– Как я могу создать вам тень, когда я сам и есть солнце? – спокойно произнес Оуэн, глядя на девушку без всякого стеснения. – Я уже имел удовольствие и интерес беседовать с вами, мисс Долл. Вы не узнаете меня? Я – Феб, Аполлон, Оуэн искрящийся, я тот, кто сверкает, сжигает, на что так хорошо указывает моя фамилия!

– Детектив Оуэн Бернс! – воскликнула она удивленно.

– Он самый, к вашим услугам, – ответил мой друг, поклонившись. – Прошу простить нас за бесцеремонное вторжение, но так как мы несколько раз звонили, но не получили ответа, то позволили себе…

Неуместная беспечность Оуэна в этой ситуации, довольно неловкая, могла бы сравниться только с поведением молодой девушки, которая легко поддерживала светскую беседу, хотя на ней не было ни малейшего кусочка ткани.

Чувствуя себя униженным, я покраснел до корней волос, когда Оуэн представил меня:

– А это мое доверенное лицо и мой друг Ахилл Сток, практикующий художник, поставивший свой огромный талант на службу чудесной художественной посуде Веджвуда.

Я пробормотал какую-то вежливую фразу, безуспешно пытаясь ограничить поле своего ви́дения лицом хозяйки дома, которая была, и это меньшее, что можно о ней сказать, восхитительна. Чуть позже, когда мои глаза несколько привыкли к ее наготе, я смог вынести окончательное суждение, оказавшееся крайне позитивным. В чисто художественном плане было вполне понятно, почему Майкл Денхем считал своим долгом обессмертить своей кистью и талантом ее совершенные пропорции, тонкость талии, легкий загар цвета меди. Этот грациозный шедевр был довершен ангельским лицом со светло-карими глазами, обрамленным каштановыми волосами, спадавшими на восхитительные плечи шелковистыми кудрями. Ее улыбка была одновременно и нежной, и насмешливой, и волнующей. Открытый взгляд девушки привел меня в смятение.

– Нет, правда, каким добрым ветром вас занесло ко мне?

– Я думаю, вы могли бы помочь нам с одной идеей, – ответил Оуэн, наблюдая за ее реакцией.

На чудном лице Амели появилась улыбка сфинкса: «Возможно»…

– Тогда именно по этому поводу мы и пришли к вам, мисс Амели…

Жестом фокусника мой друг вытащил белый лист бристольской бумаги, которую я тотчас же узнал.

– «Вы любите меня? – прочитал он. – Это радует! Ну, а теперь убейте!» – Я полагаю, что именно вы сказали нечто подобное… Правда, вы забыли подписаться, отправив мне это письмо в прошлом месяце.

Амели Долл с покаянным видом опустила голову:

– Хорошо… Если мы пройдем в дом, нам будет удобнее разговаривать. Становится жарко…

Пока она вставала, а Оуэн пытался идти с ней в ногу, я пробормотал:

– Но, мисс Долл… вы не боитесь, что ваша тетушка увидит вас в таком виде… с нами…

– О! Это не имеет значения, – ответила она с ироничной улыбкой. – Моя добрая старая тетушка почти ничего не видит!

Когда мы расположились в гостиной, Амели объявила нам, что тетушка отдыхает после обеда, а слух у нее не намного лучше, чем зрение, и это объясняет, почему она не отреагировала на наши звонки в дверь. А у слуг сегодня выходной день. Она принесла прохладительные напитки, и я наконец почувствовал себя более свободно. И не столько из-за напитков и относительной свежести в комнате, сколько из-за того, что теперь на девушке было домашнее платье из розового репса, которое ей очень шло.

– Присланный текст, должно быть, показался вам очень странным? – неожиданно спросила она Оуэна.

– Не совсем так. Я помню об обстоятельствах, в которых вы произнесли эти слова…

– Я очень надеялась на это, – ответила она со вздохом. – Письмо было нужно только ради того, чтобы привлечь ваше внимание… и еще к двум странным убийствам, которые только что были совершены. – А затем продолжила более серьезным тоном: – Я прекрасно знаю, что мои подозрения могут показаться вам совершенно безрассудными или даже безумными, но прошу вас внимательно выслушать меня, прежде чем давать оценку… так как я очень боюсь, что один из моих друзей погибнет… по моей вине!

Последовавшее далее сильно напоминало то, что рассказали Майкл Денхем и Пол Брук, с одной лишь разницей: любой из молодых людей мог бы принять этот вызов за буквальное предложение.

– Надеюсь, я ошибаюсь, – заключила Амели, – но последнее преступление только подтверждает мои предположения. И я не могу сказать вам, кого из них двоих подозреваю больше! В определенном смысле оба кажутся мне крайне подозрительными. И тот и другой страстно влюблены в меня, и оба готовы на все… Я не должна была этого говорить ни в коем случае.

