Глава 34

– Доктор! Доктор! – вскричала медсестра. – Выйдите, пожалуйста! Скорее!

– Что случилось? – спросил Тренкель, подбегая к дверям.

– Даме в саду плохо.

Доктор нерешительно посмотрел на меня и хотел сказать что-то, но сестра в панике закричала снова:

– Туристы говорят, что это может быть сердечный приступ. Скорее, доктор! Скорее!

– Тогда вам лучше пойти со мной, – сказал ей Тренкель, хватая медицинскую сумку.

Как только он выскочил из комнаты, я заперла дверь изнутри. Нельзя было терять ни минуты. Прежде всего я хотела прочитать свидетельство о смерти Говарда Винниата. Однако, напрасно обыскав шкаф для документов и письменный стол доктора, я решила, что свидетельство у Нуньеса. Это было досадно, но у меня оставалось еще какое-то время.

Я даже сама не знала толком, что ищу, – наверняка же в кабинете должно быть что-то, проливающее свет на кражу жемчуга, а может быть, и на оба убийства. Если бы, например, я нашла свидетельство исключительно крупного денежного долга, это объяснило бы, почему Тренкель взял ожерелье. Или – он был обычным клептоманом и, подобно сороке, не мог устоять перед похищением блестящих украшений? Интересно, кстати, не случались ли раньше кражи в отеле, или это первая? Надо было бы спросить у Густаво. Правда, вряд ли заслуженный сотрудник «Таоро» захочет делиться со мной сведениями, которые могут запятнать репутацию отеля.

Я еще раз прошлась по ящикам письменного стола, роясь в рецептах, вырезках из газет и медицинских журналах на английском и немецком языках, но не нашла никаких финансовых документов доктора. Чем больше я рылась, тем отчетливее Тренкель представал, к моему разочарованию, как хороший уважаемый врач. Я засомневалась в своих детективных способностях.

Возможно, мне следовало сказать Дэвисону, что отныне я буду заниматься только сочинением романов о преступлениях, а не участием в их расследовании. Очевидно, Дэвисон был не прав и в профессиональные разведчицы я не годилась. Я начала мысленно сочинять письмо Дэвисону, и в это время передо мной всплыло лицо Вайолет, искаженное страданием под тяжестью отцовской фигуры, а за ним – еще более страшное видение кровавого месива среди камней и цветка, торчавшего в глазном яблоке Винниата. Я вспомнила пещеру у пляжа Мартианес, где нашли тело Дугласа Грина, и печальный рассказ Дэвисона о дружбе с ним. Какой смысл был приезжать на Тенерифе, если я сейчас все брошу? Я вернусь к спокойной жизни в Англии и буду думать о том, что убийца гуляет на свободе, справедливость попрана, а зло торжествует.

И потом, если я сейчас выйду из игры, Дейзи Винниат и инспектор Нуньес будут всегда с презрением думать обо мне как о воровке. А возможен и другой вариант: если Тренкель действительно планирует подкинуть мне украденный жемчуг, меня могут арестовать за воровство. Я, конечно, стану отрицать свою вину, и тот общеизвестный факт, что после моего исчезновения в прошлом году врачи диагностировали у меня приступ амнезии, сочтут смягчающим обстоятельством, но жизнь моя будет погублена. Решат, что независимо от того, помню я или не помню о совершенном преступлении, моя психика неустойчива. Репутация моя пострадает, а на Розалинду будут смотреть как на дочь преступницы.

Нет, этого я не допущу.

Я взглянула на часы. Неизвестно было, сколько времени оставалось до возвращения Тренкеля. Я снова обыскивала шкафчик, где он хранил папки с историями болезней пациентов, расположенные в алфавитном порядке. Я поискала папку Руперта Мэйби, но не нашла таковой, затем стала искать записи о Джерарде и Вайолет Гренвилл – и тоже безрезультатно. Но это было неудивительно: оккультист наверняка лечил себя сам, а дочери в случае недомогания предписывал какой-нибудь «травяной экстракт». При мысли об этом меня передернуло.

Я добралась до папок, начинавшихся с последних букв алфавита, и на ум мне пришел персонаж с копной растрепанных волос и крыжовенными глазами – профессор Уилбор. На первый взгляд он был добродушным и симпатичным человеком, но внешняя добросердечность часто скрывает массу всевозможных грехов. Я раскрыла его папку. Почерк был неудобочитаемым, но я разобрала в записях о лечении отдельные словосочетания – диспепсия, тучность, повышенное давление, предрасположенность к диабету. Ничего такого, что могло бы заинтересовать меня, я не нашла.

