4.3. Хазанов Д.Б. Авиация в боях над Крымом. Май – июль 1942 г

План немецкого наступления на Керченском полуострове получил название «Охота на дроф». При его разработке командующий 11-й армией генерал фон Манштейн и его штаб получили подробные разведывательные донесения, из которых следовало: даже после переброски большинства сил из-под Севастополя к Парпачским позициям советские войска (с перебазированием 47-й армии мы уже имели на Керченском полуострове три полноценных объединения) будут обладать по крайней мере двукратным перевесом в людях и технике. На приеме у фюрера, состоявшемся 16 апреля, Манштейн добился обещания существенно усилить авиацию на Крымских аэродромах. «Теперь (имеется в виду весна 1942 г. – Прим. авт.) это было невозможно без сильнейшего оголения группы армий «Юг». Как подчеркнул Геринг в кругу авиационных генералов, боевых возможностей Люфтваффе отныне не хватает для решения одновременно нескольких задач», – записал в дневнике руководитель Технического управления и статс-секретарь Люфтваффе генерал-фельдмаршал Э. Мильх [Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Bd. 6. Stuttgart: 1990. S. 872.].

Немецкие солдаты поднимаются на Сапун-гору.

День ото дня противник увеличивал активность в воздухе в районе Крыма, на что наше командование реагировало вяло и не всегда адекватно. Внес немалый вклад в дезорганизацию управления начальник Главного политуправления Красной Армии армейский комиссар 1 ранга Л.З. Мехлис. По воспоминаниям К.М. Симонова, все время своего пребывания «действовавший на Крымском фронте в качестве уполномоченного Ставки и державший себя там как личный представитель Сталина, подмял под себя образованного, но безвольного командующего фронтом и всем руководил сам. Руководил, как может это делать человек лично фанатично храбрый, в военном отношении малокомпетентный, а по натуре сильный и не считающийся ни с чьим мнением» [Симонов К.М. Разные дни войны. Дневник писателя. Т. 2. М., 1977. С. 93.].

От его порывистых необдуманных действий пострадало не только общевойсковое командование. По указанию Мехлиса готовились многочисленные справки-донесения в штаб ВВС фронта, многократно фотографировались с воздуха, а затем вновь и вновь дешифрировались снимки 26-километровой четырехполосной обороны противника на Ак-Монайском перешейке. Любил Лев Захарович показательно наказывать виноватых, по его мнению, бойцов и командиров. Так, полковник В.И. Салов, возглавлявший 135-ю иад, обвиненный в плохо организованном ПВО и беспрепятственном пропуске вражеских бомбардировщиков к тыловым объектам Керченского полуострова, был снят в апреле с должности (его дивизию тогда же расформировали) и предстал перед военным трибуналом, осудившим Владимира Ивановича на 10 лет лишения свободы [ЦАМО РФ. Ф. 58. Оп. 977529. Д. 3. Л. 424.].

Двухбашенный танк Т-26, оставленный в Севастополе. В июне 1942 г. Такие машины были большой редкостью на фронте.

Этому приговору предшествовал налет 10 апреля противника на Керчь и Камыш-Бурун, который оказался почти столь же разрушительным, как осуществленный на Керченский порт 27 октября 1941 г. Обращает внимание большая длительность пребывания над целью немецких групп: первая, состоящая из примерно 30 бомбардировщиков, находилась 4 ч 25 мин, вторая из 19 бомбардировщиков – даже 5 ч 41 мин. Это стало возможным из-за того, что каждый экипаж бомбил с индивидуальным прицеливанием, сбрасывая одновременно по одной-две авиабомбы, стараясь добиться и максимального морального воздействия, после чего его менял над целью следующий экипаж. По предварительным данным, было сброшено 150 фугасных, 20 осколочных и до 1200 зажигательных авиабомб. Кроме потопления в порту Керчи буксира «Свобода», небольшого ледокола, полного разрушения семи зданий, имелись большие людские жертвы – погибли 78 и получили ранения 77 чел.

Признавая слабую готовность частей к отражению удара, запаздывание с подачей сигнала «Воздушная тревога», слишком большое время, которое требовалось командирам всех уровней для принятия решений и подготовку расчетов к бою, начальник Управления ПВО Крымского фронта генерал-майор Я.А. Тыквин в докладе Л.З. Мехлису отметил, что «зенитный огонь нанес противнику потери, рассеивая группы самолетов и препятствуя прицельному бомбометанию» и «что большинство бомб упали вне города и фронтовых объектов». Ссылаясь на наблюдение командира 15-й бригады ПВО полковника И.Т. Шиленкова, ст. помощника начальника отдела УПВО майора В.С. Артеменко, других командиров, был сделан оптимистичный вывод: зенитчиками сбито 4 бомбардировщика. Вероятно, наши истребители вовсе не участвовали в отражении налета, поскольку о них в документе ничего не говорилось [ЦАМО РФ. Ф. 215. Оп. 1185. Д. 46. Л. 4, 5.]

Брошенный на севастопольской улице двухбашенный танк Т-26.

Мысленно перенесемся в район Севастополя. В период относительного затишья командование СОРа проводило мероприятия по дальнейшему укреплению обороны, повышению боеспособности всех сил и средств, включая авиацию и ПВО. Налеты на город, корабли в бухтах и на переходах никогда не прекращались, не утихали и воздушные бои. В них участвовали не только рядовые и младшие офицеры, но и многие старшие командиры ВВС ЧФ. Среди них командир 5-го гв. мтап подполковник Н.А. Токарев, 32-го иап майор Н.З. Павлов, 9-го иап майор К.П. Малинов, да и сам командующий Черноморской авиацией генерал-майор Н.А. Остряков выполнил до 100 (!) боевых вылетов. Под стать командующему был начальник летной инспекции ВВС флота майор Н.А. Наумов – в одном из жестоких боев над бухтой Евпатории 6 апреля он сбил гитлеровского аса Р. Шмидта из II/JG77, которому немцы засчитали 38 побед.

Трагическое для нас событие произошло 24 апреля – в результате первой и последней бомбардировки 36 авиамастерских в Круглой бухте погиб душа обороны Севастополя с воздуха генерал-майор Н.А. Остряков. Накануне он поздравил летчиков и командиров 8-го иап ВВС ЧФ, которого приказом наркома ВВС преобразовали в 6-й гвардейский. При посещении вместе с заместителем командующего ВВС ВМФ генералом Ф.Г. Коробковым цехов мастерских в небе со стороны моря показалась шестерка Ju 88, которая с крутого пикирования атаковала этот объект без противодействия нашей ПВО. Два генерала и еще 46 чел. погибли на месте, 13 рабочих получили ранения. В мастерских сгорели 9 самолетов, проходивших ремонт. До сих пор непонятно: стал ли этот налет и его тяжелые последствия роковой случайностью, или это была заранее подготовленная акция, и немцев кто-то проинформировал, когда и где надо бомбить. Генералам Николаю Александровичу Острякову и Федору Григорьевичу Коробкову посмертно присвоили звание Героя Советского Союза. Командующим ВВС ЧФ был назначен генерал-майор В.В. Ермаченков.

Тем временем противник заканчивал последние приготовления к наступательной операции на Керченском полуострове. В начале мая к востоку от Феодосии расположился штаб самого сильного в Люфтваффе 8-го авиакорпуса генерала фон Рихтгофена (некоторые историки указывают, что в отличие от предыдущих кампаний в Крыму корпус подчинялся не штабу 4-го ВФ, в чьей зоне ответственности теперь находился, а непосредственно главкому ВВС). При обсуждении будущей операции особое внимание уделялось вопросам взаимодействия Люфтваффе с наземными войсками и организации надежной связи между наземными и авиационными штабами, делегирование в эти структуры наиболее подготовленных в оперативных вопросах офицеров. Делался вывод: «Рихтгофен, советуясь с Манштейном, стремился реализовать указание фюрера сосредоточить все возможные силы и средства на направлении главного удара» [Muller R. The German Air War in Russia. Baltimore: 1992. P. 71.].

Для эффективного поражения советской пехоты в местах сосредоточения германское командование заготовило «сюрприз»: вторично после 22 июня 1941 г. было осуществлено массированное применение мелких противопехотных бомб SD 1 и SD 2, называемых у нас «лягушками», для чего модернизировали ранее сконструированные специальные контейнеры. Также были доставлены на аэродромы тяжелые фугасные авиабомбы для поражения ДОТов и ДЗОТов на Ак-Монайских позициях. Здесь, на Керченском перешейке, начались войсковые испытания нового бронированного штурмовика Hs 129 с 30-мм пушками МК 101 для борьбы с танками КВ и Т-34. По замыслу германского командования, неплохо бронированный «хеншель» должен был со временем стать аналогом советского Ил-2.

В первой декаде мая 1942 г. 4-й авиакорпус, базировавшийся у Харькова, передал около 360 своих самолетов в состав 8-го авиакорпуса, после чего генерал фон Рихтгофен располагал 740 боевыми самолетами, не считая морской авиации, транспортных и связных машин, подчиненных непосредственно штабу 4-го воздушного флота, но базировавшихся в Крыму [Hooton E.R. The Luftwaffe. A Study in Air Power 1933–1945. Hersham: 2010. Р. 164.]. Теперь немцы с учетом всех задействованных на полуострове сил почти вдвое превосходили группировку ВВС Крымского фронта, имевшего на 1 мая 424 самолета без учета ВВС ЧФ и 15-й и 16-й Ударных авиагрупп Резерва Ставки, которые вступили в сражение уже в ходе немецкого наступления [ЦАМО РФ. Ф. 215. Оп. 1196. Д. 13. Л. 2.].

События развивались стремительно. В документах штаба ВВС Крымского фронта говорилось: «Со второй половины дня 7 мая около 200 бомбардировщиков, группами от 12 до 40, под прикрытием Bf 109 произвели почти одновременный налет на районы сосредоточения вторых эшелонов, резервов, КП армий и фронта. С интервалом в несколько минут над аэродромами Марфовка, Багерово, Керчь, Семь Колодезей появились (блокируя советскую авиацию. – Прим. авт.) подразделения в 6–8 Bf 109…» В отчете указывалось, что посты ВНОС зафиксировали, по неполным данным, 8 мая 900 самолето-пролетов над Керченским полуостровом, главным образом для поражения войск и опорных пунктов 44-й армии, 9 мая – 1400 пролетов [Ф. 35. Оп. 11285. Д. 541. Л. 173, 174.].

Лучшие части наших ВВС оказывали самоотверженное сопротивление неприятелю. Так, 247-й иап, базировавшийся в Багерово, который теперь возглавлял майор Я.Н. Кутихин, подразделениями по 6–8 Як-1 несколько раз сопровождал 9 мая штурмовики в район Балка Черная – Балка Песчаная. В отчете отмечалось: «Воздух был буквально насыщен истребителями противника. В тот день приходилось вести исключительно напряженные и длительные воздушные бои с превосходящим в три-четыре раза неприятелем. И только мужество, хладнокровие, выдержка и умение в бою приводили к победе. За 9 мая полк сбил 11 самолетов противника, не имея своих потерь» [ЦАМО РФ. Ф. 156-го гв. иап. Оп. 206633. Д. 9. Л. 12.].

Многие хорошо подготовленные летчики-истребители ВВС Крымского фронта увеличили личные счета. Например, будущий дважды Герой Советского Союза лейтенант Д.Б. Глинка из 45-го иап за 8 и 9 мая сбил истребитель и три пикировщика. Действительно, поддержка прорыва через Парпачские позиции дорого обошлась 8-му авиакорпусу, потери были весьма значительными. Только за первые три дня операции «Охота на дроф» подлежали списанию 44 боевых самолета соединения, не считая потерянных на аэродромах. Также добавим, что заявок на победы от немецких асов было заметно меньше, чем можно было предположить, учитывая напряженные схватки над весьма ограниченным пространством с утра до вечера. С другой стороны, немецкие истребители, выполнившие в эти майские дни по три-четыре боевых вылета, обеспечили главное – свободу действий своим ударным самолетам, связывая боем «ястребки» или после взлета с аэродрома, или при приближении к «юнкерсам» и «хейнкелям».

В дневнике командира отряда 7/StG77 капитана Г. Пабста так описывалось начало боевого дня 12 мая 1942 г: «Подъем в 4 ч утра, завтрак, кофе, и вот экипаж летит на аэродром подскока у Керчи. Там осуществляется заправка самолета, и мы вновь стартуем – на этот раз в сторону Черного моря. Летим в кислородных масках. Заходим на цели у берега на высоте 3900 м со стороны воды, причем от Керчи нас прикрывают истребители. Внизу показалось много кораблей, открыла огонь русская зенитная артиллерия. Где-то на высоте 3000 м можно было рассмотреть целое облако от разрывов снарядов. Я спрятался в облачность, из которой вышел на 1900 м. Почти прямо подо мной впереди по курсу находился корабль у пирса. Я сбросил бомбы и вышел в горизонтальный полет с выполнением крутого виража – были видны пламя, над кораблем поднимался черный дым. В это время нас попыталась атаковать группа И-16, но в дело вступили «мессершмитты» и сбили большую часть вражеских истребителей» [Kurowski F. Luftwaffe ueber Russland. Rastadt: 1987. S. 198.].

Непрерывные налеты самолетов врага привели к хаосу, потере связи и управления. Среди погибших от бомбоштурмовых ударов был командарм-51 опытный и грамотный генерал В.Н. Львов. Ставка ВГК несколько раз пыталась направлять действия командования Крымского фронта, помочь организовать прочную оборону за Турецким валом – все было тщетно. Так, в директиве в ночь на 12 мая Сталин подчеркивал, что «Военный совет Крымфронта, в том числе Мехлис, Козлов, потеряли голову, до сего времени не могут связаться с армиями», потребовал взять всю полноту власти маршалу С.М. Буденному, а следующим утром подчинил командующего ВВС Северо-Кавказского направления и командующего ВВС Крымским фронтом зам. командующему АДД генералу Н.С. Скрипко в надежде, что извне удастся справиться с ситуацией [Сборник документов Верховного Главнокомандования за период Великой Отечественной войны. Вып. 2. М., 1968. С. 120, 121]. Отход советских армий продолжился, восстановить управление армиями так и не удалось, 14 мая 1942 г. немцы ворвались на окраины Керчи, уцелевшие авиаполки и отдельные самолеты поспешно перелетали на Тамань.

Бросив упрек в некомпетентности всему командованию Крымским фронтом за «полное непонимание природы современной войны», Сталин при разборе операции 4 июня 1942 г., как известно, указал на грубые ошибки и «беспомощность командования», показавшего «свою несостоятельность», снял с должности всех, по его мнению, виновных руководителей, понизив в звании на одну ступень. В частности, генерал-майор авиации Е.М. Николаенко стал полковником, его рекомендовалось «проверить на другой, менее сложной военной работе» – вскоре Евгения Макаровича назначили командовать Сталинградской авиашколой пилотов [Русский архив: Великая Отечественная. Т. 16 (5–2). М., 1996. С. 236–239.].

Отметив, что к началу мая 1942 г. «Крымский фронт имел большое превосходство над противником в пехоте и артиллерии и лишь несколько уступал в авиации», Верховный не совсем прав, приводя в директиве цифры (401 самолет у нас против 400–500 у неприятеля) [Русский архив: Великая Отечественная. Т. 16 (5–2). М., 1996. С. 236.]. Перевес в числе самолетов у немцев был значительный, а учитывая интенсивное использование материальной части в 8-м авиакорпусе, противник смог в первые же часы своего наступления обеспечить полное господство в небе и, как говорилось выше, трансформировал это господство в свободу действий наступающих группировок, их возможность беспрепятственно совершать задуманные маневры, окружать или вынуждать к поспешному отходу некогда полнокровные советские соединения.

Теперь Манштейн начал подготовку к решающему штурму Севастополя. Как и прежде, его главным козырем оставалась авиация, хотя ряд частей пришлось перебазировать на другие направления. К началу лета 1942 г. в Крыму базировались 537 боевых самолетов, включая примерно 400 в 8-м авиакорпусе, а остальные – в составе «Авиакомандования Юг», которое преимущество вело борьбу над Черным морем. В это время перед германской авиацией под Севастополем ставились следующие задачи: парализовать работу советской морской авиации в районе города, атакуя на аэродромах, при взлетах и посадках, поддерживать наземные войска на направлении главного удара, прервать снабжение между осажденным Севастополем и портами Кавказа по морю, подавить огонь артиллерийских батарей, препятствующих осуществлять штурм «города-крепости». При этом генерал Рихтгофен подчеркивал, что главное требование к экипажам – «необходимо подавить моральный дух защитников Севастополя, сломить их волю к сопротивлению» [Plocher H. The German Air Force versus Russia, 1942. New York, 1966. P. 189.].

До сих пор воины СОРа стойко отражали атаки, обстрелы и бомбардировки. Созданная 25 мая 1942 г. 3-я особая (Севастопольская) авиагруппа ВВС ЧФ под командованием командира 62-й авиабригады ВВС ЧФ полковника Г.Г. Дзюбы первоначально насчитывала 98 боевых самолетов. Несколько ранее, в начале мая 1942 г., организовали Севастопольский базовый район ПВО (командир полковник А.М. Хлебников), включавший зенитные части (111 орудий разного калибра на 28 мая), прожекторные роты и роту ВНОС с радиолокационной установкой. Не только части ПВО, но и все виды команд МПВО работали четко и слаженно, длительное время удавалось минимизировать ущерб. Хотя с начала налетов на город было сброшено 2512 фугасных бомб (не считая зажигалок и многочисленных выпущенных артиллерийских снарядов), пострадали 1212 чел., из которых около 400 погибли; были разрушены 310 домов [ОЦВМА. Ф. 72. Д. 1933. Л. 70; Ф. 10. Д. 20. Л. 195.].

Согласно документам и воспоминаниям, особую роль в защите Севастополя сыграла несамоходная плавучая зенитная батарея № 3 ЧФ, получившая неофициальное название «Не тронь меня». Ее оборудовали на Севастопольском морском заводе из опытного отсека линкора и в августе 1941 г. ввели в строй, установив на якоре в районе бухты у Бельбекской долины в нескольких милях от Севастополя. Задача – усилить ПВО Главной базы, для чего батарею вооружили двумя орудиями 130 мм, четырьмя 76,2 мм и тремя автоматами 37 мм, не считая зенитных пулеметов. Командовал батареей ст. лейтенант (с марта 1942 г. – капитан-лейтенант) С.А. Мошенский. За десять месяцев батарея отразила 449 атак самолетов противника, сбив при этом, по разным оценкам, от 18 до 20 самолетов противника.

В конце мая плотность советской зенитной артиллерии примерно составляла 3 орудия на км фронта. Но и противник подтянул многочисленные зенитные батареи 8-го авиакорпуса непосредственно к Севастополю, планируя, что расчеты скорее примут участие в наземных боях, чем будут бороться с авиацией. Поскольку началось перебазирование летных частей германского авиакорпуса к северу от города и никаких сомнений относительно ближайших планов немцев не осталось, в ответ на очередные просьбы Военного совета СОРа о пополнении, наряду с личным составом, оружием и боезапасами, в Севастополь 28 мая перелетели 28 Як-1 из состава ВВС Северо-Кавказского фронта.

В германских штабах приняли решение: подготовительный этап решающей битвы за «крепость Севастополь» начнется 2 июня 1942 г. и продлится 5 суток. В первый из назначенных дней части выполнили 723 боевых вылета. «Противник продолжал с нарастающей силой подготовку к штурму Севастополя. Между 7 ч и 7 ч 30 мин он произвел особо мощный огневой налет по всему фронту, сопровождавшийся массированными ударами авиации», – отмечалось в суточном отчете за 2 июня. И делается вывод, свидетельствующий о начале нового этапа борьбы: «Всего сброшено до 4000 бомб. В городе разрушено и повреждено до 100 домов; тушение пожаров затруднялось отсутствием воды и недостатком пожарных команд. Перебита большая часть линейной связи. Повреждены пять сторожевых и девять торпедных катеров…» [Хроника Великой Отечественной войны Советского Союза на Черноморском театре. Вып. 2. М., 1946. С. 258, 259.].

За 3 июня немецкая авиация совершила 643 самолетовылета, 585 – на следующий день. За пять суток (2–6 июня) 8-й авиакорпус совершил 3069 вылетов, сбросил на наши позиции 2264 т фугасных авиабомб и 23 800 зажигалок. А 7 июня генерал Манштейн дал приказ подчиненным перейти в общее наступление, которое поддерживали большими группами самолетов; в воздухе в отдельные минуты одновременно действовало до 250 немецких машин. Служба ВНОС ПВО зафиксировала до 2000 немецких самолето-пролетов (сброшено до 9000 бомб), а авиация СОР произвела 20 вылетов для атаки переднего края противника. По немецким данным, за 7 июня под Севастополем их авиация выполнила 1368 вылетов.

Брошенная на подступах к 35-й батарее техника.

Добавим, что если обычно наши посты ВНОС ПВО флота и армии занижали данные о пролетах немецких самолетов, поскольку многие из них незаметно пересекали линию фронта, другие вели бой, не проникая на территорию советских войск, по иным причинам, то в период штурма Севастополя, наоборот, преувеличивали, временами весьма значительно, число действующих вражеских самолетов. Этот парадокс можно объяснить тем обстоятельством, что без активного противодействия самолеты с крестами на крыльях и фюзеляжах по нескольку раз атаковали одну и ту же цель, перемежали боевые и холостые заходы, часто вели обстрелы наземных объектов с бреющего полета – словом, могли фиксироваться по нескольку раз за один вылет.

Из немецких отчетов напрашивался вывод: стойкость защитников Севастополя была не напрасной, она вынудила врага на ходу вносить изменения в сроки операций. Так, в дневнике верховного командования Вермахта от 8 июня было записано: «В районе Севастополя противник оказывает упорнейшее сопротивление, опираясь на исключительно мощные оборонительные сооружения, овладеть которыми очень трудно в условиях пересеченной местности. При таких обстоятельствах даже 5-дневная артподготовка обеспечить решающего успеха не смогла». И далее: «Ввиду энергичного сопротивления противника в районе Севастополя действующая там авиация не будет снята оттуда через три дня, а останется до тех пор, пока не будет достигнут решающий успех или пока таковой не наметится» [KTB/OKW 1942. Bd. II. S. 654, 655.].

Блокада осажденного города не позволяла нам доставлять пополнение, вооружение, боеприпасы, медикаменты не только судами гражданского флота, но и боевым кораблям. Во всяком случае, с середины июня подобные рейды, в ходе которых на обратном пути эвакуировали сотни раненых, стали сопряжены со смертельным риском для военных моряков. Несмотря на патрули «мессершмиттов» и регулярный обстрел действующих аэродромов крупнокалиберными снарядами, летчики СОР всеми силами оказывали сопротивление врагу. Так, 16 июня они выполнили 176 самолето-вылетов, включая 37 ночных (для сравнения, было отмечено до 700 пролетов немецких самолетов).

Отмечая огромный урон, который наши обороняющиеся части, флот, авиация нанесли врагу, собственные немалые потери – за 16 июня погибли 760 чел. моряков и красноармейцев (без учета гражданского населения) до 2000 получили ранения, – штаб СОР в донесении наркому ВМФ в те сутки признавал огромное влияние Люфтваффе на ход сражения: «Немецкая авиация действовала непрерывно с рассвета до наступления темноты и бомбардировала (даже многие «мессершмитты» вылетали на задания с бомбовой нагрузкой. – Прим. авт.) передний край обороны, огневые позиции артиллерии, командные и наблюдательные пункты… [Хроника Великой Отечественной войны Советского Союза на Черноморском театре. Вып. 2. М., 1946. С. 291.]

Несколько раз Военный совет СОРа обращался к И.В. Сталину, Главкому Северо-Кавказского направления маршалу С.М. Буденному с просьбой направить на линию Краснодар – Севастополь 20 транспортных самолетов типа «Дуглас» с экипажами, работающими в сложных погодных условиях и ночью, «так как подавать маршевое пополнение, все снабжение и вывозить раненых можно теперь только самолетами-ночниками и подводными лодками» [Моргунов П.А. Героический Севастополь. М., 1979. С. 377.]. Из шести первых вылетевших в ночь на 22 июня самолетов ПС-84, принадлежавших МАГОН (командир майор В.М. Коротков), задание выполнили пять, доставив осажденному городу 8937 кг грузов (больше половины составляли артиллерийские снаряды, остальное – сухари), а обратно вывезли 56 чел., преимущественно личный состав 3-го ОАГ, оставшийся без самолетов.

Немцы несли колоссальные потери, но и силы защитников Севастополя стремительно таяли. В своем вечернем донесении 23 июня вице-адмирал Октябрьский указывал: «Непрерывные бомбардировки противника, выводящие из строя целые батальоны… Войска значительно утомлены… При задержке и перебоях в получении помощи рубежа не удержать. Самые тяжелые условия обороны создает авиация противника. Авиация ежедневно тысячами бомб все парализует. Бороться нам в Севастополе очень тяжело. За маленьким катером в бухте охотятся по 15 самолетов. Все [плав]средства перетоплены. Помогите бороться с авиацией противника. Все войска продолжают драться героически» [ОЦВМА. Ф. 72. Д. 1235. Л. 50.].

Усложнение со снабжением города боеприпасами вынуждало умолкнуть многие батареи, в том числе зенитные. Другие были поражены атаками с воздуха. В хронике 51-й эскадры подробно рассказано, при каких обстоятельствах прекратила огонь зенитная батарея № 3 «Не тронь меня»: «В течение нескольких недель плавучая зенитная батарея с установленной на ней 164 пушками (как говорилось ранее, последнее утверждение – сильное преувеличение. – Прим. авт.), стоящая на якоре в Северной бухте, непосредственно около большого маяка на мысе Херсонес, вела огонь разрушительной силы. Она препятствовала немецким наземным, морским и воздушным силам эффективно атаковать опорные пункты крепости. Независимо от того, откуда летели бомбардировщики, из Тирасполя, Китая (небольшой поселок к востоку от Евпатории. – Прим. авт.) или Сарабуза, эта плавучая зенитная батарея являлась для них настоящей занозой, при этом очень болезненной. 25 июня, после того как его отряд уже выполнил на нее три безуспешных атаки, командир 2/KG51 капитан Г. Фурхоп решил выполнить еще одну попытку по той же цели. Вместе с ним собирался лететь обер-лейтенант Э. Хинрихс. Замысел состоял в том, чтобы Хинрихс отвлек внимание зенитчиков, после чего Фурхоп смог бы незаметно приблизиться и поразить батарею.

Солнце уже садилось, когда пара вылетела из Сарабуза. Пройдя над старым Бахчисарайским дворцом, экипажи приготовились погрузиться в ад Севастополя. Для того чтобы использовать преимущества свежего западного ветра, ведущий проигнорировал старое тактическое правило – заходить в атаку со стороны солнца, и на малой высоте появился над Северной бухтой с востока; в вечернем свете ведомый наблюдал за плавучей батареей, расположенной прямо перед собой. Русская зенитная батарея открыла огонь по второму «юнкерсу», и Фурхоп приступил к набору высоты, чтобы поразить цель с пикирования. Тем временем, Хинрихс уже пикировал, не обращая внимание на трассы зенитных снарядов, решив покончить с плавучей батареей раз и навсегда. Бомбы поразили цель, раздался взрыв боеприпасов, батарея затонула…» [Dierich W. Kampfgeshwader «Edelweiss». Stuttgart, 1973. S. 169.]

По немецким данным, командир отряда, увидев, что цель поражена, прервал атаку и вернулся. Пролетавший в этот момент поблизости на штабном самолете генерал-полковник В. фон Рихтгофен запросил по приземлении имя пилота, поразившего злополучную батарею, представив его к награждению «Рыцарским крестом». Согласно советским источникам, первый Ju 88 промазал и только второй оказался меток – одна бомба попала в левый отсек понтона, вторая разорвалась прямо у борта. Погиб командир батареи и еще 28 членов расчетов, получили ранения 27 моряков, которых на катерах переправили на берег. Начавшийся пожар в кормовом артиллерийском погребе удалось потушить, моряки восстановили 37-мм пушку и два пулемета. А главная причина прорыва вражеских бомбардировщиков – почти полное израсходование боеприпасов на батарее № 3, что и вынудило прекратить борьбу, сняв на берег оставшихся в живых.

