Глава 88
Когда Джорджу исполнилось шесть лет – то есть пришло время работы в поле, – мисс Малица была вне себя от горя из-за потери своего «помощника» на кухне. А Киззи и сестра Сара радовались, что он наконец-то вернется к ним. В первый день мальчик был в восторге от нового приключения. Женщины с любовью смотрели, как он бегает по полю и выбирает камни, о которые мог сломаться плуг дядюшки Помпея. Джордж вызвался притащить каждому по ведру холодной воды, чтобы напиться, и несколько раз бегал к роднику в конце поля. Он даже «помогал» им с посадкой кукурузы и хлопка, разбрасывая семена по вспаханным бороздам. Взрослые с улыбкой наблюдали за его неуклюжими попытками орудовать мотыгой, ручка которой была выше него. Но Джордж не обижался, а лишь широко улыбался. Он еще сильнее насмешил их, когда заявил дядюшке Помпею, что может пахать, а потом обнаружил, что не достает даже до ручек плуга. Впрочем, это его не обескуражило: он вцепился в боковину и скомандовал мулу:
– Ноооо!
Когда стемнело и они наконец добрались до своей хижины, Киззи сразу же стала готовить ужин – Джордж наверняка должен был сильно проголодаться. Но как-то вечером он предложил изменить этот порядок.
– Мамми, ты так тяжело работала весь день. Ложись отдохни, а готовить будешь потом.
Джордж даже пытался командовать ею, когда она слишком уставала, чтобы отругиваться. Порой Киззи казалось, что сын пытается заполнить в ее жизни место мужчины: он чувствовал, что им обоим недостает мужской руки. Джордж стал таким независимым и самостоятельным для своего возраста, что, когда простужался или ранился, сестра Сара лечила его своими травами, как и всех остальных, а Киззи окружала своей нежностью и любовью. Порой, когда они ложились спать, Джордж видел, как Киззи улыбается каким-то своим мыслям, и они вместе погружались в фантазии.
– Я иду по большой дороге, – шептал он ей. – Я смотрю наверх и вижу большого старого медведя… он выше лошади… И я кричу: «Мистер Медведь! Эй, мистер Медведь! Будьте готовы, что я выверну вас наизнанку, если вы захотите обидеть мою мамми!»
А иногда Джордж так долго приставал к уставшей Киззи, что она соглашалась петь вместе с ним песни, которые он слышал от мисс Малицы, когда помогал ей на кухне большого дома. Их голоса стройно звучали в маленькой хижине: «О, Мэри, не плачь, не стони! О, Мэри, не плачь, не стони! Армия старого фараона погибла в пучине! О, Мэри, не плачь!»
Порой, когда Джордж не находил в хижине ничего интересного, он просто вытягивался перед очагом. Отломив палочку размером с палец и заострив ее на одном конце, он обжигал ее в пламени и превращал в нечто вроде карандаша. А потом этой палочкой рисовал на белой сосновой доске очертания фигур людей и животных. Каждый раз, когда он это делал, Киззи затаивала дыхание, боясь, что Джордж попросит ее научить его писать или читать. Но эта идея никогда не приходила ему в голову. А Киззи никогда не говорила ему о чтении и письме – эти знания разрушили ее жизнь. За все время, проведенное на плантации Ли, Киззи ни разу не бралась за карандаш или ручку, за книгу или газету. Она никому не говорила, что умеет читать и писать. Киззи часто думала, а умеет ли она еще это делать и хочет ли. Потом мысленно проговаривала слова, которые помнила. Стоило ей сосредоточиться, и она представляла их написанными – но не знала, каким стал теперь ее почерк. Иногда ей хотелось попробовать, но она держала данное себе слово – никогда больше ничего не писать.
Киззи не так скучала по письму или чтению, как по новостям из большого мира за пределами плантации. Она вспоминала, как паппи рассказывал о том, что видел и слышал во время поездок с массой Уоллером. Но на этой маленькой уединенной плантации новости были большой редкостью. Масса сам управлял экипажем и часто ездил верхом. Рабы узнавали о событиях, только когда к массе и миссис Ли приезжали гости – а это случалось раз в несколько месяцев. Во время одного такого обеда в воскресенье 1812 года мисс Малица прибежала из большого дома с новостями.
– Они там едят, поэтому мне нужно бежать обратно. Но они говорят о новой войне! Похоже, Англия отправила сюда корабли, чтобы сражаться с нами!
– Мне нет до этого дела! – ответила сестра Сара. – Это война белых людей!
– А где все это происходит? – спросил дядюшка Помпей.
Мисс Малица призналась, что не слышала.
– Ну, – протянул он, – если где-то на Севере, а не здесь, то и мне нет до этого дела.
Тем вечером в хижине чуткий маленький Джордж спросил у Киззи:
– Мамми, а что такое война?
