Папа входит прямо за ним. Трое взрослых стоят в кухне и смотрят на меня. От ужаса мои ноги становятся ватными. Меня арестуют за то, что я виделась с Чейзом? Неповиновение родителям может быть преступлением? Я поворачиваю голову к маме, чтобы получить от нее хоть каплю пощады.
Папа делает приглашающий жест.
– Лиззи, иди познакомься с Ником Маллоем. Офицер Маллой, это моя дочь Элизабет.
Я все еще не двигаюсь, но выдавливаю слабое:
– Привет.
Мама проходит мимо меня.
– Вам налить что-нибудь, офицер Маллой?
– Нет, спасибо, и меня зовут Ник, помните?
Я клянусь, что он подмигнул ей. Он не стал бы подмигивать ей, если б хотел швырнуть меня в тюрьму, верно?
Чейз так же себя чувствовал, когда полиция прибыла к нему в дом в ночь смерти Рейчел? Или его арестовали на месте преступления? Внезапно понимаю, что понятия не имею, как все случилось. Только помню, что полиция появилась у наших дверей, чтобы сообщить нам убийственную новость. Помню, как мама упала на колени и плакала. Папа держался за грудь, как будто кто-то вырвал у него сердце. Чейз сделал это с нами. Он заставил маму плакать и причинил боль отцу. А я сидела сегодня в его спальне и говорила с ним как с лучшим другом. У меня был с ним секс.
О боже, у меня такое чувство, что сейчас упаду в обморок или меня стошнит, или все сразу.
– Элизабет, офицер Маллой здесь, чтобы помочь тебе разобраться с твоей проблемой в школе, – говорит мама. Она смотрит на меня так, как обычно, когда хочет, чтоб я ушла в гостиную.
Я тащусь туда и киваю офицеру Маллою.
Мама теряет терпение, тянет меня к дивану и заставляет сесть рядом с ней. Моя беспричинная паника начинает затухать. Арест никак не может проходить так медленно и непринужденно. Поскольку у меня в школе проблем нет, то речь, вероятно, о ком-то другом.
Офицер Маллой садится рядом со мной и кладет на журнальный столик папку. Он открывает ее и достает форму. Я читаю заголовок: «Временный судебный запрет».
– Что тут происходит? – медленно спрашиваю я.
Мама берет меня за руку.
– Это для тебя.
– Но у меня нет никаких проблем в школе.
Офицер Маллой хмурится и постукивает дешевой шариковой ручкой по папке.
– Нет проблем?
– О, Лиззи никогда не станет жаловаться, – говорит мама. – Вот почему мы должны сделать это.
– Это? Что это? – я растеряна.
– Значит, к тебе не пристают в школе? – спрашивает Маллой.
– Нет, совсем нет. – Паника возвращается, когда я понимаю, что происходит.
Родители хотят, чтобы я заполнила бумаги на Чейза.
Я вскакиваю на ноги.
– В школе ничего не происходит. Там все в порядке.
– Нет, – грубо возражает папа. – Пока в ней находится Чарльз Доннели, моя дочь никогда не будет в безопасности.
– Сядь, Лиззи, – с упреком говорит мама.
Я сажусь, но лишь потому, что ноги меня сейчас не очень-то держат.
– Вы пытались поговорить с директором? – спрашивает офицер.
– Конечно, пытались. Мы дошли вплоть до совета попечителей. Ваш босс, мэр Стэнтон, кричал о дискриминации и о том, что он подаст судебный иск, если мы снова попытаемся выгнать его пасынка из школы. – Отец смотрит так, будто ему больно. – Пока он не причинит физический вред, не испортит школьную собственность или не сделает что-то, оправдывающее исключение, он останется там.
Хорошо. Я с вызовом смотрю на офицера Маллоя.
– А поскольку он не беспокоит меня, в этом нет необходимости, – я указываю на форму.
– Твои родители сказали, что он запугивал тебя в библиотеке, – подталкивает полицейский. – Ты боишься его? Ты поэтому не хочешь заявлять о том, что случилось? Судебный запрет нужен, чтобы защитить тебя.
Я онемела от шока. Как они узнали про библиотеку? Это случилось сегодня. Они шпионят за мной в школе?
– Мать Скарлетт позвонила мне на работу, – объясняет мама, поняв мое замешательство. – Скарлетт рассказала ей, как он преследовал тебя в библиотеке.
Проклятье. Моя ложь преследует меня. Я откидываюсь на диван и прячу лицо в ладони.