К этому времени снарядов не осталось на большинстве зенитных батарей, последние исправные самолеты 3-й ОАГ ВВС ЧФ готовились к перелету на Кавказ, но остались «безлошадные летчики», технический персонал, продолжали прилетать транспортные самолеты. Капитан М.В. Авдеев, которому было приказано встречать транспортники, вспоминал: «Ночью пришли Ли-2 (тогда еще назывались ПС-84. – Прим. авт.). Хитроумной сигнализацией, чтобы не привлекать внимание гитлеровцев, я указывал летчикам места их стоянок. Все это происходило под непрерывным артиллерийским обстрелом… В темное время я был на старте, в светлое – на отдыхе, рядом с КП, если, конечно, тот ад, что там творился, можно было хоть в какой-нибудь мере соотнести со словом «отдых». А люди все прибывали и прибывали: пехотинцы, моряки, артиллеристы… Уже тогда было видно, что всех эвакуировать не удастся» [Авдеев М.В. У самого Черного моря. Кн. 2. М., 1970. С. 15.].

Участник событий капитан 1 ранга А.К. Евсеев вспоминал о последних днях героической обороны: «Немцы уже ничего сделать необычного и удивить нас ничем не могли – количество самолетов было доведено ими до предела. Небо над Севастополем больше их не вмещало. Если бы противник пустил в действие еще лишнюю сотню самолетов, то они не принесли бы пользы… Никакого просвета от сокрушительной бомбардировки не было. Мы уже настолько начали привыкать к адской какофонии в воздухе, что когда в течение сравнительно короткого промежутка времени не было поблизости сильно слышного рева и завывания моторов, свиста и разрыва бомб, то мы чувствовали себя не по себе, нам обычная тишина казалась чем-то противоестественным. Не раз мы задавали друг другу вопрос: «Сколько же немец сосредоточил бензина и бомб, сколько участвовало в подвозе железнодорожных эшелонов и автомашин?» Но ответа не могли дать. Когда-нибудь военный исследователь займется и этим подсчетом, а у нас цифры получались колоссальными. Мы полагали сначала, что этот рог изобилия, из которого сыпались бомбы, скоро иссякнет, но напрасно. Дни шли за днями, а бомбардировка шла с прежним неослабеваемым остервенением и последовательным темпом, разрывая на части Севастополь и его окрестности…» [Скрытая правда войны: 1941 год. Неизвестные документы. М., 1992. С. 333.].

Необходимо признать, что никто из высшего руководства и их штабов заблаговременно не разрабатывал плана эвакуации гарнизона Севастополя в случае необходимости. Когда такая минута настала, вице-адмирал Ф.С. Октябрьский высказал небесспорную мысль: при сложившейся обстановке, когда Люфтваффе удерживали господство в небе над городом и прилегающим водным районом, направление крупных кораблей в Севастополь привело бы к гибели большей части Черноморского флота. Фактически удалось вывезти командный состав СОРа, партийный и государственный аппарат, несколько сот раненых на катерах, подводных лодках и транспортными самолетами. Большинство героических защитников Главной базы оказались предоставлены сами себе.

Как следует из исследования К.Б. Стрельбицкого, всего за 10 летных дней летчики МАГОН совершили 132 самолето-вылета из Краснодара в Севастополь. При этом до цели дошло 118 машин (в целом), из которых 9 произвели сбрасывание грузов на парашютах, а остальные 109 произвели там посадку. В город было доставлено 222,2 т грузов. Обратно 105 транспортных машин вывезли 2149 чел. (в том числе 1411 раненых и 738 пассажиров, преимущественно летно-технический состав 3-й ОАГ, военные и политические руководители обороны) и 13 070 кг грузов [Стрельбицкий К.Б. Деятельность МАГОН по снабжению осажденного Севастополя / Military Крым. 2000. № 7.]. Сделавший 7 успешных вылетов и вывезший последним рейсом из города штаб СОРа во главе с вице-адмиралом Ф.С. Октябрьским пилот ст. лейтенант М.С. Скрыльников был сразу после приземления в Краснодаре представлен командующим ЧФ к ордену Красного Знамени. Такой же награды был удостоен пилот лейтенант В.В. Любимов, который (единственный из группы) успешно отработал каждую из 10 ночей, перевез в обе стороны 18,6 т грузов и 145 человек.

Подорванная башня 35-й батареи. На переднем плане – разбитый грузовик.

Уже говорилось, что спастись от гибели или плена удалось очень немногим. И если большинству летчиков 3-й ОАГ ЧФ на собственных или транспортных самолетах, в качестве пассажиров, удалось благополучно покинуть Севастополь в конце июня – начале июля 1942 г., то судьбу большинства защитников разделили механики, мотористы, специалисты мастерских и авиабаз… Имея возможность улететь вместе с руководящим составом СОРа, военком 3-й ОАГ полковой комиссар Б.М. Михайлов решил остаться вместе с подчиненными до конца и погиб в бою 3 июля. При изучении списков безвозвратных потерь ВВС ЧФ именно эта дата указывалась чаще всего с пометкой «пропал без вести».

Бывало и так, что начальник кадровой службы ВВС флота зачеркивал предыдущую запись и от руки делал новую: жив! Такое произошло с начальником 12-й авиабазы ВВС ЧФ майором В.И. Пустыльником и некоторыми его подчиненными – техническими специалистами. Как потом стало известно, самоотверженность и незаурядное летное мастерство проявил зам. командира 80-й отдельной эскадрильи ЧФ капитан Г.А. Малахов. Во время артобстрела он ночью при свете прожектора посадил летающую лодку ГСТ в Казачьей бухте, взял 26 пассажиров из числа защитников города и медперсонала. Сначала полет проходил нормально, но на траверзе Феодосии забарахлил, а потом остановился один мотор, перегруженная лодка начала терять высоту. Новая ночная посадка в штормящем море оказалась удачной, но положение казалось безвыходным, поскольку до врагов было совсем близко. Тогда экипаж распустил несколько парашютов, решив использовать их в качестве парусов. Здесь их обнаружили и обстреляли «юнкерсы». Но везение не отвернулось от смельчаков – на рассвете 2 июля их обнаружил и приблизился тральщик «Щит», взявший на борт экипаж и пассажиров – всех 33 чел. Буксировать ГСТ было невозможно, и его пришлось затопить, а все люди в ночь на 3-е прибыли в Новороссийск.

Приведем выдержку из официальных документов. «Согласно отчету штаба 8-го германского авиакорпуса от 3 июля 1942 г., с начала подготовки штурма был выполнен 23 751 боевой вылет, или 766 вылетов в сутки, сброшено 20 529 т бомб. Экипажи заявили об уничтожении 611 автомашин, 10 танков, 20 бункеров, 38 орудий, сбили 123 самолета, поразили еще 18 на земле, подавили огонь 48 артиллерийских батарей, разрушили наблюдательный пункт, потопили 4 эсминца, подводную лодку, 6 каботажных и иных судов общим водоизмещением 10 800 брт. Бомбы повредили 2 казармы, промышленное предприятие, мост, 2 эсминца (тяжело). Цена, которую пришлось заплатить – 31 погибший (разрушение на 100 %) собственный боевой самолет» [Plocher H. The German Air Force versus Russia, 1942. New York, 1966. P. 198, 199.].

3-я особая (Севастопольская) авиагруппа ВВС ЧФ не могла соперничать с вражеской группировкой по количеству и качеству самолетов. В разное время в соединении насчитывалось от 82 до 115 боевых самолетов 12 различных типов, с базированием на трех небольших аэродромах вблизи Севастополя: Херсонесский маяк, Куликово поле и Северная бухта. К 1 июля, когда группу расформировали, летчики выполнили 3144 боевых вылета (примерно 83 вылета в сутки). По докладам экипажей было уничтожено 57 танков, сбито 60 самолетов, еще 43 сожжено на аэродромах. Потери советской стороны составляли 53 самолета, 16 не вернулось с задания, а еще 30 пришлось бросить на аэродроме. Погибло 50 летчиков [ОЦВМА. Д. 24041. Л. 55.].

Осталось оценить потери сторон. Расчеты М.Э. Морозова показывают, что 3-я ОАГ ВВС ЧФ реально лишилась (вместе с двумя приданными армейскими полками) по всем причинам 131 самолета [Морозов М.Э. Воздушная битва за Севастополь. 1941–1942. М., 2007. С. 420.]. С учетом действий фронтовой и морской авиации с берегов Северного Кавказа, частей АДД (работали преимущественно по ночам) можно оценить общую убыль в 140–150 самолетов. Добавим, что за все время боев в Крыму (с осени 1941 по июль 1942 г.) наши потери составили 337 самолетов [Военно-воздушные силы Военно-морского флота в Великой Отечественной войне. Ч. 3. М., 1962. С. 28.]. Понятно, что указанный в немецком отчете 31 самолет, погибший при решающем штурме Севастополя, учитывает только часть общей убыли. Ведь генерал-квартирмейстер Люфтваффе определил потери 4-го ВФ за июнь 1942 г. в 297 самолетов, при наличии к началу месяца 1525 боевых машин [BA MA RL III / 874–877.]. На основе имеющихся материалов можно оценить потери 8-го германского авиакорпуса в 70–80 самолетов, причем не менее 30 самолетов были списаны как небоевые потери.

Несмотря на огромное военное и политическое значение 10-месячной борьбы за Крым, 8-месячной героической Севастопольской обороны, яркими страницами оставшейся в истории Великой Отечественной войны, сражение закончилось нашим поражением. Потеря всего Крыма осложнила дальнейшую борьбу Советских Вооруженных сил, их флота и авиации на южном фланге, дала противнику ряд важных козырей в дальнейшей борьбе. Но понесенные противником огромные потери несомненно сказались на дальнейшем ходе летне-осенней кампании 1942 г. Вскоре Красной Армии удалось добиться коренного перелома в войне, а примерно через 15 месяцев, после того как Севастополь пришлось оставить, в наших штабах стали готовить планы освобождения Крымского полуострова.