– Значит, это была шутка? – вмешался я.

Амели пожала плечами:

– Естественно. А вы думаете, могло быть по-другому? Впрочем, в том, что это шутка, абсолютно никто не сомневался! Таким способом я думала их успокоить, так как оба были очень возбуждены, и все шло к драке…

– А разве вы не требовали, чтобы они совершили идеальные преступления в духе семи чудес света?

– Нет, – ответила Амели, задумавшись. – Впрочем, я не считаю, что это был кто-то один, нас окружало несколько человек. Каждый добавлял нечто свое, все дальше развивая мысль… Боже мой, если бы я хоть на мгновение могла предположить, что один из них примет всерьез такие глупости!

– Значит, вы никому из них не отдаете предпочтение?

– В каком смысле? – пробормотала она в замешательстве.

– Во всех смыслах, мисс Амели. Для начала в смысле увлечения. Все-таки рано или поздно придется выбрать!

– Я… я не могу, – ответила она, закрыв лицо руками. – Пока еще нет… Они оба нравятся мне… по-разному. Пола я знаю с детства и, естественно, очень привязана к нему, но у нас нет общих интересов. С Майклом все немного по-другому. В первый раз мы встретились год назад, и у нас общие увлечения – например, живопись или шахматы… Но зачем эти детали? Я им все время говорила, чтобы они не принимали всерьез наши отношения… Но они не слушали! Оба собственники и ревнивцы, как… тигры! И даже если они в последнее время ссорятся не так открыто, я чувствую, что Пол и Майкл еще больше стали ненавидеть друг друга!

Пока ее речь прерывалась всхлипываниями, я спрашивал себя, осознает ли эта молодая особа огромную власть своей красоты. И тут Оуэн вслух воспроизвел мой немой вопрос:

– Не считаете ли вы себя несколько беспечной, мисс Амели?

– Говорят, так оно и есть. Но я не хочу скрывать от вас, что иногда не могу спать по ночам из-за всего этого…

Ей дела нет до бессонных ночей, которые проводили ее обожатели, подумал я. До какой степени эта девица беспечна и бессовестна, еще предстояло определить, но она действительно обладала этими качествами. Затем Оуэн сообщил мисс Амели о недавних откровениях и взаимных упреках Майкла Денхема и Пола Брука, уточнив, что не привык выдавать профессиональную тайну, кроме тех случаев, когда этого требуют обстоятельства, как, например, в данной ситуации.

– А-а-а, – протянула она, изобразив лукавую улыбку, когда детектив закончил свое повествование. – Ах, какие тихони, они мне ничего не сказали! Значит, Майкл лично пришел, чтобы все вам рассказать? Тогда он убежден в виновности Пола, который в основном был задет тем, что Майкл писал мой портрет! А вот что Пол сдался, достаточно удивительно. Со своей стороны, он тоже должен быть убежден в виновности Майкла! Ну что же, я просто ошеломлена этой новостью, хотя она подтверждает мои собственные сомнения. В общем, все запуталось!

– Ситуация состоит в следующем, – нравоучительно заявил Оуэн, предварительно попросив разрешения закурить сигару. – Все подозревают всех, но каждый хранит свою тайну. И меня совершенно не удивит, если сам мистер Брук-старший, о встрече с которым я, вероятно, попрошу, объявит мне, что знает личность убийцы и что это не кто иной, как мисс Амели Долл!

– Это удивило бы меня, – ответила девушка, качая головой, как рассердившийся ребенок. – Мистер Брук слишком хорошо относится ко мне! Он для меня почти как отец…

Эта фраза, произнесенная с оттенком ностальгии, стала прелюдией к другой истории, относящейся к юности мисс Амели, о которой она сохранила самые приятные воспоминания, несмотря на смерть ее отца.

Двенадцать лет назад, в тысяча восемьсот девяносто третьем году Джон Брук организовал вторую археологическую экспедицию, в которую входили шестеро ученых, среди них были неустрашимый сэр Томас и Артур Долл. Последний, только что потерявший жену, погибшую в железнодорожной катастрофе, решил взять с собой маленькую Амели, которой было тогда всего десять лет. Они проводили раскопки на правом берегу Нила, выше городка Бени-Хасан возле Ахетатона, полностью разрушенного города фараона-еретика Аменофиса (Аменхотепа IV). Именно вокруг этой истории и свидетельств о ней и были сосредоточены их исследования.

