Глава 91

Как-то в воскресенье Джордж, как обычно, шагал к хижинам рабов. Он сразу почувствовал что-то неладное, когда ни мамми, ни другие черные не вышли встретить его. За четыре года, что он провел с дядей Минго, такого ни разу не случалось. Он ускорил шаг, подошел к хижине мамми и уже собирался постучать, когда дверь распахнулась и Киззи буквально втащила его внутрь. Лицо ее было искажено от страха.

– Миссис видела тебя?

– Кажется, нет, мамми! Что случилось!

– Господь милосердный! Масса узнал об одном свободном ниггере из Чарлстона, что в Южной Каролине, Денмарк Визи его зовут. Этот ниггер с сотней черных собирались прямо сегодня убить несчитанное множество белых, если бы их не поймали. Масса прямо взбесился. Он прибежал сюда, размахивая ружьем, и грозил убить любого, кого увидит на улице. Он вернулся с какого-то большого собрания весь не в себе!

Киззи осторожно подобралась к единственному окошку, выходившему на большой дом, и выглянула.

– Ее нет там, откуда она обычно подсматривает! Может быть, она увидела, как ты идешь, и решила спрятаться!

Киззи, похоже, сама поняла всю абсурдность мысли о том, что миссис Ли может прятаться от Джорджа, и решила отправить сына обратно.

– Беги к своим петухам, парень. Не знаю, что масса сделает, если застанет тебя здесь!

– Я останусь, чтобы поговорить с массой, мамми!

Джордж подумал, что в таких необычных обстоятельствах можно будет косвенно намекнуть массе, чей он сын, и это хоть как-то умерит его гнев.

– Ты с ума сошел?! Убирайся отсюда! – Киззи принялась толкать Джорджа к двери хижины. – Шагай! Убирайся! Если он в таком состоянии застанет тебя здесь, то убьет нас обоих. Проберись кустами за туалетом, а дальше миссис тебя не увидит!

Киззи была на грани истерики. Судя по всему, масса действительно был вне себя – иначе с чего бы она так перепугалась.

– Ну хорошо, мамми, – сказал он. – Но кустами я пробираться не буду. Я ничего никому не сделал. Я вернусь на птичник по дороге, как пришел сюда.

– Хорошо, хорошо, только иди побыстрее!

Вернувшись на птичник, Джордж едва успел рассказать дяде Минго обо всем, что услышал, как раздался топот копыт. Через мгновение масса Ли уже был рядом. Он смотрел на них сверху вниз, держа поводья в одной руке и ружье в другой. Всю свою ярость он обрушил на Джорджа:

– Моя жена видела тебя, значит, вы оба знаете, что случилось!

– Да, сэр, – пробормотал Джордж, глядя на ружье.

Впрочем, масса Ли быстро успокоился. Он опустил ружье, хотя с лошади не сошел. С трудом сдерживая гнев, он сказал:

– Многие достойные белые могли бы погибнуть сегодня. И это доказывает, что никому из вас, ниггеров, доверять нельзя! – Он повел ружьем. – Никогда не знаешь, что у вас в голове, когда вы остаетесь одни! Но если я хоть что-нибудь заподозрю, то разнесу вам головы, как кроликам!

Мрачно посмотрев на дядю Минго и Джорджа, масса Ли пришпорил лошадь и пустил ее галопом по дороге.

Прошло несколько минут, прежде чем дядя Минго двинулся с места. Он с горечью сплюнул и отбросил в сторону прутья гикори, из которых плел корзину для переноски петухов.

– Проработай на белого хоть тысячу лет, все равно останешься ниггером! – воскликнул он.

Джордж не знал, что ответить. Минго хотел что-то добавить, но потом махнул рукой и пошагал к хижине. У дверей он повернулся и посмотрел на Джорджа:

– Слушай меня, парень! Ты думаешь, что какой-то особенный для нашего массы, но для обезумевших и напуганных белых никакой разницы нет! Не будь дураком и никуда не уходи, пока все не утихнет, слышишь! Я сказал – никуда!

– Да, сэр!

Джордж подобрал корзину, которую плел Минго, и уселся на ближайший пенек. Пальцы его принялись за плетение, а сам он пытался разобраться в своих мыслях. Дядя Минго снова каким-то чудом угадал, что творилось у него в голове.

Джордж злился на себя. Он думал, что масса Ли поведет себя с ним как-то иначе, не так, как обычный хозяин. Ему уже давно следовало понять, как глупо и бесполезно даже думать о массе как о паппи. Но ему страшно хотелось, чтобы нашелся человек, с которым он мог бы поговорить об этом. Дядя Минго для этой роли не годился – ведь тогда пришлось бы признаться ему, что он знает: масса – его паппи. По той же причине он не мог поговорить с мисс Малицей, сестрой Сарой или дядюшкой Помпеем. Джордж не был уверен, знают ли они про массу и его мамми, но если знал кто-то из них, значит, знали все, потому что все на плантации многократно обсуждалось, пусть даже за спиной друг друга. И они с Киззи не были исключением.

Джордж не мог поговорить об этом даже с собственной мамми – слишком хорошо он помнил, как она раскаивалась и просила прощение за то, что все ему рассказала.

Как Киззи относится к этой мучительной истории сейчас, он не понимал, но видел, что они с массой ведут себя так, словно ничего и не было. Джорджу было стыдно даже думать о том, что у его мамми и массы все могло быть так, как у него самого с Черити – а в последнее время и с Белой, – теми ночами, когда он сбегал с плантации.

Но потом, порывшись в памяти, Джордж вспомнил одну ночь, когда ему было три или четыре года. Тогда он проснулся, потому что кровать двигалась, а потом лежал очень тихо, с ужасом всматриваясь в темноту и прислушиваясь к шороху стеблей кукурузы и чужому сопению. Мужчина лежал рядом с ним, прямо на мамми, и странно дергался. Джордж боялся пошевелиться, пока мужчина не поднялся. Потом раздался звон монеты на столике, звук шагов, стук двери. Джордж долго боролся с подступившими слезами. Он крепко зажмурился, чтобы прогнать увиденное и услышанное из головы. Но воспоминание это возвращалось, как приступ тошноты – особенно когда он видел на полке в хижине матери стеклянную банку, на целый дюйм заполненную монетами. Шло время, монеты прибавлялись, пока он не смог больше сдерживаться и не посмотрел прямо на банку. Когда ему было около десяти лет, банка исчезла. Мамми никогда не догадывалась, что он знал об этом. Джордж поклялся, что она никогда и не узнает.

Хотя Джордж был слишком гордым, чтобы говорить об этом, однажды ему захотелось рассказать Черити о своем белом отце. Ему казалось, что она сможет понять. Если Бела была черной как уголь, Черити была еще светлее, чем Джордж. У нее была кожа цвета загара, и черные ниггеры называли ее светлой. Но Черити ничуть не переживала из-за этого. Она со смехом призналась Джорджу, что ее паппи был белый надсмотрщик на большой плантации риса и индиго в Южной Каролине, где работали более сотни рабов. Там она родилась и жила до восемнадцати лет. А потом ее продали с аукциона, и масса Тиги купил ее для работы в доме. Единственное, что огорчало Черити, так это то, что в Южной Каролине остались ее мамми и младший брат, который был почти белым. Черити говорила, что черные дети безжалостно дразнили брата, пока мамми не научила его кричать своим мучителям: «Господь дал мне такой цвет кожи, и это не ваше дело, черные ниггеры!» С того времени брата Черити оставили в покое.

