19

– Что это? – спрашивает мама, когда я подсовываю ей распечатанную страницу.

– Это договор, – гордо говорю я. Иду через кухню и вручаю отцу его копию.

Он щурится, не в силах читать без очков.

– Договор о чем?

– Это… – мама замолкает, читая.

– Это «Семейный договор», – объявляю я. Были и другие названия, вроде «Договор о поведении» и «Договор об ответственности», но все они звучали как-то слишком требовательно и односторонне. – Обещаю соблюдать те правила, которые, по вашим представлениям, обеспечат мне безопасность, а взамен вы позволите посетить мне колледж по моему выбору.

– Ты не поедешь в Университет Южной Калифорнии, – говорит папа, хлопая своей бумагой о стол.

Я вынуждена огрызнуться.

– Это не Южная Калифорния, не Лос-Анджелес и не Майами. Это штат Айова.

Это заставляет их застыть в молчании. Мама поднимает чашку с кофе и делает быстрый глоток. Папа щурится.

– Штат Айова, – с подозрением повторяет он.

Я откидываюсь на стуле и скрещиваю руки.

– Да.

Мама наконец обретает дар речи.

– Почему штат Айова? Ты впервые говоришь о нем.

– Потому что я впервые о нем подумала, – признаюсь я. – Это колледж, который постоянно всплывал во время моих изысканий прошлой ночью.

Мама смотрит с любопытством.

– Каких изысканий?

Ее готовность слушать заставляет меня говорить дальше.

– Я хочу быть ветеринаром. В следующем семестре заменю некоторые из своих уроков. Хотя мне не кажется, что мои оценки будут иметь большое значение. Но всегда неплохо иметь несколько лишних предметов в зачете, если собираешься учиться по медицинской специальности, пусть даже это медицина для собак. Штат Айова – первый в списке колледжей для ветеринаров по стране, и он недалеко. Так что вы сможете часто навещать меня. – Но достаточно далеко, чтобы у меня было хоть какое-то чувство независимости. Об этом я умалчиваю. Не стоит пугать их.

Мама в задумчивости поджимает губы.

Папа все еще смотрит скептически.

– Это всего в шести часах езды отсюда, – говорю. – Я даже не прошу о поступлении туда. Я прошу о школьном визите.

Папа снова смотрит на договор.

– Тут также сказано, что мы должны отдать тебе телефон к концу недели, если будешь соблюдать наши правила.

– Да. Трудно будет связаться с вами, если у меня будут проблемы в колледже или по пути домой.

– И ты хочешь вернуться в приют для животных.

– Да.

– С каких это пор ты хочешь быть ветеринаром? – спрашивает папа.

– С прошлой ночи, – признаюсь я. – Это было откровение.

Мама кривит губы, будто пытается не улыбаться, но уже не может сдерживаться. На ее лице расцветает широкая улыбка.

Сердце у меня сжимается. Давно не видела, чтобы она так улыбалась, а глаза сияли от гордости.

– Вы знаете, как сильно я люблю животных. Будь моя воля, мы бы брали к себе всех бездомных зверюшек, что появлялись у нас на пороге. Но я понимаю, что это невозможно, – добавляю я, хоть и не совсем с этим согласна. В три года я впервые увидела собаку. С тех пор умоляла родителей завести домашнее животное: собаку, кошку, рыбку, хомячка – кого угодно. Но в нашем доме животные всегда были под запретом.

– Прошлой ночью я села и хорошенько подумала над тем, чем хочу заниматься после школы и что люблю больше всего на свете. Мысли все время возвращались к животным. Я хочу работать с ними, – пожимаю плечами. – У меня неплохие оценки по естественным наукам. Думаю, что буду действительно хорошо учиться в ветеринарном.

– Я тоже так думаю, – говорит мама, и сердце у меня чуть не разрывается от счастья.

Папа медленно подходит ко мне, потирает переносицу, внимательно изучая меня.

– Если мы согласимся с этим, – он указывает на договор, – то можем быть уверены, что ты будешь следовать правилам? Это значит: не лгать о том, где ты, не ходить на вечеринки без нашего разрешения и не делать других глупостей.

– Никаких глупостей, – обещаю я, затем, помедлив, добавляю: – Я не включила это в договор, но очень хочу назад свою дверь.

Вновь наступает короткая пауза.

Мама, все еще улыбаясь, берет ручку, которой отец заполняет кроссворды, и пишет что-то на моей стороне договора.

– Распишись вот тут, – торжественно говорит она.

Чувствую, как у меня сводит скулы и щеки, так сильно я улыбаюсь. Под списком того, что я прошу вернуть мне, мама написала «ДВЕРЬ».

Рядом я пишу свои инициалы. Мама тоже подписывает. Затем присоединяется и папа.

– Я сделаю копию, – заявляет он, отодвигая свой стул.

Я не могу сдержать смех.

– На случай, если я уничтожу единственный экземпляр, а тебе понадобится ткнуть меня в договор?

– Да, – колко отвечает он, но его глаза искрятся от смеха. Всего на одну секунду он становится тем отцом, который был у меня до смерти Рейчел, который отпускал уморительные шутки и не мог провести ни минуты, чтобы широко не улыбнуться.

Как только он уходит, мама пожимает мне руку.

– Ты удивила нас.

– Я сама себя удивила.

– Я горжусь тем, что ты разобралась в себе и пришла к таким решениям.

К горлу подступает ком.

– Спасибо. – Я делаю большой глоток апельсинового сока, надеясь, что она не заметила моего приглушенного голоса.

Похоже, все-таки заметила, потому что ее взгляд смягчается еще больше.

– Ты все еще хочешь поискать подарок для Скарлетт?

Я радостно киваю, допивая сок.

– Окей, тогда вот что. Иди наверх, одевайся. Поедем, как только будешь готова.

* * *

Торговый центр переполнен для утра субботы. Хотя не помню, чтобы в субботу я вставала раньше полудня, так что, может, тут всегда так в десять утра.

Мы с мамой пару часов ходим по магазинам. Она покупает мне толстовку с белоголовым орлом, а я беру для Скарлетт симпатичный шарфик. Скар с ума сходит по шарфикам. У нее их сотня, и я знаю, ей понравится этот розовый с золотом и крошечными черепами с цветами в зубах.

Скоро обед, и живот у меня начинает урчать от голода.

– О боже, если я чего-нибудь не поем, то потеряю сознание, – заявляю я.

Мама закатывает глаза.

– Не слишком мелодраматично?

– Нет, мы голодны, мам. Просто умираем. – Я улыбаюсь и указываю на ресторанный дворик. – Можем съесть что-нибудь, прежде чем поедем домой?

Она обдумывает это, затем качает головой.

– У меня есть идея получше.

Заинтригованная, я следую за ней. Мы проходим кучу ювелирных, обувных и прочих магазинов и наконец останавливаемся перед одним из моих любимых ресторанов. Мы всегда тут обедаем с друзьями, когда приходим в торговый центр. У них лучший на планете омлет с сыром и ветчиной.

– Омлет? – счастливо спрашиваю я. – Ты супер, мам, – даю ей пять.

Она хлопает ладонью о мою ладонь, и настроение у меня становится еще лучше. Это один из самых классных дней за последнее время. День вдвоем с мамой. У нас давно такого не было, и я немного шокирована, но счастлива. Мы так давно не оставались вдвоем, что сейчас это кажется даже немного странным.

– Давай займем столик, – говорю я. Но мама не идет за мной к дверям. – Скорее, копуша!

– Думаю, я оставлю тебя.

Я смотрю на нее с непониманием.

– Что?

Она подмигивает мне, затем смотрит на часы и говорит:

– Твои друзья будут тут с минуты на минуту. Почему бы тебе не занять столик, пока ждешь?

Я удивлена и смотрю на нее вытаращив глаза.

– Ты серьезно?

– Я позвонила Лизе, когда ты выбирала шарфик, и спросила, не хочет ли Скарлетт пообедать с тобой в торговом центре. По дороге она захватит Мейси и Ивонн.

Я чуть не прыгаю от радости. Лиза – это мама Скар. Скар едет сюда с остальными нашими подругами. Поверить не могу, что это идея моей мамы, не могу дождаться, когда скажу об этом…

Не сразу могу сформулировать мысль и признаться себе в этом.

Я дождаться не могу, когда скажу об этом Чейзу.

Наверное, это ненормально, что я прежде всего подумала о нем. Хочу рассказать Чейзу, что мне помог его совет: родители пошли мне навстречу, когда я начала вести себя по-взрослому, папа улыбнулся мне сегодня, мама поощряет встречи с друзьями, хотя еще несколько дней назад запрещала мне даже выходить из дома.

– Это так здорово… Ты потрясающая! – Я бросаюсь вперед и обнимаю ее.

Она крепко обнимает меня в ответ, затем отпускает.

– Развлекайся, Бэт. Лиза сказала, Скарлетт отвезет тебя домой.

Как только мама уходит, я испускаю радостный визг. Несколько человек, идущих мимо, поворачивают головы, но мне все равно, что они подумали. У меня есть жизнь! Я скоро получу назад телефон. Мне снова разрешат работать в приюте. Папа поставит на место дверь в мою комнату. Сейчас я увижу своих друзей.

Это чертовски круто.

Я заказываю молочный коктейль, пока жду девчонок. Первый глоток шоколадного лакомства кажется феноменальным. Может быть, вкус свободы усиливает все прочие вкусы.

– А-а-ах! – вскрикивает Мейси, и все три мои подруги устремляются к столику.

– Ты свободна! – поет Ивонн, а Скарлетт садится рядом и целует меня в щеку.

Я хихикаю и пытаюсь отпихнуть ее.

– Остынь, любвеобильная: испортишь мой макияж.

– На тебе нет макияжа, – возражает она, закатывая глаза.

– За это мы все должны тебя ненавидеть, – щебечет Ивонн, когда они с Мейси садятся напротив. – Нельзя иметь такую гладкую и безупречную кожу без BB-крема.

Подходит официантка и принимает у них заказы напитков. Мы прерываем болтовню и изучаем меню, размышляя, чего бы поесть. Я останавливаюсь на бургере с картошкой и молочном коктейле. Пока Мейси и Ивонн определяются, я осторожно под столом кладу подарок Скарлетт ей на колени.

– Что это? – шепчет она.

– Подарок лучшей подруге, – шепчу я в ответ. – Откроешь дома.

Она сияет.

– Ты лучшая, Бэт.

Я притворно задыхаюсь от удивления.

– Ты назвала меня Бэт!

– Неужели? Нет, тебе показалось.

Я пихаю ее под ребра.

– Ты точно так меня назвала.

Мы вчетвером шутим и сплетничаем, пока ждем заказ. После мы шутим и сплетничаем уже за едой, не заботясь о том, что разговариваем с набитыми ртами, и окружающие, вероятно, смотрят на нас с неодобрением. Давно уже я не чувствовала себя такой расслабленной со своими подругами. В школе постоянно темным облаком висит напряжение, которое создает присутствие Чейза. Дома у меня нет телефона, двери в комнате и уединения, чтобы поболтать с подругами.

Это самый лучший день в моей жизни.

Во всяком случае, он был им до тех пор, пока Ивонн не заговаривает о Чейзе.

– Окей, знаю, что нам нельзя говорить о Чарли Доннели, – начинает она.

– Кто сказал, что нам нельзя говорить о нем? – перебиваю я.

Она бросает взгляд на Скарлетт, прежде чем обернуться ко мне.

Вздохнув, я смотрю на лучшую подругу.

– Ты говоришь всем, чтобы со мной не разговаривали о нем?

– Конечно, – горячо отвечает она. – Каждый раз, как кто-то упоминает его, ты становишься белой как призрак и смотришь так, будто сейчас тебя стошнит.

– Тебя действительно один раз стошнило, – напоминает Мейси.

– Да, от шока, – я пожимаю плечами. – Но теперь я знаю, что он в Дарлинге, и с этим ничего не поделаешь. Я больше не могу позволить ему так на меня влиять. – Вот только он все равно влияет на меня, даже больше, чем думают мои подруги. Я постоянно думаю о нем.

Я поворачиваюсь к Ивонн.

– Что ты хотела сказать о нем?

Она делает большой глоток содовой, прежде чем заговорить.

– Моя сестра в прошлые выходные вернулась из колледжа, а вчера к ней приходили друзья. Тогда и всплыло все это о Чарли.

Я хмурюсь.

– Что все?

– Ну ладно. Ты знаешь, что Тейлор дружит с некоторыми девчонками из Линкольна, так ведь?

Тейлор – старшая сестра Ивонн. Понятия не имею, с кем она дружит, но киваю.

– Они на два года старше нас, как и Тейлор. Одна из них знала Чарли раньше, – продолжает Ивонн. – Ее зовут Мария… Не знаю, встречались ли вы с ней, девчонки.

– Где мы могли с ней встречаться? – говорит Скарлетт. – Ты только что сказала, что они на два года старше нас.

