме ветхого комода с горшками и садовым инвентарем. Несколько сосновых досок служили в качестве пола. В центре лежало тело высокого крепкого мужчины лет пятидесяти с голым торсом. У него были гладкие, коротко стриженные волосы и обветренное лицо. Он лежал на правом боку, странно скорчившись, но что было особенно поразительным, так это выражение его изборожденного морщинами и странно застывшего лица. На спине с выраженной мускулатурой были видны старые шрамы.

Рядом с телом находились судебно-медицинский эксперт, полицейский в форме и инспектор Уэдекинд, который поприветствовал нас кивком головы. Его блестящая от пота кожа свидетельствовала о сильной жаре, царившей в этом месте, но также об ожесточении и бессильном гневе перед новой трагедией. Тем не менее он слегка улыбнулся, однако это была нерадостная улыбка. Уэдекинд сказал, глядя на нас:

– Жертва – офицер Гектор Родес. Мы нашли его документы в куртке, аккуратно сложенной на комоде, хотя рубашка, скомканная, валялась в грязи в углу помещения. Сегодня утром мы получили очередную «картину», на которой наш «художник» написал: «Я УБЬЮ РОДЕСА, КОГДА БУДУ В ЗЕНИТЕ».

– Да, это очевидно, – прошептал Оуэн, как будто разговаривая сам с собой.

– Послание – такое же туманное, как предыдущие, но хорошо, что мы искали тело недолго, так как два часа спустя нам уже сообщили об этом трупе, который был обнаружен за час до получения «картины». На этот раз, если можно так сказать, везение на нашей стороне. Я велел принести на осмотр предметы, которые мы обнаружили по прибытии, хотя здесь нет никаких признаков чьего-либо присутствия. Правда, неподалеку от тела лежали два сломанных пополам черенка от лопаты. Рядом с жертвой находилась подзорная труба, а прямо перед носом, так сказать… кувшин с водой! Наполненный до краев водой, самой что ни на есть питьевой! Тем не менее этот человек умер от полного обезвоживания, как будто, лишившись сил, рухнул после долгой и безуспешной попытки пересечь пустыню… Умер от жажды! Умер от жажды перед кувшином с водой!

– Невероятно, – проговорил Оуэн с видом, похожим на удивленное восхищение. – Совершенно невероятно! Действительно, мы имеем дело с незаурядным преступником!

– Это все, что вы можете сказать? – рассердился полицейский.

– Я пытаюсь ради приличия быть предельно кратким. Потому что такое преступление вызывает восхищение самого требовательного криминального эксперта. Но когда на самом деле наступила смерть?

– Не так давно, я думаю, – ответил судебно-медицинский эксперт. – Самое большее, двенадцать часов назад, но я хочу дождаться результатов вскрытия, хотя есть риск, что эти результаты будут неточными, если у этого человека несколько дней не было во рту ни капли воды, в чем я практически убедился при первом осмотре. Взгляните, например, на его кожу, тусклую и высохшую, это вполне красноречиво…

– Сколько времени он оставался без воды?

– При такой погоде, как в последние дни, да к тому же если он находился в этом душном месте, то не больше трех дней…

– Однако, – продолжил инспектор Уэдекинд, – мы знаем, что он находился именно здесь. У нас есть убедительное доказательство. И это один из самых странных аспектов данного убийства. Пойдемте, господа, следуйте за мной…

Он вышел из оранжереи и прошел несколько метров по доскам.

– Посмотрите туда, – сказал он, указывая на широкую полосу разровненной земли, окружавшей строение. – На десяток метров вокруг земля была не так давно засеяна газонной травой. И, кажется, до наступления жары здесь был хороший ливень, после которого на поверхности почвы образовалась тонкая корочка, местами растрескавшаяся. Малейший шаг по такой поверхности оставляет очень четкий отпечаток. Однако садовник, обнаруживший тело, а затем и мы сами, констатировали, что здесь не было никаких других следов, кроме тех, которые только что оставили мы сами! Впрочем, мы сразу же приняли меры предосторожности и положили эти доски, по которым теперь передвигаемся. С другой стороны, как вы могли заметить, в двери нет ни замка, ни задвижки. Жертву никто не запирал, убийца не мог удерживать ее силой. Чтобы выйти, ему достаточно было разбить любое из окон. А значит, этот Родес был совершенно свободен в своих перемещениях…

Оуэн задумчиво осматривал место преступления, затем, сделав руку козырьком, посмотрел на солнце, сверкавшее высоко в небе.

– Узнаем, который час, – проговорил он. – Еще нет двух часов… А этот человек мог умереть двенадцать часов назад? Значит, ранним утром? Следует признать, что на этот раз убийца был не очень точен…

– Я не понимаю вас, – сухо заметил Уэдекинд.