Но проблема заключалась в цвете кожи самого Джорджа – и в его отношении к этому. Впрочем, в тот момент он забыл о ней, подавленный осознанием того, что неудачный бунт в далеком Чарлстоне снова отодвинул осуществление замысла, который он уже давно обдумывал. Прошло почти два года, как он решил поговорить с дядей Минго. Теперь смысла в этом не было, потому что все зависело от того, одобрит ли идею масса Ли или нет. Но сейчас с массой Ли невозможно было говорить практически ни о чем. Хотя примерно через неделю масса перестал повсюду ездить с ружьем, на птичнике стал появляться редко. Резко отдав приказания дяде Минго, он уезжал прочь такой же мрачный, как и раньше.

Джордж не до конца понял всей тяжести того, что чуть было не случилось в Чарлстоне. Через две недели, несмотря на предупреждения дяди Минго, он не смог устоять перед искушением навестить одну из своих подружек. На этот раз он решил отправиться к Черити, вспомнив, какой тигрицей она была в постели. Дождавшись, пока дядя Минго захрапит, он выскользнул из хижины и почти час шел по полям к укромной пекановой роще. Там он свистнул условным свистом, но Черити не появилась. Он свистнул еще четыре раза, но так и не увидел знакомого сигнала «приходи» – свеча в окне ее хижины не моргнула. Джордж забеспокоился. Он уже собирался покинуть свое убежище и заглянуть к ней, как впереди в деревьях заметил какое-то движение. Это была Черити. Джордж хотел было обнять ее, но она позволила лишь поцеловать себя в щеку и оттолкнула его прочь.

– Что случилось, детка? – спросил он.

Мускусный запах ее тела сводил его с ума – и он даже не расслышал тревоги в ее голосе.

– Ты полный идиот! Зачем ты пришел? Ты что, не знаешь, что белые патрульные застрелили кучу ниггеров?

– Ну так пойдем в твою хижину! – Джордж обвил рукой ее талию, но Черити снова вырвалась.

– Ты ведешь себя так, словно и не слышал о бунте!

– Я знаю, что-то случилось – и все…

– Ну так я тебе расскажу!

И Черити пересказала ему все, что подслушала в большом доме. Свободный черный плотник и проповедник из Чарлстона, Денмарк Визи, несколько лет планировал бунт, а потом поделился своим замыслом с четырьмя друзьями. Они помогли ему собрать сотни свободных ниггеров и рабов. Четыре вооруженные группы дожидались сигнала, чтобы захватить арсеналы и другие важные здания, а остальные должны были поджечь все, что смогут, и убить всех встретившихся белых. К бунтовщикам примкнули даже черные кучера, которые должны были носиться на повозках по всему городу, чтобы белые люди не смогли выбраться.

– Но в воскресенье утром какой-то перепуганный ниггер рассказал своему массе, что должно произойти в полночь. Белые собрались, переловили всех ниггеров и принялись избивать и пытать их, чтобы узнать, кто был зачинщиком. Они повесили более тридцати человек, чтобы вселить страх Божий в ниггеров. Белые лютуют даже здесь, но это не сравнить с Южной Каролиной. Они выгнали всех свободных ниггеров из Чарлстона и сожгли их дома. И ниггерских проповедников тоже прогнали, а церкви их заперли. Белые говорят, что те вместо проповедей учили ниггеров читать и писать…

Джордж снова стал подталкивать Черити к хижине.

– Ты что, меня не слышал? – возмутилась девушка. – Беги домой, пока тебя не подстрелил какой-нибудь патрульный!

Джордж заявил, что у нее в хижине никакие патрульные его не найдут, а он избавится от той страсти, которая заставила его рисковать собственной жизнью!

– Сказано тебе – НЕТ!

Разочарованный Джордж оттолкнул девушку:

– Ну и ладно, раз ты такая!

Он со злостью зашагал домой той же дорогой, ругая себя за то, что не пошел к Беле, – а теперь уже было слишком поздно.

Утром Джордж сказал Минго:

– Ночью ходил навестить мамми. Мисс Малица рассказала мне, что ей удалось услышать про тот бунт…

Джордж не был уверен, что Минго ему поверит, но все же пересказал старику все, что узнал от Черити. Минго слушал очень внимательно. Закончив, Джордж спросил:

– Почему же здешних ниггеров застрелили из-за того, что было в Южной Каролине, дядя Минго?