– Верно. Ну ладно. Как бы там ни было, Мария живет в Линкольне, и она дружила с Чарли. Они гуляли вместе, когда он приезжал туда летом. И, видимо, недавно тоже встречались, в четверг ночью, – продолжает Ивонн с многозначительным взглядом. – Она ходила на вечеринку к Карлу.

– Кейву, – поправляю я.

– Неважно. – Она делает еще глоток. – Чарли тоже пришел на ту вечеринку. Вы знали это?

Мейси задыхается от ужаса.

– О боже, ты видела его, когда была там?

– Нет, – вру я. – Но я оставалась там недолго.

– Ну слава богу, – вздыхает Скарлетт, потянувшись, чтобы сжать мое плечо. – Представь, если б решил потусоваться с тобой на вечеринке.

– А если бы он начал ухлестывать за тобой? – добавляет Мейси, еще раз вздохнув.

Снова появляется чувство вины. Все, о чем рассуждают подруги, со мной случилось. Только на той первой вечеринке, и это я начала ухлестывать за ним. Правда вертится на кончике языка. Я чувствую такое искушение выдать грязные, ужасающие подробности. Хочу рассказать подругам, что у меня был первый секс, поделиться с ними тем, что, возможно, у меня есть к Чейзу чувства, но не знаю, то ли из-за секса, то ли потому, что он мне действительно нравится. Но я молчу, испытывая ужас при мысли о том, что они осудят меня. Или еще хуже: осудят, возненавидят за это и расскажут всей школе и моим родителям.

Молчу и слушаю историю Ивонн дальше.

– Итак, Чарли был там и тусовался с Марией…

Мне становится любопытно. Мария – это та шикарная девушка, которой нагрубил Джефф? Надеюсь, что нет. Мысль о том, что Чейз проводит время с такой красоткой, разжигает во мне ревность.

Р-р-р, я должна это прекратить.

– …и он сказал ей, что в позапрошлые выходные был на другой вечеринке, но не сказал, где, и что встретил там очень красивую девушку и…

– Что? – вскрикиваю я. Щеки у меня начинают гореть. Чейз рассказал обо мне своим друзьям? Он сказал, что я красивая?

«Он мог говорить и не о тебе», – предупреждает голос в моей голове.

Это лишь вызывает новый укол ревности.

– Серьезно? – сердито переспрашивает Скарлетт. – Во-первых, он только вышел из тюрьмы. Во-вторых, уже заводит друзей и спит с девчонками, как будто он не сделал ничего плохого? Он убийца!

Ее выкрик заставляет нескольких посетителей повернуться в нашу сторону.

– Прошу прощения, – робко шепчет она.

– Нет, я с тобой согласна, – говорит Ивонн. – Я подумала так же, когда услышала это. Если верить Марии, Чарли до ареста был тот еще ходок. Он был королем вечеринок, спал с кучей девчонок и, очевидно, умел делать комплименты. Ну, знаете, обаять.

Я стараюсь подавить смешок. Каким бы Чейз ни был тогда, он точно изменился. Мастер комплиментов? Едва ли. У него хорошо получается быть прямолинейным и говорить мне то, чего я не хочу слышать. Король вечеринок? Ага, поэтому на каждой вечеринке он сидит, забившись куда-то в угол.

Заключение, очевидно, изменило его, превратив парня, который просто хотел получать удовольствие от жизни, в того, кто теперь просто благодарен за все, что у него есть, в человека, который стремится каждый день находить одну маленькую хорошую вещь и радоваться ей.

Чейза, которого Мария знала три года назад, больше нет. Я не помню его таким, зато сегодня вижу перед собой Чейза спокойного и серьезного, улыбающегося так редко, что это похоже на появление солнца после затмения. И это прекрасно. Я люблю, когда он улыбается. Я…

Это нужно немедленно прекратить!

– Ты в порядке? – требовательно спрашивает Скарлетт.

Я закусываю губу, невольно задаваясь вопросом: что такого прочитала Скар на моем лице, что у нее так изменился голос?

– В порядке, – заверяю я ее и делаю вдох, – но… ты права… может, мне не нравится говорить о нем.

– Видишь, – продолжает Скарлетт, поворачиваясь к Ивонн, – я говорила, что это щекотливый вопрос. Мы больше не обсуждаем весь этот ужас.

Я беру свой коктейль и допиваю его, но холодная сладкая жидкость не может перебить горьковатый привкус, все еще стоящий во рту. Не говорить о Чейзе легко.

Не думать о нем – совсем другое дело.