Глава 73
Каждый месяц Кунта дважды по воскресеньям возил массу в церковь Уоллеров, примерно за пять миль от плантации. Скрипач говорил ему, что такие церкви есть не только у Уоллеров, но и у других важных белых семей. Кунта с удивлением увидел, что на службу приходят и менее состоятельные белые семьи и даже белая шваль – они являлись босиком, а ботинки, связанные шнурками, несли на плече. Ни масса, ни другие важные белые, как их называла Белл, никогда не останавливались, чтобы подвезти этих людей, и Кунта был этому рад.
Все собравшиеся слушали длинную монотонную проповедь, так же нудно пели и молились. Когда все заканчивалось, люди по одному выходили на улицу и пожимали руку проповеднику. Кунта с изумлением видел, что и белая шваль, и важные белые улыбались и приподнимали свои шляпы в знак приветствия. Они вели себя так, словно принадлежность к белой расе их объединяла. Но когда они устраивались на пикник под деревьями, то всегда располагались по разные стороны церковного двора – соответственно своему происхождению.
Пока Кунта ждал и вместе с другими кучерами наблюдал за этим торжественным ритуалом, Русби довольно громко, чтобы все услышали, сказал:
– Похоже, еда белым людям нравится не больше, чем их молитвы.
Кунта подумал, что за все годы, что он знает Белл, он всегда отговаривался какими-то важными делами, чтобы не идти с ней на ее Иисусовы собрания в деревне рабов. Но из амбара до него всегда доносились завывания и крики черных. И он подумал, что если и есть в тубобах что-то заслуживающее восхищения, так это их манера молиться – тихая и спокойная.
Примерно через неделю Белл напомнила Кунте о большом молитвенном собрании, которое она намеревалась посетить в конце июля. Это было очень важное ежегодное летнее событие в жизни черных. Кунта знал о нем, но каждый раз находил предлог, чтобы не участвовать. Теперь же он удивился тому, что Белл все же решилась обратиться к нему. Он мало знал о том, что происходит на таких собраниях – они были связаны с языческой религией Белл, и ему не хотелось в них участвовать. Но Белл настаивала.
– Я знаю, что тебе всегда некогда, – саркастически заметила она, – поэтому решила сказать заранее, чтобы ты мог все спланировать.
Умного ответа Кунте придумать не удалось. Ссориться с женой тоже не хотелось, поэтому он просто сказал, что подумает, хотя и не собирался туда идти.
За день до собрания, когда он отъезжал от парадного входа большого дома после очередной поездки в город, масса сказал:
– Тоби, завтра экипаж мне не понадобится. Но я позволил Белл и другим женщинам пойти на молитвенное собрание. Разрешаю тебе отвезти их всех в повозке.
Кипя от гнева, Кунта привязал лошадей за амбаром и, даже не распрягая их, направился прямо в хижину. Он был уверен, что все это устроила Белл. Жена, увидев выражение его лица, сразу же сказала:
– Я не могла придумать другого способа, чтобы заманить тебя на крестины Киззи.
– Куда?
– На крестины. Это означает, что она входит в церковь.
– В какую церковь? В эту вашу религию Господа?
– Не начинай. Я тут ни при чем. Мисси Анна уговорила своих родителей брать Киззи в их церковь по воскресеньям. Они сидят позади, а родители молятся впереди. Но Киззи не может входить в церковь белых людей, если ее не окрестят.
– Значит, она не будет ходить в церковь!
– Ты что, до сих пор не понял, Африканец?! Это честь – ходить в их церковь. Откажись – и мы с тобой оба отправимся собирать хлопок.
На следующее утро Кунта повез женщин на собрание. Он сидел, выпрямившись, не обращая никакого внимания даже на свою веселую дочурку. Киззи сидела на коленях матери, между другими женщинами и их корзинами для пикников. Какое-то время они просто болтали, потом начали петь: «Мы поднимаемся по лестнице Иакова… Мы поднимаемся по лестнице Иакова… мы поднимаемся по лестнице Иакова… солдаты Креста…» Все это было так отвратительно для Кунты, что он даже стал нахлестывать мулов. Повозка поехала быстрее, подскакивая на ухабах, а женщины повалились друг на друга. Но он не мог делать это достаточно часто, чтобы они замолчали. Он слышал тоненький голосок Киззи – девочка с удовольствием подпевала женщинам. Тубобам не придется красть его ребенка, с горечью думал Кунта, ведь жена сама готова отдать его им.
С других плантаций съезжались такие же полные повозки. Все радостно здоровались, махали друг другу, а Кунта с каждой минутой мрачнел. Когда они добрались до места собрания – цветущего, покатого луга, – он довел себя до того, что практически не видел десятка повозок, которые уже приехали, и тех, что еще только подъезжали со всех сторон. Каждая повозка останавливалась, ее пассажиры с шумом и криками вылезали на землю. Белл и другие женщины целовались и обнимались с вновь прибывшими. Кунта постепенно понял, что никогда еще не видел такого большого собрания черных в землях тубобов. После этого он стал наблюдать за происходящим более внимательно.
Женщины распаковывали свои корзинки с едой в рощице, а мужчины стали собираться у небольшого холма в центре луга. Кунта вкопал в землю столб, привязал к нему мулов и уселся за повозкой – но так, чтобы видеть все происходящее. Через какое-то время все мужчины уселись на землю возле холма очень близко друг к другу – все, кроме четырех самых старших; они остались стоять. Потом, словно по какому-то заранее условленному сигналу, самый старший – очень черный и худой, с седой бородой – неожиданно откинул голову назад и громко возопил, обращаясь туда, где находились женщины:
– Говорю я, дети ИИСУСА!
Не в силах поверить своим глазам и ушам, Кунта наблюдал, как все женщины резко повернулись и хором выкрикнули:
– Да, Господь!
После этого они, толкаясь, поспешили усесться позади собравшихся мужчин. Кунта поразился: почти так же жители Джуффуре рассаживались на совете старейшин, который собирался каждую луну.
Старик снова закричал:
– Говорю я, все ли вы дети ИИСУСА?
– Да, Господь!
Трое стариков выступили вперед и по очереди прокричали:
– Придет время, и мы все будем лишь рабами ГОСПОДА!
– Да, Господь!
– Готовьтесь, Иисус, ГОТОВЬТЕСЬ!
– Да, Господь!
– Знаете, что Бог Отец сказал мне только что? Он говорит: «НИКТО для него не чужой!»
Собравшиеся закричали, повторяя то, что только что сказал самый старый из четырех. Кунта с удивлением почувствовал, что происходящее начинает его захватывать. Потом люди успокоились, и он смог расслышать то, что говорил седобородый:
– Чада Божии, есть земля ОБЕТОВАННАЯ! Туда идут все, кто верит в НЕГО! Уверуйте, и будете ЖИТЬ там вечно!
Старик вскоре взмок. Он размахивал руками, тело его содрогалось, голос дрожал от переполнявших его чувств.
– Библия учит нас, что агнец и лев возлягут ВМЕСТЕ! – Старик откинул голову назад и воздел руки к небу: – И не будет БОЛЬШЕ ни масс, ни рабов! Все будут ЧАДАМИ ГОСПОДНИМИ!
Неожиданно какая-то женщина вскочила и стала кричать:
– О Иисус! О Иисус! О Иисус! О Иисус!
Это стало сигналом для остальных. Через минуту два десятка женщин уже кричали и дергались. Кунта вспомнил, как Скрипач однажды говорил ему, что на некоторых плантациях, где хозяева запрещают рабам молиться, черные закапывают в ближайшем лесу большой железный котел и те, кто хочет помолиться, идут в лес, опускают голову в котел и кричат. Котел приглушает звуки, и ни масса, ни надсмотрщик их не слышат.
Пока Кунта думал об этом, Белл оказалась среди извивающихся и кричащих женщин. Это стало для него настоящим потрясением. Одна из женщин выкрикнула: «Я – чадо БОЖИЕ!» – и рухнула на землю как подкошенная. Она так и осталась лежать, содрогаясь всем телом. Другие женщины присоединились к ней и стали извиваться и стонать на траве. Женщина, которая только что содрогалась всем телом, неожиданно выпрямилась, замерла на месте и продолжала кричать: «О Господь! О Иисус!»
Кунта точно знал, что ни одна из них не собиралась этого делать. Все происходило само по себе. Люди просто чувствовали это. Точно так же его народ плясал ради духов в Джуффуре – каждый делал то, чего требовала его душа. Когда крики и визг стали стихать, Кунта понял, что так же заканчивались танцы в Джуффуре – полным изнеможением. Он видел, что эти люди тоже испытывали глубокое облегчение и примирение с самими собой.
Люди один за другим поднимались с земли и перекрикивались:
– Сегодня спина моя совсем разболелась, и я говорил с Господом. Он сказал мне: «Выпрямись!» И теперь спина не болит!
– Я не знал Господа моего Иисуса, пока Он не спас мою душу, и теперь я всю свою любовь посвящаю Ему!
В конце концов один из стариков стал читать молитву. Затем все хором прокричали «Аминь» и громко, с большим воодушевлением запели: «У меня есть ботинки, у тебя есть ботинки, у всех чад Божиих есть ботинки! Когда мы пойдем на небеса, мы наденем ботинки и пойдем к Господу на небеса! Небеса! Нет небес на земле! Небеса! Небеса! Я пойду к Господу на небеса!»
С песней люди поднимались с земли и очень медленно ступали за седовласым проповедником, который спустился с холма и пошел по лугу. Когда песня закончилась, все оказались на берегу пруда. Проповедник повернулся лицом к собравшимся, трое старейшин встали рядом с ним. Он воздел руки к небу:
– А теперь, братья и сестры, пришло время для грешников, кто не очистился, смыть свои грехи в реке ИОРДАН!
– О да! – закричала женщина на берегу.
– Настало время загасить адский огонь в святых водах ЗЕМЛИ обетованной!
– О да! – закричал еще кто-то.
– Все, кто готов погрузиться во имя души своей и воспрять с Господом, стойте. Сядьте те, кто крещен или еще не готов идти к Иисусу.
Кунта с удивлением увидел, что все, кроме двенадцати или пятнадцати человек, сели. Люди подошли к воде, проповедник и четверо старейшин вошли прямо в пруд. Когда вода достигла их бедер, они остановились и повернулись.
Обращаясь к девочке-подростку, которая стояла первой, проповедник спросил:
– Ты готова, дитя?
Девочка кивнула.
– Тогда иди вперед! – воскликнул проповедник.
Двое старейшин взяли девочку за руки и повели в пруд, где присоединились к остальным. Проповедник положил правую руку ей на лоб, другой старейшина схватил ее сзади за плечи, а еще двое мужчин держали ее за руки. Проповедник произнес:
– О Господь, омой и очисти это дитя!
Он толкнул девочку в грудь, старейшина, стоявший сзади, надавил ей на плечи, и девочка с головой ушла под воду.
По поверхности пошли пузыри, девочка билась в воде, а старейшины возвели глаза к небу и крепко ее держали. Девочка забилась еще сильнее, мужчины уже с трудом удерживали ее под водой.
– ПОЧТИ! – прокричал проповедник, простирая руку над бьющейся девочкой. – ПОРА!
Мужчины вытащили задыхающуюся девочку из воды. Она отплевывалась, хватала ртом воздух и продолжала биться. Мужчины почти вынесли ее из пруда и передали в руки матери, ожидавшей ее на берегу.
Настала очередь следующего – юноши лет двадцати. Он смотрел на проповедника, не скрывая ужаса, не в силах сдвинуться с места. Его пришлось почти тащить. Кунта разинув рот смотрел, как людей по очереди заводят в пруд и подвергают этому невероятному ритуалу. За юношей шел мужчина средних лет, потом девочка лет двенадцати, потом пожилая женщина, которая с трудом двигалась… Почему они это делают? Что за жестокий Господь требует таких страданий для тех, кто готов поверить в него? Как наполовину утопленный человек может избавиться от зла? Разум Кунты кипел от вопросов – и ни на один он не находил ответа. И вот последний из цепочки, отплевываясь, вышел из воды.
Наверное, все кончилось, подумал Кунта. Но проповедник, утерев лицо влажным рукавом, заговорил снова.
– Есть ли среди вас те, кто хочет посвятить своих детей ИИСУСУ в этот святой день?
Четыре женщины поднялись – и первой среди них оказалась Белл. За руку она держала Киззи.
Кунта выскочил из-за повозки. Они не могут! Но потом он увидел, как Белл идет к берегу пруда, и пошел туда – сначала медленно и неуверенно, потом все быстрее и быстрее. Проповедник обратился к Белл. Она наклонилась, подняла Киззи на руки и быстро пошла в воду. Впервые за двадцать пять лет с того дня, как ему чуть не отрубили ногу, Кунта бросился бежать. Но когда он добежал до пруда, нога его подвела. Белл стояла в воде рядом с проповедником. Кунта хватал ртом воздух, пытаясь позвать жену. И тут проповедник заговорил:
– Дорогие возлюбленные, мы собрались здесь, чтобы приветствовать нового агнца в стаде! Как имя ребенка, сестра?
– Киззи, достопочтенный.
– О Господь… – начал проповедник, кладя левую руку под затылок Киззи и закрывая глаза.
– Нет! – хрипло выкрикнул Кунта.
Голова Белл дернулась, она гневно посмотрела на Кунту. Проповедник переводил взгляд с него на нее и обратно. Киззи захныкала.
– Тшшш, малышка, – прошептала Белл.
Кунта почувствовал устремленные на него враждебные взгляды. Все замерли.
Тишину нарушила Белл:
– Все хорошо, достопочтенный. Это мой муж-африканец. Он не понимает. Я объясню ему позже. Продолжайте.
Кунта не мог даже говорить. Проповедник пожал плечами, повернулся к Киззи, закрыл глаза и начал снова:
– О Господь, этой святой водой благослови это дитя… Как ее зовут, сестра?
– Киззи.
– Благослови это дитя Киззи и приведи ее благополучно в Землю обетованную! – Проповедник окунул правую руку в воду, капнул несколько капель на лицо Киззи и возгласил: – АМИНЬ!
Белл повернулась и пошла к берегу, держа Киззи на руках. Она вышла из воды и, вся мокрая, стояла перед мужем. Кунте стало страшно стыдно. Он чувствовал себя очень глупо. Кунта стоял, опустив глаза, потом поднял их на Белл – ее глаза были влажными. От слез? Белл передала Киззи ему.
– Все хорошо. Она просто мокрая, – сказал Кунта, поглаживая щечки Киззи шершавой рукой.
– Все кончилось, а ты, наверное, голодный. Я знаю. Пошли поедим. Я принесла жареного цыпленка и фаршированные яйца со сладким заварным кремом – ты их очень любишь.
– Неплохо, – проворчал Кунта.
Белл взяла его за руку, и они медленно пошли через луг туда, где на траве в тени большого грецкого ореха стояла их корзинка для пикника.