Старик подумал и ответил:

– Все белые страшно боятся, что черные когда-нибудь сговорятся и взбунтуются. – Он с отвращением фыркнул: – Но ниггерам никогда не договориться, чтобы хоть что-то сделать вместе. – Он еще немного помолчал. – Вся эта стрельба случается постоянно. Белые убивают, чтобы запугать ниггеров. А потом еще примут новые законы – как только им надоест платить кучу денег бестолковым патрульным.

– И как долго это будет? – спросил Джордж, но тут же понял, что задал дурацкий вопрос.

Дядя Минго так на него посмотрел, что Джордж окончательно убедился в собственной глупости.

– Вряд ли я смогу тебе ответить!

Джордж сидел молча, решив не рассказывать дяде Минго про свою идею, пока масса Ли окончательно не успокоится.

Прошло несколько месяцев, прежде чем масса Ли стал вести себя почти так же, как раньше – чаще всего он был мрачен, но ружьем больше не грозил. И как-то раз Джордж решил, что настал подходящий момент.

– Дядя Минго, я долго размышлял, – сказал он, – и у меня появилась идея, как помочь птицам массы побеждать чаще, чем сейчас.

Минго посмотрел на него так, словно семнадцатилетнего юношу поразил приступ нежданного безумия. Но Джордж, ничего не замечая, продолжал:

– Я пять лет ездил на большие петушиные бои вместе с вами. Два сезона назад я кое-что подметил и стал наблюдать более пристально. У каждого массы-заводчика птицы дерутся в своем стиле…

Переступая с ноги на ногу, Джордж не смотрел на старика, начавшего тренировать бойцовских петухов, когда сам он еще и не родился.

– Мы стараемся, чтобы птицы массы были по-настоящему крепкими, и они побеждают во многих боях, потому что сильнее других птиц. Но я посчитал – чаще всего мы теряем птиц, когда другие петухи взлетают над нашими и атакуют их сверху, прямо в голову. Дядя Минго, мне кажется, что, если бы у петухов массы были более сильные крылья – а этого можно добиться, – они могли бы взлетать выше других птиц и убивать еще больше, чем сейчас.

Минго не поднимал глубоко посаженных глаз. Он смотрел куда-то в землю и заговорил не сразу.

– Я понимаю, к чему ты клонишь. Думаю, тебе нужно поговорить с массой.

– Но почему бы вам самому не сказать ему?

– Нет. Это ты придумал. Масса выслушает тебя точно так же, как меня.

Джордж вздохнул с облегчением – по крайней мере, дядя Минго не высмеял его идею. Но заснуть в ту ночь ему так и не удалось. Разговор с массой Ли пугал его.

В понедельник утром, когда появился масса, Джордж собрался с духом, сделал глубокий вдох и почти спокойно повторил все то, что говорил дяде Минго – и даже добавил кое-что про разные стили боя чужих птиц.

– Если посмотрите, масса, то заметите, что птицы массы Грэма дерутся быстро и энергично. А птицы массы Макгрегора очень осторожные и внимательные. Петухи капитана Пибоди соединяют шпоры, а птицы массы Говарда широко расставляют ноги. Птицы богатого массы Джуитта дерутся низко в воздухе, они больно клюются на земле, стоит лишь им подобраться поближе.

Джордж не смотрел массе в лицо, поэтому не заметил, как внимательно он его слушает.

– Я хочу сказать, масса, если вы согласны, мы с дядей Минго могли бы больше тренировать птиц, чтобы укрепить их крылья. Тогда они смогут взлетать выше других петухов и атаковать их сверху – а от таких ударов никто не сумеет уклониться.

Масса Ли смотрел на Джорджа так, словно никогда прежде его не видел.