Киззи задумалась, потом ответила:
– Ну, мне кажется, это когда много мужчин дерутся друг с другом.
– Из-за чего?
– Да из-за чего угодно.
– А из-за чего дерутся белые люди, эти – из Англии?
– Господи, когда же у тебя вопросы закончатся!
Через полчаса Киззи уже тихо улыбалась в темноте, когда Джордж чуть слышно, словно про себя, стал напевать песню мисс Малицы: «Уплыло мое длинное белое платье! Вниз по реке! Вниз по реке! И не будет больше войны!»
Долгое время никаких новостей не было. А потом во время очередного званого обеда мисс Малица сообщила:
– Они говорят, что англичане построили город на Севере и назвали его Детройт.
А еще через несколько месяцев рассказала, что масса, миссис и гости с большим интересом обсуждали «какой-то корабль Соединенных Штатов – они называли его «Железнобокий старина». Он потопил множество английских кораблей из своих сорока четырех пушек!»
– Уу-ии! – воскликнул дядюшка Помпей. – Да из них и ковчег можно потопить!
Как-то в воскресенье в 1814 году мисс Малица позвала Джорджа «помочь» ей на кухне, и он бегом прибежал к рабам, чтобы сообщить им новость:
– Мисс Малица говорит, что эти англичане поубивали пять тысяч солдат Соединенных Штатов и сожгли до основания Капитолий и Белый дом.
– Господи, где же это? – спросила Киззи.
– В Вашингтоне, – ответил дядюшка Помпей. – Это страшно далеко отсюда.
– Пусть они и дальше убивают друг друга, лишь бы нас не трогали! – воскликнула сестра Сара.
В том же году новости принесла сама мисс Малица:
– Я буду не я, если они все не распевают от радости, что английские корабли разбомбили какой-то большой форт возле Балтимора.
И мисс Малица спела то, что только что услышала. В тот же день на улице раздался какой-то странный шум. Взрослые повыскакивали из своих хижин и с изумлением смотрели, как Джордж, воткнув себе в волосы длинное перо индейки, носится по двору и тычет палкой в сушеную тыкву, громко распевая собственный вариант песни мисс Малицы: «Эгей, ты видишь первые лучи рассвета… искры красного света… Звездно-полосатый флаг развевается… О, земля свободных, родина смелых».
В следующем году мальчик не раз развлекал рабов своим недюжинным талантом подражателя. Чаще всего его просили изобразить массу Ли. Джордж убеждался, что массы поблизости нет, прищуривался, корчил гримасу и злобно цедил:
– Слушайте, ниггеры, вы должны убрать этот хлопок до заката, иначе не получите никакой еды!
Взрослые покатывались со смеху.
– Ну вы когда-нибудь видели что-то подобное?
– Удивительно!
– Ему нужно быть осторожнее!
Джорджу достаточно было лишь раз кого-то увидеть, и он мог изобразить этого человека в самом комическом виде – и гостя из большого дома, и белого проповедника, которого масса однажды привез прочесть проповедь рабам под каштаном. Когда Джордж впервые увидел таинственного старого Минго, обучавшего бойцовских петухов массы, он мгновенно повторил странную походку старика. Поймав на дворе двух цыплят и крепко держа их за лапы, он стал сближать и разводить их, словно в драке, одно-временно пересказывая их диалог.
– Ах ты, здоровенный, старый, безобразный, чертов мошенник! Я глаза тебе выцарапаю!
На это второй цыпленок задиристо отвечал:
– Молчи, жалкая перьевая метелка!
В следующую субботу, когда масса Ли раздавал рабам еду на неделю, Киззи, сестра Сара, мисс Малица и дядюшка Помпей стояли у дверей хижин, ожидая своей доли. Джордж гонял по двору крысу и чуть было не сбил с ног самого массу. Затормозить ему удалось лишь в самую последнюю минуту. Мальчишка позабавил массу, но потом хозяин нахмурился:
– А что ты сделал, чтобы заработать свою еду, парень?
Взрослые чуть не упали, когда девятилетний Джордж уверенно расправил плечи, посмотрел массе прямо в глаза и заявил:
– Я работал на ваших полях, а еще проповедовал, масса!
Пораженный масса Ли произнес:
– Ну-ка, послушаем твою проповедь!
Пять пар глаз устремились на мальчика. Джордж сделал шаг назад и объявил:
– Это тот белый проповедник, которого вы привозили сюда, масса… – Он неожиданно воздел руки к небу и заголосил: – Если увидите, как дядюшка Помпей крадет кабана массы, скажите массе! Если увидите, как мисс Малица крадет муку миссис, скажите миссис! Потому что если все вы будете хорошими ниггерами и будете хорошо работать на ваших добрых массу и миссис, то, когда вы все умрете, сможете попасть на небесную кухню!
Масса Ли покатился со смеху еще до того, как Джордж закончил. А мальчик, блестя крепкими белыми зубами, затянул одну из любимых песен мисс Малицы: «Это я, это я, это я, о Господь, я стою на молитве! Не моя мамми, не мой паппи, это я, о Господь, стою на молитве! Не проповедник, не дьякон, это я, о Господь, стою на молитве!»
Взрослые никогда не видели, чтобы масса Ли так хохотал. Представление ему явно понравилось. Он хлопнул Джорджа по плечу и сказал:
– Парень, можешь проповедовать здесь в любое время, когда захочешь!
Масса оставил черным корзину с продуктами, чтобы они разделили их между собой, и направился к большому дому. Плечи его все еще вздрагивали от смеха. Он то и дело поглядывал на Джорджа, который довольно усмехался.
Летом масса Ли вернулся из поездки с двумя пышными павлиньими веерами. Он отправил мисс Малицу в поле за Джорджем. Когда мальчик пришел, масса Ли показал ему, как помахивать этими веерами над гостями, которых он пригласил на обед в следующее воскресенье.
– Совсем свихнулся, – ругалась мисс Малица, – хочет казаться богатым белым массой!
Она отправилась к Киззи сказать, что мальчик должен прийти в большой дом безукоризненно отмытым, в чистой, накрахмаленной и отглаженной одежде. Джорджа его новая роль привела в восторг. Он был горд тем, что все – и даже масса и миссис – обратили на него внимание, и дождаться не мог воскресенья.
Гости еще были в большом доме, когда мисс Малица выскользнула с кухни и прибежала к рабам с новостями.
– Скажу вам, этот мальчишка далеко пойдет!
Она рассказала, как Джордж махал веерами, выворачивая руки и изгибаясь всем телом.
– Масса и миссис были в восторге! А после десерта масса разлил вино и вдруг, словно эта идея случайно пришла ему в голову, сказал: «Эй, парень, мы хотим послушать проповедь!» Голову даю на отсечение, что этот мальчишка тренировался! Он попросил у массы книгу вместо Библии, и масса дал ему, Господи Боже! Этот мальчишка вскочил на самый красивый стул миссис! Он всех гостей зажег своей проповедью! А потом, хотя его никто не просил, стал петь! Я тут же побежала, чтобы вам все рассказать!
Кухарка поспешила в большой дом, а Киззи, сестра Сара и дядюшка Помпей только головой качали и улыбались от гордости.
Джордж имел такой успех, что теперь массу и миссис Ли постоянно расспрашивали о мальчике, когда они встречались со своими знакомыми во время воскресных прогулок в экипаже. Обычно очень сдержанная и замкнутая миссис Ли даже начала проявлять симпатию к Джорджу.
– Господи Боже, ей никогда ни один ниггер не нравился! – изумленно восклицала мисс Малица.
Миссис Ли стала подыскивать Джорджу работу в большом доме или поблизости. Когда ему исполнилось одиннадцать, Киззи поняла, что большую часть времени ее сын проводит не с ней.
Поскольку Джордж обмахивал гостей веерами в гостиной, он слышал все разговоры белых людей. И стал приносить новостей больше, чем мисс Малица, которой приходилось бегать между гостиной и кухней. Как только гости разъезжались, Джордж с гордостью пересказывал все ожидавшим его рабам. Они с удивлением узнали, что «около трех тысяч свободных ниггеров из разных городов устроили большую встречу в Филадельфии». По словам одного гостя, черные составили прошение президенту Мэдисону о том, что и рабы, и свободные ниггеры помогали строить эту страну, сражались во всех войнах и Соединенные Штаты не могут отказать им в их справедливой доле.
– Масса говорит, – добавил Джордж, – что любому дураку понятно: свободных ниггеров следует высылать из страны!
На другом обеде «белые люди так разъярились, что лица их побагровели». Они обсуждали крупные бунты рабов в Вест-Индии.
– Господи, слышали бы вы, что они говорили! От моряков с кораблей стало известно, что в Вест-Индии ниггеры-рабы сжигают урожай и дома. И даже убивают и вешают белых, которые были их массами!
С других обедов Джордж принес известие о том, что запряженный шестеркой лошадей дилижанс поставил новый рекорд скорости – десять миль в час, – проделав путь между Бостоном и Нью-Йорком с несколькими остановками. А «новый колесный пароход массы Роберта Фултона пересек какой-то «Лантический океан» за двенадцать дней!» Один гость рассказывал о сенсации в мире развлечений.
– Насколько я понял, они называют себя «менестрелями» – белые люди чернят себе лицо жженой коркой и поют и танцуют, как ниггеры.
В другое воскресенье разговор зашел об индейцах.