Этот молодой царь стал причиной глубоких потрясений в жизни древних египтян. Запретив своим подданным поклоняться многочисленным богам, среди которых был фиванский бог Амон, а также устроив гонения на жрецов и закрыв их храмы, он учредил монотеистический культ, посвященный богу солнца Атону, которого страстно обожал. Он сменил свое имя на Эхнатон, «угодный Атону». В этой реформе ему помогала супруга, царица Нефертити, женщина необыкновенной красоты. Оставив свои дворцы в Фивах, Эхнатон велел построить новый город Ахетатон, посвященный солнечному диску, в котором были великолепные сады, бассейны, полные рыбы, и большие здания для художников и для занятий ремеслами. Но, посвятив себя прославлению бога солнца, царская чета перестала думать об охране границ своего государства, на которые стали постоянно нападать коварные завоеватели. Эпоха поклонения Атону была не только короткой, но и фанатичной. После смерти Аменхотепа IV его творения были полностью разрушены. Изгнанные жрецы стали мстить. Ахетатон (Тель-эль-Амарна) был снесен, стерты все следы памяти и все официальные документы вплоть до самой незначительной записи, напоминающей о нем.

Нет сомнений, что эта разрушительная ярость отнюдь не способствовала археологическим изысканиям, продолжавшимся до наших дней. Период Нового царства был самым смутным в истории Древнего Египта, и малейшие находки на раскопках являлись важным открытием.

Поначалу команда Джона Брука столкнулась с многочисленными трудностями.

Первой была потеря одного из ее членов, Артура Долла, жизнь которого унесла тяжелая лихорадка. Он отправился на тот свет, воссоединившись со своей давно усопшей супругой и оставив Амели заботам мистера Брука, для которого на тот момент не стоял вопрос возвращения в Англию из-за больших средств, вложенных им в экспедицию. Затем, найдя место, показавшееся археологам многообещающим для раскопок, они столкнулись с небольшим племенем местных жителей, которые вели полукочевой образ жизни и, что любопытно, исповедовали культ, близкий к религии Эхнатона. Они почитали солнце с верой и страстью, почти идентичными вере фараона. Настроенные крайне фанатично, кочевники заставили ученых принять их культ, пригрозив в случае отказа выгнать их с облюбованного места раскопок или же создать невыносимые условия для работы. Экспедиция Брука была частной инициативой, а потому не могла рассчитывать на поддержку со стороны египетского правительства, которое вполне могло запретить проведение археологических раскопок. Вынужденные согласиться на предложение племени, ученые приняли культ «позолоченного диска», естественно, не веря в него, но в конце концов привыкнув к необычным ритуалам. Кроме того, они находили эти церемонии торжественными и роскошными, что было приятно при скромном образе жизни кочевников, которые обратили внимание на юность и красоту Амели.

– Это было безумно интересно, – весело объяснила девушка. – Заметьте, ведь мне едва исполнилось десять лет, и я видела, как эти господа очень серьезно возносили молитвы, прославляя солнце! Это было так торжественно, и у меня складывалось впечатление, что я на самом деле переживаю одно из тех приключений, о которых обычно читают в романах. Иногда я немного скучала, так как была еще слишком юной, чтобы с интересом наблюдать за раскопками, и часами следила за причудливым передвижением песков, хотя из раскопов в любой момент могло появиться на свет невиданное доселе сокровище. Однако с самым большим удовольствием я вспоминаю необыкновенную свободу тех дней и великолепный климат Египта. Все мое время принадлежало только мне, я могла гулять где угодно или сидеть и любоваться Нилом, глядя на закат… Боже мой, какие прекрасные мгновения я там пережила!

Но не все было так прекрасно. Однажды, слишком долго загорая, я получила солнечный удар… и едва не последовала на тот свет за своим отцом. Казалось, у мистера Брука и его друзей почти не осталось надежды, пока я несколько дней мучилась, лежа в постели. Я еще помню об этом. Мы провели в Египте около года, так и не сделав значительных археологических открытий. Нас все время преследовали неудачи. Редкие документальные данные, которые удалось обнаружить, были украдены или уничтожены грабителями, напавшими на нас за несколько дней до отъезда. К счастью, мистер Брук скопировал записи исчезнувших документов. Но копии имели ценность только для него самого, так как научное сообщество отказалось регистрировать их в качестве исторических доказательств. Причиной тому ссора, которая произошла между мистером Бруком и некоторыми его хулителями, не разделявшими его взгляд на историю Эхнатона, впрочем, весьма спорную. Это стало роковым ударом для мистера Брука, который с тех пор утратил интерес к археологии, по крайней мере перестал быть активным исследователем. Теперь археология приняла для него более художественную форму. Он и его друзья, несомненно в большей степени в шутку, чем по привычке, решили основать клуб Гелиоса…

– Клуб Гелиоса! – вздрогнул я. – Вы говорите о том клубе, который проводит свои заседания в помещении паба в Спиталфилдсе?

– Да, о том самом, – заметно удивившись, ответила Амели. – Вы знаете его?