Последние слова мисс Долл странно отозвались в ушах Оуэна. Они были похожи на правду, но сердце детектива отвергало их. Его разум боролся, бушевал, как море, принимающее заходящее солнце.

– Посмотрите на Атона, Оуэн, – шептала Амели, приближая свое лицо к лицу детектива. – Почувствуйте нежное дыхание его губ, он открывает нам истину, приносит свет жизни… Это постоянное причастие через все поры нашей кожи, а также через невидимые силы духа. Вы и я, Оуэн, мы с вами – избранные, какими были в свое время Эхнатон и Нефертити, самая прекрасная пара Античности! И мы тоже будем такими, Оуэн, мы с вами образуем ослепительную пару, мы будем возжигать нашу любовь, чтобы распространить ее лучи на всех верующих…

Тонкие пальцы девушки ласкали затылок моего друга, чувствовавшего, как его куда-то увлекает нежность и непреодолимое влечение. Его мозг боролся, но постепенно слабел.

– Слушайте меня внимательно, Оуэн. Я уверена, что вы сейчас все поймете. Во время моего пребывания в Египте меня посетило великое откровение, – в тот день, вы помните, я говорила вам об этом, – когда меня поразила тяжелая болезнь, которую все называют солнечным ударом. Я бредила долгие часы, видела, как у меня в голове все увеличиваются концентрические круги, и тоже думала, что умру от солнечного удара. Но вдруг во мне разлился странный и благотворный свет, смягчивший боль, связанную со смертью моего отца. Только потом я это поняла. Я была избрана Атоном. Атон, божественный Атон, нес мне свой благодатный свет, свою красоту все время, пока я прогуливалась по берегам Нила. Я была еще слишком юной, чтобы верно истолковать все произошедшее, но постепенно это прояснилось и стало явным, когда членов нашей археологической экспедиции почти силой заставили участвовать в ритуалах кочевников. Я считала это замечательным развлечением, таким захватывающим, таким опьяняющим…

Мне было очень грустно, когда мы вернулись в Англию. Это было прощанием с небом Египта, а также почти и с Атоном. К счастью, у мистера Брука и его друзей возникла идея создать клуб Гелиоса. И после этого, постепенно, в процессе наших собраний я осознала то самое откровение Атона. Я была избранной, он передал мне свою красоту, я осознавала это все больше и больше. Но священнослужители клуба, мистер Брук и сэр Томас, были всего лишь низкими самозванцами, и вы тоже это знаете. Они лишь медленно, но верно, как яд, разрушали веру наших последователей. Мы управляли клубом втроем, но иерархически я была на последней позиции. И очень скоро поняла, что, если хочу спасти наших верующих, мне надо просто-напросто устранить этих двух жрецов. Их присутствие мешало мне, так как даже если бы они добровольно уступили мне первенство в клубе, то все равно продолжали бы наносить безмерный вред своим сарказмом, своим святотатством. А значит, они должны были исчезнуть. Но очевидно, что такое целевое убийство, даже при всей ловкости его исполнителя, неизбежно привело бы к подозрениям на третьего жреца клуба Гелиоса… то есть на меня. И тогда я задумала совершить серию загадочных преступлений, чтобы замести следы.

Чем больше я думала, тем больше эта мысль казалась мне соблазнительной и оригинальной. Я решила совершить серию как бы попарных преступлений. Постепенно возникла идея создать связи между «вспомогательными» и «необходимыми» жертвами, чтобы запутать полицию, заставить ее думать, будто это просто хитрость убийцы, а значит, направить на ложный след.

Это была хорошая отправная точка. Но избранница Атона, богиня красоты, должна была действовать артистично, совершать что-то действительно необыкновенное. И именно вы, Оуэн, дали мне идею о семи чудесах преступления на одной из ваших лекций по искусству. Я уже была покорена вашей личностью, вашей известностью, но вы меня совершенно очаровали вашим талантом и художественной восприимчивостью. В какой-то момент вы вспомнили о семи чудесах Античности, чтобы подчеркнуть контраст с безобразностью нашего века, и поэтому я приняла идею этих семи божественных преступлений. Эти семь преступлений совершались в вашу честь, но в первую очередь диктовались желанием бросить вызов вам, Оуэн, чтобы привести вас ко мне. Потому что в тот день я поняла: если кто-то и должен находиться рядом со мной, чтобы помочь мне в осуществлении великого замысла, то таким избранником могли быть только вы.