– Один из гостей сказал, что чероки владеют восемьюдесятью миллионами акров земли, которая нужна белым. Он говорит, что кабинет давно бы уже прогнал этих индейцев, если бы не вмешательство важных белых людей, особенно каких-то массы Дэви Крокетта и массы Дэниела Уэбстера.
В 1818 году Джордж рассказал, что «какое-то Американское колониальное общество пытается отправлять свободных ниггеров в Либерию, где-то в Африке. Белые люди смеялись: этим свободным ниггерам сказали, что в Либерии бекон растет на деревьях и ломтики свисают с веток, как листья, а еще есть паточные деревья – достаточно разрезать кору, и можно пить».
– Масса считает, что всех свободных ниггеров нужно побыстрее посадить на эти корабли!
– Глупости! – фыркнула сестра Сара. – Я не собираюсь ни в какую Африку, где ниггеры лазят по деревьям, как обезьяны…
– С чего ты это взяла? – возмутилась Киззи. – Моего паппи привезли из Африки, и он никогда не лазил по деревьям.
Сестра Сара никак не ожидала такого отпора.
– Ну это же всем известно с детства!
– Из-за чего не становится правдой, – поддержал Киззи дядюшка Помпей, глядя на Сару искоса. – И никакой корабль тебя никуда не повезет – ты же не свободный ниггер.
– Я бы не поехала, даже если бы была! – рявкнула сестра Сара, задрала голову и ушла, раздраженная тем, как спелись дядюшка Помпей и Киззи. Она даже доброй ночи никому не пожелала.
Киззи же еще больше возмутилась таким пренебрежительным отношением к своему мудрому и достойному отцу и его любимой африканской родине.
Неожиданно оказалось, что Джорджа тоже обидело такое отношение к африканскому дедушке, чему Киззи была очень рада. Хотя Джордж ничего не говорил, но долго сдерживаться ему не удалось. Киззи почувствовала, что такое неуважение его очень расстроило.
– Мамми, ведь сестра Сара говорила неправду? Это же не так?
– Не так! – тут же согласилась Киззи.
Джордж помолчал, а потом робко попросил:
– Мамми, может быть, ты расскажешь мне еще что-нибудь про дедушку?
Киззи стало стыдно. Зимой бесконечные вопросы Джорджа так ее раздражали, что она запретила ему спрашивать про деда. Теперь же она тихо ответила:
– Я много раз пыталась вспомнить хоть что-то, чего еще не рассказывала тебе про дедушку, но, похоже, больше ничего нет. – Она помолчала. – Я знаю, ты ничего не забываешь, но я могу рассказать тебе снова, если захочешь.
Джордж снова затих.
– Мамми, однажды ты рассказывала, как дедушка говорил тебе африканские слова – и это было для него важнее всего…
– Да, это было много раз, – задумчиво кивнула Киззи.
Еще немного помолчав, Джордж сказал:
– Мамми, я придумал. Я тоже расскажу своим детям о дедушке – так же, как ты рассказывала мне.
Киззи улыбнулась. Ее двенадцатилетний сын уже задумывался о собственных детях!
Масса и миссис относились к Джорджу со все большей симпатией. И теперь он пользовался относительной свободой и мог ходить повсюду, даже не спрашивая разрешения. По воскресеньям, когда хозяева уезжали кататься в экипаже, Джордж слонялся где-то часами, предоставляя рабам общаться между собой. Он изучил все уголки плантации Ли. Как-то в воскресенье он вернулся на закате и сказал, что весь день провел со стариком, который ухаживает за бойцовскими петухами массы.
– Я помог ему поймать старого петуха, сбежавшего из загона, а потом мы разговорились. Старик вовсе не показался мне странным. И я никогда не видел таких петухов! Они даже в своих загонах пытаются вызвать друг друга на бой! Старик позволил мне нарвать травы и покормить их. Он сказал, что растить этих цыплят еще труднее, чем детей!
Киззи высоко подняла брови. Больше всего ее удивило то, что петухи произвели на Джорджа такое впечатление.
– Старик показал мне, как массировать им спины и шеи, чтобы они лучше дрались!
– Держись-ка от них подальше, парень! – предостерегла сына Киззи. – Ты же знаешь, никому, кроме этого старика, не позволено заниматься петухами массы!
– Дядя Минго сказал, что попросит массу, чтобы он разрешил мне приходить и помогать ему кормить цыплят!
На следующий день по дороге на поле Киззи рассказала сестре Саре о последнем приключении Джорджа. Сара долго молчала, потом сказала:
– Знаю, ты против предсказания судьбы, но про твоего Джорджа я все же скажу. Ему никогда не жить жизнью обычного ниггера. Он всегда будет идти непроторенной дорогой – всегда, пока будет дышать.
