О борьбе за шестичасовой рабочий день

М. Попов: Сокращение рабочего времени – достаточно абстрактная формулировка. Что такое рабочее время? Существуют разные периоды трудовой активности: рабочий день, рабочая неделя, рабочий месяц; рабочее время, отработанное за год, и в конце концов – за трудовую жизнь. Сократить количество рабочих часов в рамках более продолжительного периода можно по-разному. Например, количество времени, отработанного за год, можно уменьшить за счет увеличения выходных дней, а можно, не трогая дни рабочей недели, увеличивая продолжительность оплачиваемых отпусков. Важно определиться, какой способ сокращения рабочего времени приоритетен.

А. Золотов: Начинать нужно с главного. В системе периодов трудовой активности человека есть основной элемент – рабочий день, его продолжительность. Остальные периоды складываются из рабочих дней. Сократите продолжительность рабочего дня, и при прочих равных условиях произойдет сокращение количества часов, отработанных в рамках прочих периодов трудовой активности.

М. Попов: Думаю, дело не только в количественной зависимости. Если мы имеем в производстве продолжительность рабочего дня 15–16 часов, это труд работников, подвергаемых жесточайшей эксплуатации, – например, рабов. Нечто подобное происходило с наемными рабочими на заре фабричной индустрии или с кустарями, которые были вынуждены конкурировать с товарами фабричного производства. Подобный рабочий день исключал пространство для свободного развития работников, приводил к их быстрой смерти.

А. Золотов: Современный капитализм невозможен при таком режиме труда и таком рабочем дне. Я имею в виду капитализм, который отвечает требованиям развития производительных сил. Когда он стал быстро развиваться? Когда ввели восьмичасовой рабочий день.

М. Попов: Эту меру затем дополнили введением оплачиваемых отпусков.

А. Золотов: Дополнили. После сокращения рабочего дня люди смогли работать по 30, 35, а то и 40 лет. Так увеличилась продолжительность трудового стажа в годах. То есть если мы хотим повысить пенсионный возраст, необходимо начать с сокращения рабочего дня. Хотите увеличить число лет трудового стажа? Сокращайте продолжительность рабочего дня, тогда люди сохранятся и будут развиваться. Если рабочий день в промышленности станет 3–4 часа, рабочие смогут работать до 70 лет. Поэтому именно сокращение рабочего дня должно быть основным способом уменьшения рабочего времени. Обратите внимание, что рабочий класс исторически боролся за сокращение рабочего дня до восьмичасового. Затем появились оплачиваемые отпуска и пенсии – без них никак. Но нельзя дополнительное ставить в качестве основного.

М. Попов: Один из первых декретов советской власти был о чем? О введении восьмичасового рабочего дня и 48-часовой рабочей недели. А если посмотреть нынешний Трудовой кодекс РФ, что там говорится? О нормальной продолжительности рабочей недели в 40 часов. Во что можно вложить 40 часов? В три смены по 13,3 часа, и с юридической точки зрения это будет нормально. Вы можете представить нормальную работу на протяжении 13,3 часа?

А. Золотов: Нет, если под нормальным понимать соответствие требованиям сохранения здоровья работников. Никакой отдых не компенсирует повышенный расход жизненных сил в рамках чрезмерного рабочего дня, если, конечно, он осуществляется систематически. А у нас, к сожалению, именно так.

М. Попов: В Трудовом кодексе РФ (ст. 94) есть указание на продолжительность рабочих смен для некоторых категорий работников – подростков, занятых на работах с вредными или опасными условиями труда. В этой же статье говорится о возможности увеличить максимально допустимую продолжительность ежедневной работы (смены). Если допустимо увеличивать смену, она точно не максимальная. Дескать, если у вас вредные и опасные условия труда, ничего страшного, работайте и 10, и 12 часов, лишь бы уложиться в 36 часов за неделю. Но эти условия потому и являются вредными и опасными, что наносят ущерб здоровью. Как можно удлинять продолжительность рабочего дня в таких условиях! Без сомнения, сокращать рабочее время надо, прежде всего сокращая рабочий день.

А. Золотов: Хочу подойти к необходимости сокращения дня с другой стороны. Большинство работников поставлены в такие условия, что жизнь откладывается «на потом»: выходные, отпуск, время после выхода на пенсию. Хотя трудовые будни – тоже время жизни. Их рассматривают как вычет из жизни в том числе потому, что рабочий день чрезмерно продолжителен. По современным меркам, конечно. По меркам людей, которые стремятся к интеллектуальному, духовному и физическому развитию.

М. Попов: В свое время Александр Иванович Саржин, председатель профкома ЗАО «Первый контейнерный терминал» Морского порта Санкт-Петербурга написал руководству страны открытое письмо. Он упрекал, что же вы делаете, дамы и господа? Вы ввели каникулы с 1 по 10 января, а потом в мае дополнительные нерабочие дни. Значит, в январе понятно, большинству работников деться некуда – пустая трата времени, а в мае они будут на грядках. Александр Иванович предлагал использовать дополнительное нерабочее время в форме сокращения часов рабочей недели.

А. Золотов: Думаю, лучше всего использовать прирост нерабочего времени для сокращения рабочего дня.

М. Попов: Для сокращения каждого рабочего дня его было явно недостаточно.

А. Золотов: А почему не сделать так: сократить рабочий день на период зимы. Зима – темный период года, длительный, просыпаться утром трудно, и еще один нерабочий час помог бы людям приспособиться. Кстати, в Германии так делают в соответствии с коллективными договорами. Правда, немецкие капиталисты не были бы капиталистами, если бы не заставляли работников возвращать эти часы летом, удлиняя рабочий день. А у нас дополнительные нерабочие дни не требовали компенсировать. Значит, правительство не хочет, чтобы работники привыкали к сокращению рабочего дня. Для него пусть лучше люди неделями празднуют или копаются в огородах.

М. Попов: Вы упомянули коллективные договоры. Это локальные нормативные акты, которые позволяют вводить сокращенный рабочий день, не дожидаясь принятия соответствующего закона. На Западе установленное законодательством рабочее время обычно больше закрепленного коллективными договорами. Трудовой кодекс РФ тоже говорит о том, что нормальная продолжительность рабочего времени не может превышать 40 часов в неделю.

Не может превышать! Значит, ниже допускается, если работники добьются включения в коллективный договор более благоприятной нормы. Надо определить ее для современных условий.

А. Золотов: Я уже говорил, что при всеобщем участии трудоспособных в производстве рабочий день в этом секторе экономики мог бы составить 1,5–2 часа. Но мы живем в капиталистическом обществе, где производительный труд взвален на плечи одного класса – рабочего. До бесклассового общества – долгая дорога классовой борьбы пролетариата. Начать нужно с борьбы за шестичасовой рабочий день, и такая перспектива вполне объяснима. Восьмичасовой рабочий день был введен в нашей стране и крупных капиталистических странах сто лет назад. С 1928 года в СССР, который тогда сильно отставал по производительности труда от США, Германии и Франции, начался переход к семичасовому рабочему дню, что способствовало прогрессу советской экономики. За век производительность труда в экономически развитых странах повысилась в десятки раз. Поэтому все материальные предпосылки для перехода к шестичасовому рабочему дню и там, и в России сегодня налицо.

М. Попов: Могут спросить, за чем дело стало?

А. Золотов: За тем, что типичному капиталисту выгоднее использовать повышение производительности труда не для сокращения рабочего времени всех работников предприятия, а для сокращения их численности при замораживании рабочего дня.

М. Попов: Хорошо бы представить это в цифрах.

А. Золотов: Возьму для наглядности условный пример. Предположим, на выпуск 800 единиц товара нужно затратить 800 человеко-часов, то есть производительность труда – 1 единица товара за час. Продолжительность рабочего дня (смены) – 8 часов. Численность работников предприятия составит 100 человек. Цена товара – 1 тысяча рублей, соответственно стоимость дневного выпуска – 800 тысяч рублей. Предположим, что материальные затраты на выпуск этого объема составляют 480 тысяч рублей, а фонд зарплаты – 160 тысяч рублей.

Примем, что производительность труда в результате внедрения новых технологий повысится на 30 %. Это повышение используется для увеличения объема выпуска на 110 штук и для уменьшения (экономии) фонда рабочего времени на 100 человеко-часов. Подобное повышение не отражается на цене товара. Посмотрим, что произойдет, если вся экономия труда будет использована для сокращения численности работников. Представим данные в табличной форме (табл. 1).

М. Попов: С точки зрения капиталиста, результаты впечатляющие: 12 % работников – на улицу, фонд оплаты труда уменьшился, и поэтому прибыль увеличилась аж на 43 %! Средняя зарплата работников не выросла ни на копейку – дескать, пусть радуются, что их не уволили.

А. Золотов: Теперь посмотрим, что было бы при использовании экономии труда для сокращения рабочего дня до шести часов без понижения зарплаты (в противном случае была бы неполная занятость, а не сокращение рабочего дня) (табл. 2).

М. Попов: Количество занятых увеличивается, средняя зарплата немного повышается, прибыль возрастает на 12,5 %. Можно, конечно, подобрать цифры, чтобы приросты средней зарплаты и прибыли были ближе по величине. Нам же толкуют о «социальном партнерстве». Но и этот вариант для работников выигрышный.

А. Золотов: Для капиталистов он тоже выигрышный. Если сравнить с исходной ситуацией, прибыль выросла. А если сравнить с вариантом сокращения работников, он проигрышный. Шутка ли, прибыль стала больше всего на 12,5 % вместо 43,3.

М. Попов: Выходит, во-первых, что сокращение рабочего дня до шести часов не разорительно для капиталистов. Более того, за рамками условного примера остается, что улучшение положения работников повысит их трудовую мотивацию. Капиталисты же будут заинтересованы в дальнейшем повышении производительности труда для увеличения прибыли. Все это способствует позитивной динамике в развитии предприятия.

А. Золотов: И во-вторых…

М. Попов: Во-вторых, со стороны капиталистов нельзя ждать массовой инициативы по сокращению рабочего дня. Прямо и сию минуту отказаться от 30 процентных пунктов прироста прибыли ради роста прибыли в перспективе – едва ли найдется много добровольцев.

А. Золотов: Да, в истории их было немного. Стал знаменитым Роберт Оуэн: когда в Англии на фабриках работали по 14 часов в день, он по собственной инициативе ввел на своей фабрике 10-часовой рабочий день. И кстати, тем самым увеличил конкурентоспособность предприятия.

М. Попов: Сегодня часто вспоминают Генри Форда, инициировавшего восьмичасовой рабочий день на своих предприятиях при одновременном повышении зарплаты работников. Его успехи общепризнаны.

А. Золотов: Могу назвать нижегородского капиталиста Н. А. Бугрова, который модернизировал производство муки и в начале XX века ввел на своих мельницах восьмичасовой рабочий день.

М. Попов: Наверное, были и другие люди такого склада, но, скорее всего, счет идет на единицы.

А. Золотов: Известен случай введения шестичасового рабочего дня на предприятиях Уилла Келлога в США в начале 1930-х годов. Как и в нашем условном примере, зарплата работников не уменьшилась, бизнес был эффективным. Но когда Келлог умер, как обычно по «просьбам трудящихся», вернули восьмичасовой рабочий день.

М. Попов: Сообщают, что в Швеции проводятся эксперименты по использованию шестичасового рабочего дня. Озвучиваются примеры отдельных фирм непроизводственной сферы, и чаще всего с комментариями, что качество труда выросло, а издержки увеличились. Правда, рост издержек не исключает увеличения прибыли.

А. Золотов: В общем, опыт работы по шесть часов имеется. И достаточно успешный.

М. Попов: Тем не менее он никогда не убедит основную массу капиталистов добровольно сокращать рабочий день до шести часов без понижения зарплаты. Потому что на другой чаше весов – многократное превышение темпов роста прибыли при «оптимизации» численности работников. То есть в случае увольнения той их части, которая при замороженном рабочем дне становится капиталисту ненужной.