Дальнейшее достаточно легко предугадать. Я приложила все усилия, чтобы мистер Брук пригласил вас на рождественскую вечеринку. Вы же знаете, мне нет равных в умении внушить людям идею, которая не витает в воздухе. Особенно мужчинам. Они так часто волнуются, когда я разговариваю с ними…

Даже бедный мистер Брук. Он и не вспомнил, что именно я посоветовала ему разровнять землю вокруг «Ворот в потусторонний мир» – это было необходимо для его же убийства. Кроме того, ведь это я спровоцировала ссору между Полом и Майклом, подготовив ее в мельчайших деталях. Что касается главного вызова, брошенного мною на вечеринке, о семи чудесах преступления, которые они должны были совершить, чтобы завоевать меня, кто кроме меня смог бы организовать дискуссию на эту тему? И фраза «Вы меня любите? Это радует, ну а теперь…» предназначалась для ваших ушей, была обращена именно к вам, Оуэн! В какой-то момент я даже подумала, что вы не уловили смысла моих слов, так как после совершения первых двух преступлений мне показалось, что вы реагировали не так, как следовало бы! Я даже напомнила вам свою фразу, послав ее курьером, чтобы вы побыстрее начали расследование этих семи преступлений, так любовно содеянных солнечной девой для ее избранника, блистательного Оуэна, короля дедукции!

Оуэну казалось, что он видит сон. Безумный сон – чудесный и одновременно ужасно трагический. Отвращение к убийце охватывало его постепенно, маленькими толчками потрясения, подавляемыми нежными прикосновениями его спутницы. Наконец он обрел дар речи и заговорил почти машинально, чтобы оправдать честь, которую она оказала, выбрав его.

– Признаюсь, я все-таки думал об этой серии преступлений и о некоторых важных для убийцы жертвах, отбросив в результате большинство тех, которые казались мне немотивированными.

– Любопытно узнать, дорогой мой, чем вы руководствовались при этом?

– Анаграммами. Потому что вы должны были тщательно выбирать ваших жертв, чтобы согласовать буквы их имен с названиями соответствующих чудес света. Смотрите, какое необыкновенное совпадение: имена ваших первостепенных жертв были зашифрованы более тщательно! Таким образом, напрашивается вывод: жертвы с именами-анаграммами, которые легко разгадать, считались второстепенными. АЛЕКСАНДР РАЙЛИ, МИСС МАРИ, офицер РОДЕС и мисс АНАГИС КАРЛ – в этом чувствовалась некоторая натяжка. Оставались сэр Томас, доктор Линч и Джон Брук. Среди них только второй не имел связи с двумя другими, которые были знакомы друг с другом и могли считаться необходимыми жертвами. Именно это соображение привело нас в клуб Гелиоса и к вам лично. Но, честно говоря, признаюсь: я не был уверен в своем предположении.

– И все же вы правильно подумали, Оуэн! – восхищенно воскликнула Амели. – Никто бы не догадался!

– Я полагаю также, что вы не должны были направлять ваш талант, ваши умение и ловкость на то, чтобы внушать свои идеи людям и поддерживать взаимные подозрения у ваших двух основных обожателей – Майкла и Пола. И особенно подводить первого к тому, чтобы он пришел ко мне и обвинил своего соперника…

– Это было довольно легко. Я указала на них прилюдно, при всех гостях, во время этой вечеринки, как на потенциальных подозреваемых в будущих преступлениях. И оба в результате начали подозревать друг друга. Хватило лишь нескольких удачных замечаний, чтобы превратить их сомнения в уверенность. Вы знаете, это совсем несложно, просто нужно найти подходящие слова… Как, например, для доктора Линча, который стал подозревать Майкла в шантаже, после того как я сообщила ему о внезапной расточительности моего друга. И сразу же последовала стычка в пабе. Эта деталь моего плана не была необходимой, но ссора с мистером Линчем привела к тому, что подозрение пало на Майкла, как я и предполагала.

Но, кстати, Оуэн, скажите, нравятся ли вам мои хитрые уловки? Например, «картина», доставленная прямо в полицию? Между нами говоря, я передавала все послания через посредников, каждый раз разных. Через уличных мальчишек, которые готовы сделать все что угодно за кусок хлеба, у меня был большой выбор! Конечно, кроме последнего случая, когда я лично отнесла ее в Скотленд-Ярд! Эти «картины» должны были безусловно указывать на Майкла, а также на Пола, который тоже мог бы действовать подобным образом, чтобы подозрение пало на его соперника. А разве не забавна такая чехарда подозрений, направляемая то на одного, то на другого? Заметьте также, что удостоверяя алиби Майкла в убийстве доктора Линча, я и от себя отвела подозрения. Так же, как и при убийстве Джона Брука! После этого я окончательно оказалась исключена из числа подозреваемых и играючи могла бы разрушить алиби Майкла, чтобы снова внести его в этот список!

Но финал, признайтесь, был грандиозен! А письмо, которое вы как будто мне прислали, считающееся уловкой убийцы, составной частью его плана! А мои душераздирающие крики над трупом последней жертвы, окруженной тридцатью шестью свечами! Я стояла на коленях, в грязи, в моем прекрасном голубом атласном платье! Я сделала это намеренно, чтобы казаться очень женственной, хрупкой, утонченной, наивной – словом, антиподом образа, связанного с жестоким неуловимым убийцей, его невероятной изворотливостью. Я даже позволила себе после объяснений по поводу письма утверждать, что не зажигала свечей! Я могла бы написать об этом в письме и притвориться, что подчиняюсь всем приказам, – это было гораздо менее рискованно!

– Вы играли с огнем, Амели…

– Я люблю опасность, люблю играть с темными силами, летать над зияющей пропастью, пренебрегая риском! Потому что я ничем не рискую, находясь под защитой Атона! Вы еще не поняли меня, мой дорогой?

– Вы могли бы проколоться неоднократно, если бы я не ходатайствовал в вашу пользу, как, например, когда вы лжесвидетельствовали и даже в истории со свечами…

– Но я знала об этом, Оуэн! Я знала, что вы хотели мне помочь! Знала об этом после чудесной партии в шахматы, которую мы только что сыграли с вами! И вы не можете сказать, что я вела нечестную игру. Я предоставила вам все необходимые улики! Я сделала даже больше, дав вам определяющие доказательства, как, например, преобладающий оттенок, о котором вы столько раз говорили, и это – цвет солнца, золото Атона! Атона, который создал меня и дает мне все для жизни! Во имя него я совершила все это! Разве он не был вездесущим во время вашего расследования? Он присутствовал, если можно так сказать, при каждом преступлении! Вы не можете не ощущать его ослепляющего света! Сама истина постоянно была у вас перед глазами!

– Ослепляющая истина, – пробормотал Оуэн, чувствуя, как у него все сильнее сжимается горло. – Теперь я знаю, почему я не заметил, какой ослепительной она была… Красота, как и солнце, когда оно появляется, мешает видеть все, что ее окружает…

– Что вы говорите?

– Что вы прекрасны, моя дорогая, вы слишком прекрасны… И вы меня совершенно ослепили…

– Я принадлежу вам, Оуэн, и только вам, навечно! Но вы кажетесь грустным! Вы плачете?!

Оуэн вытер слезы рукавом левой руки, правой крепко прижимая девушку к себе.

– Посмотрите туда, Амели, за самый горизонт моря, сейчас исчезнет Атон…

– Я вижу… Это великолепно…

– Он сейчас исчезнет и больше никогда не вернется…

При этих словах Оуэн внезапно выпрямился и пошел прочь быстрым шагом.

– Оуэн, дорогой мой, что вы делаете? – закричала Амели, совершенно ошеломленная. – Вернитесь!.. Куда же вы? Вернитесь, любимый!..

– Атон исчез навсегда, – в последний раз произнес мой друг изменившимся голосом, и его силуэт растворился во мраке.

В конце августа прогуливающиеся дачники обнаружили на берегу, у самого подножия утесов, изуродованный труп Амели Долл. Что это – самоубийство или несчастный случай? А поскольку не было найдено никаких улик, возобладала последняя версия.

У меня никогда и в мыслях не было, что мой друг Оуэн мог быть непосредственно ответственным за это хладнокровно совершенное преступление. Клянусь жизнью и честью, утверждая, что такой эстет, как он, никогда бы не смог решиться на обдуманное убийство той, которая олицетворяла в его глазах Красоту. По тем же самым причинам он не мог передать ее в руки правосудия. Кроме того, он не сообщил о своих выводах ни властям, ни кому другому – кроме вашего покорного слуги, – и то под предлогом, что у него нет никаких реальных доказательств. И я оставляю читателю судить об эпилоге, представленном здесь, а также о степени безответственности виновной.

Амели унесла с собой свою ужасную тайну, и я не могу не сравнить конец этого прекрасного падшего ангела с падением Икара, который сжег свои крылья в лучах… Атона.