29

Я встала, едва солнце начало выглядывать из-за горизонта. Шайлоу лежал на кровати лицом вниз и крепко спал. Вид его обнаженной спины стал для меня легким потрясением. У Тома я знала каждую веснушку, все тонкости его мимики, знала, где именно его трогать – чуть ниже левой лопатки – чтобы он рассмеялся. Я понятия не имела, боится ли Шайлоу щекотки, есть ли у него веснушки, не могла с точностью сказать, где у него родинки.

И никогда не узнаю.

Я попыталась затолкать эту мысль в самый медвежий угол своего сознания и тихо открыла заднюю дверь. Все еще в футболке и нижнем белье, в котором спала, я вышла на пустой пляж и двинулась прямо в море. Было холодно – гораздо холоднее, чем когда я приехала, – но это был мой последний шанс кожей ощутить Карибское море, и я вошла в воду. Волны поднимались от колен к поясу, перекатывались через шов, который пульсировал, но больше не болел, и, наконец, захлестывали грудь, так что футболка надувалась пузырем и плавала вокруг меня, как медуза. Подпрыгивая на волнах, я смотрела с моря на пляж и на дом и думала, как легко было бы отдаться на волю прилива.

Но эта мысль больше не искушала меня. Нисколько.

Страх не утих. Я не чувствовала себя храброй женщиной-воином, готовой в буквальном смысле сражаться за свою жизнь. Но и желания стать хозяйкой собственной смерти больше не было.

Когда я вернулась, Шайлоу варил кофе.

– Ну как, готова? – крикнул он из-за кофемашины.

Я вытерлась, вошла на кухню и поцеловала его.

– Нисколько.

– Как бы я ни хотел, чтобы ты осталась…

– Да. – Я взяла у него кофейную чашку и сделала глоток. – Знаю.

– Либби. Только не… – он осекся.

– Только не что?

Он покачал головой: ничего.

– Только не что? – настаивала я.

– Не передумай насчет лечения.

Я наклонила голову набок, вспоминая, как десять минут назад не сумела пробудить в себе Офелию и направить ее в море.

– С чего бы это?

– Ну, не знаю. Но я просто волнуюсь… Ты ни разу об этом не говорила после отъезда Пола.

– Займусь этим, когда доберусь до Чикаго. – «Или Нью-Йорка», – подумала я; на данный момент это неважно.

Шайлоу обнял меня за талию, притянул к себе и уткнулся лицом в мои волосы.

– Обещаешь?

Слово застряло у меня в горле. Я с трудом сглотнула и вытолкнула его:

– Обещаю.

Когда простыни были сняты, мебель протерта, и я в последний раз прошлась по пляжному домику, мы с Шайлоу заперли за собой дверь.

Милагрос ждала во дворе.

– Mija, – сказала она, раскрыв объятия.

Я крепко обняла ее, хотя от этого слегка заныл живот.

– Старуха Милли будет ждать тебя, когда соберешься вернуться на Вьекес, – сказала она.

Я попыталась рассмеяться, зная, что, если и увижу ее снова, то, скорее всего, в нескольких световых годах к северу от Пуэрто-Рико.

Она неправильно поняла мою невнятную реакцию.

– Verdad, – настаивала она. – Пусть я вся в морщинах, зато здорова, как старая полковая лошадь.

– Это-то я знаю, – сказала я. – Не сомневаюсь.

Она уперла руки в бока.

– Куда поедешь, Либби?

– Сначала в Чикаго, потом в Нью-Йорк погостить у брата.

– А что будешь делать, когда покончишь с врачами?

– Буду твердо идти вперед, принимать жизнь как она есть и постараюсь не циклиться на Томе или моем диагнозе. А вообще-то, понятия не имею.

Секунду она смотрела мимо меня, потом снова заглянула мне в глаза.

– Умница. Знаешь, поменьше оглядывайся назад. Это не способ.

Голос у меня прервался.

– Gracias, Милагрос.

Она взяла мою руку и сжала.

– Я буду скучать по тебе. Но, – она отпустила мою руку и перевернула ее, затем ткнула указательным пальцем в центр, – что-то здесь говорит мне, что мы еще встретимся в счастливом месте.

Я посмотрела на свою ладонь.

– В самом деле?

Ее глаза блеснули.

– Зависит от тебя, mija.

Мы вернули джип и сели на автобус до парома. Наши пальцы переплелись, мы мало говорили, пока плыли, и еще меньше, пока ехали в аэропорт. Там Шайлоу воспользовался своим значком летчика, чтобы пройти мимо охраны вместе со мной. Я вела себя собранно – даже стоически, – пока мы не дошли до ворот. Началась посадка, я взглянула на очередь из пассажиров, выстроившихся в линию к мостику самолета, и упала в объятия Шайлоу.

– Не могу поверить.

– Я тоже не могу. Либби… – Он смеялся и плакал; мы оба были на грани срыва. – Ты заставила меня почувствовать то, чего я даже не представлял.

Я тоже, подумала я. Я тоже.

Я едва сдержалась, чтобы не предложить ему встретиться, когда он приедет к матери в Нью-Йорк, или не пообещать вернуться в Пуэрто-Рико после лечения. Невыполнимые обещания и договоренности только обесценят то, что мы пережили вместе.

Вместо этого я обняла его за шею и поцеловала долгим и крепким поцелуем. И сказала, что буду любить его всю жизнь, потому что это была правда.

– Я сказал то, что думал, – заявил он и полез в карман.

Внутри у меня все опустилось, когда он вытащил маленькую коробочку без обертки.

Он взглянул на меня и начал хохотать.

– Не пугайся так! Это не кольцо.

Я выдавила смешок.

– Ну, тогда, наверное, спасибо.

Он вложил коробочку мне в руку и сказал, чтобы я не открывала ее, пока не поднимусь в воздух. Я пообещала.

Всех пассажиров уже приглашали на борт. Мы с Шайлоу переглянулись: вот и все. Я поцеловала его в последний раз, стараясь запомнить, как это все было.

– До свидания, Либби, – шепнул он мне на ухо.

– До свидания, Шайлоу.

Я села на самолет за секунду до того, как закрылись двери. Прячась от любопытных взглядов соседей, я пригнулась, вытерла слезы и уставилась в окно. Когда самолет взлетел, я слегка потрясла коробочку. Металлический стук по картону подтверждал, что там какое-то украшение.

Принимать подарок от человека, которого любишь, ужасно нервирующая штука.

Подарки Тома были очень практичными: браслет для фитнеса на день рождения, планировщик и ручка на Рождество. Он точно знал, что мне нужно, прямо как мой личный поставщик. Время от времени, однако, я заглядывала в подарочную коробку, желая, чтобы вместо пары шерстяных перчаток там обнаружился, например, сексуальный бюстгальтер.

Поэтому, когда самолет поднялся в облака, я с немалым волнением заглянула под крышку коробочки, которую мне вручил Шайлоу.

На подушечке из хлопка лежал амулет в форме звезды размером с отпечаток пальца, свисавший с тонкой цепочки. Под хлопок Шайлоу спрятал маленький листок бумаги.

Амулет, который я вертела в пальцах, как камушек для успокоения нервов, был безупречен. Записка от Шайлоу – безупречна. Наш роман и мои каникулы были безупречны во всех отношениях.

А теперь все кончилось.

Уже на выходе из самолета Чикаго встретил меня порывом морозного ветра. Я собрала чемоданы с багажной ленты и, словно зомби, двинулась к метро на другом конце аэропорта. Сидя на жестком кожаном сиденье, я наблюдала, как поезд поднимается из тоннеля и оказывается над городом. Глядя на безлистые деревья и дома, сливающиеся за окном в серое пятно, я говорила себе: это ошибка. Я не была склонна судить задним числом, с другой стороны, со мной никогда не случалось такого, чтобы мне сначала врезал по зубам рак, а потом исподтишка пнул муж. Зачем я возвращаюсь в город, ставший для меня гигантским символом всего, что искорежило и продолжает корежить мою жизнь?

Но слово нужно держать, к тому же я обещала одно и то же и Шайлоу, и Полу. Поэтому, сойдя с поезда и войдя в свою гулкую, ледяную квартиру, я позвонила в кабинет доктора Сандерса. Когда я назвала секретарше свое имя, она попросила подождать. Через несколько минут доктор Сандерс взял трубку.

– Я не собиралась вам звонить, – сказала я.

– У меня окно между пациентами, – ответил он, как будто это все объясняло. – Элизабет…

– Кажется мы договорились, что меня зовут Либби.

– Либби, – сказал он, – вы обращались за медицинской помощью после того, как были у меня в последний раз?

Я закончила грызть заусеницу и только потом ответила.

– Честно говоря, нет. Вот почему я и звоню. Я хотела бы узнать, какие у меня варианты.

Он выдохнул.

– Рад слышать это. Я бы хотел, чтобы вы начали с обследования здесь. Нужно провести сканирование, анализы крови, а затем посетить онкологический диспансер. – Он еще некоторое время что-то зудел в трубку.

– Хорошо, – сказала я, когда он наконец умолк. – Когда?

– Вы согласны? – Голос звучал удивленно, даже разочарованно, словно он был готов к тому, что уговорить меня будет стоить ему большего труда. – Могу записать вас на осмотр уже завтра.

Пришла моя очередь удивляться.

– Правда?

– Да. Не хочу ждать ни секунды. Я говорил с главным онкологом, есть клиническое обследование, на которое вас можно записать… ну, это я забегаю вперед. Когда придете, поговорим подробнее. Оставайтесь на связи, и Келли организует для вас все на завтра и на потом. Элиз… Либби, я так рад, что вы позвонили.

Завтра так завтра. Конечно, я не собиралась лечиться в Чикаго, но объясню это при встрече.

Хотя было только пять вечера, но я была измотана и уже написала эсэмэски Полу и Шайлоу о том, что приехала. Важных дел у меня не было. Я медленно слезла со стойки, пошла в спальню, разделась и скользнула между ледяными простынями. Заснула я почти мгновенно, а через несколько часов проснулась в лихорадке и в поту. Не сразу сообразив, где я нахожусь, я протянула руку, ожидая, что рядом окажется Шайлоу, или, может быть, Том. Но я была одна. Мое сердце упало. Я закрыла глаза и стала ждать, когда снова наступит забытье.

На следующее утро, закутавшись в самую теплую одежду из той, что не продала, не отдала на благотворительность и не отослала Полу, я дошла через несколько оживленных кварталов до метро. По синей ветке доехала до кольца и перешла на красную ветку.

«Это Чикаго. Следующая остановка “Кларк и Дивизион”», – произнес электронный голос на нужной мне остановке. Пассажиры мчались мимо меня к двойным дверям поезда, но я никак не могла оторвать ноги от ламинированного пола.

«Дин-дон», – пропел предупреждающий сигнал.

«Двери закрываются», – сказал голос над головой.

Но я стояла неподвижно, как обращенная в соляной столб жена Лота, пока поезд не поехал.

Я проехала красную линию до конечной остановки, развернулась и отправилась назад, домой. Можно было опоздать на прием или записаться на другое время, но я не стала.

– Не передумай по поводу лечения, – просил меня Шайлоу. Должно быть, он знал, что, когда наступит время, я не смогу заставить себя войти в кабинет врача. В глубине души я была слишком напугана.

Вернувшись домой, я позвонила Джесс, приняв решение за мгновение до того, как нажала кнопку вызова.

– Ты свободна? – спросила я, прежде чем она успела поздороваться.

– Вернулась?!

– Увы, да. Хочешь выпить?

– Господи, Либби. Еще нет одиннадцати. Ты хорошо себя чувствуешь?

Не очень-то, подумала я.

– Можем встретиться в двенадцать, если тебе так удобнее.

– Договорились.

– Отлично. Кафе «Де Лука». Увидимся там.

Кафе «Де Лука» находилось на полпути между нашими домами; за эти годы мы провели там немало часов. Когда я вошла, она уже сидела в баре и сразу вскочила, чтобы поздороваться.

– Либби, ты выглядишь… – Она оглядела меня, пожалуй, с каким-то подозрением. – Ты похудела, – заключила она. – Немного взъерошенная, но какая стройная! И загорела! Я завидую.

Я улыбнулась. Я была рада ей больше, чем ожидала.

– Думаю, внебрачный секс пошел мне на пользу.

Джесс открыла рот.

Я засмеялась.

– Извини, неужели я сказала это вслух?

– Рассказывай все, – потребовала она, притащив меня обратно в бар и заказав нам по бокалу шампанского.

Я спросила, как у нее дела, но она отмахнулась: ей не терпелось услышать отчет о моей поездке. Когда я закончила, она так и не закрыла рот.

– Не могу поверить, что ты бросила своего латинского любовника!

– Его зовут Шайлоу, – уточнила я.

– Ну, Шайлоу. Том знает?

– Конечно, нет.

– Наверное, к лучшему. – Она потянула за один из своих многочисленных тонких кожаных браслетов с хрустальными бусинами, обмотанных вокруг запястья. – Он только о тебе и говорит. Он действительно хочет видеть тебя, Либби.

Я сделала глоток шампанского.

– Кто бы сомневался.

– Нет, правда, Либби. Я серьезно.

– На чьей ты стороне, Джесс?

– На твоей. Будь уверена, – проговорила она с тенью раздражения. – Просто нам с Майклом трудно. Мне не нравится то, что вытворяет Том. Но Майклу он как брат. Ты же знаешь.

Я осушила свой стакан и стала смотреть на пузырьки, оставшиеся на стенках бокала.

– Пожалуйста, не говори мне о трудностях. У меня рак.

– Не смешно.

– Вот именно, – согласилась я. – Ничуть.

Джесс уставилась на меня.

– Ты что, серьезно?

– Все это уже ненадолго, моя дорогая.

Ее глаза наполнились слезами.

– О боже, Либби. Какой кошмар. Что случилось? Когда ты узнала?

Я быстро и начерно рассказала ей обо всем.

– Поэтому я и носилась, как после частичной лоботомии, – заключила я.

Она покачала головой.

– Почему же ты не сказала мне раньше?

– Не знаю. Казалось, что это все чересчур.

– Чем тебе помочь, Либби? Я сделаю все, что тебе нужно. Может быть, поговорить с Томом?

– Спасибо, Джесс. Это для меня очень важно. Понимаю, что это слишком серьезная просьба, но не могла бы ты ничего не говорить ему? Я не готова к тому, чтобы он знал. И вряд ли когда-либо буду готова.

Джесс, вероятно, не слишком регулярно ходила делать свои любимые инъекции ботулина, потому что морщинка на ее лбу углубилась как минимум на полсантиметра.

– Ты не хочешь ему говорить? В конце концов, он твой муж.

Я вздохнула.

– Был, Джесс. Том был моим мужем. Мне сейчас не до самокопания, но одно я знаю точно: не хочу, чтобы он хоть каким-то боком имел касательство к моему здоровью. Поможешь мне в этом?

Она кивнула.

– Спасибо. – Я соскользнула со стула и крепко обняла ее.

– Ты что, обнимаешь меня, Либби Миллер?

– Типа того, но не слишком привыкай к этому.

– Почему это?

– Я собираюсь в Нью-Йорк на некоторое время.

– Лечиться?

– Вроде как.

Она засмеялась и поцеловала меня в щеку.

– Возвращайся побыстрее. И когда я позвоню тебе, возьми трубку.

Я улыбнулась.

– Постараюсь.

Когда я легла спать, меня охватило странное ощущение. Я не спала, но мое тело было парализовано, будто я была заключена в жидкое стекло, не могла двигаться, даже не могла открыть глаза. В груди тяжесть, дышать трудно – и тут я запаниковала. Это рак распространяется, подумала я. С момента постановки диагноза прошло более месяца, и я была уверена, что злокачественные клетки курсируют по всему моему телу, разрушая все на своем пути. Без всяких навороченных обследований доктора Сандерса я понимала, что мое время истекает.

А потом мне стало спокойно. Мне как будто снилось, что прохладная, уверенная рука гладит меня по лбу.

И паралич исчез. Я села в кровати и потянулась к телефону на тумбочке, зная, что делать дальше.