– Он меня не беспокоил, – говорю я, но никто мне не верит.
– Конечно же, я сразу позвонила директору Гири. Но он сказал, что даже если ты придешь и подашь жалобу, то ему лишь вынесут предупреждение, поскольку это будет его первое нарушение порядка.
Мне хочется кричать. Чейз не делал ничего плохого.
Только убил мою сестру.
Сквозь пальцы вижу глядящих на меня родителей. Зарываюсь глубже в диванные подушки, судорожно пытаясь найти выход из всего этого.
Но мама принимает мое молчание за недомогание.
– Ты в порядке? – беспокоится она. – Я знала, что он к тебе пристает! – Она поворачивается к полицейскому и пронзительно заявляет: – Мы не можем ждать, пока случится что-то плохое. Мы уже потеряли одну дочь. – Она хватается рукой за горло. Папа подходит и кладет руку ей на плечо.
– Мы не ждем, Марни. Мы заполняем заявление о наложении судебного запрета.
– И я, конечно, могу помочь вам с этим, – мягко говорит офицер Маллой и поворачивается ко мне: – Почему бы тебе не рассказать, что случилось? Мы предъявим эту бумагу нужному судье.
Мне становится еще хуже.
– Нет. Я не хочу это делать.
– Лиззи, – говорит мама.
– Бэт.
– Бэт, это для твоей безопасности.
– Он опасен для этого города, – говорит папа. – Он безрассуден и…
– Это был несчастный случай, – обрываю я, а потом кидаю на Маллоя умоляющий взгляд: – Вы ведь знаете это дело?
Он кивает, потому что, конечно же, знает. Все в Дарлинге знают.
– Это был несчастный случай, – напоминаю я ему.
Он снова кивает.
– Это не безумный маньяк, разгуливающий на свободе. И поверьте мне, я тоже его ненавижу, – ложь обжигает мне горло. – Но не считаю правильным говорить, что чувствую физическую угрозу, потому что это не так.
Папа смотрит с неодобрением.
Я поворачиваюсь к маме и беру ее за руку.
– Прошу. Я не нахожусь в опасности. Я сидела в библиотеке, мне было дурно, потому что я пропустила обед. Чейз был там. Я смутилась, что он видел, как я плачу. Я рявкнула на него. Он… – Я мысленно извиняюсь за следующую ложь. – Он рявкнул в ответ, и тут появилась Скарлетт. Это был пустяк.
– Это не пустяк, – громогласно возражает отец.
Но мама внимательно смотрит на меня.
Я сжимаю ее руку и молю:
– Пожалуйста.
– Ты правда не чувствуешь себя в опасности из-за него?
– Нет, – тон у меня ровный и уверенный. – Если что-то изменится, я дам тебе знать.
Она изучает меня еще несколько секунд, прежде чем прийти к какому-то решению. Наконец кивает и смотрит на офицера Маллоя.
– Мне жаль, что мы зря потратили ваше время, но очень благодарны за консультацию. Надеюсь, мы можем снова связаться с вами, если решим дать ход судебному запрету?
– Конечно, – в его голосе чувствуется облегчение.
Мы все встаем. На этот раз я не чувствую себя глупым ребенком. Я сказала правду или почти правду. Мама выслушала меня, и возмутительная несправедливость по отношению к Чейзу была предотвращена. Все без слез, истерик и психозов. Веди себя как взрослая, и, может, к тебе будут относиться соответственно – таков был совет Чейза.
К моему удивлению, он действительно сработал.
Папа провожает офицера Маллоя к дверям. Мама остается со мной в гостиной.
– Это было очень зрелое решение с твоей стороны, – она медленно качает головой. – Но он плохой парень, – у нее перехватывает дыхание. – Я боюсь.
– Не стоит. – Я никогда не чувствовала никакой опасности в присутствии Чейза. Но не могу рассказать маме о всех случаях, когда он мог навредить мне, но не сделал этого. После такого признания меня заперли бы в подвале.
Папа возвращается и даже не смотрит на нас. Он злится.
– Пойду прогуляюсь, – бормочет он. – Не ждите меня.
Он вылетает из дома, не дав никому из нас и слова сказать.
Я всегда думала, что это мама не в силах жить дальше. Ведь она следит, чтобы на полке Рейчел в прихожей было пусто, оставила ее комнату полностью нетронутой, не разрешает мне завести собаку, потому что у Рейчел была аллергия. Но, оказывается, это папа все время цепляется за гнев и боль. Он первый начал требовать крови Чейза после аварии, давил, чтобы было обвинение в убийстве, и неделями бесился, когда было выдвинуто обвинение в убийстве по неосторожности. Ему неважно было, что Рейчел выбежала на дорогу, не посмотрев, нет ли машин. Чейз отнял его ребенка.
Папа никогда не простит его.
Мы с мамой ужинаем вдвоем. Она приготовила сэндвичи с плавленым сыром. Я разогрела томатный суп.
– Как дела у Скарлетт? Давно ее не видела. Вы же по-прежнему подруги, верно?
– Да. У нас все хорошо, – отвечаю я, хотя на самом деле все еще переживаю из-за того, как она огрызалась на меня. Не хочу, чтобы между нами оставались какие-то недоговоренности. Пока наша дружба – лучшее, что есть в моей жизни. Мы со Скар вместе с детского сада. Не знаю, что буду делать, если потеряю ее.
– Слушай, а мы можем поехать на ярмарку рукоделия в выходные? – спрашиваю маму. – Хочу посмотреть что-нибудь для Скар.
– У нее день рождения? Я думала, в январе.
– Нет. Это просто… подарок из разряда «спасибо, что ты есть».
Мы со Скар всегда дарили друг другу незначительные мелочи, но я уже довольно давно не делала этого.
– О, это так мило. Конечно, поедем. В субботу утром? – предлагает она.
– Конечно. – Непохоже, что у меня перегруженное расписание. Поскольку в моей жизни не осталось ничего, кроме школы, то у меня удивительно много свободного времени. Все остальные одноклассники занимаются дополнительно, но я давным-давно завязала с этим. Не знаю, почему.
После ужина мама идет в прачечную, а я возвращаюсь в свою спальню. Сажусь за стол, но у меня нет домашней работы. Открываю ноут и начинаю просматривать социальные сети. Всплывает сообщение. Отправитель – Джефф.
Я нервно потираю шею. Меньше всего мне хотелось бы трепаться с Джеффом. Я все еще зла на него за то, что он бросил меня на вечеринке.
Резко закрываю ноут и беру с полки книгу. Я уже читала ее раньше, но мне она понравилась. Может, опять зачитаюсь ею. Через десять минут понимаю, что читаю один абзац уже несколько раз, захлопываю книгу и бросаю ее на стол.
Мама проходит мимо комнаты с корзиной белья.
– Хочешь, я все сложу? – спрашиваю, подходя к дверному проему.
Она смотрит на меня с удивлением.
– Нет. Все уже сложено.
Я смотрю в корзину и вижу стопку сложенных полотенец.
– Тогда я все уберу.
– Ладно. – Она медленно отступает, как будто мое предложение помочь выглядит так странно, что она беспокоится о моем душевном здоровье. – Спасибо.
С этими словами она исчезает на лестнице. Мне хватает минуты, чтобы разложить полотенца в шкафу.
– Еще помощь нужна? – кричу я вниз.
– Нет, все в порядке. Собираюсь посмотреть телевизор и повязать.
Возвращаюсь в комнату. Тут нечего делать. Трогаю ладонью дверной косяк. Если бы в комнате была дверь, было бы все иначе?
Смотрю на дверь напротив. Медленно пересекаю коридор. Ручка поворачивается легко, дверь открывается тихо. Я оставляю ее слегка приоткрытой.
В комнате свежо, как будто кто-то открыл окно. Подхожу посмотреть на задний двор. Угол дома, где висят качели, затемнен. Маленькое желтое пятно света маячит впереди. Слышно, как за три дома от нас лает выпущенный во двор лабрадор Палмерсов.
Обычный вечер. Я отхожу от окна и оглядываю комнату. Кубки и медали Рейчел, полученные за пять лет в волейбольной секции, украшают полку у кровати. На зеркале над письменным столом, аккуратно закрепленные, висят фото ее и друзей. Выдвигаю белый стул с пушистой подушкой и сажусь. Слева стоит несколько фотографий волейбольной команды, в которой она играла. Участницы обнимают друг друга за плечи.
