Глава пятнадцатая
Москва
14 июля 1945 года
Отец и сын Ершовы были раздавлены происходящим. И если у Евгения Пантелеевича, когда он прощался с супругой Изольдой Сергеевной, лишь едва заметно тряслись руки, то сынок Борис откровенно плакал.
Покончив с арестом Ершовых, Старцев оставил для производства обыска в квартире Егорова, Баранца и Кима. Строго наказал им приглядывать за Изольдой Сергеевной и ее дочерью Елизаветой, чтобы те не подходили к телефонному аппарату и никому не звонили.
Затем арестованных спустили по лестнице, вывели из подъезда и усадили в разные машины. Через пятнадцать минут поездки по ночной Москве привезли на Петровку, где сотрудники НКВД передали их муровской охране и отбыли в распоряжение капитана Когута.
– Старшего – в одиночную камеру предвариловки. Проследить, чтобы не было контактов, – негромко распорядился Старцев. – Младшего в допросную.
Васильков очень хотел поприсутствовать на предстоящем допросе и недвусмысленно сигнализировал об этом Ивану взглядом.
– Добро, – согласился тот. – Сейчас перекурим и начнем.
Так называемая «допросная» находилась через пару помещений от кабинета группы Старцева. Она использовалась всеми оперативно-следственными группами Управления, и порой для проведения допроса образовывалась очередь.
Однако Старцеву и здесь был дан «зеленый свет». Едва он изъявил желание побеседовать с арестованными, допросную освободили и привели в нее младшего Ершова.
* * *
– Слушай, надо взбодриться. Давай заварим крепкого чая, – предложил Иван, зайдя в кабинет.
– Давай. Я тоже постоянно зеваю. – Васильков подхватил чайник и направился к дежурному за кипятком.
Вернувшись, плеснул в приготовленный Иваном стакан с заваркой. Подождав пару минут, друзья разлили напиток по кружкам.
– Ты поначалу просто сиди и слушай. Не вмешивайся, а подмечай детали: как допрашиваемый себя ведет, ровным ли голосом отвечает, не путается ли в показаниях, – наставлял Иван, протянув товарищу кусочек комкового сахара. – Мы с тобой на фронте столько «языков» с вражеской территории доставили, а сами-то допросы редко практиковали. Приходится восполнять упущение.
– Верно. Но тогда наша задача была посложнее.
– Это с какой стороны поглядеть, – качнул головой Старцев. – Тут порой такие упертые экземпляры попадаются, что сидишь перед ним и думаешь: «Да лучше бы мне приказали всю твою малину с боем взять!»
– Неужели упрямее фрицев?
Шумно отхлебнув из кружки, Иван уверенно кивнул. Васильков вздохнул:
– Вот видишь: и для заполнения этого пробела мне придется сесть за парту.
– За парту сесть никогда не поздно. Я подскажу тебе несколько основных правил допроса, пока у нас есть время. А ты слушай и запоминай.
– Давай.
– Первое и основное правило: допрос является следственным действием по сбору доказательств участия того или иного лица в установленном преступлении. Вот сегодня во время обыска в заводской типографии наша группа обнаружила фальшивые документы. Мы догадываемся, кто организовал фабрикацию и поставил ее изготовление на поток, но доказательства причастности Ершовых к этому делу пока нет. Так вот, наша задача состоит в том, чтобы в отведенные Уголовно-процессуальным кодексом сроки эти доказательства получить.
– Ясно.
– Второе: помещение для проведения допросов у нас оборудовано по всем правилам – никаких лишних и отвлекающих предметов. Стол, два стула, в дальнем углу штатное место писаря, фиксирующего вопросы и ответы. И – голые стены, обитые мягким материалом серого цвета.
– Зачем мягкий материал? – не понял Васильков.
– Чтоб тишина была при допросе – ни шагов из коридора, ни гула проезжающего по улице транспорта. Арестованный должен чувствовать, что жизнь для него остановилась, понимаешь? И ее продолжение зависит только от него самого.
Александр усмехнулся:
– Хитро придумано.
– Слушай дальше. Перед тем как начнешь работать, побеспокойся, чтоб никто не вломился в допросную с какой-нибудь ерундой, типа: «Саня, дай закурить!» или «Тебя какая-то девушка к телефону!» Подобные, не относящиеся к делу реплики моментально сведут на нет все твои усилия. Правда, в Управлении с этим строго: если помещение для допросов занято, никто туда без особой надобности носа не сунет. Тем не менее – мотай на ус.
– Мотаю…
Допив чай и немного прогнав сонливость, друзья направились в «допросную», возле которой уже поджидал конвой и арестованный. По дороге Старцев закончил последние наставления и прихватил штатного писаря.
– Встань у окна, позади младшего Ершова. Так будет лучше, – негромко посоветовал Иван Александру, когда они вошли в помещение. И, обернувшись к двери, скомандовал: – Введите арестованного!
* * *
Допрос Старцев вел мастерски. Лишь в самом начале Борис Ершов неправдоподобно изображал невинную овечку. Затем, по мере того как опытный следователь доставал из колоды тяжелые козыри, подследственный безнадежно «поплыл». Когда же Иван разложил перед ним свежие снимки вскрытого тайника под столешницей рабочего стола, заведующий заводской типографией побледнел и закрыл лицо ладонями.
– Я виноват… Я не хотел… Что теперь делать?.. Могу ли я рассчитывать на снисхождение?.. – твердил он дрожащим голосом.
– Можете. Но только в случае вашего искреннего раскаяния и активного содействия следствию, – без лишней строгости, но твердо ответил следователь.
– Хорошо, гражданин следователь. Я согласен. Спрашивайте. Я готов ответить на все ваши вопросы.
С этого момента допрос пошел по накатанной колее: Иван задавал вопросы, младший Ершов отвечал, сидевший в дальнем углу писарь фиксировал ответы в протоколе допроса.
Ну а Васильков стоял у окна и «мотал на ус».
* * *
Закончив с Борисом Ершовым, Старцев приказал отвести его в камеру.
– Товарищ майор, я могу идти? – Писарь протянул Ивану готовый протокол.
– У нас перерыв. Через пятнадцать минут приведут следующего.
Кивнув, писарь исчез за дверью.
– Интересно, что там с обыском у них на квартире? – Старцев глянул на часы. – Закончили или нет?
– Давай позвоним и узнаем, – предложил Васильков.
– Ладно, не будем дергать мужиков. Егоров знает свое дело – пусть спокойно работает. Слушай, Саня, ты не мог бы сбегать в магазин, купить что-нибудь пожевать?
– Так скоро же старшего Ершова приведут.
– Не переживай, в начале допроса ничего интересного не будет. Вернешься как раз к самому интересному.
– Могу, конечно. Тем более, и у меня в желудке пусто.
– Вот и отлично. В ящике моего стола лежит общая касса – мы каждый месяц скидываемся по двести целковых на продукты. Возьми сколько надо и вперед.
– Слушай, так, может, перекусим, тогда уж и возьмемся за старшего Ершова? – предложил Васильков.
– Нет, брат, сначала работа, а потом все остальное. И время поджимает, сам понимаешь.
– Да, верно. А где тут ближайший магазин? – остановился в дверях Александр.
– Крапивенский переулок, сразу за Страстным бульваром налево. Там в сорок четвертом открылась коммерческая лавка со свободной продажей продуктов по повышенным ценам. Мы туда часто бегаем.
– Знаю. Заходил однажды.
* * *
Поход в продуктовый магазин Александр почти не запомнил. Несмотря на солнечную безветренную погоду и далеко не ранний час (что-то около восьми), невыносимо хотелось спать. Выйдя на улицу и повернув в сторону Страстного бульвара, он попытался посчитать, сколько времени находится на ногах без сна и отдыха.
Простейшие действия с цифрами давались ему с трудом. Пересекая бульвар, он бросил это занятие и принялся размышлять об арестованных Ершовых и их возможной связи с бандой налетчиков. Так незаметно и дошагал он до нужного переулка.
Повернув налево, заметил неброскую вывеску продуктовой лавки и небольшую, человек семь-восемь, очередь у крыльца. Лавка только что открылась, народ потихоньку просачивался внутрь.
– За мной мужчина с палочкой занимал, – оповестила пожилая женщина в сатиновом платочке «в горошек».
Васильков кивнул и достал из пачки папиросу…
«Все, происходящее по уголовному делу, а именно: фальшивые карточки в кармане убитого бандита, Валин рассказ о старшем Ершове, выход на типографию его сына – может быть цепочкой элементарных совпадений. Бандиту достались карточки случайно, а Ершовы просто делали фальшивки, не имея связи с бандой, – размышлял он, щурясь от яркого солнца. – И тогда все наши титанические усилия окажутся напрасными. По крайней мере, относительно вооруженного грабежа трофейного поезда».
Сбоку на тротуаре послышался равномерный стук. Обернувшись, Александр увидел старичка с палочкой. Прихрамывая, тот спешил к медленно двигавшейся очереди.
Женщина в платочке уточнила:
– Вот этот.
Васильков сделал шаг назад.
– Пожалуйста, ваше место.
– Нет-нет, я встану за вами, – запротестовал интеллигентный старичок. – Вы молоды, у вас дела. А мне спешить некуда. Так что прошу вас…
* * *
По площади магазинчик был совсем небольшой. Посередине от стены до стены стоял прилавок, позади него почти до потолка высились стеллажи, полки которых были заполнены наполовину. Хозяйничала в лавке дородная розовощекая женщина в застиранном белом халате.
– Следующий! – выкрикивала она и отработанными движениями ставила рядом с весами товары. Затем щелкала костяшками счетов и называла цену. Покупатель расплачивался и протискивался к выходу.
– Следующий!
Попав внутрь, Александр стал с интересом изучать ассортимент. Он действительно однажды заходил сюда, собираясь купить папиросы. Цены тогда неприятно удивили – они практически соответствовали высоким ценам на московских рынках. Но, как говорится: не хочешь – не покупай, а хочешь – не выступай.
Здесь был представлен хлеб ржаной из обойной муки по двадцать четыре рубля за буханку. Колбаса полукопченая «Краковская» по четыреста пятьдесят рублей за килограмм. Масло сливочное несоленое – по шестьсот. Яйца – по пятьсот двадцать рублей за десяток. Печенье «Рот-Фронт» из муки высшего сорта. Чай черный байховый «Грузинский» по двести пятьдесят рублей за пачку. Соль помола № 1. Мука пшеничная второго сорта. Пшено толченое. Макароны. Пятидесятиградусная водка по сто девяносто рубликов за пол-литровую бутылку.
Разобравшись с ценами, Васильков почесал затылок. Общую кассу в ящике стола Старцева он не тронул, потому как денег в нее сдать не успел и вообще услышал о ней впервые. Решил купить продукты на свои, сделав, таким образом, первый взнос. Решил, да не рассчитал – в карманах лежало рублей четыреста. Вроде приличная сумма – Валентина, работая врачом, столько получала в месяц. Однако в коммерческих лавках на такие деньги было не разгуляться.
Дождавшись своей очереди, Александр попросил:
– Мне, пожалуйста, полкило «Краковской», буханку хлеба и двести граммов сливочного масла.
Поначалу ему хотелось присовокупить папиросы – все ребята из группы были курящими – однако, посчитав наличность, табак из списка пришлось исключить.
Дородная тетка быстро взвесила продукты.
– Четыреста десять, – назвала она сумму.
Васильков протянул четыреста рублей купюрами и принялся рыться в карманах в поисках мелочи. Нашлось еще шесть рублей с копейками.
Вздохнув, покраснел, намереваясь отказаться от хлеба, но продавщица внезапно подвинула к нему все три свертка.
– Забирай, служивый, потом занесешь. Следующий!
* * *
Возвращаясь в Управление, Александр вновь размышлял над перипетиями непростого уголовного дела. Первый допрос младшего Ершова прошел в его присутствии; он слышал все вопросы и ответы – от первого до последнего. Иван виртуозно провел дознание и, похоже, выведал у подследственного все, что тот знал.
Накануне войны Борис Евгеньевич окончил Московский полиграфический институт и с самого начала трудовой деятельности работал в типографии завода № 41 НКАП. Практически все, кто находился в штате оборонных предприятий, имели «бронь» – освобождение от военной службы. Было такое освобождение и у младшего Ершова.
Далее по ходу допроса выяснилось, что липовые документы – от ручного набора литер на верстаке до непосредственной печати и обрезки – он изготовлял лично без привлечения помощников. В это легко верилось. «Если в преступных деяниях можно обойтись без лишних свидетелей, то лучше все делать самому», – вероятно, так прокомментировал бы этот факт Иван.
Но он не комментировал. Он вообще не проявлял никаких эмоций, а только спрашивал, спрашивал и спрашивал, не давая руководителю типографии ни одной минуты на отдых и на приведение в порядок беспомощно метавшихся мыслей. Порой линия допроса делала замысловатый поворот и уходила далеко в сторону от основной темы. В такие моменты Александр понимал: Иван нарочно отвлекает и путает арестованного.
В конце длительной беседы выяснилось, что липовые документы продавались старшим Ершовым за большие деньги. Правда, куда и кому продавались, младший Ершов не знал.
– И это, вероятнее всего, тоже правда, – обмолвился Старцев, когда арестованного увели из «допросной». – Этот пацан – мелкий винтик в серьезном механизме. А скоро нам предстоит сразиться с настоящим противником.
* * *
На Петровке Василькова нагнал автомобиль с Егоровым, возвращавшимся после обыска на квартире Ершовых.
– Садись, Александр! – крикнул Егоров с переднего сиденья. – А я смотрю знакомая фигура со свертками. Ты откуда?
– В магазин бегал, на завтрак кое-что закупил.
– Это хорошо! А то живот скоро к спине прилипнет. Поехали…
До входа в Управление оставалось не более трехсот метров, но Васильков все же плюхнулся на заднее сиденье.
– Ты один? А где Ефим с Константином?
– Оставил на квартире Ершовых, пусть приглядывают за бабами, – объяснил Василий. – Нельзя, чтобы они сейчас предупредили сообщников.
– Думаешь, они в курсе?
– Кто знает? Но мы должны просчитывать все варианты наперед.
– Что по обыску?
– Глухо, – отмахнулся Егоров. – Все перевернули – ничего, что могло бы заинтересовать.
Автомобиль тормознул напротив каменных ступенек центрального входа. Егоров с Васильковым поднялись в подъезд, предъявили дежурному офицеру пропуска и направились в кабинет.
Олесь Бойко с Игнатом Горшеней изучали обнаруженные при обыске фальшивые документы. На одном рабочем столе в беспорядке лежали листы разного формата, на другом покоились несколько аккуратных стопок и пара страниц подробной описи.
– Допрос начался? – Васильков сложил свертки в «столовой».
– Минут пятнадцать назад.
– Тогда я пошел.
– Подожди, Саша, я с тобой, – догнал его Егоров.
Опоздание на допрос Василькова было заранее согласовано со Старцевым, поэтому когда он осторожно приоткрыл дверь в «допросную», товарищ оглянулся и кивнул, приглашая войти.
Александр с Василием неслышно просочились внутрь и встали у окна позади старшего Ершова. Иван вопросительно глянул на Егорова.
«Ничего», – развел тот руками.
* * *
– …Я повторяю, гражданин следователь, фамилий этих людей мне никто и никогда не называл. Двоих я знал по именам и то не уверен, что они настоящие. Третьего вообще называли «Боцманом». Может, профессия у него морская была. Может, просто кличка.
– Говорите, всего их было трое?
– Трое. Но на встречи со мной всегда приходили два человека.
– Значит, того, который вам показался главным, звали…
– Казимир, – уверенно ответил Ершов.
– Попытайтесь описать его внешность. Только поточнее. Для нас важна каждая деталь, даже самая мелкая. И помните: чем значительнее окажется ваша помощь следствию, тем меньше шанс получить высшую меру.
Замечание подействовало. Инженер-технолог принялся с такой поспешностью и точностью описывать троих бандитов, что бедный писарь в углу «допросной» едва успевал записывать.
* * *
Допрос завершился часа через два. Старцев забрал у писаря протокол, инженер Ершов безропотно поставил на нем свою подпись, после чего охрана увела задержанного в камеру.
Иван вместе с Васильковым и Егоровым вернулись в кабинет. Пора, наконец, и позавтракать.
К трем часам дня в кабинете была в сборе вся группа, за исключением Баранца и Кима. Их сменили в квартире Ершовых сотрудники НКВД, оперативники с минуты на минуту должны были подъехать в Управление.
Все сгрудились вокруг «столовой». Готовый чай разлили по кружкам, нарезали свежий хлеб и колбасу. Соорудив бутерброды, начали с аппетитом есть.
– Вот сейчас перекусим, и еще сильнее захочется спать, – со знанием дела заявил Егоров.
– Предлагаешь вообще не есть? – в шутку спросил Старцев.
Внезапно в кабинет пожаловал комиссар Урусов.
Отложив провизию, муровцы вытянулись в струнку.
– Иван Харитонович, как продвигается следствие? – поинтересовалось начальство.
Старцев прислонил к стенке трость, взял со своего стола папку с уголовным делом и доложил:
– Прошедшей ночью арестованы инженер-технолог Ершов Евгений Пантелеевич и его сын – Борис Евгеньевич. Заведуя типографией, сын тайно изготовлял фальшивые бланки различных документов, а отец за приличное вознаграждение снабжал ими банду.
– Ту банду, которая осуществила вооруженный налет на трофейный поезд? – придирчиво поинтересовался комиссар.
– Мы практически уверены в этом.
– Готов выслушать ваши доводы.
– У нас имелись словесные портреты некоторых бандитов, принимавших участие в налете на поезд. Старший Ершов встречался с тремя членами банды, всех троих он подробно описал. К сожалению, внешность двух из них – «Матвея» и «Боцмана» – показаниями свидетелей налета на поезд не подтверждается.
– Почему?
– Описание свидетелями рядовых бандитов сильно разнится – не запомнили они их. Зато главарь банды, приехавший на перрон в генеральской форме, описан с предельной точностью. Вот, послушайте… – Старцев раскрыл картонную папку и зашелестел подшитыми страницами. – Словесный портрет «генерала», сделанный членом трофейной бригады майором Серафимом Дружининым: «Высокий (примерно метр восемьдесят пять), солидный, с правильными чертами лица и с поставленным командным голосом». А так охарактеризовал его директор Пушкинского музея Сергей Меркулов: «За короткое общение с ним у меня не появилось и тени сомнения в том, что я разговариваю с настоящим генералом. Внешность у него весьма приятная и запоминающаяся. Статный, подтянутый; несмотря на возраст (от сорока пяти до пятидесяти лет), этот человек почти не имеет лишнего веса». И в заключение несколько конкретных деталей от начальника охранного подразделения капитана Вейнштока: «Высокий лоб, внимательный взгляд выразительных серых глаз, волнистые темные волосы с очевидной сединой на висках, прямой нос, тонкие губы и волевой подбородок».
– Так, понятно, – удовлетворенно хмыкнул комиссар. – А что о нем рассказал арестованный инженер Ершов?
Старцев перевернул несколько страниц.
– Полученный в процессе допроса Ершова словесный портрет полностью совпадает с предыдущими. Вот, Александр Михайлович, зачитываю: «Довольно высокий, сантиметров на пятнадцать выше меня (рост Ершова сто семьдесят два сантиметра). Подтянутый, осанистый, солидный. Лицо правильное, славянское. Высокий лоб, темные, слегка волнистые волосы с сединой на висках. Серые выразительные глаза, тонкие губы, волевой подбородок. Если бы не его манера разговаривать, то я бы предположил, что он – кадровый офицер чином не ниже полковника».
– Действительно, один в один, – согласился комиссар. – А что, кстати, он сказал про его манеры?
Старцев зачитал другие строчки из протокола допроса: «Говорил он складно, ровно, но иногда допускал типичный бандитский жаргон. Причем такой… ядреный».
– Ясно. Еще что-нибудь?
– Самое главное, Александр Михайлович, – устало улыбнулся Иван и достал фотографию. – Это труп бандита, которого удачно подстрелил наш стажер майор Васильков. Помните, два трупа, обнаруженные в брошенном автомобиле «ГАЗ М-1» темного цвета с номерным знаком «МА 55–40»?
– В Старослободском переулке?
– Именно. Так вот, старший Ершов опознал в нем бандита, с которым иногда приходил на встречу главарь банды.
– Неплохо. Неплохо, Иван Харитонович. Успехи вашей группы воодушевляют. – Комиссар Урусов довольно улыбнулся. Однако на том похвалы и закончились. Нахмурив брови, он предупредил: – Но по-настоящему успешным я назову ваше расследование тогда, когда банда будет ликвидирована, а похищенные ценности из коллекции Генриха Шлимана будут лежать на моем столе. Что касается направления, в котором работает ваша группа, оно представляется мне верным. Продолжайте.
– Понял вас, Александр Михайлович.
– И последнее, – обвел комиссар строгим взглядом присутствующих. – Прошу не забывать об отпущенном наркомом сроке расследования. Полномочий, Иван Харитонович, у вас много, а времени мало. Крайне мало!
* * *
Васильков не показывал вида, но на самом деле был горд и счастлив, что дважды сумел помочь группе в расследовании очень сложного преступления.
Вначале он заметил небольшие огрехи в продуктовых карточках: непропечатку некоторых элементов шрифта, смещение граф и линий, обрезанный край текста. Подозрения усилились после тщательного изучения таких же карточек, принадлежащих маме и Валентине. В тех документах полиграфического брака не было.
С подачи Василькова специалист Московской фабрики Гознака распознал в бандитских карточках фальшивки. Оперативники и следователи группы Старцева зацепились за данный факт, и здесь Александру снова подфартило: цепкая память своевременно выудила из своих анналов рассказ невесты о давнем пациенте Ершове, великодушно предложившем ей обменять на медикаменты свои «лишние» карточки.
И вот эта цепочка случайных совпадений привела к искомой банде. Да, пока оставалось лишь гадать о месте ее дислокации. Туманной представлялась и судьба похищенного золота – время шло, и бандиты могли от него избавиться. Тем не менее, уголовный розыск получил подробное описание главаря банды и оперативно разослал составленный словесный портрет по всем районным отделениям милиции Москвы и Московской области.
* * *
После визита комиссара Урусова сотрудники группы Старцева принялись рыться в картотеке в поисках человека, похожего на главаря банды. Картотека содержала данные только тех, кто хоть раз попадал в поле зрения уголовного розыска.
– Не ищите преступника по имени Казимир, – наставлял подчиненных Старцев, – оно может быть вымышленным. Прежде всего, нас интересует внешнее сходство.
Первым обнаружил подходящего кандидата Бойко.
– Вот послушайте, – склонился он над карточкой. – Елиферов Федор Пантелеевич, 1898 года рождения. Рост – метр восемьдесят два. Русский. Уроженец… ну это к делу не относится. По возрасту и росту подходит. И судя по фотоснимкам – тоже.
Народ собрался вокруг Олеся. На двух фотографиях в фас и профиль был запечатлен мужчина средних лет. Большинство примет из словесного описания действительно соответствовали фотографиям. Большинство, но не все.
– У него абсолютно прямой волос, – покачал головой Старцев. – А в свидетельских показаниях фигурирует волнистый.
– Ну да, – поддержал Егоров, – не делает же главарь перед налетами термозавивку нагретыми на керогазе щипцами.
Еще один кандидат попался Горшене.
– Иван Харитонович, взгляните, – позвал он.
Старцев навис над раскрытой папкой. И вскоре сделал вывод:
– Похож. Вот только лоб гражданина Панкратова высоким никак не назовешь. Как считаете, товарищи?
Потом муровцы обсуждали третьего кандидата, потом четвертого, пятого… Но все они по каким-либо либо критериям отвергались, до тех пор пока самый младший из коллектива не произнес занятную фразу:
– Иван Харитонович, а вас уркаганы по имени Казимир категорически не устраивают?
Тот поглядел на лейтенанта, повел плечами.
– Ты нашел Казимира?
– Да, вот имеется такой… Казимир Железнов. И на фото мужик, очень похожий на описанного Ершовым.
Иван сорвался с места, быстро подошел к столу Константина Кима. Вначале он внимательно изучал фотографии, после принялся вслух читать имевшийся в карточке материал:
– 16 декабря 1933 года осуществлен вооруженный налет на сберкассу № 28 по адресу… Проезжавший мимо милицейский патруль своевременно обнаружил признаки преступного деяния и сделал все возможное для пресечения… В результате завязавшейся перестрелки один бандит (Петр Фатеев, кличка «Фитиль») был убит, второй (Казимир Железнов) ранен. Получивший ранение Железнов забаррикадировался в помещении сберкассы и отстреливался, пока не потерял сознание. В этот же день Железнов был помещен в тюремный лазарет, где содержался и по мере выздоровления допрашивался следователем Сазоновым А.Е. Вечером 31 декабря 1933 года Казимир Железнов напал на охранника, убил его острым металлическим предметом и совершил побег.
Распрямившись, Старцев поскреб небритую щеку, прошелся взад-вперед и задумчиво произнес:
– Вот что я скажу, товарищи: судя по фото и почерку, Железнов и «генерал» с перрона Белорусского вокзала – один и тот же человек.
* * *
Около семи вечера в Управление позвонили из Дзержинского райотдела и сообщили, что один из участковых инспекторов несколько раз видел человека, похожего на описанного в сводке. Сигнал нельзя было оставлять без внимания, и на север столицы немедленно выехали трое: Старцев, Васильков и Бойко.
Встретил их начальник отдела – сорокалетний подполковник с двумя рядами орденских планок на кителе. Представившись, уважительно поглядел на тросточку и висевшую на перевязи руку Старцева. Проводив в кабинет, предложил присесть и вызвал по телефону участкового.
Пока того ждали, начальник отдела поведал:
– Участковый – капитан Жигуленко Анатолий Евграфович. Фронтовик, коммунист, очень ответственный человек. Был бы другим – ни за что не послал бы блюсти порядок в таком районе, как Марьина Роща.
В дверь постучали.
– Да, – разрешил подполковник.
В кабинет вошел плотный мужчина в милицейской форме. В руке он держал офицерскую планшетку, стоптанные ботинки были покрыты слоем пыли.
– По вашему приказанию прибыл, – доложил он.
– Садись, Анатолий Евграфович. Вот товарищи из уголовного розыска интересуются твоим знакомцем.
– Да каким там знакомцем! – отмахнулся широкой ладонью участковый. – Трижды я его видел.
У него был говор, характерный для коренных жителей Ярославской или Владимирской области. Некоторые слова они произносят через жесткое «а» – «харашо», «малако», «карыто». Зато другие через протяжное «о» – «дрова», «корова»…
– Майор Старцев, Московский уголовный розыск, – представился участковому Иван и, положив перед ним два фотоснимка, попросил: – Анатолий Евграфович, взгляните на фотографии: этого человека вы встречали на своем участке?
Жигуленко выудил из нагрудного кармана кителя очки и склонился над фотографиями.
– Определенно он. Только здесь он лет на десять-двенадцать моложе.
– Расскажите поподробнее, где и при каких обстоятельствах вы с ним встречались?
Бойко, не дожидаясь указаний, развернул ученическую тетрадку и приготовился записывать за участковым.
– Первый раз возвращался я по улице Складочной с завода «Станколит». Там бухту стальной проволоки ночью украли. Дождь прошел, иду краем дороги, чтоб грязь не черпать, а навстречу машина легковая лужу переползает. Темная «эмка». Я отошел подальше от дороги, чтобы не обрызгала, и встал за куст. Машина мимо проехала. Внутри четверо. Впереди с водителем как раз этот важный гражданин сидел.
– Почему вы решили, что это он? – спросил Старцев. – Вы же, получается, его мельком видели?
– Не скрою: в тот день я этого гражданина не шибко рассмотрел. Я тогда просто подивился, что поехали они не на завод. Я-то думал: начальство какое пожаловало, по поводу кражи. А «эмка» мимо заводских ворот прошмыгнула и – через переезд. Но дальше повернула не направо к Миусскому кладбищу, а налево – на Стрелецкую. Тогда мне это удивительно стало, потому и запомнил.
– Значит, при следующей встрече вы уже присмотрелись к нему получше?
– Так точно. Второй раз мы повстречались месяца через два. Снежок лег, морозец ночью ударил. Я с помощником пьяного дебошира из общежития Комбината твердых сплавов в участок доставлял. И тут глядь – опять знакомая «эмка». Я велел помощнику остановиться, а сам прикуриваю и веду наблюдение.
– Так-так, Анатолий Евграфович, интересно, – подался вперед Старцев. – И что же вы увидели?
– Машина, как и в первый раз, была полна – четыре, стало быть, человека. Водитель молодой – лет двадцати семи, жиганского вида. А рядом с ним тот самый гражданин, только теперь уже одет не по-летнему, а в темном пальто и каракулевой шапке.
– Где произошла встреча и куда поехал автомобиль?
– Нетрезвого буяна мы вели по Пятому проезду Марьиной Рощи. Машина, стало быть, появилась слева на Шереметьевской и следовала поперек нашего курса в сторону Сущевки.
– Хорошо. О третьей встрече что можете сказать?
– В последний раз мы столкнулись нос к носу опять же на Стрелецкой. Я, стало быть, двигался от опорного пункта сюда в отдел, а гражданин в компании пожилого мужчины неторопливо следовал пешочком от Шереметьевской к кладбищу.
– К Миусскому?
– Так точно.
– Понятно. Еще что-нибудь известно по данному гражданину?
– Пожалуй, нет, – уверенно мотнул головой участковый. – Все, что помнил, – изложил.
– Тогда, Анатолий Евграфович, еще вопрос: в какое время дня происходили ваши встречи с этим человеком?
– Э-э… – задумался тот на пару секунд. – На «Станколите» я опросил народ. Это несколько часов… Вторично, стало быть, с дебоширом с комбинатского общежития добирался… И с опорного в отдел шел, когда уж смеркалось. Выходит, товарищ майор, каждый раз во второй половине дня. Ближе к вечеру.
– А как вы думаете, он возвращался откуда-то или…
– Возвращался, – уверенно заявил Жигуленко.
– Почему вы так считаете?
– Так машина же!
– Что машина?
– Машина была грязной. Первый раз грязь, второй раз – снег и опять же грязь. А в последний раз вид у гражданина был уставший.
– Олесь, зафиксировал? – глянул Старцев на Бойко.
– Да.
– Что ж, позвольте вас поблагодарить за помощь и откланяться, – опершись на трость, поднялся Иван.
Он крепко пожал руку сначала участковому, затем начальнику райотдела. И следом за товарищами покинул душный кабинет.
* * *
В Управление вернулись затемно. Тяжело поднимаясь по главной лестнице, Бойко посетовал:
– Сейчас бы стаканчик кофе.
– Да, устали и спать жутко хочется, – согласился Старцев. Хлопнув товарища по плечу, пообещал: – Будет тебе, Олесь, кофе. Обещаю! А если золото в срок вернем – два литра коньяка всей команде поставлю.
– Ого! – засмеялись Васильков с Бойко. – Тогда без отдыха работаем до победного…
Так с шутками, в неплохом расположении духа дотопали до кабинета. Распахнув дверь, Старцев вошел в рабочее помещение первым. И удивленно застыл. За столом возле телефона в одиночестве сидел лейтенант Ким.
– Не по-онял, – протянул Иван. – А где остальные?
Костя поднялся, виновато посмотрел сначала на Василькова, потом на Старцева и тихо сказал:
– Тут, товарищ майор, позвонили… В общем, такое дело… В семь часов вечера на Восьмой улице Соколиной Горы неизвестными похищена молодая женщина – Валентина Новицкая.
Александр побледнел. Рука инстинктивно прошлась по поясному ремню.
– Так, – быстро соображал Иван. – Егоров уже там?
– Так точно. Он, Баранец и Горшеня помчались туда сразу после звонка.
– Звони дежурному! Пусть подает еще одну машину!
– Слушаюсь, Иван Харитонович!
– Саня, Олесь, поехали!