А. Золотов: Значит, работникам не стоит рассчитывать на массовую инициативу капиталистов использовать повышение производительности труда для сокращения рабочего дня до шести часов. Ждать ее можно до бесконечности.

М. Попов: Рабочий класс при капитализме всегда добивался сокращения рабочего дня коллективными действиями, главное из которых – забастовочная борьба. Забастовка – это трудовой конфликт, та стадия разрешения противоречия между работодателем и работниками, когда сила аргументов заменяется аргументами силы. Только применяя экономическую силу – временно прекращая работу полностью или частично, – работники могут выбить у капиталиста согласие на сокращение рабочего дня без понижения зарплаты. Капиталистов не лишают прибыли, только ограничивают их стремление присвоить себе весь результат технического прогресса в ущерб интересам работников. Забастовка напоминает капиталисту: «Делиться надо!» – и заставляет его делиться плодами НТП.

А. Золотов: Наш российский опыт в этом смысле очень показателен. В начале XX века школу забастовочной борьбы прошли миллионы рабочих. И чем дальше, тем чаще бастующие требовали восьмичасового рабочего дня. Это требование выставлялось в рамках забастовок на отдельных предприятиях. Его выдвигали при одновременном проведении забастовок на многих заводах и фабриках. Оно озвучивалось на демонстрациях с участием сотен тысяч бастующих – тогда на демонстрации ходили не по выходным или в праздничные дни. Революционные советы 1905 года, старавшиеся закрепить восьмичасовой рабочий день, выросли из забастовочной борьбы. Они объединяли представителей бастующих заводов и фабрик и в данном качестве становились органами власти.

М. Попов: Поэтому к 1913 году обычная продолжительность рабочего дня на многих фабриках и заводах составляла уже 9–10 часов, а не 11,5, как предусматривал закон 1897 года. Да и сам этот закон был вынужденным ответом царского правительства на забастовки с требованием сократить рабочий день.

А. Золотов: И сегодня нет смысла дожидаться принятия закона о шестичасовом рабочем дне.

М. Попов: Закон закрепляет уже вошедшее в жизнь. Будет активная забастовочная борьба по предприятиям, эта норма широко войдет в коллективные договоры, тогда буржуазному государству не останется ничего другого, кроме как узаконить существующее положение вещей. Полагать, что рабочий класс без борьбы будет облагодетельствован буржуазным парламентом – значит страдать парламентским кретинизмом.

А. Золотов: Закон о шестичасовом рабочем дне не будет принят без массовой забастовочной борьбы. Но, в отличие от начала XX века, сейчас в России забастовки пока редкость.

М. Попов: Отличие еще и в том, что благодаря забастовочной и революционной борьбе предыдущих поколений рабочего класса у нынешних работников есть конституционное право на забастовку. Принят Трудовой кодекс РФ, предусматривающий включение в коллективные договоры норм, более благоприятных для работников, чем предусмотрено законом.

А. Золотов: Известно, с каким трудом работникам, организованным в профсоюзы, удается добиться включения в колдоговоры нормы о повышении уровня реального содержания зарплаты. Примеров в России не так уж много. Профсоюз докеров Морского порта Санкт-Петербурга имеет такой колдоговор. Лет десять назад это сделал профсоюз на «Форде» во Всеволожске. Шестичасовой рабочий день – требование более высокого порядка. Сколько понадобится времени и сил, чтобы заставить капиталиста подписать коллективной договор с данной нормой? Работники могут и приуныть: боремся, боремся, а работодатель не уступает.

М. Попов: Унывать в борьбе за правое дело не надо в любом случае. Более того, те, кто действительно борется, могут перейти на режим шестичасовой работы, не закрепив его в коллективном договоре.

А. Золотов: Скажут: такое невозможно.

