Глава двадцать вторая
В то время как Рахматуллин допрашивал Плахуту, Соларин с остальными людьми настиг второго лазутчика. Тот уже перешёл вброд Верхнюю Тулу и находился примерно в семи вёрстах к северу от Ярково, когда его засекли с квадрокоптера. Напрямую к нему рванули две бронемашины. Спустя пять минут, когда до диверсанта оставалось метров триста – он остановился, положил у ног оружие и поднял руки.
Старший лейтенант Соларин сдал Рахматуллину слегка помятого диверсанта, устроил общее построение, провёл краткий осмотр, объявил благодарности, проинструктировал. Затем отдал команду «По машинам!» для своего взвода и ополченцев, влез на броню сам и, обдав кэдэошников моторным выхлопом и пылью, колонна, быстро набрав ход, скрылась за придорожными строениями.
Задача по обнаружению и обезвреживанию разведывательно-диверсионной группы практически была выполнена, оставались оперативные мелочи.
Рахматуллин связался с майором Гамидовым и попросил того выделить собаку – он хотел удостовериться, что найдено всё, что имели при себе диверсанты, а вблизи села нет схрона, созданного группой, возможно, побывавшей здесь прежде. Поэтому вслед за колонной уехал Кинулов, чтобы привезти старшину Чукурилина и овчарку Марту.
Лазутчиков поместили в зарешечённый загон опорного пункта полиции. Запас ключей от опорника хранился у старшего по дому. На головы Стерненко (теперь была известна фамилия Кабула) и Плахуты надели мешки и для надёжности обвязали бечёвкой на шее. Посадили спинами друг к другу. Ещё раньше скотчем заклеили им рты.
Легенда Стерненко о том, что он восстанавливает здоровье, имела вполне очевидное основание – Кабул действительно был ранен около двух месяцев назад вблизи Волгодонска, где несколько подразделений украинской армии добивали остатки бригады ДНР, вышедшей с боями из республики ещё зимой. Бригада, примкнув к федералам, оставалась обособленным подразделением, но постепенно теряла силы как в боях, так и от дезертирства. В тот раз федералы бросили на помощь дончанам моторизованный резерв и оттеснили украинцев. Осколками танкового снаряда и кусками бетона довольно сильно покромсало руку и левую часть лица Стерненко, впрочем, почти не повредив кости.
Теперь пленных надо было доставить в отдел. Ильяс связался с радиоцентром батальона, а через него – с капитаном Сильвиоковым, доложил о результатах. Сильвиоков сказал, что ближе к вечеру пришлёт машину.
Ильяс разговаривал со своим командиром несколько минут: тот узнавал подробности операции по задержанию диверсантов и нейтрализации местных бандитов, заодно делясь информацией о том, что другие отделения КДО тоже провели ряд успешных мероприятий. Среди прочего Сильвиоков сказал:
– Тут нам прислали сводку. Так вот… Сейчас усиленно распространяются слухи, что в Татарстане националисты… татарские… и исламисты… захватили дивизион или даже полк «Ярсов». Дезинформация! Просто американцы в информационном поле создают условия, чтобы Татарстан скорее отделился от остальной России. Подталкивают людей слухами, разделяют население. Но ты-то свой. Поэтому, Рахматуллин, если где-то услышишь там, мол, так и так, то знай, что это – дезинформация и работа на нашего общего врага. Пресекай соответствующим образом, узнавай, откуда слухи. А то некоторые уже обрадовались – «хватит кормить и защищать Россию».
Ильяса эти новости снова немного вывели из душевного равновесия. Кому верить? В самом деле дезинформация или это попытка федералов сбросить напряжение? Вообще-то, всем известно, что русские очень неповоротливы в таких вопросах. Их примитивным структурам, которые должны были удерживать огромное государство в целостности, никогда… никогда!.. не доставало ума и скорости мышления, чтобы за пару-тройку суток хотя бы достойно отреагировать на всякие националистические поползновения. А уж то, что сейчас федералы вот так быстро поняли, для чего распространяются такие слухи… это совсем невероятно.
Но вскоре его мысли волей-неволей возвратились к текущим делам. Кинулов привёз Чукурилина с его собакой. И сюрприз: бачки с обедом из полковой столовой – это майор Гамидов позаботился. Пообедали сами, покормили по очереди Стерненко и Плахуту.
Потом Рахматуллин оставил Кадушкина и Паркову стеречь пленных, а сам с Кинуловым отправился на уазике к местам, указанным диверсантами, где были спрятаны контейнеры с ядом, походное снаряжение, защитные средства, оружие и приборы. Набросав по карте схему маршрутов лазутчиков, он также отметил квадраты, годные для устройства тайников – овражки, заросли, заброшенные строения.
Прокатались и пробегали с собакой около четырёх часов. Нашли только то, что было указано пленными. Ну, скорее всего, ничего иного и не было.
Наступил вечер. Кинулов успел отвезти Чукурилина обратно в часть, сдать в столовую бачки и возвратиться. По пути он заправил автомобиль. Машины, обещанной Сильвиоковым, всё ещё не было. Возле опорного пункта образовалось небольшое собрание. Люди прибывали и убывали, но всё время здесь находилось человек десять-пятнадцать. Всех интересовал ночной бой и сегодняшняя операция по задержанию диверсантов. Тут были и старики, и женщины с детьми, и подростки. Тут же, иногда поднимая весёлый лай, бегали несколько собак. Одна выделялась очень редкой шерстью, а её правый бок был в сплошных бледно-розовых проплешинах – видимо, последствия альфы и частично бета-радиации. Двигалась она мало и медленно – в основном лежала, часто дышала, высунув длинный язык, и грустно смотрела на своих резвых сородичей.
Какой-то пенсионер из соседней квартиры вынес керогаз, несколько человек поделились чаем, и вскоре кэдэошники и все прочие смогли побаловаться напитком с травяной добавкой прошлых лет – в нынешний год со сбором трав были понятные трудности. Кинулов в благодарность наполнил топливом десятилитровую канистру владельца керогаза.
Пока Рахматуллин был в поле, по его поручению Кадушкин допрашивал пленных. Сделать это было не так просто: помещения, где оставались задержанные и комната, где их допрашивали, соседствовали – один диверсант мог слышать показания другого. Поэтому Паркова с одним из них пережидала на улице. Денис в основном, интересовался приметами проводника, доставившего Стерненко и Плахуту сюда. Человек, который может спокойно передвигаться по дорогам на своей машине, не опасаясь проверок на постах, представляет серьёзную угрозу. Лазутчики о нём, конечно, ничего не должны были знать, и не знали, но надо было получить его портрет – пока словесный, а в отделе попробуют составить фоторобот. Особая трудность была в том, что, по словам пленных, на лице проводника был респиратор. Хотя на одном из постов, перед проверкой документов, пришлось его снять во избежание подозрений. Имелись некоторые приметы машины и время встречи, по которому относительно окончания комендантского часа можно было узнать, как далеко он проживает.
Сейчас Ильяс, сидя за столом, пробегал глазами показания лазутчиков, записанных Кадушкиным в тетрадь. Он искал отличия. Пару нестыковок заметил и сам Кадушкин, о чём сделал пометки.
За этим занятием его застал вызов из отдела. Вышел на связь водитель автозака и спросил, куда именно в Ярково надо подъехать. Ильяс объяснил – тот сказал, что будет через час.
Ильяс встал и подошёл к приоткрытому окну. Народу возле опорника, кажется, прибавилось. Уже притащили стол, стулья и явно тут не один только чай разливали – по крайней мере, среди мирного населения. Кадушкин спорил с каким-то гражданином, а того поддерживали сразу несколько односельчан. Кинулов же рассказывал трём пожилым женщинам:
– Да вот же расстреляли недавно двоих. Что черти выдумали у себя на пропускном пункте… Требуют показать, что есть металлическое… или видят у старушки кольцо обручальное, серёжки – в общем, ювелирку разную высматривают… и подносят радиометр. А он у них там настроен как-то хитро – пищит, когда его повернёшь. Вот он сигнал подаёт, значит, а те: «Э, у вас колечко-то фонит! Наведённая радиация! Сымайте, пока лучевую не получили, а может, и получили уже». Изымали подлецы золотишко и прочее добро и давали какую-то филькину грамоту, мол, изъяты радиоактивные материалы для утилизации. Вот так. Поймали. Под трибунал – и через неделю обоих к стенке. А вы говорите: «Теперь только военным доверять можно». Среди военных тоже бывают мошенники. Время нынче такое – от всякого нужно ожидать.
Женщины согласительно кивали, начинали пересуд, а Витаминыч уже пытался встрять в спор Кадушкина с мужиками. Но ему не давали вставить слово, и тогда он, махнув рукой, громко потребовал:
– Нет, Динька, ты лучше расскажи что-нибудь интересное. Плюнь ты на эту политику! Не докажешь. Расскажи что-нибудь. Давай! Расскажи.
Денису, видимо, наскучил спор, поэтому он сразу отвлёкся:
– Во-во, так же и Вовочку попросили.
– Ну-ну, рассказывай.
– Вовочка закончил школу. Прошло десять лет. Собрались с друзьями, чтобы отметить десятилетие. Выпили. Ну, Вовочка перебрал изрядно. Затосковал, голову свесил. Осовел конкретно. Его товарищ (тоже сильно датый) по плечу хлопает: «Вовочка, что молчишь? Что молчишь? Расскажи нам какую-нибудь историю», – в этом месте Кадушкин сделал пьяное лицо. – Вовочка слегка приоткрывает один глаз и начинает: «Значит… Значит, сижу я у себя в кабинете. На работе. Сижу. Принимаю посетителей. Приходит ко мне на приём женщина. Сажаю я её в это самое… в кресло…» И тут от середины стола почти трезвый голос Машеньки: «Вовочка. Это с каких это пор у вас в автомастерской свои кабинеты? И механики ведут приём?»
Кадушкин, играя мимикой своего «пьяного» лица, открыл больше смотрящий глаз, приподнял бровь и, не двигая головой, обвёл взглядом сидящих за столом. Затем сказал заплетающимся языком:
– Пагхдон. Я думал, нахожусь в кругу своих друзей в фейсбуке.
Все громко засмеялись. Улыбаясь, Рахматуллин прикрыл окно, снял кепи, почесал пятернёй макушку, снова надел – и сел за стол.
Да, картинки минувшего… соцсети, ютьюб, походы на концерты и спектакли, поездки к морю, скидки, ток-шоу, ипотека и прочее, прочее, прочее… Всё в прошлом. Всё – былое и, оказалось, не такое уж и значимое.
Он подумал о жене и детях. Перевернул тетрадь, открыл последнюю страницу и достал из планшета ручку. Просто несколько слов семье. Что всё у него хорошо, служба нормальная, ничего опасного не происходит. Питание в порядке, зарплату теперь платят. Возможно, скоро удастся приехать в отпуск. На днях отправит переводом через почту деньги. Спросить, как у них. Как дети? Как родители? Живы ли, здоровы? Что там слышно? Спокойно ли? Попросить сфотографироваться, если будет возможность, и прислать снимки…
Письмо он отправит по возвращении в отдел.
С улицы послышались возгласы:
– О! О!.. Звезда падает!
– Метеорит!
– Спутник! Опять спутник какой-то падает!
– А если боеголовка?!
– Нет – летит параллельно земле с юга.
– О! Смотри, как светит!
Ильяс закрыл тетрадь, но не спешил встать и подойти к окну. Он знал, что увидели люди, столпившиеся во дворе: очередной спутник, оставшийся без плановых корректировок орбиты, сваливается в нижние слои атмосферы. Говорят, в южных широтах теперь почти каждую ночь, и иногда даже днём, можно видеть эти медленные болиды. И там, и здесь зрелище примерно одинаковое. Можно представить.
Солнце закатилось. Осталось зарево и малиновые облака. Ближе к зениту – там, где наступающая ночь своей тёмной тушей ещё не стёрла пелену дня с прозрачной бесконечности парсеков, – небо замерцало зелёным свечением углерода-14, рождённого от азота в сотнях термоядерных взрывов. Над горизонтом быстро поднимается оранжевая звезда, разгораясь, затем так же быстро исчезает из виду на другой стороне небосклона. Возможно, звезда летит низко – тогда она оставляет за собой тонкий пунктир, тормозится, вспыхивает маленьким белым солнцем, а потом разлетается на тлеющие угольки – и они, угасая, медленно отползают от туманного пятнышка, оставшегося в том месте, где закончился полёт космического воплощения человеческого разума.
