Глава 107
Миссис Эмили Холт сначала услышала странный звук, а потом ее глазам предстало удивительное зрелище: любимая служанка Ирена горько плакала под парадной лестницей. Миссис Холт встревожилась.
– Что случилось, Ирена? – Она склонилась над служанкой и потрясла ее за плечо: – Немедленно поднимайся и расскажи мне! Что случилось?
Ирена с трудом поднялась и, шмыгая носом, рассказала миссис о своей любви к Тому. Она так хочет выйти замуж и избавиться от постоянных преследований со стороны некоторых молодых масс. Возмущенная миссис Холт потребовала, чтобы девушка назвала имена этих злодеев, и Ирена, с трудом сдерживая слезы, подчинилась.
Вечером за ужином потрясенные масса и миссис Холт согласились, что во имя интересов семьи стоит продать девушку массе Мюррею – и побыстрее.
Но поскольку миссис и масса Холт искренне любили Ирену и одобряли сделанный ею выбор, они настояли на том, чтобы Мюрреи разрешили устроить свадьбу и торжественный обед на их плантации. Во дворе их большого дома собрались все члены белых и черных семей Холтов и Мюрреев. Священник провел церемонию, и масса Холт лично вручил невесту жениху.
Но самым большим потрясением для всех собравшихся стал свадебный подарок жениха невесте. Том вытащил из кармана изящную розу на длинном стебле – железную! Он сам сковал этот цветок для Ирены и теперь преподнес его сияющей невесте. Увидев такое чудо, все просто ахнули. На глаза Ирены навернулись слезы. Она крепко прижала цветок к груди и выдохнула:
– Том, это так прекрасно! Я никогда не расстанусь с этой розой – и с тобой!
Довольные белые отправились обедать в большом дом, а для остальных роскошный стол накрыли прямо во дворе. Матильда выпила третий бокал хорошего вина и пробормотала на ухо Ирене:
– Дорогая моя девочка! Ты просто спасла меня! Я так боялась, что мой Том слишком уж скромен и никогда не найдет себе невесту…
Ирена тут же парировала:
– А он и не нашел!
Все, кто это слышал, так и покатились со смеху.
Прошла первая неделя семейной жизни на плантации Мюрреев, и родственники Тома стали подшучивать, что после свадьбы его молот стал петь на наковальне. Никто еще не слышал, чтобы Том столько разговаривал и так часто улыбался. Да и работать после появления Ирены он стал еще усерднее. Ее драгоценная железная роза красовалась в их новой хижине на полке у очага. Том на рассвете уходил в кузницу и принимался за работу. Стук его молота не прекращался до самого заката. Лишь когда становилось совсем темно, он кидал последний раскаленный докрасна предмет в холодную воду, а когда шипение и бурление стихало, уходил домой.
Всех, кому нужно было что-то починить или заточить, Том обычно просил подождать. Рабам нравилось сидеть на специально уложенных для этой цели бревнах, хотя большинство предпочитало просто прогуливаться, обсуждая какие-нибудь интересные для всех вопросы. Белые же клиенты обычно сидели на устроенных для них скамьях. Том установил эти скамьи так, чтобы слышать, о чем говорят белые, но в то же время чтобы они не догадались, что он за работой внимательно следит за их разговорами. Белые курили, болтали, то и дело прикладывались к карманным фляжкам. Кузница Тома превратилась в популярное место встреч местных жителей. И когда вечером он приходил домой, ему всегда было что рассказать Ирене, Матильде и остальным черным за ужином. Порой новости были очень важными и интересными.
Том рассказал, что белые с глубокой горечью говорят о кампании северных аболиционистов против рабства.
– Они считают, что президенту Бьюкенену лучше держаться подальше от этой горстки бестолковых любителей ниггеров, если он хочет получить поддержку на Юге. А больше всего белые ненавидят массу Авраама Линкольна, который призывает освободить нас, рабов…
– Это правда, – подхватила Ирена. – Около года назад я слышала, что если он не уймется, то между Севером и Югом начнется война!
– Слышали бы вы, что мой старый масса говорил об этом! – воскликнула Лили Сью. – Что у этого массы Линкольна такие длинные руки и ноги, такое длинное, безобразное и волосатое лицо, что он всем напоминает настоящую гориллу! Говорят, что он родился и вырос в бедной семье, в бревенчатой хижине, а питались они только медведями и хорьками. И зарабатывал он на жизнь, распиливая бревна на штакетник для изгородей – совсем как ниггер!
– Том, а ты же говорил нам, что теперь масса Линкольн адвокат? – спросила Киззи-младшая, и брат утвердительно кивнул.
– Мне нет дела до того, что говорят эти белые люди! – воскликнула Матильда. – Масса Линкольн делает нам добро, раз они на него так злятся. Чем больше я о нем слышу, тем больше он напоминает мне Моисея – он старается освободить нас, детей Израиля!
– Вот только он делает это слишком медленно, на мой взгляд, – поморщилась Ирена.
Масса Мюррей купил ее и Лили Сью для работы в поле, и поначалу Ирена прилежно трудилась. Но прошло несколько месяцев, и она попросила мужа сделать ей ткацкий станок. Искусный Том выполнил ее просьбу в рекордно короткий срок. Вскоре во всех хижинах стали слышать мерный звук ее станка. Ирена работала по вечерам и частенько засиживалась до ночи, когда все уже засыпали. И вот уже гордый Том появился в рубашке, которую Ирена скроила и сшила из собственноручно сделанной ткани.
– Мне нравится делать то, чему научила меня мамми, – скромно принимала поздравления и восторги Ирена.
А потом она соткала ткань и сшила красивые платья с оборочками для Лили Сью и Киззи-младшей, приведя их в полный восторг. Киззи-младшей должно было исполниться двадцать, но она совершенно не собиралась обзаводиться семьей, предпочитая менять кавалеров. Последним ее увлечением стал Амос, работник отеля железнодорожной компании Северной Каролины, что построили в десяти милях от мастерских.
Потом Ирена сшила рубашки для своих деверей – и все были глубоко тронуты, даже Эшфорд. А после она принялась шить фартуки, халаты и чепцы для Матильды и себя. Миссис Мюррей, а потом и масса Мюррей пришли в восторг, получив в подарок платье и рубашку – Ирена сшила их из хлопка, выращенного на их же плантации.
– Это просто прекрасно! – восклицала миссис Мюррей, демонстрируя свое платье сияющей Матильде. – Никогда не пойму, почему Холты продали ее нам, да еще по такой разумной цене!
Матильда не стала рассказывать хозяйке, чем поделилась с ней невестка, и лишь обронила:
– Думаю, миссис, им нравится Том.
Ирена страстно любила яркие цвета. Она усердно собирала растения и листья для окрашивания тканей. В начале осени 1859 года на плантации Мюрреев появились развешанные для просушки на специальных вешалках красные, зеленые, фиолетовые, синие, коричневые и желтые полотна. Ирена постепенно устранилась от работы в поле, хотя никто не отдавал такого приказа. Впрочем, до этого никому не было дела. Все на плантации – от массы и миссис до любопытного четырехлетнего сына Верджила и Лили Сью, Урии – почувствовали, что с появлением Ирены их жизнь стала гораздо интереснее и ярче.
– Знаете, почему мне так понравился Том? – однажды спросила Ирена у Матильды, уютно устроившейся в кресле перед пылающим очагом. – Мы оба любим делать вещи для людей. – Ирена помолчала, а потом лукаво посмотрела на свекровь: – Зная Тома, полагаю, мне не нужно спрашивать, сказал ли он вам, что мы сделали еще кое-что…
Матильда поняла невестку мгновенно! Со счастливым криком она вскочила с кресла и крепко обняла Ирену. Матильда была вне себя от радости!
– Сначала роди мне маленькую девочку, детка, чтобы я могла обнимать и качать ее словно куколку!
Во время беременности Ирена ухитрялась делать массу всяких дел. Ее руки творили настоящие чудеса, которым потом радовались и в большом доме, и в каждой хижине черных. Она плела коврики из обрезков ткани. Она сделала цветные и ароматизированные свечи на Рождество и Новый год. Из сухих коровьих рогов она вырезала красивые гребни, превращала сухие тыквы во фляги для воды и причудливые птичьи гнезда. Она потребовала, чтобы Матильда поручила ей часть работы по стирке и глажке одежды. Сложенное белье она перекладывала ароматными розовыми лепестками и листьями базилика, и теперь и черные, и белые Мюрреи просто благоухали.
В феврале Ирена вступила в настоящий заговор с Матильдой и привлекла для помощи смущенного Эшфорда. Когда она объяснила свой план, Матильда сразу же предупредила ее:
– Только не проговорись Тому! Ты же знаешь, какой он строгий и правильный!
Ирена была уверена, что в ее плане нет ничего зазорного. При первой же возможности она отозвала в сторону свою золовку Киззи-младшую и торжественно заявила ей:
– Я услышала кое-что такое, что тебе должно понравиться. Эшфорд рассказывал, что на того парня из железнодорожного отеля, Амоса, положила глаз очень симпатичная девица… – Ирена помолчала ровно столько, чтобы убедиться, что Киззи-младшая ревниво прищурилась, а потом продолжила: – Эшфорд говорит, что девица с его же плантации. Амос встречается с ней по рабочим дням, а с тобой по воскресеньям. Говорят, она давно решила прыгнуть с Амосом через щетку…
Киззи-младшая, которая всегда с обожанием смотрела на невестку, заглотила наживку, как голодный сом, что очень порадовало Матильду. Внимательно изучив всех кавалеров ветреной дочери, она решила, что Амос из них самый надежный, а Киззи давно пора перестать крутить хвостом и наконец-то остепениться.
Ирена заметила, что даже ее сдержанный муж удивленно поднял брови, когда в следующее воскресенье Амос, как обычно, приехал на плантацию на арендованном муле. Никто из родных еще не видел Киззи-младшую такой жизнерадостной, остроумной, веселой и доброжелательной. Она буквально засыпала молчаливого Амоса знаками внимания, хотя раньше вела себя так, словно ей с ним скучно. После еще нескольких воскресений Киззи-младшая призналась своей обожаемой невестке, что наконец-то влюбилась, и Ирена немедленно сообщила радостную новость Матильде.
Но когда прошло еще несколько воскресений, а про прыжки через щетку так никто и не заговорил, Матильда забеспокоилась.
– Я волнуюсь, – доверительно сказала она Ирене. – Как-то не похоже, чтобы они собрались жениться. Каждый раз, когда он приезжает, они уходят гулять куда подальше и так прижимаются друг к другу… – Матильда помолчала. – Ирена, я волнуюсь из-за двух вещей. Во-первых, они как-то слишком сблизились и Киззи не заговаривает о семье. А потом, этот парень так привык к железной дороге, он видит, как люди путешествуют. Я боюсь, не задумали бы они бежать на Север. Киззи-младшая на все способна, ты-то уж точно знаешь!
Когда Амос появился в следующее воскресенье, Матильда мгновенно принесла ему кусок торта и большой кувшин лимонада. Предлагая угощение, она громко сокрушалась, что не умеет готовить так хорошо, как Киззи-младшая, но, может быть, Амос не будет против немного перекусить и побеседовать.
– Вообще-то у нас даже минутки не было, чтобы словом перемолвиться!
Киззи-младшая издала громкий невнятный звук, но Том сурово посмотрел на нее. Деваться Амосу было некуда, и он уселся на предложенный стул. Начался семейный разговор за накрытым столом. Амос отделывался односложными и довольно невразумительными ответами. Через какое-то время Киззи-младшая решила, что ее мужчина гораздо интереснее, чем в состоянии оценить ее родственники.
– Амос, а почему бы тебе не рассказать им о высоких столбах с проводами вдоль железной дороги? Белые люди недавно их установили…
Судя по тону Киззи, это была не просьба, а откровенное требование.
Немного помявшись, Амос принялся рассказывать:
– Ну не знаю, смогу ли я все объяснить. В прошлом месяце они натянули провода поверх очень высоких столбов, а столбов натыкали, насколько глаз хватает…
– И что же это за столбы с проводами? – потребовала точного ответа Матильда.
– Мамми, он же рассказывает!
Амос окончательно смутился.
– Это телеграф. Ну вот так они его называют, мэм. Я видел, что провода уходят внутрь вокзала, а там за столом сидит агент и держится за какую-то странную ручку. Иногда он щелкает пальцем. Но чаще всего эта штуковина щелкает сама. Она что-то передает белым людям. Теперь каждое утро целая куча белых съезжается на лошадях и ждет этих щелчков. Они говорят, что по проводам и столбам приходят новости из разных мест.
– Амос, подожди-ка, – осторожно перебил его Том. – Правильно я понял, что приходят новости, но никто не говорит, а только щелкает?
– Да, сэр, мистер Том. Эта штуковина щелкает, как большой сверчок. Мне так кажется, что агент на вокзале как-то составляет из этих щелчков слова, пока штуковина не умолкает. А потом выходит и рассказывает белым людям, что узнал.
– И зачем это белым людям? – удивилась Матильда. – Господь сам все укажет!
Глядя на Амоса, она сияла почти так же, как и Киззи-младшая.
Амос явно расслабился и уже самостоятельно решил рассказать им о другом чуде.
– Мистер Том, а вы никогда не были в железнодорожных мастерских?
Том уже решил, что этот молодой человек, с которым его сестра наконец-то собралась прыгнуть через щетку, ему нравится. Он умел себя вести, был искренним и надежным.
– Нет, сынок, не был, – ответил он. – Мы с женой обычно ездим мимо этих мастерских, но внутри мне бывать не приходилось.
– Ну так вот, сэр, я ношу туда еду на подносах – из отеля в двенадцать разных мастерских. И я знаю, что самая загруженная – это кузнечная. Они там выпрямляют здоровенные поездные оси, которые погнулись, и чинят всякое другое. А еще делают разные детали для поездов. Краны там, словно бревна, до самого потолка. И там работают двенадцать, а то и пятнадцать кузнецов, и у каждого есть ниггер-помощник, который орудует кувалдой, – я такой никогда в жизни не видел. А печи там такие огромные, что туда две или даже три коровы поместятся. И один ниггер-помощник говорил мне, что каждая их наковальня весит восемь сотен фунтов!
– Ого! – присвистнул Том. Слова Амоса явно произвели на него впечатление.
– А сколько весит твоя наковальня, Том? – спросила Ирена.
– Около двухсот фунтов – и не каждый ее поднимет.
– Амос, – воскликнула Киззи-младшая, – ты еще ничего не рассказал про твой новый отель!
– Ну это, конечно, не мой отель! – широко улыбнулся Амос. – Хотел бы я, чтобы так было! Там столько денег! Господи! Вы все, наверное, знаете, что рядом недавно построили отель. Я слышал, многие мужчины просто взбесились от того, что президент железной дороги поговорил с ними, а потом выбрал для управления мисс Нэнси Хиллард. А она наняла меня. Мисс Нэнси вспомнила, как хорошо я работал в ее семье, когда она была еще маленькой. В нашем отеле тридцать комнат и шесть туалетов на заднем дворе. Люди платят доллар в день за комнату, таз для умывания, полотенце, а еще завтрак, обед, ужин и кресло на веранде. Я порой слышу, как мисс Нэнси ругается, что железнодорожные рабочие пачкают ее прекрасные белые простыни сажей и смазкой. Но потом она говорит, что зато они тратят заработанное, то есть приносят компании дополнительный доход!
Киззи-младшая снова дернула Амоса:
– А как вы кормите такую прорву народа?
Амос улыбнулся.
– Да, это для нас дело непростое! Каждый день приходит два пассажирских поезда – один с востока, другой с запада. Идут через Маклинсвилл или Хиллсборо. Кондуктор дает в отель телеграмму, сколько у него пассажиров и персонала. Когда поезд прибывает на наш вокзал, скажу я вам, у мисс Нэнси уже все выставлено на длинных столах, горячее и дымящееся. А мы, помощники, с ног сбиваемся, чтобы всех накормить! Обычно у нас есть перепелка, ветчина, куры, кролики, говядина, разные салаты и все овощи, какие только вы знаете. И целый длинный стол, где стоят одни только десерты и ничего больше! Люди выходят из вагонов, и у них есть двадцать минут на еду, а потом они возвращаются в поезд, он трогается и едет дальше!
– А еще зазывалы, Амос! – воскликнула Киззи-младшая, и все заулыбались, почувствовав ее гордость.
– Да уж, – кивнул Амос. – Мисс Нэнси очень нравится принимать их в отеле! Иногда два-три человека с поезда останавливаются у нас, и тогда я и другой ниггер провожаем их, потому что у них всегда много чемоданов – больших, тяжелых черных чемоданов, перетянутых ремнями. Мы уже знаем, что они привозят образцы того, чем торгуют. Мисс Нэнси говорит, что они – настоящие джентльмены, чистые и аккуратные. Им нравится, когда их хорошо обслуживают. И мне они тоже нравятся. Некоторые даже дают дайм или никель за то, что я несу их чемоданы, чищу обувь или еще что-то делаю! Они умываются и отправляются в город разговаривать с людьми. А после ужина усаживаются на веранде, курят или жуют табак и отдыхают или разговаривают, пока не уходят спать. На следующее утро после завтрака они вызывают кого-то из ниггеров отнести их чемоданы с образцами к кузнецу. Он за доллар в день одалживает им экипаж с лошадью, и они уезжают продавать свой товар всем придорожным магазинам в округе…
Пухленькая Киззи-младшая была просто поражена и восхищена тем, что ее Амос работает в окружении таких чудес.
– Надо же, Амос, а я даже не знала, что у тебя такая интересная жизнь! – воскликнула она.
– Мисс Нэнси говорит, что железные дороги – это самое большое достижение после приручения лошадей, – скромно заметил Амос. – Скоро железных дорог станет еще больше, потому что отдельные линии соединяются. И жизнь уже никогда не будет прежней!