Перед следующим сезоном боев масса Ли проводил в птичнике времени больше, чем когда бы то ни было. Он наблюдал за тем, как дядя Минго и Джордж подбрасывают петухов все выше и выше в воздух, а порой даже присоединялся к ним. Петухам приходилось изо всех сил бить крыльями, чтобы удержать в воздухе свой немалый вес, и крылья их крепли с каждым днем.

Как Джордж и предсказывал, в сезоне 1823 года петухи Ли побеждали гораздо чаще, чем раньше, причем во всех важных состязаниях. К концу сезона их стальные шпоры насмерть поразили тридцать девять из пятидесяти двух противников.

Через неделю после боев масса Ли приехал к птичнику в приподнятом настроении. Он решил проверить, как себя чувствуют полдюжины лучших птиц, получивших ранения во время сезона.

– Не думаю, что этот выживет, – сказал дядя Минго, указывая на такого слабого и потрепанного петуха, что масса Ли не мог с ним не согласиться. – А вот птицы из тех двух клеток поправляются хорошо. Уверен, они еще покажут себя в следующем сезоне. – Потом Минго ткнул пальцем на три последние клетки: – А эти никогда не смогут участвовать в серьезных боях, но их можно использовать для тренировок, если захотите. Да и в разведение их можно пустить.

Масса Ли со всем согласился и уже собрался уезжать, но вдруг повернулся и спокойно сказал Джорджу:

– Когда шляешься по ночам, остерегайся дурного ниггера, положившего глаз на ту же девку…

Джордж так опешил, что не сразу сообразил, кто его выдал. Он решил, что это дядя Минго, но потом заметил на лице старика такое же озадаченное выражение. А масса продолжал:

– Миссис Тиги говорила миссис Ли в женском клубе, что никак не могла понять, что происходит с ее светлой служанкой. А потом ей рассказали, что девка разрывается между тобой и еще каким-то дурным ниггером постарше… – Масса Ли хмыкнул: – Похоже, вы двое положили глаз на одну и ту же девку!

Черити! Другой ниггер! Джордж со злобой вспоминал, как она не пускала его в свою хижину той ночью. Он заставил себя улыбнуться и даже нервно хохотнуть. Дядя Минго тоже засмеялся. Но Джордж испугался. Масса знает, что он сбегает по ночам. Что же теперь он с ним сделает?

Дав возможность Джорджу справиться с гневом, масса Ли сказал:

– Пока ты выполняешь свою работу, можешь развлекаться и гоняться за собственным хвостом. Но ты не должен допустить, чтобы какой-то ниггер порезал тебя на куски! И не должен попасться на дороге – патрульные взяли моду стрелять по чужим ниггерам!

Невероятно! Он говорил с ним как мужчина с мужчиной!

– Нет, сэр! Никогда… – Джордж был так смущен, что не мог подобрать слов. – Спасибо, масса…

Масса Ли вскочил на лошадь и поскакал к дому. По его вздрагивающим плечам Минго и Джордж поняли, что он хохочет.

Дядя Минго весь день злился на Джорджа. Когда вечером Джордж наконец-то оказался в хижине в одиночестве, он дал волю своему гневу. Проклинал Черити и клялся себе, что больше никогда к ней не пойдет. Она не заслуживает его внимания! Лучше переключиться на более верную, хотя и не такую страстную Белу! Он вспомнил про высокую девушку цвета корицы. На нее он случайно наткнулся в лесу, когда спешил домой после свидания с Черити. Тогда он не попытался ее соблазнить, потому что был страшно пьян и боялся, что не успеет вернуться домой до рассвета. Но он запомнил ее имя – Офелия. Офелия принадлежала очень богатому массе Джуитту, владевшему тысячей бойцовских петухов. У семейства Джуиттов имелись большие плантации в Джорджии и Южной Каролине, а не только поместье в округе Касвелл. Идти туда было долго, но Джордж решил, что при первой возможности нужно будет свести более близкое знакомство с этой аппетитной девицей – масса Джуитт, наверное, даже не догадывается, что у него есть нечто подобное.