На всех снимках Эми, лучшая подруга Рейчел, наставляет ей рожки. Должно быть, это какая-то их личная шутка. Тут много чего из жизни Рейчел, о чем я не знаю. Мы были близки, но все же она была на два года старше. Уверена: сестра хранила свои секреты. На другой стороне стола – две семейные фотографии. На одной – мы все на свадьбе кузена Рэнди, за год до гибели Рейчел. Мама купила мне туфли на каблуках, и я была невероятно счастлива. На другой – Рейчел и я. Снимок был сделан после одной из игр ее волейбольной команды. Рейчел вся потная и улыбающаяся. Я держу мяч и смотрю на нее так, будто она – центр моего мира.
Из горла вырывается сдавленный всхлип. Я вдруг вскакиваю, выбегаю из спальни Рейчел и устремляюсь вниз по ступеням. Слишком больно видеть фото, где мы вместе. Больно видеть, как я смотрю на нее так, словно она развесила на небе луну и звезды. Я поклонялась сестре, а теперь ее нет.
Выбегаю на задний двор и вдыхаю глоток свежего воздуха. Это помогает снять напряжение в горле, но не унимает боль в сердце. Я иду к качелям, но и они напоминают мне о Рейчел. Прохожу мимо и направляюсь к забору, опускаюсь на траву и прислоняюсь к деревянному штакетнику.
Солнце уже село, но небо еще не совсем черное. Я смотрю на облака и выбираю одно, похожее на дракона. Опускаю взгляд, потому что это тоже напоминает мне о Рейчел. Когда мы были маленькими, бросали на траву одеяло для пикников, ложились на спину, смотрели на небо и пытались найти облака в форме животных.
У меня першит в горле. Вместо слез с губ срывается смех. Я пытаюсь подавить его. Потом сдаюсь и начинаю смеяться. Как в день похорон Рейчел. Я не могла плакать, я смеялась. Не хочу плакать сейчас и смеюсь.
– Гав.
Тявканье прерывает мои истеричные смешки.
– Привет, собака, – я улыбаюсь Моргану, который просунул голову сквозь штакетник. – Как дела?
Он не отвечает, но высовывает язык и лижет мое плечо.
Это именно то, что мне нужно.
– Я тоже скучала по тебе.
Теперь он лижет мою щеку. Мне нравится его мокрый нос, потому что это лучше соленых слез.
– Хотя и не так сильно, как скучаю по Рейчел, – шепчу я.
Собака облизывает мне другую щеку.
– Сестра, наверное, разочаровалась бы во мне, будь она тут, – говорю я Моргану. – Рейчел была такая целеустремленная. Особенно когда дело касалось волейбола.
Тогда я тоже играла в волейбол. Даже пошла в тот же клуб, что и Рейчел. Была подающей, как и она. Выходные всегда были заняты разъездами по соревнованиям. Все это закончилось с ее смертью. Выглядело так, будто все мои амбиции и мечты на самом деле принадлежали Рейчел, и, когда ее не стало, моя страсть к чему бы то ни было превратилась в пепел и была развеяна ветром.
– Она и в хоре пела. И у нее были награды в клубе. – Еще у нее был Джефф, золотой мальчик. Рейчел ездила в разные места. Не сомневаюсь, она бы поступила в любой колледж Лиги плюща и училась там с успехом.
А я… Мне нечего делать со своим временем. Работа в приюте была единственной вещью, которая мне по-настоящему нравилась. Помимо этого я тратила свое время на вечеринки и мальчиков. Переспала с Чейзом не для того, чтобы побесить своих родителей. Если бы причина была в этом, я бы им сказала. Я переспала с ним потому, что чувствовала какую-то пустоту в своей жизни и, казалось, так смогу заполнить ее. Но теперь чувствую лишь еще большую опустошенность.
Я потеряла направление. А может, никогда его и не имела и просто поняла это сегодня. Я была так занята, обвиняя всех в собственных несчастьях, что не видела себя со стороны. Теперь увидела, и мне не понравилось.
Нахмурившись, встаю, прерывая ласки Моргана.
– Извини, щеночек, но мне нужно идти. Пришло время перемен.
Поднимаюсь наверх, сажусь на кровать и включаю ноут. Решительно открываю страницу старшей школы Дарлинга. Вау, тут сотни разных дополнительных занятий и клубов! Столько, что приходится долго пролистывать их все. Начинаю читать и делать заметки. Тень проходит в дверях, но исчезает, не мешая. Я все прокручиваю страницу.
– Бинго, – говорю я, глядя на собственный круглый почерк в блокноте.
Начинаю печатать. Это занимает несколько часов, но, когда заканчиваю, чертовски довольна.
С этого момента я уже не девушка без цели. Я девушка, у которой есть план.