Я уже собиралась закрыть папку и вернуть на место, но обратила внимание на почерк. Он был таким же неразборчивым, каким обыкновенно пишут врачи. Я достала другую папку, отведенную женщине, страдающей бронхитом. Снова неудобочитаемый почерк. То же самое я увидела в папке больного туберкулезом и в папке астматика. Все это было очень странно и указывало на какую-то фальшь.

Я услышала приближающиеся шаги и голоса. Но мне надо было убедиться, что я обнаружила что-то действительно серьезное, и я быстро вытащила папку Эдмунда Фоссе. Почерк был аккуратным и вполне разборчивым, словно писал кто-то другой. Может быть, Фоссе обращался раньше к другому врачу и тот переслал Тренкелю записи? Но под врачебным заключением стояла подпись Тренкеля.

– Вот именно, – произнес Тренкель в коридоре. – Все могло быть гораздо хуже. Спасибо вам, сестра.

Я поспешно сунула несколько страниц из папки в сумочку, поставила папку на место и отперла дверь. Когда доктор вошел в кабинет, я сидела на том же месте, где он меня оставил.

– Прошу прощения, миссис Кристи.

– Надеюсь, там ничего серьезного?

– Нет, – ответил он, быстро окинув взглядом кабинет. – Ложная тревога. Между прочим, она, по-моему, ваша знакомая.

– Неужели? – испуганно произнесла я, привстав с места.

– Да, это мадам Жиру. Но волноваться не о чем, с ней все в порядке. – Он жестом предложил мне сесть обратно. – Просто краткая потеря сознания.

– Но сестра говорила о сердечном приступе.

– Симптомы легко спутать.

– Значит, опасность позади?

– Да, она пришла в себя.

– Ну, слава богу.

– Да, все кончилось хорошо, – произнес Тренкель. По его тону мне показалось, что он догадывался о розыгрыше. – Итак, на чем мы остановились? А, да. Ваши расстроенные нервы.

Он опять заговорил о скрытом воздействии бессознательного и об иррациональном поведении, а я думала о загадке разных почерков. Это казалось мне чрезвычайно любопытным. В уме у меня складывалась версия настолько странная и замысловатая, что трудно было поверить в нее. Она требовала проверки, однако получить доказательство ее было хотя и возможно, но очень трудно и рискованно. Впрочем, другого способа выяснить истину я не видела.

– Вы знаете, это копание в прошлом, эти детские воспоминания вызывают у меня сомнения, – сказала я. – У меня было исключительно счастливое детство.

– Ну, может быть, у вас еще не наступило время для этого, – отозвался Тренкель. – Для начала надо заняться сегодняшним днем. По вашим симптомам можно предположить наличие неврастении. Поэтому для успокоения нервов я рекомендовал бы вам тонизирующее средство вроде гликолактофоса Клея и Пейджета, но и беседу с консультантом не исключал бы.

– Вы не могли бы написать мне название этого средства? На слух я его вряд ли запомню.

– Да, конечно, сколько угодно. – Он взял авторучку и написал название на листке бумаги. – Принимайте по две чайные ложки два или три раза в день. Но перед приемом надо разбавить порошок водой и размешать в виде пасты. Можно добавить еще воды или молока, принимать лекарство с какао или крепким бульоном.

Он дал мне листок. Почерк был таким же неразборчивым, как и во всех папках, кроме одной.

– Или, если предпочитаете, я могу приготовить для вас что-нибудь другое, – сказал доктор.

– Спасибо, я сначала попробую это, – ответила я, вставая.

– Простите, что не мог тогда сказать вам ничего конкретного о смерти мистера Винниата, – добавил он. – Инспектор запретил. Тайна следствия и все такое.

– Я понимаю, – ответила я. – Ситуация слишком непростая.

– Лучше всего, если вы постараетесь не думать об этом. Ваша нервная система перенапряжена. Лишние тревоги и беспокойство вам совсем ни к чему.

– Да, вы правы.

– Запишитесь у медсестры на повторный прием. Послезавтра вас устроит?

– Уже послезавтра?

– Лучше пресечь нарушение в зародыше. – Он сделал пальцами энергичный жест, словно срывал бутон цветка, который стал жертвой массированной атаки тли. – И если вам вдруг захочется обсудить что-либо еще, пожалуйста, не стесняйтесь прийти ко мне. Вам слишком хорошо известно, что наше сознание может выкидывать самые разные фокусы, особенно в те минуты, когда мы меньше всего этого ожидаем.