– Разве он не объявил, что «Родес» умрет, когда «Я» буду в зените? Следует воспринимать это «Я» как солнце, а посредник солнца – это жара, которая в итоге и является убийцей Родеса. И кстати, Уэдекинд, не было ли на последней «картине» точек, отмечающих отсутствующие буквы?

– Нет. Я обратил на это внимание.

– А я в этом сомневаюсь, – отозвался мой друг с раздражающей уверенностью.

– Вы сомневаетесь? – насмешливо бросил инспектор. – Может быть, вы также сомневаетесь, что жертвой стал некий Гектор Родес?!

– В некотором роде, да. Хотя у меня не возникает сомнений в том, что фамилия жертвы прозрачна…

– Фамилия прозрачна! – повторил полицейский, округлив от удивления глаза. – Что вы, к дьяволу, хотите сказать?

– Только следую логике вещей, Уэдекинд. Ну, подумайте немного. Вы видели его рост и мускулатуру? Здоровый детина под метр девяносто. Одним словом, великан, колосс.

Мы вернулись к трупу. Врач подтвердил нашу оценку его роста, и без того очевидную.

– Вы уверены, что на теле нет следов насилия или борьбы? – спросил инспектор, начинавший проявлять признаки нервозности.

– Так же уверен, как и после первого осмотра, – ответил эксперт.

– Значит, при первом осмотре выяснилось, что он остался умирать… умирать от жажды, имея перед собой кувшин с водой, – мрачно и задумчиво произнес Уэдекинд.

– А может быть, – предположил я, – он таким образом решил покончить с собой?

– Никогда в жизни я не слышал о самоубийстве подобного рода! – сказал врач с недовольной, но выразительной гримасой. – Перед смертью, наступившей от полного обезвоживания, он сначала сильно страдал от потери некоторых жизненных функций, а затем находился в прогрессирующем бреду вплоть до наступления комы. Мы имеем дело по меньшей мере с сумасшествием… и еще… я не понимаю, каким образом можно всерьез рассматривать эту версию!

– И тем не менее, судя по вашему анализу, здесь исключаются и несчастный случай, и убийство!

– Действительно. Но я должен только передать вам чисто научные результаты моего осмотра. А вы уже, основываясь на них, объясните все остальное…

– Но все остальное – абсолютно противоречиво!

– А это ваше дело, – сказал врач, поправляя пенсне. – Я не могу ничего посоветовать, но полученная вами картина должна была вывести вас на след убийства…

– Представьте себе, что у меня нет других улик. И я прошу вас во время вскрытия быть особенно внимательным к тому, что мы сообщили вам ранее…

– У вас есть какая-нибудь идея, Уэдекинд? – весело спросил Оуэн.

– Да, поскольку я вижу единственное объяснение этому преступлению. Убийце удалось усыпить его или поддерживать в сонном состоянии, вводя Родесу какое-то наркотическое вещество до тех пор, пока обезвоживание не сделало свое дело.

– А зачем тогда был нужен этот кувшин?

– Просто деталь мизансцены, чтобы бросить нам еще один вызов.

– А подзорная труба? Даже если и она элемент декорации, должен же в этом быть какой-то смысл, – подчеркнул Оуэн.

Инспектор в знак неведения пожал плечами.

– Как правило, – продолжил мой друг, – подзорная труба служит для того, чтобы смотреть вдаль. Однако что мы видим здесь? – добавил он, подходя к стеклянной стене, чтобы осмотреть горизонт. Опушка леса, в пятистах метрах несколько кустов и большое поле… Ничего особенного на самом деле. Надеюсь, инспектор, что вскрытие обнаружит следы этого таинственного наркотического вещества… Иначе нам придется привлечь все свое вдохновение, чтобы найти решение этой загадки!

По дороге в Северн-Лодж Оуэн поделился со мной некоторыми сведениями, которые смог раздобыть по поводу нашего подозреваемого номер один, Пола Брука. С тех пор как мы виделись с Уэдекиндом, прошло более суток и мы не получали никаких новостей. Оуэн рассказал инспектору о визите Майкла, осторожно поведав о его свидетельствах. Полицейский посоветовал моему другу пока вести собственное расследование – вдруг до официального вмешательства у них появится общая версия. Имя Джона Брука заставило Уэдекинда несколько напрячься, и он попросил Оуэна, одобряя все его действия, быть очень осторожным.

Погода была великолепной, и в этот замечательный день конца мая мне никто не мешал вспоминать живопись Констебла, любуясь открывающимся из окон фиакра умиротворяющим сельским пейзажем. Мы ехали вдоль небольшого озера, в котором отражались маленькие, напоминающие клочья ваты облачка, так мастерски изображаемые этим живописцем. Мы находились далеко от вечной столичной суматохи, оставшейся в шести или семи милях от нас!