М. Попов: Возможно – проверено. В свое время Российский профсоюз докеров проводил забастовку в Морском порту Санкт-Петербурга. Докеры настроились на долгую и упорную борьбу. А как долго бастовать, если денег нет? Чтобы сохранить заработок, пусть и не весь, они перестали выходить на сверхурочную работу. Потом бастовали в течение одного часа в рамках смены, а остальное время работали. Получилось эффективно: работодатель чувствовал постоянное давление со стороны работников. Заработки докеров хоть и уменьшились, но не критично. Высвободившееся время использовали для проведения профсоюзных собраний, обсуждения борьбы и подготовки новых действий. Люди меньше уставали. Поскольку основную часть смены докеры находились на рабочих местах, в порт невозможно было притащить штрейкбрехеров. Забастовка длилась больше года, что немыслимо при полном прекращении работы. Когда докеры пригрозили сократить время работы еще на один час, работодатель, видя бесперспективность сопротивления, пошел на уступки.

А. Золотов: Идея ясна: надо бастовать в форме частичного – на определенное время в течение рабочего дня – отказа от исполнения трудовых обязанностей.

М. Попов: Совершенно верно. Вы, например, проводите забастовку в форме сокращения рабочего дня на час. Первоначальные потери в зарплате если и будут, то незначительные. А у сдельщиков зарплата может и не уменьшиться. Постоянное давление на работодателя приведет к тому, что зарплата будет увеличена уже в условиях семичасового рабочего дня.

А. Золотов: Вы заговорили о сдельщиках. Недавно прочитал, что после февраля 1917 года на предприятиях, где действовали фабзавкомы, которые были органами забастовочной борьбы, сдельщики работали по 5–6 часов: выполнили норму и прекратили работу.

М. Попов: Обычно говорят о восьмичасовом рабочем дне, введенном в этот период явочным порядком. Значит, и в России есть опыт использования шестичасового рабочего дня.

А. Золотов: Вернемся к нынешней России. Трудовой кодекс РФ предусматривает временный отказ работников от исполнения трудовых обязанностей, а вы говорите о постоянном давлении на работодателя.

М. Попов: Если требования работников не удовлетворены, забастовка, объявленная как бессрочная – до полного удовлетворения требований бастующих, продолжается.

А. Золотов: Очевидно, логичным шагом в ходе бессрочной забастовки будет сокращение бастующими рабочего дня до шести часов.

М. Попов: Не исключено, что в каких-то случаях можно проводить забастовку сразу в этой форме. Но логика забастовочной борьбы подведет всех работников к данному рубежу. Отсюда не следует, что конечная цель – шесть часов. Это слишком много по сравнению с 1,5–2 часами работы, о возможности которых вы говорили, если иметь в виду достигнутый уровень производительности труда в производстве.

А. Золотов: Могут возразить: забастовочная борьба хороша для успешных предприятий, а есть такие, где и без забастовок простой на простое.

М. Попов: Это мы проходили в 1990-е годы. Тогда работодатели внушали работникам: «Войдите в наше положение – ситуация плохая, не время бастовать». Не надо позволять сбивать себя с толку. Одно дело, когда вы не работаете по просьбе работодателя: остаетесь в его власти и даете ему беспрепятственно продавать оборудование, выводить деньги со счетов предприятия и т. п. Другое – вы не работаете, объявив забастовку, обращаясь со своими требованиями и к работодателю, и в инстанции. Тогда все вокруг начинают суетиться, и появляется шанс спасти предприятие. Я знаю рабочих: токаря Константина Александровича Сенкова – председателя стачкома цеха № 125 Нижегородского машиностроительного завода, регулировщика радиоаппаратуры Владимира Михайловича Кудрявцева – члена стачкома завода «Электромаш» (Нижний Новгород). Они организовали забастовки на предприятиях, которые вполовину не работали, и спасли их. Даже в таких случаях нужно бастовать за шестичасовой рабочий день.

А. Золотов: Такой борьбой действительно можно закрепить шестичасовой рабочий день в коллективных договорах.

М. Попов: Своей борьбой рабочий класс добьется много большего. Он использует стачкомы, действующие на промышленных предприятиях, для создания советской власти. Не знаю, дойдет ли дело до введения шестичасового рабочего дня законом буржуазного государства, а советская власть как организационная форма диктатуры пролетариата точно его узаконит.

А. Золотов: На следующий день после ее установления?

М. Попов: Может, и сразу.