– На самом деле, – сказал Оуэн, – я больше думаю о Бруке-отце, чем о его сыне…

– Да пусть он идет своей дорогой, – бросил я, не отрывая взгляд от озера.

– Конечно, но, я надеюсь, не дорогой преступления! В любом случае, не знаю, обладает ли сын энергией своего отца, который вел достаточно оживленную и разнообразную жизнь, прежде чем стать богатым бумагопромышленником, что поставило его в ряды достаточно влиятельных персон этой отрасли.

В начале тысяча восемьсот семидесятых годов он совершил несколько путешествий на Балканы, где прожил некоторое время, поддерживая панславянское движение. Обратно Брук-старший вернулся в сопровождении молодой девушки, на которой вскоре женился и написал очень популярную книгу, затем занялся исследованиями в области геологии и нумизматики – и стал большим специалистом по древнегреческим и древнеримским монетам…

– Как и сэр Томас! Может быть, они знали друг друга?

– Я подхожу к этому. Брук написал монографию на данную тему и, кажется, собрал замечательную коллекцию. Потом он увлекся новой дисциплиной, которой посвятил некоторое время. Это египтология. В начале девяностых годов организовал несколько частных экспедиций для поиска захоронений фараонов. В списке членов этих экспедиций я обнаружил фамилию сэра Томаса, из чего, полагаю, следует, что они были достаточно хорошо знакомы. Результаты его поисков были более чем скромными, но этот вопрос требует тщательного изучения. В конце девятнадцатого века он полностью переключился на бизнес и, как известно, добился больших успехов. Это не помешало Бруку постоянно заниматься искусством и среди всего остального щедро помогать молодым талантам…

– Как, например, Майклу Денхему!

Оуэн, состроив гримасу, перевернул страницу своей записной книжки.

– Кажется, впрочем, сын мистера Брука, Пол, его единственный сын, создает отцу определенные проблемы…

– Избалованный ребенок?

– Избалованный, но не своим отцом, так как в период взросления всегда был праздношатающимся гулякой, как мы уже смогли убедиться. И теперь, в двадцать пять лет, получив какое-то художественное и литературное образование, он ведет достаточно праздную и замкнутую жизнь. Может быть, он будущий гений, – задумчиво добавил Оуэн.

– Гений преступления! – усмехнулся я.

– Именно в этом смысле я и высказался. Ну, думаю, мы приехали.

Северн-Лодж скрывался за зеленой изгородью. Это было чопорное аристократическое строение в георгианском стиле. Портик из белокаменных колонн выделялся на фоне коричневой кирпичной кладки, тронутой патиной со временем. Его большие окна сияли в лучах заходящего солнца.

Нас встретил пожилой слуга, который то и дело вздрагивал от непрестанного кашля. Взяв визитную карточку Оуэна, он удалился и, вернувшись через несколько минут, сообщил нам, что Пол Брук будет готов принять нас в саду. Мы прошли вслед за ним до конца дома, где в тени плакучей ивы стояли несколько стульев и стол из кованого железа. С этого места открывался приятный вид на большую лужайку, обрамленную рядами лип. Центральная грунтовая аллея, ведущая к утопавшему в цветах зданию, частично была скрыта от нас листвой деревьев.

У молодого человека были черные как смоль волосы, безусловно, унаследованные от славянских предков матери, так же как и матовый цвет кожи, прекрасно гармонирующий с темно-голубыми глазами. Он был строен, невысокого роста и широк в плечах. Пол показался мне более красивым юношей, чем Майкл Денхем, который тоже был хорош собой. Его взгляд был одновременно нежным и скрытным, как у человека с замкнутым характером, требующим возможности проявиться.

Пол вежливо поприветствовал нас, приглашая садиться, а затем поинтересовался целью нашего визита.

Оуэн, мастер поговорить, принялся представлять наш приход как самую естественную вещь в мире. Вспоминая о вызове, брошенном Амели на празднике, организованном Бруком-отцом, он поинтересовался, не имеет ли это происшествие отношения к недавней серии преступлений, и не может ли Пол Брук помочь выйти на возможный след.

Несмотря на красноречие Оуэна, я был поражен реакцией нашего хозяина, приятно удивленного сообщением.

– Какое совпадение! – воскликнул он. – Значит, вы и есть знаменитый Оуэн Бернс! Да, какое дьявольское совпадение! Вы приходите побеседовать со мной об этих убийствах, а я уже собрался искать вас, чтобы поговорить именно о них!

А затем, понижая голос, Пол сказал: